Егерь-3: Назад в СССР

Глава 2

– Ну, что ты думаешь о предложении Андрея, Володя?

Генерал нетерпеливо наклонился к собеседнику.

За пыльным окном купе отъезжал назад выкрашенный жёлтой краской вокзал, немного похожий на готический собор.

По дороге из Черёмуховки в Волхов они почти не говорили. Да и вчера вечером тоже. Слушали Андрея, опасаясь перебить его и сбить с настроения. И Георгий Петрович и Беглов достаточно пожили на белом свете. И прекрасно знали, когда надо высказывать своё мнение, а когда лучше его попридержать.

А Андрей говорил. Неумело, сбиваясь, путаясь в мыслях и воспоминаниях, он рассказывал им о том, что случится с их страной в следующие сорок пять лет.

Огромный срок!

Но и предстоящие перемены огромны, даже невообразимы!

Кто в своём уме мог сейчас представить, под какой откос покатится сильная и великая страна?

Сердце Георгия Петровича жгла невообразимая горечь. Горечь неминуемого поражения в заранее проигранной войне. Но генерал-лейтенант умел отбрасывать в сторону эмоции. Взглянув холодным взглядом на предложение Синицына, он был вынужден признать, что Андрей рассудил верно.

«Как ему это удаётся?» – подумал Георгий Петрович. – «Ведь совсем молодой парень ещё. Сколько ему? Двадцать пять? Двадцать четыре?»

И тут же одёрнул себя.

«В прошлой жизни ему было шестьдесят два. Побольше, чем тебе сейчас. И он наяву пережил всё то, о чём ты только слышал».

На вокзале генерал решительно двинулся в сторону касс дальнего следования. В скором поезде, который шёл из Котласа в Ленинград, нашлось свободное купе. Предъявив документы, Георгий Петрович забронировал все четыре места. Теперь у них с Володей были два часа, чтобы поговорить спокойно и откровенно.

– Так что ты думаешь? – повторил генерал, глядя на проплывающие мимо деревянные бараки Ленинградского тупика.

Прежде, чем ответить, Беглов повернул ручку на двери и запер купе изнутри.

– Я думаю, что Андрей нашёл наилучший возможный выход, – не колеблясь, сказал он.

– А не слишком он рассудителен? Понял, что в одиночку использовать свои знания не сможет, и предложил нам скооперироваться…

Владимир Вениаминович улыбнулся.

– Дело не в рассудительности, Жора. Просто Андрей – хороший человек, который не может спасаться сам, бросив в беде близких. Надвигающиеся перемены он воспринимает именно как катастрофу. И хочет защитить тех, кто ему так или иначе дорог. А мы с тобой попали в это число.

Владимир Вениаминович хлопнул ладонью по сиденью. Соскучившийся Жека воспринял хлопок, как сигнал. Он тут же запрыгнул к хозяину и попытался дотянуться мокрым языком до хозяйского носа.

– Пошёл прочь! – грозно пробасил Владимир Вениаминович, отпихивая пса.

Жека обиженно тявкнул и соскочил на пол.

Георгий Петрович рассеянно потянул из кармана пачку папирос. Вынул папиросу, сунул её в рот. Похлопал себя по карманам в поисках спичек. Потом опомнился, взглянул на друга и вынул папиросу изо рта.

– Да кури уже! – махнул рукой Владимир Вениаминович. – Окно откроем, проветрим.

В подтверждение своих слов он поднялся на ноги и дёрнул вверх створку длинной форточки, вдавив кнопки на ручках. В купе ворвался холодный октябрьский ветер. Ритмичный стук колёс стал громче, и даже покачивание вагона ощутилось отчётливо.

Привычным движением пальцев Георгий Петрович смял мундштук папиросы и закурил. В горле запершило – слишком много папирос он выкурил за последние сутки. Но дым успокоил, позволил соображать яснее.

– Да, Володя, ты был прав, когда сказал, что нам нужно только подождать, – кивнул генерал. – В который раз поражаюсь твоему умению читать людей.

– Это наука, – дёрнул плечом Владимир Вениаминович. – Точно такая же, как и все другие науки.

– Так что мы будем делать? – спросил Георгий Петрович.

– Помогать, – ответил психотерапевт. – По мере сил помогать Андрею и ждать. Собирать информацию. Играть не вслепую, а с полным пониманием ситуации.

В дверь купе властно постучали.

