Czytaj książkę: «Клуб анонимных цариц»

Czcionka:

* * *

Все события данной книги вымышлены, а совпадения случайны.

Пролог

Тяжеловесный, высокий мужчина, что стоит, скрючившись, у каменной стены, решает продолжить свой путь или хотя бы попробовать, хотя это – бесполезная трата сил. В висках бухает набат, а глаза заливает холодный пот – или же это слезы отчаяния? Тьма все сгущается, а может, ему это только кажется, ведь редкие фонари горят все тусклее и тусклее. Впереди лишь узкая улочка, мощенная булыжником, убедительная имитация старинной брусчатки, невысокие дома с редкими вывесками на чужом языке. Облизнув пересохшие губы, он чувствует на них соль. Море совсем рядом. И он упрямо идет к нему, думая, что там станет легче. В этот поздний час за темными окнами курортного городка не движется ни одна тень. Жизнь замерла где-то час назад, так что высокому мужчине не повезло. Чуть раньше его могли бы заметить и оказать помощь, но сейчас на улице пусто. Торговцы появятся не раньше десяти, открыв лавчонки со специями и фруктовым чаем, что наливается красным в прозрачном стаканчике в форме тюльпана. Пятно на рубашке мужчины тоже красное, но куда темнее. В предрассветный час все куда темнее, поскольку ночь неохотно уступает свои права. Телефон мужчина уронил где-то раньше и сейчас вроде бы вспоминает: да, тот жалобно брякнул о мостовую и, может, даже разбился. Это была его единственная попытка вызвать помощь до того, как в голове помутилось от потери крови.

Высокий тяжеловесный мужчина, спотыкаясь, волочит ноги, бредет вдоль бесконечных каменных заборов улицы Сюмбуль и, ориентируясь на далекий шум волн, сворачивает не туда, в сторону, противоположную крохотному отелю с громким именем греческого морского бога. Он все шагает, не зная куда и откуда. Все, что он должен делать, это двигаться, переставлять непослушные ноги, пока они еще могут его нести. Шум прибоя в ушах затихает с каждым шагом. Если бы ему хватило сил дойти до «Тас Мотеля», он мог бы свернуть на улицу Каранфил, где больше шансов встретить прохожих, а оттуда, пройдя по каменистым улочкам, добраться даже до храма Аполлона, чьи руины привлекают сотни туристов, там даже ночью можно встретить загулявших зевак. Если бы он хоть на минуту оглянулся, то сообразил бы, что помощи ждать неоткуда, он один-одинешенек в чужой стране, и лучшее, что он мог бы сделать, это остановиться и сберечь остатки сил. Но он тратит их, чтобы пересечь улицу Сюмбуль, шатаясь как пьяный. Подняв свободную руку, вытирает пот и в предрассветной тьме видит дверь. Это ворота из стали, за которыми скрывается гараж, и они открываются, а внутри горит свет. Высокий мужчина делает в их сторону слишком быстрое для его состояния движение и снова падает, сперва на колени, а затем, осознав, что подняться уже не может, на бок, зажмурившись от боли. Оторвав руку от раны, он тянет ее к открытому гаражу и хрипит, пытаясь привлечь внимание человека, который, кажется, собирается куда-то выехать на своем внедорожнике и, если сделает это, непременно перемелет колесами тело почти мертвеца.

Небо на востоке светлеет. Хозяин гаража забирается в машину и включает фары. Их лучи бьют в стену напротив. Мотор автомобиля рычит, внедорожник медленно выкатывается из гаража, и теперь его фары выхватывают тело в светлом костюме из льна. Высокий мужчина понимает, что его заметили, и с облегчением выдыхает, закрывает глаза и переворачивается на спину. В эту минуту он пытается вспомнить лицо своего убийцы, которое на мгновение показалось ему знакомым, но у него ничего не выходит. Сознание путается. Высокий мужчина, чье сердце бьется все тише, беспомощно улыбается. Ему хочется открыть глаза, но он уже не может это сделать. И в эти последние для себя минуты угасающая память милосердно подсовывает ему почти безмятежную картинку: хрупкая девочка вращается на льду и взлетает в воздух. Он отчетливо видит ее лицо с огромными голубыми глазами, слышит смех, ликование трибун, а потом кто-то выключает в его голове прожекторы. В надвигающейся тьме девушка в коротком ярком платье ускользает от него все дальше, а музыка стихает, пока не замолкает совсем. И к тому моменту, когда хозяин гаража решает вызвать полицию, высокий мужчина уже мертв.

