Когда палач придет домой

«Неужели я действительно сошел с ума и даже не заметил этого!? – подумал я. – Но я видел ее так же ясно и отчетливо, как сейчас своего шефа! Но кроме меня, ее больше никто не видел! Никто!!! Никто, кроме меня. Чертовщина какая-то!».

– Я немедленно иду в кабинет психолога, чтобы пройти тестирование на адекватность реакций, – твердо сказал я, взяв себя в руки.

– Хорошо, только одного я тебя в свете вновь открывшихся обстоятельств отпустить, извини, не могу. – Мой шеф кивнул назад, и я увидел за его спиной трех неизвестно откуда взявшихся здоровяков из внутренней службы безопасности London Pharmaceutical Company. – Они проводят тебя.

Мир раскололся на две части – то, что было до, и то, что стало после. Я чувствовал, словно падаю в глубокую пропасть с самой вершины огромной горы, и каждое слово босса ударяло меня в голову, будто брошенный мне вслед булыжник. Я летел вниз, на самое зловонное дно, навстречу позорной собачьей смерти. Мне пришлось опереться на табло электронного бармена, чтобы не упасть, и потрясти головой, чтобы отогнать серый туман, застлавший мне глаза.

То, что сказал мне Лысый Дьявол, означало в переводе на нормальный язык, что меня считают сумасшедшим, который провалил операцию, упустив потенциального свидетеля и тем самым создав возможность утечки информации. А подобные обвинения для любого сотрудника, какой бы высокий пост он ни занимал и каким бы профессионалом ни считался, означали одно из двух – заключение в специальную психлечебницу или ликвидацию. И чаще именно второй вариант – зачем возиться с очередным безумцем, если проблему можно легко решить пулей в затылок?

Полжизни я стоял на одной стороне баррикад рядом с сэром Найджелом, и вот теперь оказался на другой стороне, приговоренный к забвению и уничтожению, став одним из тех бесчисленно многих неудачников и ничтожеств, чьими жизнями самовластно распоряжался британский Палач номер Один. Только присутствие трех здоровяков из службы безопасности со своими дубинками и пистолетами удержало меня в эту секунду от попытки придушить Тизермита.

Наверно, мои мысли отражались на моем лице, как в зеркале, потому что он совсем уже ледяным тоном сказал:

– Иди, не заставляй психолога ждать.

«Не заставляйте палача ждать», – подумал я, вытирая рукой холодный пот со лба. Рука слегка подрагивала.

– Так ты идешь или нет? – спросил босс, и охранники тотчас подтянулись к нему, положив руки на расстегнутые кобуры, готовые по его сигналу вязать или пристрелить меня. Меня, который 20 лет проработал в бюро без страха и упрека! Вот, значит, как! Меня, меня, не кого-нибудь, а Меня готовы уволочь на эшафот из-за малейшего подозрения! Из-за какого-то пустяка Меня готовы пустить в расход! Причем даже не оформляя никаких дел – одно неосторожное движение, и… «Погиб при исполнении» или еще какая-нибудь соответствующая эпитафия, хотя на самом деле на памятнике не напишут даже этого, потому что не будет ни памятника, ни торжественных похорон, ни вообще ничего. Меня! Вот так походя!! За что?!!

Пытаться оказать сопротивление четверым противникам, из которых трое вооружены дубинками и пистолетами, в то время как у меня не имелось вообще ничего, кроме натренированных рук, было бессмысленно. Меня просто пристрелят раньше, чем я успею добрать хоть до кого-нибудь из них.

Нет, конечно, я мог попытаться. Я бы и попытался. Охранники, в конце концов, не такие профессионалы, как я, а Лысый Дьявол уже давно вышел из формы, но… но… Но ведь я невиновен! Я же ничего не сделал! Это все просто ошибка! Я сейчас схожу к Дженис, пройду эти чертовы тесты, и все они увидят, что я… Что я нормальный! Что я невиновен! Я ни в чем не виноват!

А если я брошусь на них, меня наверняка убьют, а даже если не справятся сейчас, то устроят охоту и всё равно прикончат, и будут уверять друг друга, что я действительно сумасшедший, а если пойти к Дженис… Тогда остается маленький, но шанс… Хоть какой-то шансик… Доказать, что со мной все в порядке. Что я по-прежнему верен нашему делу и умею его делать как никто другой… Что я по-прежнему нужен им, что они могут на меня положиться в любой, даже самой трудной, ситуации.