Владимир Вениаминович мгновенно обернулся на стук. Лицо его стало жёстким, настороженным.

Стук повторился.

Помедлив секунду, Беглов повернул ручку защёлки.

В коридоре стоял проводник.

– Что же вы делаете, товарищи? – укоризненно сказал он. – В купе курить не положено! Дым на весь вагон! Немедленно прекратите это, или…

Жека повернул голову и звонко тявкнул на проводника. Проводник запнулся, набирая в грудь воздуха.

Но тут Владимир Вениаминович достал из кармана красную книжечку удостоверения и махнул ею перед собой.

Лицо проводника побледнело, глаза расширились и дёрнулись в сторону, словно две пойманные мыши.

– Товарищ… э-э-э… товарищ… – забормотал он.

– Принесите, пожалуйста, чаю, – мягко сказал ему Владимир Вениаминович. – Только с сахаром. И пепельницу.

– Сейчас! – облегчённо выдохнул проводник, повернулся и исчез.

Через минуту он появился снова, держа в правой руке два гранёных стакана в алюминиевых подстаканниках. В стаканах плескался горячий чай.

Спросив взглядом разрешения, проводник вошёл в купе и поставил стаканы на стол. Достал из кармана металлическую пепельницу и поставил рядом.

– Что-нибудь ещё? – неживым голосом спросил он у Владимира Вениаминовича.

– Нет, спасибо, – строго нахмурил брови Беглов. – Очень вас прошу – не тревожьте нас до самого Ленинграда.

– Хорошо, конечно!

Проводник повернулся и вышел.

Владимир Вениаминович запер за ним дверь.

– Вот так вот, Жора, – криво улыбнулся он. – Боится нас народ. Боится и не любит. А знаешь, почему? Просто у этого засранца в служебном купе припрятано несколько бутылок водки, которые он продаёт пассажирам по тройной цене. Вот тебе и бизнес, о котором говорил Андрей Иваныч. Первые росточки, так сказать!

Он сел на своё место и посмотрел в окно.

– Кое-что нам нельзя делать категорически, Жора!

Генерал вопросительно поглядел на него.

– Светиться самим.

Владимир Вениаминович загнул толстый большой палец.

– Светить Андрея. Кому бы то ни было. И третье – давить на него.

Георгий Петрович согласно кивнул.

– Б…! – неожиданно выругался он. – В собственной стране придётся в Штирлица играть!

Генерал смял окурок папиросы. Хотел с досадой выбросить его в окно, но передумал и опустил в пепельницу.

– Посмотри на это с другой стороны, – улыбнулся Владимир Вениаминович. – Нам выпал уникальный шанс – знать будущее и иметь возможность подготовиться к нему. Андрей всё решил правильно. Если нельзя спасти страну – можно помочь хотя бы какому-то количеству людей. Собрать их вместе, объединить общими интересами. А потом – и общими задачами.

– Какая-то первобытная коммуна получается, – криво улыбнувшись, пошутил Георгий Петрович.

– Интересное сравнение, – кивнул Беглов. – Именно коммуна. Ну, так ведь и мы с тобой – коммунисты.

Владимир Вениаминович запрокинул назад крупную голову и гулко расхохотался.

А скорый поезд, мягко покачиваясь на стыках рельсов, всё ближе подъезжал к Ленинграду.

Бледный проводник в запертом на ключ служебном купе прятал на дно сумки с бельём бутылки «Московской» и пачки болгарских сигарет.

***

Я посмотрел вслед уходящему поезду. Железные круги буферов на заднем вагоне напомнили мне круглые любопытные глаза, а автосцепка между ними – угрожающе сжатый кулак.

Всё, обратного пути нет. Я рискнул довериться генералу и Владимиру Вениаминовичу, и теперь целиком завишу от них.

Утешает, что в случае провала их тоже не оставят на свободе. Мы окажемся в соседних лабораториях в качестве подопытных мышей. Слишком опасно наше знание.

Несмотря на эти мысли, я испытывал гигантское облегчение. Теперь не надо тащить этот груз одному и мучиться от невозможности что-то сделать. Со связями Георгия Петровича и Беглова всё становится намного проще.

Но Беглов! Вот жук!

– Вы согласитесь на новые сеансы гипноза Андрей Иванович? – как бы между делом спросил он. – Не подумайте, что я хочу нарушить своё слово. Но эти сеансы могут дать нам подробности, о которых вы забыли. А что, если они окажутся важными?