Глава 1

На трибуне так холодно, что Полина кутается в плотную толстовку, но от той нет никакого толку, и она трясется всем своим телом, но не уходит, смотрит – жадно впитывает – программу новоиспеченной чемпионки мира. На льду Алиса Серебрякова, звезда, царица льда, роскошная, красивая и талантливая. Ее катание настолько невесомо, что кажется, будто фигуристка парит в воздухе. Этого нельзя добиться никакими тренировками, с этим нужно родиться. Глядя, как Серебрякова приземляется после двойного риттбергера, Полина с завистью думает, что Алиса легка, как пушинка. Полина переводит взгляд на собственные ноги, которые кажутся ей слоновьими. Поодаль за прокатом наблюдают двое: тренер Серебряковой Софико Торадзе и Артемий Солнцев, который работает с Полиной. Оба сосредоточенны, почти злы, хотя Алиса бесподобна, но тренер всегда найдет огрехи. Программу для Серебряковой придумывал как раз Солнцев, и Полина чувствует жгучую зависть. Ее собственная программа кажется ей примитивной и убогой. Но чемпионки всегда получают самое лучшее.

В спирали Шарлотты Серебрякова великолепна, как фарфоровая статуэточка. Поодаль сидят девчонки из команды и негромко переговариваются, обсуждая Алису, но Полина уже не смотрит на нее. Ее взгляд прикован к профилю Солнцева, который то и дело недовольно поджимает губы, но в глазах его читается восторг.

На нее он так не смотрит. Никогда.

Серебрякова завершает программу и, уперев руки в бока, с хмурым видом медленно подъезжает к бортику послушать замечания. Девчонки поднимаются, берут сумки и пробираются к выходу, больше им смотреть не на что. Проходя мимо Полины, Ксения Журавлева окликает ее:

– Поль, ты домой не идешь?

– Я еще посмотрю, – чуть слышно отзывается она. Ксения хмурится и оборачивается: на льду пусто, смотреть больше не на кого, через полчаса сюда влетят хоккеисты. Затем ее взгляд натыкается на Солнцева. Ксения криво усмехается и глазами показывает подружкам на Полину, а потом на тренера. Те так же гадко ухмыляются. Полина делает вид, что не замечает.

– Ну, пока, – прощается Ксения.

– Пока, – шепчет Полина, не глядя на нее. Пусть думают, что хотят. Если Солнцев сейчас уйдет один, она последует за ним, чтобы поговорить. Он должен оценить ее старания, она уже очень многого добилась, причем за короткий срок. Но Солнцев уходит вместе с Торадзе, а следом за ними, понуро опустив голову, удаляется Серебрякова, скорее всего, ей сейчас достанется, хотя никаких огрехов в ее прокате Полина не видела. Разговор тренеров может затянуться, но она готова подождать.

В животе вдруг начинает бурчать. Полина стремительно вскакивает и несется в туалет, врывается в свободную кабинку, падает на колени и извергает скудное содержимое желудка в унитаз. Отплевываясь и откашливаясь, вытирает слезы, потом замечает, что пряди волос испачканы комочками рвоты. Морщась от отвращения, она стирает слизь с волос кусками туалетной бумаги и нажимает на смыв. В раздевалках есть душевые, и пока еще она успевает привести себя в порядок.

Полина раздевается и становится под душ, яростно смывая с себя остатки рвоты и слез. Легкий макияж накрылся, но лучше уж эта стерильность, не скрывающая мешков под глазами и пересохших губ, чем кислая вонь. Шампуня в бутылочке не осталось, и Полина набирает туда воды и льет пузырящуюся жижу на волосы, яростно втирая ее в кожу, но, даже смыв мыльную пену в третий раз, чувствует слабый тошнотный запах.