Это шанс. Шанс сохранить прежнее положение, привилегии и преимущества. Да что там привилегии! Пойти к Дженис и доказать свою невиновность – это хоть какой-то шанс уцелеть… Выжить! Остаться жить, пить пиво, наслаждаться погодой, дышать! Просто дышать и жить! Только задыхаясь, понимаешь, как прекрасно дышать. Только когда легкие рвутся в последней попытке вдохнуть, понимаешь, как дорог тот самый воздух, который ты раньше просто не замечал. И как ценна жизнь, когда смотришь в ствол пистолета, а чей-то палец уже лег на спусковой крючок.

Я посмотрел в ничего не выражающие ледяные глаза Тизермита, почувствовал, как вселенский всезамораживающий холод его взгляда заполняет мою грудь и заливает горло, обреченно кивнул и пошел к двери. Однако даже просто так дойти до психолога мне не дали – двое охранников приставили стволы своих пистолетов к моей голове, в то время как третий завернул мне руки за спину. Лязгнули наручники.

– Иди, – сказал босс, когда я остановился, пытаясь понять, как они посмели нацепить на меня – на Меня! – свои паршивые «браслеты». На меня, на лучшего Палача в британском бюро ВОЗ. На того, кто успешно закрыл больше всего дел за все время существования нашей организации. Кто столько сделал для нашего дела…

– Иди, – повторил Лысый Дьявол.

И я пошел. Один из моих конвоиров шагал передо мной, а остальные двое всю дорогу шли по бокам, чуть позади меня, готовые в любой момент блокировать попытку оказать сопротивление или бежать. Но я, даже не будь я закован в наручники, и не подумал бы сейчас ни о чем подобном. Нет, я пройду тесты, и они поймут… они увидят… они узнают, что я невиновен… что я нормальный… такой же, как они. И все будет как прежде…

Я шел как овца к мяснику, но думал уже совершенно о другом. Мои мысли беспрестанно вертелись вокруг девушки-привидения и слов, сказанных мне сэром Найджелом. Что же все это может значить? Ответа на этот вопрос у меня не было.

Никогда еще я не проходил психологическое тестирование с такой радостью. Дженис нисколько не удивилась моему эскорту – Тизермит видимо, успел предупредить ее, зато изумилась, изучая результаты моих ответов на контрольные вопросы и показания приборов, фиксировавших деятельность разных участков моего головного мозга. Затем она, не сказав мне ни слова, торопливо ушла в соседнюю комнату, где и находилась минут пять. За это время я успел уничтожить в своих волнениях половину нервных клеток, отпущенных мне природой на всю жизнь.

Было страшно. Никогда в жизни мне не было так страшно, как сейчас. В какие бы переделки я ни попадал, какими бы сложными делами ни занимался, но никогда еще все не было так ужасно – знать, что от тебя отвернулись все, кому ты верил долгие годы, все, на чью помощь ты рассчитывал еще полчаса назад, все, ради кого ты столько работал, все, кому так истово служил. И не просто отвернулись, а сами отправили меня на эшафот, да еще и проследили, чтобы я туда добрался благополучно и без происшествий. Но шанс еще есть…

Наконец Дженис вернулась.

– Может, наконец, скажешь, что там у меня? – спросил я, уже почти не надеясь на благополучный исход. Больше всего мне сейчас хотелось просто закрыть глаза и забыть о том, где я нахожусь. Однако мои конвоиры не отводили от меня взглядов и стволов пистолетов даже несмотря на то, что мои руки все еще были скованы наручниками.

– У тебя все нормально, твое психическое состояние по всем показателям колеблется от «удовлетворительно» до «близко к полной норме», – ответила она. – Не слишком хорошо, но и не настолько плохо, чтобы тебя следовало сию секунду госпитализировать.

Я глубоко вздохнул – значит, я не вылечу из бюро, я нормален, совершенно нормален. Кусок льда, пронзивший мне грудь, бесследно растаял, голова вновь обрела способность ясно мыслить, а окружавший меня мир снова расцвел яркими красками. Я чувствовал себя как приговоренный, который получил помилование, уже взойдя на эшафот. И это сравнение было недалеко от истины.