И когда я наотрез отказался, он сразу же отступил.

– Хорошо, конечно! И с той информацией, которая есть, мы можем горы свернуть!

Мы договорились всё хорошенько обдумать и встретиться через неделю в Черёмуховке – обсудить конкретный план действий.

В животе заурчало. Надо бы пообедать.

Я взглянул на часы на высокой вокзальной башне – без четверти три.

А поеду-ка я домой, к родителям! Отец и мама ещё на работе, но сестрёнка наверняка уже вернулась из школы. Да и Серёжка вот-вот придёт.

Я завёл машину и поехал в сторону дома.

– Андрей! Привет, братик!

Не успел я вылезти из-за руля, как сестрёнка бросилась мне на шею, болтая ногами.

– Я соскучилась! Прокатишь на машине? Серёжку катал, а меня – ни разу!

Олька обидчиво надула губы, а сама смотрела хитро, с прищуром.

– Давай, прокачу!

Я чмокнул сестру в нос и осторожно расцепил её руки, которые стиснули мою шею.

– Садись, поехали.

– Ух ты!

Олька мигом взобралась на переднее сиденье, с любопытством оглядела машину изнутри. Сморщила нос:

– Фу! Псиной воняет!

Я рассмеялся.

– Так это же охотничья машина! Извини, духами побрызгать забыл.

Я медленно тронул машину в сторону реки.

Олька искоса поглядывала на меня.

– А Серёжка девочку привёл! – громким шёпотом сообщила она.

От неожиданности я инстинктивно нажал на тормоз, и машина дёрнулась.

– Какую девочку?!

– Не знаю!

Сестра округлила глаза.

– Красивая такая. Серьёзная.

– Когда привёл? – спросил я.

– Утром. Мама с папой уже ушли, а я в школу собиралась. А Серёжка куда-то ушёл и вернулся с девочкой. Сказал, что она посидит у нас. Ой, смотри! Корабль!

По реке, в направлении шлюза медленно поднимался лесовоз. Смешная конструкция – вся палуба забита плотно увязанными штабелями брёвен, а на самой корме возвышается высокая надстройка. Наверное, не очень удобно смотреть вперёд через длинную палубу, да ещё и заваленную грузом.

Под широким тупым носом лесовоза поднимались невысокие буруны пены.

– Что за девочка? – спросил я Ольку, поворачивая налево, в сторону Ильинского сада.

– Я же сказала – красивая. Её Таней зовут.

Ну, Серёжка! Ну, обалдуй! Что он затеял? Ничего, сейчас вернёмся домой, я с ним разберусь!

– А ты меня на карусели сводишь? – спросила Олька.

– Непременно, – пообещал я. – В субботу.

– А мороженое купишь? – обрадовалась сестра.

– Конечно! Какие карусели без мороженого? А сейчас поехали домой – разберёмся с твоим братцем!

– Почему " с моим«? Он и твой брат тоже!

– Вот с нашим братцем и разберёмся.

Мы проехали по Расстанной улице мимо серого кирпичного здания школы-интерната, мимо деревянных домов частной застройки и вздымавшейся над ними телевизионной вышки. Я вспомнил, как однажды мы с ребятами залезли на эту вышку. Дома со стометровой высоты казались плоскими, словно были нарисованы на земле. А люди напоминали муравьёв.

Когда пришло время слезать вниз, я чуть не остался на вышке насовсем. Мощная ажурная металлическая конструкция совершенно не замечалась вблизи, и казалось, что хлипкая лестница висит в пустоте. Руки вцепились в ступеньки так, что побелели пальцы, и я с огромным трудом заставлял себя сделать каждый шаг.

Но какое же невыразимое чувство облегчения охватило меня, когда я снова очутился на земле!

На перекрёстке возле Дома Культуры железнодорожников я свернул на улицу Вали Голубевой. На этой тихой зелёной улочке находился магазин «Молоко», в который меня с самого детства отправляли… ну, понятно, за чем. За молоком, конечно!

У нас был высокий трёхлитровый бидон – жёлтый с красными маками на круглых боках. На проволочной ручке – деревянный крутящийся набалдашник, чтобы не резало пальцы.

Этим бидоном было очень удобно размахивать – конечно, когда он пустой. Только надо было снимать с него крышку, чтобы не улетела. Но потом я приспособился прижимать крышку резинками от маминых бигуди.

А вот обратно домой с полным бидоном приходилось идти осторожно, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться, и не разлить молоко.