Когда она, голая, выскакивает в раздевалку, там уже стаскивает с себя спортивный костюм Серебрякова. Алиса швыряет вещи в сумку не глядя, поднимает голову на Полину и кивает с полным равнодушием, после чего, обернувшись большим полотенцем, идет в душ, едва не врезавшись плечом в Полину. Та шарахается в сторону и заискивающе говорит:

– Привет.

Алиса не слышит, но Полине все равно. То, что Серебрякова здесь, означает, что их обсуждение с Солнцевым закончилось, и если Полина поторопится, то успеет поговорить с ним. Она торопливо натягивает спортивный костюм и, не досушив волосы, спешит к выходу, попутно прокручивая в голове, что она скажет тренеру. Бежать по лестнице ей тяжелее всего, в висках вдруг начинает биться кровь, в глазах темнеет. Чтобы не упасть, она хватается за перила и шарит в кармане, нащупывая баночку со взбадривающими таблетками. Внизу, в холле, мелькает знакомый силуэт. Полина чертыхается, закручивает крышку баночки и ускоряет шаг.

Артемий уже на улице. Он быстро шагает к своему «мерседесу», холодный ветер раздувает его длинные волосы. Полина догоняет его у самой машины. В голове мелькает трусливая мысль: что скажет мама, если узнает, что дочь как дура втюрилась во взрослого мужчину, да еще своего тренера. Она торопливо вышвыривает мысль из головы и робко улыбается:

– Здравствуйте.

Солнцев неуклюже оборачивается и дежурно улыбается, но ей кажется, что он искренне рад ее видеть.

– А, Поля… Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

– Я? Нормально, – пугается Полина. – Почему вы спрашиваете?

– Ну, мне врач вчера сказал, что ты упала после тренировки. Ты не болеешь? Мне кажется, ты как-то осунулась.

– Да все в порядке, – улыбается Полина и думает: какой заботливый, переживает за ее состояние. – Я следую вашим указаниям, сижу на диете. Результат впечатляющий, еще буквально пара кило – и я войду в нужный вес. Мне все лучше даются прыжки, я заметила.

– Ну правильно, ты же легче становишься, – согласился Солнцев. – Мне ехать надо. Тебя подкинуть куда-нибудь? Или ты на такси?

– Меня…

Ей хочется сказать – до дома, и лучше до твоего, где я могу принадлежать тебе без остатка, где ты заметишь, на что я пошла ради тебя, тебя одного, без оглядки на медали, места и статусы. Но вместо этого она произносит непослушным языком:

– До метро, если можно.

Настоящий мужчина, думает она, когда он галантно распахивает перед ней дверцу своего двухместного «мерседеса» и усаживает внутрь, словно она из хрусталя, будто и не было тех дней, когда он орал на нее на катке, уверяя, что она жирная корова, которой по ошибке выдали коньки, и ничего в этой жизни не добьется. А она плакала в раздевалке, на глазах у девчонок, которые молчали и не пытались утешить. Но он, безусловно, прав. Тренер должен быть жестким, иначе ничего не получится.

В его машине пахнет кожей, автомобильным парфюмом и мужчиной. А еще машина успела остыть, и Полине холодно, смертельно холодно. Она потирает свои посиневшие пальцы. Солнцев, сев за руль, сразу замечает это, включает печку и вдруг берет ее ладошки в свои.

– Замерзла? – участливо спрашивает он. И Полина тает от его прикосновений, откидывается на спинку сиденья и на миг закрывает глаза, а он наклоняется над ее руками и дышит на тоненькие пальцы несчастной фигуристки, что позволила себе такую откровенную глупость, как любовь.

– Лучше? – вкрадчиво спрашивает он. В глазах Артемия, черных, глубоких, как омуты, пляшут красные черти. Полина неловко освобождает ладони.

– Да, спасибо, – шепчет она.

До метро ехать всего ничего. Когда машина останавливается, Полина надеется, что Артемий передумает и отвезет ее куда-нибудь еще, не важно куда, лишь бы сидеть рядом с ним, вдыхать запах его одеколона, можно даже молчать, но лучше пусть говорит. Только не про лед, не про ее катание и тем более не про ее вес. Пусть скажет, что она красивая, исключительная и ему с ней очень повезло. Но он ничего не говорит, останавливает машину. Проезжая часть забита другими автомобилями, так что он на сей раз не бежит открыть ей дверцу и не помогает выйти. Полина выходит, забирает сумку и робко говорит:

– До свидания.

– Пока, – безмятежно прощается Солнцев. Машина срывается с места, из-под колес летит жидкая грязь. Полина вздыхает и плетется в метро, волоча ставшую неподъемной сумку. Адреналин, что поддерживал ее последние минуты, откатывается в мертвую точку. Она минует турникет и подходит к эскалатору. На ступеньках ее вновь охватывает дурнота. В метро душно. Толпа рвется к поезду, но Полина отходит в сторону и садится на скамейку. Сердце бухает в груди, словно вот-вот выпрыгнет. Она шарит в кармане и вынимает пузырек, непослушные пальцы слишком резко срывают крышку. Таблетки рассыпаются и весело скачут по полу, под ноги пассажирам, что без всякой жалости топчут их. Полина тупо глядит на них, а потом сама падает туда же, не слыша испуганных вскриков.

* * *

Мертвецу на вид было около пятидесяти. Мужчина лежал на спине, закатив глаза под набрякшие веки, отчего казался слепым. Темно-русые волосы были подернуты сединой, левая рука закрывала зияющую дыру в животе, вторая рана была выше. Дорогая хлопковая рубашка почти почернела от крови, светлые брюки были испачканы кровью почти до колен. Капли остались и на светлых туфлях, тоже недешевых. Осторожно отогнув шариковой ручкой полу рубашки, Селим спугнул жирных мух и почувствовал тошноту, будто видел покойников впервые. С трудом сдержав рвотный позыв, он поднялся и оглядел улицу. Бурые капли уходили за поворот. День обещал быть жарким, солнце стояло уже довольно высоко, поэтому покойника следовало как можно скорее убрать с улицы. Скоро к храму Аполлона потянутся туристы, и кто-нибудь обязательно потащится по улице Сюмбуль, начнет фотографировать, выкладывать фото в интернет, и тогда прости-прощай оперативность. К тому же на такой жаре труп начнет портиться очень быстро. Судмедэксперт за это спасибо не скажет. Селиму померещился тошнотворный запах, и он торопливо отвернулся.

Его дежурство завершалось, он даже сбежал из участка, под бок к своей любовнице Джайлан, молодой вдове, с которой спал уже с полгода. Она жила очень удобно, недалеко от участка, и в те ночи, что ему приходилось торчать на работе, он прихватывал рацию и шел к ней на вкусный ужин, который всегда завершался одинаково – в постели, где Джайлан с удовольствием шла навстречу всем его желаниям. Каждый раз он думал, как ночью будет мять ее мягкое рыхловатое тело, и только это могло примирить его с суровой действительностью. Дома, конечно, будет скандал. Жена Асия, как гончая, обнюхивала его одежду и каждый раз набрасывалась с яростью фурии, а он обычно отмалчивался, слишком усталый и измученный. Вот и сегодня Джайлан в порыве страсти расцарапала ему спину, хотя он всегда просил ее быть осторожнее, но она объясняла, что не может сдерживаться. Врала, конечно. Хитрость Джайлан была шита белыми нитками: жизнь вдовы тяжела и безрадостна, тащить на себе хозяйство одной тяжело. Устранить соперницу и прибрать к рукам инспектора криминальной полиции было очень соблазнительно. Асия увидит царапины и примется орать так, что опять под окна сбегутся все соседи, а трое сыновей станут прятаться в кладовке.

Ну и пускай. Он не знал, зачем остается с этой давно нелюбимой женщиной, утешал себя, что ради детей, но это было враньем. По городу, в самых разных районах, Селима ждали несколько женщин, готовых принять его в любое время. И его это устраивало, поскольку каждой он мог сказать, что женат и ничего не может изменить.