Деньги на молоко всегда лежали в бидоне – по причине отсутствия карманов в детской одежде. И нет, я ни разу не забыл их вынуть. Или один раз, всё-таки, было?

Продавщицу в магазине тоже звали Валя – как ту девушку-разведчицу, в честь которой была названа улица.

Тётя Валя была полной женщиной с добрым лицом. Всегда в белом халате и белом поварском колпаке, она наливала мне в бидон молоко литровым алюминиевым черпаком на длинной ручке.

Иногда мама, кроме молока, просила купить сметану. Тогда мне давали авоську, в которой лежала пол-литровая банка с полиэтиленовой крышкой, и денег побольше.

Я всегда пересчитывал сдачу, а тётя Валя умилялась:

– Ты и считать умеешь?

– Конечно, – с гордостью отвечал я. – Мне же шесть лет!

Сейчас за молоком наверняка ходит Олька.

– Олька, – спросил я, – ходишь за молоком?

– Конечно, – ответила сестра. – Вчера ходила. Хочешь? Там ещё осталось – папа не всё выпил.

Но вчерашнее молоко я тоже не любил с детства. За ночь на его поверхности скапливался желтоватый налёт сливок и потом комочками плавал в кружке.

Фу, брр!

Рядом с магазином, в соседнем здании находился городской комитет комсомола. В девяностые годы в помещении горкома откроют первый в городе видеосалон. В нём будут крутить «Коммандо» со Шварценеггером, «Зловещих мертвецов», в которых по полу бегает отрубленная рука, и бесчисленные боевики с Брюсом Ли в гнусавом малопонятном переводе.

Проезжая мимо красной таблички, я мимоходом подумал, что это не случайность – видеосалон с сомнительными фильмами в комсомольском комитете. Может, его и открыли те самые вчерашние комсомольские вожаки?

Возле пожарной части мы повернули к себе во двор. Я остановил машину прямо напротив подъезда. Надо же – никаких проблем с парковкой! А через пятнадцать-двадцать лет этот тихий зелёный двор в несколько рядов займут подержанные ржавые иномарки и «Жигули».

– Оля, ты обедала? – спросил я сестру.

– Нет, – Оля беспечно мотнула косичками. – Я не хочу.

– Так нельзя, – строго сказал я. – Испортишь желудок.

– Там, наверное, эта… Таня!

– Ну, и что? Пойдём, познакомимся. Она ведь человек, а не баба Яга.

Мы поднялись по лестнице, и я дважды позвонил в звонок.

За дверью послышались торопливые шаги и шёпот.

– Прячутся! – уверенно сказала Олька. – У меня ключ есть.

Она выудила из-под куртки плоский ключ на верёвочке.

– Давай откроем дверь и поймаем их!

– Погоди! – ответил я. – Давай лучше сделаем вид, что ничего не знаем. Пусть Серёжка сам проколется!

– Точно! – просияла сестра. – Только Серёжка поймёт, что я тебе всё рассказала.

– А ты спокойно иди в свою комнату и делай уроки. Наверняка Серёжка спрячет Таню в комнате родителей.

– Хорошо, – кивнула Олька.

Я ещё раз нажал кнопку звонка.

– Кто там? – тихо спросил из-за двери Серёжкин голос.

– Серёга, это я! Открывай!

– Андрюха? Сейчас!

Замок щёлкнул, и Серёжка выглянул из-за двери. Тревога на его лице мешалась с облегчением.

– А я думал, это мама пришла, – сказал он. – А ты что тут делаешь?

– Подвозил охотников на поезд и решил у вас пообедать. Накормишь?

– Да у нас еды нет. Мы же не ожидали, что ты приедешь. Я вот только последнюю котлету доел.

Тут Серёжка увидел, что в дверь из-за моей спины проскочила Олька, и в страхе уставился на неё.

Все эмоции так явно читались на лице брата, что я чуть не расхохотался.

Олька, не обращая никакого внимания на Серёжку, прошла в свою комнату и закрыла дверь. Я услышал, как грохнул о стол её ранец.

Серёжка перевёл взгляд на меня.

– Ничего, – ободряюще улыбнулся я. – Ты – растущий организм, тебе надо хорошо питаться. А я пожарю яичницу.

С этими словами я разулся и пошёл на кухню. Серёжка хвостиком шёл за мной.

Дверь в спальню родителей была плотно заперта. Я прислушался – оттуда не доносилось ни звука.