– Ты сокрушительно красив, – шептала ему Джайлан по ночам. Ей нравилось это слово: «сокрушительно», Джайлан применяла его по поводу и без, что всегда выглядело смешно или мило. Вроде фразочки: «Иди ужинать, я приготовила тебе сокрушительно огромную отбивную» или же: «Сегодня ты был просто сокрушителен, мой тигр». Селим смеялся, отмахивался, но ее лесть грела сердце. Жена уже давно не говорила ему ничего приятного.

В воздухе чувствовалась горькая соль. До моря тут было рукой подать, быстрым шагом можно уложиться в четверть часа. Деревья вокруг давно покрылись красными и желтыми цветами. Самое благодатное время, потом наступит сезон удушливой жары, когда на улицу не выйти, а служебная форма после целого дня стоит колом. Селим бросил взгляд в сторону служебного «Форда Транзит», где можно было включить кондиционер на полную и немного подремать перед возвращением домой.

– Что скажете, инспектор? – с жадным интересом спросил Карталь, совсем еще молодой, лет двадцати с небольшим, полицейский, стажер с тонкими редкими усиками под носом, излишне суетливый и нервный, как молодой доберман, талантливый, но бестолковый. Селиму уже надоело показывать сопляку мастер-класс, и потому он спросил:

– Карманы проверили?

Карталь кивнул и дернул подбородком в сторону патрульного «фиата», где прямо на капоте было разложено барахло покойного. Конечно, никакого паспорта, портмоне и телефона. То ли таковых не не имелось изначально, то ли их уже увели воришки. Улов оказался небогат: пачка сигарет, зажигалка и пластиковая карта-ключ с выдавленными на ней цифрами. Названия отеля на карте не было, что, конечно, сильно осложняло процесс.

– Здесь поблизости куча хостелов и отелей, – важно сказал Карталь. – Он наверняка жил в одном из них. Я займусь этим, если вы не против.

– Не против, – скупо кивнул Селим. – Только он вряд ли жил рядом.

– Почему?

– На ключе четыре цифры. Значит, отель довольно большой, а тут преимущественно двух- или трехэтажные. И еще момент. Пойдем, покажу.

У трупа суетилась Нехир, осматривающая повреждения. Увидев приближающегося начальника, она пальцами в резиновой перчатке осторожно убрала со лба волосы и отодвинулась в сторону. Селим наклонился над телом и указал пальцем на запястье покойника.

– Нет отельного браслета. Нет обручального кольца. Ищи крупный отель, в котором гостям не выдают опознавательных знаков и куда заселяют одиноких мужчин, хотя, конечно, его статус под вопросом. Он мог жить со спутницей, мог просто не носить обручального кольца, но все-таки проверь, это может быть зацепкой. И обрати внимание на русских.

– Почему на русских? – спросил Карталь, старательно внося указания в записную книжку мобильного. Селим осторожно указал на массивную золотую цепь и перстень с крупным красным камнем.

– Это не наше золото, да и вообще оно не с Востока. Видишь, красноватый отлив? И сама форма украшений. Старая школа Союза, безвкусица и варварство. Очень грубая работа, такое сейчас давно не делают. Что свидетель говорит?

– Ничего. Он, как обычно, встал рано утром, позавтракал, открыл гараж и собрался выехать на работу. Он развозит воду по офисам и потому всегда выезжает рано. Увидел мужчину и сперва подумал, что пьяный, а потом разглядел кровь, испугался и позвонил нам.

– Он не пытался оказать ему помощь?

– Нет, сказал, что было очень страшно, он даже из машины не вышел. Утверждает, что до нашего приезда просидел внутри. К покойнику якобы никто не подходил.

– Якобы?

Карталь пожал плечами: это не проверить с ходу. Селим поглядел на улицу и вздохнул, после чего вновь повернулся к Карталю.

– Добеги вечером до бара «Пасакой» и ресторана «Терраса». Поспрашивай тамошних шлюх и персонал, может, они смогут его опознать. Это единственные места, где такой человек стал бы ужинать. Отправь свидетеля к нам в отдел, его надо потрясти, может быть, он врет, что не трогал тело, или видел, как к покойнику кто-то подходил. Я сам его допрошу.