– Отец с мамой на работе? – как бы между прочим спросил я у брата.

– Ага, – кивнул он.

Я зажёг газ, поставил на него сковороду и полез в холодильник.

– Ого! Целых семь яиц! Ну, парочку-то я точно съем! Серёжка, ты хочешь яичницы?

– Я? Нет!

Серёжка растерянно крутил головой.

– Иди, спроси сестру. Она, наверное, голодная.

– Да их в школе обедом кормят! – возразил Серёжка. – Андрюха, а ты надолго?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Хотел заскочить на минутку, перекусить и ехать к себе. А теперь вот думаю маму дождаться. Она когда придёт? Через час?

На лице Серёжки промелькнуло выражение ужаса.

– Да мама сегодня поздно придёт! Она говорила, что у них там какое-то собрание.

– Понятно, – ответил я, разбивая яйца на сковороду. – Жаль. А ты чего стоишь? Садись.

Яйца зашипели в раскалённом масле.

Серёжка закрутил головой.

– А Олька тебе… Андрюха, я сейчас! И правда, спрошу Ольку – вдруг она голодная!

Он быстро выскочил из кухни.

Я подождал, пока яйца схватятся, посолил их и быстро перевернул деревянной лопаткой. Потом выключил газ. На горячей сковороде яичница дойдёт и так.

Осторожно ступая в носках по половицам, подкрался к двери Олькиной комнаты. Оттуда доносились голоса.

– Конечно, скажу! – звонко произнесла Олька. – А ты как думал?

– Да тише ты! – шипел Серёжка. – Она попозже уедет. Не говори! Я тебе свой пенал отдам!

– И фломастеры! – дерзко заявила маленькая вымогательница.

– Ишь, чего захотела! – возмутился Серёжка.

– И отдашь! Или прямо сейчас всё расскажу!

– Ладно, ладно! Только ты молчи! Как Андрюха уедет – я сразу её выпущу, и она уйдёт!

Я осторожно вернулся на кухню. Переложил яичницу в тарелку и отрезал кусок хлеба от буханки, которая лежала в деревянной хлебнице.

Через минуту вернулся огорчённый Серёжка.

– Олька есть не хочет, – сказал он. – Села уроки делать.

– А ты сделал? – спросил я.

– Давно уже! – отозвался Серёжка.

– Молодец! – похвалил я брата, и взялся за вилку. – Ты в институт-то поступать не передумал?

– А почему я должен был передумать? – огрызнулся Серёжка.

– Ну, мало ли… – миролюбиво протянул я. – Вдруг друзья отговорили. Или с какой-нибудь девочкой познакомился, и тебе теперь не до учёбы.

– Да иди ты! – вспыхнул брат, но тут же взял себя в руки.

– А с ребятами из экспедиции созваниваешься? – снова спросил я.

– С какими ребятами? – деланно удивился Серёжка.

– Ну, вот хоть с Таней.

– С Таней?

Брат сделал вид, что задумался.

– А, вспомнил! Нет, не созванивался.

– Что так? Ты же всего две недели тому назад её на вокзале провожал. Поссорились, что ли?

Серёжка беспомощно смотрел на меня. Да и мне надоело играть с ним в кошки-мышки. Я вздохнул, отодвинул тарелку и взглянул на часы.

– Серый, помнишь, я тебе говорил, что ты можешь на меня положиться?

– Ну!

Брат исподлобья смотрел на меня.

– Мама придёт через час. Позови, пожалуйста, Таню, и вместе обсудим – что у вас случилось.

Серёжка прикусил губу.

– Давай, Серый!

Дверь спальни родителей тихонько скрипнула. На пороге стояла Таня.

Она была одета в коричневое школьное платье и чёрный фартук. На груди крошечным алым пятнышком горел комсомольский значок.

– Здравствуйте! – тихо сказала Таня.

Глава 3

– Да нельзя ей домой! – отчаянно выкрикнул Серёжка. – Ты же ничего не понимаешь!

Я посмотрел на брата.

– Так объясните. Что вы собирались делать? Через пятьдесят минут вернётся мама – что ты собираешься ей сказать?

– Я, наверное, поеду, – вздохнула Таня.

Её руки нервно теребили подол передника.

– Я… просто не хотела идти в школу сегодня. Мне надо было подумать. Села в электричку и поехала к Серёже.

Таня встала с табуретки.

– Там моя куртка…

Чёрт! Детский сад какой-то.