Карталь почтительно кивнул и ушел. Селим повернулся к Нехир, которая жадно пила из пластиковой бутылки воду.

– Что можешь сказать?

– Думаю, это действительно русский, если судить по лицу. Славянский тип. На золото я тоже обратила внимание. Одежда недешевая, но и не люксовая, такую в любом нашем гипермаркете купишь. Загар с красноватым отливом, свежий, то есть на солнце он недавно и слегка подгорел.

– А по ранам?

Нехир неопределенно пожала плечами.

– Навскидку – работал не профи. Раны серьезные, но, если бы его сразу положили на операционный стол, он бы выжил. Киллеры так не работают, возможно, пьяная драка, но я не уверена, от него не пахнет алкоголем. По сути, смерть наступила из-за большой кровопотери. Ударили его не здесь, но вы, я думаю, и сами это поняли, инспектор. Я быстренько пробежала по каплям крови. Он прошел почти полкилометра, несколько раз останавливался и, наверное, пытался достучаться до жителей домов, но его не услышали. Удары наносились немного снизу, и не сказала бы, что с большой силой.

– То есть ты имеешь в виду, что нападавший был ниже ростом?

– Скорее всего, – ответила Нехир. – Целили в жизненно важные органы, но не попали. Это могла сделать и женщина. Предварительно по орудию убийства – нож с коротким и очень острым лезвием, но я это только после вскрытия точно скажу. Видимых следов борьбы нет, наверняка нападение было неожиданным. Если вы не против, я отправлю тело в морг, здесь из него уже ничего не выжать.

Селим скупо кивнул и двинулся по улице Сюмбуль, вглядываясь в брусчатку. То на одной, то на другой плитке виднелись кровавые капли, где-то образовывая небольшие лужицы. Этот мертвый мужчина делал небольшие передышки, позволяя жизни утекать сквозь окровавленные пальцы. Вглядываясь в багровый след, Селим едва не врезался в Карталя, который шел ему навстречу, размахивая прозрачным пакетом.

– Кажется, я нашел телефон жертвы, – сказал он. – Валялся у стены, весь в крови. Наверное, мужчина выронил его. А еще я обнаружил, где его ударили. Там больше всего брызг крови, даже на цветах есть. До этого места крови нет.

– Позови Нехир и проводи нас, – скомандовал Селим. – Не забудь отдать ей телефон. Он, кстати, включен?

– Экран треснул. Включить его я не смог, возможно, телефон разбит или просто разрядился, – отрапортовал Карталь и, козырнув, убежал. Селим посмотрел ему вслед и сделал зарубку: напомнить Карталю, если он оперативно не сможет опознать пострадавшего, обратиться в туристическую полицию за помощью. В Сиде отелей предостаточно, а на всем Анталийском побережье их не счесть. Хорошо бы раскрыть дело по горячим следам, и просто прекрасно будет, если жертвой стал просто турист, которого пытались обокрасть местные бандиты. Гораздо хуже, если убитый окажется кем-то важным, как в две тысячи шестнадцатом году, когда убили русского посла. Селим тогда еще только начал служить, но прекрасно помнил аврал и суматоху, которая охватила полицию Турции после выявления причастности к убийству одного из сотрудников. Внутреннее дело – это внутреннее дело, но, если речь заходит о важной шишке из заграницы, все меняется.

Место предполагаемого убийства выглядело вполне спокойно. Судя по брызгам крови, на мужчину напали почти у поворота на улицу Чагла. Нехир с интересом разглядывала кровавые капли и рыскала по редкими кустам в поисках улик. Селим оглядывался по сторонам с недоумением. Карталь, что помогал Нехир в поисках, оказался поблизости и вопросительно уставился на шефа.

– Что он тут делал? – спросил Карталь. – Тут же ничего нет: ни магазинов, ни баров. Дальше есть бургерная, но она не работает ночью.

– А мотели?

– Я был в обоих. Похожий мужчина в них не останавливался, если верить дежурным администраторам. Я попросил записи с видеокамер, может быть, он на них попал, когда проходил мимо.