– Таня, сядь, пожалуйста, – очень мягко сказал я.

Таня снова опустилась на табурет.

– Ребята, любую проблему можно решить. Но сначала надо её понять. А как понять, если вы молчите?

Я видел, что мои слова не убедили их. Глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и продолжил:

– У меня есть знакомые. Очень хорошие знакомые, которые смогут помочь. Но надо же сначала разобраться, верно?

Серёжка беспомощно смотрел на Таню. Ох, знаю я этот взгляд! Братишка влюбился по уши, и даже скрыть это не может.

Таня сидела, низко опустив голову. Уши её чуть покраснели.

– Моя мама… – с трудом сказала она. – Ну, в общем, она выпивает. И ещё…

– Приводит домой мужчин, – закончил я за Таню.

Она вскинула голову.

– Откуда вы знаете?

– Таня, если я ошибся, то прошу меня простить. Но…

– Вы не ошиблись, – еле слышно прошептала Таня.

– Понятно.

Я почесал переносицу.

И в самом деле, всё было понятно. Мать у девочки пьёт давно. Но если Таня убежала из дома – значит, случилось что-то ещё.

Я догадывался, что именно. Но какой смысл расспрашивать об этом девочку? И без того ясно, что ей нельзя возвращаться домой одной.

– Другие родственники у тебя есть? Такие, у которых можно пожить какое-то время?

– Бабушка, – кивнула Таня. – Но она уже старенькая. Если я к ней пойду – её мама будет ругать.

Голос Тани задрожал.

– А подруги? – торопливо спросил я. – Ты можешь у кого-нибудь переночевать?

– Да. У меня есть подруга, Ира. Мы вместе учимся. Иногда я у неё ночую, но…

– Но переехать к Ире насовсем ты не можешь.

Таня опустила голову ещё ниже.

– У Иры очень хорошие родители. Но у них двухкомнатная квартира, и ещё младшие брат и сестра.

Знакомая ситуация. Вот с чем в СССР до сих пор трудно – так это с жильём.

– Понятно, – снова сказал я. – Поэтому летом ты записалась в археологическую экспедицию.

– Не поэтому! – снова выкрикнул Серёжка. – Таня любит историю! И учится очень хорошо!

– Это правда? – поинтересовался я.

– Да, – кивнула Таня. – У меня одни пятёрки. Я уроки на продлёнке делаю с первого класса – всё равно там больше заниматься нечем.

– Одни пятёрки – это очень хорошо. Но сегодня ты школу прогуляла, так? Что завтра скажешь учителям?

– Я написала записку, как будто от мамы. Что заболела. И попросила Иру отнести её Валентине Михайловне.

– Валентина Михайловна – это ваш учитель?

– Классная руководительница.

– А что она преподаёт?

Я спросил это просто так, чтобы Таня хоть немного расслабилась.

– Русский язык и литературу.

– Так. Сегодня ты ночевала у Иры?

Таня молча кивнула.

– А телефон у твоей подруги есть?

– Есть у её соседки, бабы Веры.

– Ты можешь ей позвонить? Чтобы Ира и её родители не волновались?

– Да.

Таня опять хотела встать с табуретки, но я остановил её.

– Подожди.

И повернулся к Серёжке.

– Серёга, поставь-ка чайник! Попьём спокойно чаю и подумаем – как быть.

Серёжка молча поднялся, налил в чайник воды и поставил на плиту.

– Думаю, сегодня ты вполне можешь переночевать здесь, – наконец, сказал я. – Только предупреди Иру. А я поговорю с родителями. Серёжка, у вас к чаю что-нибудь есть?

Брат заглянул в полку, которая висела над холодильником.

– Печенье. Вот!

Он поставил на стол вазочку с изрядно подсохшим сухим печеньем.

– Не годится.

Я нашарил в кармане три рубля и протянул брату.

– Держи! Сгоняй в магазин, купи пряников. Возьми полкило колбасы, если будет. Хлеб с булкой. И картошки. А, погоди!

Я протянул ему ещё рубль.

– Десяток яиц.

Хлопнула, закрывшись за Серёжкой, входная дверь.

– Спасибо! – сказала Таня.

Я улыбнулся.

– Да не за что. Олька! Иди сюда!

Сестрёнка немедленно оказалась в кухне. Понятное дело – подслушивала в коридоре. На Таню она даже не взглянула, всем видом изображая равнодушие.

– Олька, ты фломастеры у Серёжки уже выпросила?

– Да больно надо! – фыркнула сестрёнка. – Они у него старые, засохшие уже!

– А новые хочешь? Тогда приюти хорошего человека на ночь в своей комнате, ладно? С папой и мамой я договорюсь.

Олька задумалась.

– Не надо фломастеров. Я и так приютю… приючу… Тьфу! А ты точно договоришься? Не влетит?

– Не влетит, – улыбнулся я. – Идите, пообщайтесь. А я маму с работы встречу.

Я вышел на улицу. Зябкий октябрьский ветер пробирал до костей. А Таня ещё собиралась на электричку! Мужественная девчонка!

В общих чертах в моей голове уже созрел план действий. Но не хватало кое-какой информации.

Темнело. Череда дворов возле трёхэтажек освещалась только лампочками, которые горели над каждым подъездом. Сейчас их никто не разбивал и не выкручивал, чтобы унести домой. Золотое время!

В конце улицы показалась невысокая женская фигура. Я сразу узнал её, и сердце защемило.

Это шла с работы мама.

В детстве я иногда поджидал её вот так, возле подъезда. Всегда замечал издали и бежал навстречу, чтобы помочь поднести сумку.

Почему не встречал возле работы? Да чёрт его знает. Наверное, потому, что забывал, забегавшись с пацанами.

Я быстрым шагом пошёл навстречу маме.

– Привет, мам! Давай сумку!

– Андрюша! Ты как здесь?

– Приехал по делам, и вот.

Мама радостно улыбнулась. Она всегда умела радоваться каждой мелочи – солнечному дню, встречному человеку, хорошей книжке.

Даже цветы у неё на окнах никогда не вяли – зеленели и цвели даже зимой, в морозы. Несколько раз я видел, как подруги приносили ей полуувядших задохликов в горшках. Но стоило им постоять у нас дома – и они на глазах крепли, пускали новые листья, а потом и бутоны.

– Слушай, мам! – внезапно сказал я. – А не хочешь в выходные приехать ко мне? Сходим за грибами вместе!

– Почему нет? – улыбнулась мама. – Только в субботу, ладно? Я и отца захвачу.

– Договорились. Слушай, тут такое дело… только вы Серёжку не ругайте, ладно? Я уже с ним поговорил. Не мог он по-другому поступить.

Внимательно поглядывая на мамино лицо, я рассказал ей про Таню.

– Пусть она сегодня у вас переночует, ладно? С Олькой я договорился. А завтра я постараюсь всё уладить.

– Как? – нахмурилась мама.

– Есть один план, – улыбнулся я. – Только мне придётся сегодня уехать. А вот и Серёжка!

– Серёжка? – удивилась мама. – Откуда?

– Я попросил его в магазин сбегать за продуктами.

Мама только покачала головой.

– И что вы там накупили? Совсем взрослые стали, сами хозяйничаете.

– А то! – гордо ответил я.

– Ты наверх-то поднимешься? – спросила мама.

– Поднимусь. Мне ещё позвонить надо.

– В квартире я снял трубку и набрал номер черёмуховского сельсовета.

– Фёдор Игнатьевич! Добрый вечер! Это Синицын. Фёдор Игнатьевич, очень важное дело! Вы можете найти Павла и Алексея Дмитриевича? Да, Воронцова! Я приеду через…

Я взглянул на наручные часы.

– Да, через два часа. Мне очень надо с ними встретиться. Можно в сельсовете, или у меня дома. Спасибо, Фёдор Игнатьевич!

Я положил трубку. На кухне уже лилась из крана вода – мама мыла картошку, которую принёс Серёжка.

– Андрюша! – окликнула она меня. – Ты поужинать-то успеешь? Картошка быстро сварится, а колбасу я поджарю. Серёжка «Любительской» взял, с жиром – на бутерброды вы такую всё равно не едите.

– Какая была – такую и взял! – возмущённо фыркнул Серёжка.

В дверь позвонили.

– Андрюша, открой – это отец! – сказала мама.

Я повернул ребристое колёсико замка.

– Привет, батя! А у нас гости. Точнее, гостья. Ты уж не пугай её, пожалуйста!

Отец, ничего не понимая, смотрел на меня.

– Да проходи, сам всё поймёшь!

Стол мы перенесли в комнату к дивану, чтобы все могли поместиться. Пока расставляли табуретки, я успел шепнуть Тане:

– Ничего не бойся и не стесняйся. А завтра утром поезжай прямо в школу. Всё будет хорошо. Поняла?