– Машины тоже проверь, – приказал Селим. – Не пешком же этот франт сюда пришел среди ночи. И еще пробегись вперед, может быть, найдешь где-то поблизости машину, которая может ему принадлежать. Сделай запрос в службы такси.

Нехир закончила со сбором образцов и подошла к Селиму, почтительно дождавшись, пока он закончит разговаривать. Едва он обратил на нее внимание, сказала:

– Его, скорее всего, ударили здесь. Брызги крови весьма характерные. Орудия преступления нет, но я обнаружила окурок, который соответствует марке сигарет, найденных у убитого. Я не нашла следов борьбы, думаю, для жертвы это было неожиданностью. Думаю, он кого-то здесь ждал.

– Ждал и дождался, – задумчиво сказал Селим. Эта улочка была идеальна для тихого убийства. Шансов, что кто-то увидит нападение, явно немного. Ни лавок, ни магазинов, ни мотелей, открытых ночью, поблизости нет. – Сколько он мог пройти с такими ранениями?

– Мне сложно сказать без вскрытия. Очень уж широкая временная шкала, навскидку от минуты до пары часов. Я не нашла отпечатков шин или обуви, – виновато сказала Нехир. Селим скупо кивнул, на раскаляющемся асфальте вряд ли можно было что-то найти. Обращаясь больше к себе, чем к ней, Селим спросил:

– Это могла быть случайная жертва?

– Не мое это дело – предполагать. Но вряд ли, – отозвалась Нехир. – Всякое, конечно, бывает, только мне слабо верится в нападение пьяного забулдыги. Это следует из характера ранений и следов на месте преступления.

– Вот и мне не верится, – ответил Селим.

Допрос свидетеля ничего не дал. Перепуганного шофера доставили в участок, промариновав там почти три часа перед тем, как с места преступления вернулся Селим, усталый, злой и голодный. Несмотря на то что его ночное дежурство закончилось, он предпочел сам допросить мужчину. Шофер, просидевший в душной комнате, изрядно вспотел, рубашка в подмышках была абсолютно мокрой, с лысины тоже стекали вонючие капли. Комната для допросов, в которой якобы случайно позабыли включить кондиционер, провоняла так, что Селим невольно поморщился. Толку от этой жертвы не было. Шофер стоял насмерть, уверяя, что тело не трогал, а больше никто до приезда полиции на месте не появлялся. Нехир уехала в лабораторию, Карталь шерстил гостиницы. Прочитав сводку происшествий, Селим не нашел там ничего, что могло бы навести его на след преступника или жертвы, и потому с чистой совестью поехал домой, на улицу Думлупынар, отсыпаться.

Старый родительский дом встретил Селима визгом детей, что бегали по двору и обливали друг друга из водяных пистолетов. Едва он вошел, как получил струю воды прямо в живот. Это постарался средний сын Гохан, испуганно выпучивший глаза. Холодная вода на тот момент была даже облегчением, она смывала въевшийся запах допросной, так что ругать сына Селим не стал, лишь нахмурил брови. Мальчишки, видя, что отец не в духе, поспешили убраться с глаз долой.

Асия была откровенно зла и на мужа даже не посмотрела, лишь проворно накрыла на стол, но тарелки ставила, словно швыряя, с грохотом, показывая свое недовольство. Селим разделся и бросил пропотевшую одежду на полу в ванной, забрался в душ и с наслаждением подставил гудящую голову под струю прохладной воды. Та была чуть теплой – бочка на крыше не успела как следует нагреться, воду в доме, как и повсеместно, в сезон грело солнце, жаркое и бесплатное. Сквозь полупрозрачную пластиковую занавеску Селим увидел, как в ванную неслышно вошла Асия, подобрала его одежду и поднесла к носу, пытаясь учуять запах соперницы, после чего затолкала все в стиральную машину. Дождавшись, когда жена выйдет, Селим закрыл воду, вытерся и, как был, голый направился в спальню, оставляя на полу влажные следы. Вытянув из шкафа чистое белье и футболку, он прошел в маленькую кухоньку.