– Поняла, – серьёзно кивнула Таня.

И я подумал, что у неё не было детства. Или детство кончилось так давно, что девочка успела его забыть.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать. Позавчера исполнилось.

Вот тебе и раз!

***

Через час я выехал из города. На автозаправке возле Лисичек предъявил талон, который получил у Тимофеева, и залил в бак двадцать литров бензина.

Бензина тратилось много – охотобщество не могло снабжать меня в полном объёме. Выручил, как всегда, Георгий Петрович – он договорился с командиром соседней воинской части. Той самой, откуда приезжали солдаты строить охотничьи домики на озере.

Заправив машину, я неторопливо покатился по пустой дороге в сторону Киселёво. Наконец-то у меня было время обдумать всё, что произошло за день.

Если коротко – я предложил Георгию Петровичу сотрудничество. В одиночку, даже зная грядущие события, я мало, что мог. А вот вместе…

Вместе мы могли хоть как-то обезопасить наши семьи и близких от неминуемо грядущего краха. У генерала и Владимира Вениаминовича было куда больше возможностей, чем у меня. Да и головы у них соображали хорошо. Ведь не зря же они дослужились до своих постов.

А если так – то отчего бы не противостоять трудностям вместе?

Эта мысль пришла мне в голову не вчера. Я обдумывал её ещё с самого первого знакомства с Георгием Петровичем. Но тот инцидент с гипнозом чуть не заставил меня передумать.

Смешно! Я сам был почти готов рассказать всё. А когда сведения вытянули из меня против воли, случайно – разозлился и испугался. Всё-таки, человек – натура противоречивая.

Но, наблюдая за генералом, я убедился, что своё слово он держит. Ни Георгий Петрович, ни Владимир Вениаминович не пытались больше вызнать у меня хоть что-то о будущем. И когда я немного остыл – это стало последним решающим аргументом в их пользу.

Интересно, подумал я. А вдруг всё это – ловкий ход психотерапевта? Вероятно, именно он убедил Георгия Петровича, что давить на меня бесполезно. Возможно, Владимир Вениаминович понимал, что рано или поздно я буду вынужден открыться. И терпеливо дождался момента.

Ну, и пусть! Всё равно теперь я чувствовал себя увереннее. Теперь у меня было больше возможностей.

Я проехал засыпающее Киселёво и свернул на песчаную дорогу, которая вела в Черёмуховку. Ещё оставалось время, чтобы в деталях обдумать план на завтра.

– Рискованно!

Павел взъерошил светлые волосы. Он непринуждённо сидел на краю стола Фёдора Игнатьевича. Алексей Дмитриевич Воронцов устроился на стуле для посетителей, а сам председатель сидел за столом и неодобрительно косился на Павла. Точнее, на ту его часть, которую видел лучше всего.

– Паша! Ты мне стол сломаешь! Взгромоздился, как ворон на ветку! Ну-ка, давай – слезай!

Участковый встал со стола, сделал два шага к двери и обратно и снова повторил:

– Рискованно!

– Хорошо бы поговорить с директором школы, в которой учится девочка, – рассудительно заметил Алексей Дмитриевич. – Там десятилетка?

– В том-то и дело, что нет, – ответил я. – Восьмилетка. На следующий год надо либо поступать в училище, либо переводиться в другую школу.

– Ага!

Алексей Дмитриевич нахмурил лоб.

– Теоретически, можно предложить девочке перевестись к нам. Но как она будет добираться?

– Об этом рано говорить, Алексей Дмитриевич, – ответил я. – Девочку надо выручать уже сейчас. Иначе мать не даст ей спокойной жизни.

– Я не против, Андрей Иваныч! – улыбнулся Воронцов. – Хотя, план у вас, прямо скажу, авантюрный. С классной руководительницей разговаривать будем?

– Попробуем, – ответил я. – Вроде бы Таня отзывается о ней доброжелательно.

– Хорошо бы пригласить её с нами. Как представителя школы.

– Паша, а ты с мгинской милицией можешь договориться?

Я с надеждой посмотрел на участкового.

– Вряд ли, – с досадой ответил Павел. – Это уже не наш район, у них там своё начальство. Простого участкового никто и слушать не станет. А капитана я дёргать не хочу – он ещё после тех торговцев оружием в себя не пришёл.