Чечевичный суп остыл, но он не стал привередничать. Лицо Асии предвещало грозу, а он слишком устал, чтобы ругаться, все и так шло наперекосяк, последняя ссора кончилась скверно. Едкие духи Джайлан остались на его коже. Асия учуяла их и, растопырив пальцы, попыталась расцарапать его лицо, а он оттолкнул ее так, что она упала на пол и долго кричала, скорее от злости, чем от удара. Больная ревность Асии словно толкала Селима в объятия других женщин, а может, он таким образом пытался себя оправдать. Не доев суп, отодвинул тарелку.

– Что? – ядовито усмехнулась Асия. – Ее мерджимек-чорбасы вкуснее моего, раз ты и половины съесть не можешь?

– Жена, не начинай, – грозно сказал Селим, но его тон на нее давно не действовал. Темные как ночь глаза Асии начинала заволакивать мутноватая пленочка.

– О, я еще не начинала, – истерично завела она привычную песню. – Может, твоя рыжая шлюха немного напряжется и будет готовить для тебя, а еще стирать, гладить, чистить твою обувь? Я была бы рада! Почему ей достается сладенькое, а меня сделали какой-то служанкой? Я была бы не против, если бы она простирнула и мои вещи, а также одежду наших детей. Или ты уже сделал ей маленького ублюдка, который будет объедать твоих сыновей?

Селим встал, но Асия преградила ему дорогу.

– Ты тратишь деньги своих детей на эту шлюху. Когда-нибудь потом они придут плюнуть на твою могилу, припомнив, что ты променял их на нее.

– Когда-нибудь ты задохнешься от собственной злобы, – ответил Селим. – Или я пришибу тебя.

– О да, ты только это и можешь, бить женщин, слабак! – яростно воскликнула она. Селим оттолкнул ее с дороги, Асия врезалась в дверной косяк, чуть демонстративнее, чем должна была, и взвыла. Мальчишки во дворе притихли. Селим подумал, что завтра все вокруг будут обсуждать, что инспектор Селим Курт бьет свою несчастную жену, Асия разнесет молву по соседям с садистским наслаждением. Рано или поздно это станет проблемой. Начальство уже пару раз тонко намекало, что рукоприкладство в семье до добра не доведет. Шеф был воспитан в старых традициях и считал, что для послушания женщину иногда стоит поколачивать, но навязанные извне европейские догматы делали свое дело, и потому приходилось им соответствовать, по крайней мере, внешне. Мусульманские традиции сопротивлялись изо всех сил, но иногда нужно было кого-то наказать в назидание. Если Селима понизят или выкинут с работы совсем, Асия на микросекунду будет рада. Потом, когда в дом придут тяжелые времена, она, конечно же, пожалеет, но никогда не признает себя виноватой. В ее истериках было много ненормального, когда она впадала в ярость, Селим думал, что женился на сумасшедшей, но потом приступы проходили, и она вновь становилась доброй и услужливой. Вот только промежутки от приступа до приступа становились все короче с каждым годом.

Сон прошел. Селим вышел во двор, сел на крыльцо и закурил. Асия рыдала в доме, выбрав место у окна, где ее могли услышать соседи. К Селиму подошел их пес, безродный Арас, уселся рядом и привалился широкой спиной, чеши, мол. Селим почесал собаке между лопаток и похлопал по спине. Пес блаженно закатил глаза, а когда Селим прекратил, повернул на него лобастую голову, мол, что за дела, продолжай. Селим погладил собаку между ушами и, бросив окурок, пошел спать, поставив телефон на беззвучный режим. В кровати, сминая подушку, быстро выбросил из головы ссору с женой и уснул.

Солнце уже начало свой путь к закату, когда Селим открыл глаза. Он спал слишком долго, головная боль сразу ударила в затылок. Он поморщился и встал. У изголовья кровати на тумбочке стоял стакан воды и лежали таблетки анальгина, принесенные Асией. Сама она хлопотала на кухне и даже напевала себе что-то под нос в такт веселой мелодии из звуковой колонки. Выплеснув на него свою агрессию, Асия пришла в хорошее расположение духа. И так было всегда. Если Джайлан получала свои оргазмы, отдаваясь Селиму, то Асия ловила кайф от истерик и скандалов.