Каждый вздох приносил теперь радость. Я больше ни в чем ни виноват, я нормален! А потом пришел гнев. Сразу вслед за радостью гнев начал охватывать меня, медленно поднимаясь откуда-то из глубины души. Меня! Не кого-нибудь, а Меня схватили и притащили сюда, словно обычного мелкого психа… как тупого неудачника, случайно затесавшегося в наши отборные ряды!

Что может быть ужаснее? Какое унижение может быть хуже, чем оказаться в списке обреченных на позорную гибель ничтожеств?!… Да как они только посмели!.. Как они могли обойтись так со мной?!… Но теперь все будет по-прежнему, все вернется – мое положение, мои привилегии, мои права… Самое страшное позади. Правда, эпизод с девушкой все еще оставался непонятным для меня. Ладно, поживем – разберемся, что там к чему.

Мои размышления прервала Дженис, продолжив:

– Единственное, что я смогла обнаружить по результатам тестов – это сильную усталость и шок, которые могут быть вполне объяснимым естественным результатом проведенной тобой сегодня трудной операции, – она сделала небольшую паузу, взглянув на моих конвоиров, – и некоторых других причин. Так что я бы прописала тебе несколько дней полноценного отдыха, и ты опять будешь, как новенький.

– Спасибо тебе. Большое спасибо, – от чистого сердца сказал я. Впервые за всю свою жизнь я был готов признаться психологу в любви. Впрочем, вестников, приносивших добрые известия, любили во все времена. И это понятно. Согласитесь, гора с плеч – гораздо лучше, чем голова с того же места.

– Я только что звонила сэру Найджелу, он очень беспокоился за тебя и требовал позвонить ему, как только станут известны результаты проверки, – сообщила моя спасительница, шелестя какими-то документами. – Он приказал, чтобы ты сейчас зашел к нему. Вот распечатка твоего обследования, он велел принести.

Один из охранников, доставивших меня сюда, молча снял с меня наручники, и все трое вышли из кабинета. Не сказав ни слова. Просто вышли, даже не извинившись за то, что надели на меня наручники и привели сюда под дулами пистолетов, как будто я и в самом деле был сумасшедшим преступником, обычным ничтожеством, с которым только так и надо обращаться. Но они сняли с меня наручники и ушли. Это главное, это счастье – идти без наручников и конвоя. Тому, кто не был под арестом, не понять, какое счастье – идти без наручников и конвоя туда, куда тебе вздумается. Особенно если конвой вел тебя к месту казни.

– И впредь не забывай вовремя являться, – напомнила мне напоследок Дженис.

Я молча кивнул и шагнул в коридор. Охранников уже не было и в помине, однако я отметил этот факт чисто рефлекторно. Сейчас, когда я наконец-то свыкся с мыслью, что практически чудом избежал позорного столба и лишения всего, что было в моей жизни – вплоть до самой жизни, я вновь задумался о том, что стало всему причиной. Мне не давала покоя мысль о таинственной девушке. Если я сейчас нахожусь в нормальном психическом состоянии, то почему тогда ребята Лысого Дьявола не нашли никаких ее следов и ни одного человека, который бы ее видел? Я думал об этом, пока ноги сами несли меня в кабинет шефа, однако найти ответ так и не смог.

– Итак, ты вполне нормален, – приветствовал меня сэр Найджел. – Очень рад это слышать. Однако свидетельница твоя, похоже, призрак или инопланетянка, во всяком случае служба наблюдения так ничего и не обнаружила. Они проверили все межзональные пропуска и все зарегистрированные в этом районе «ючи», собрали все отпечатки пальцев и образцы контактной ДНК на остановке, все записи со всех камер и проверили их по полицейским архивам и нашим собственным базам данных. Три человека еще не идентифицированы, однако среди тех, чьи личности уже установлены, твоей девушки не нашлось. С сотрудниками американского бюро, которые работали у нас, мы пока не можем связаться, так что с этой стороны также никакой информации нет. Кроме того, мы провели повторный опрос всех свидетелей, зарегистрированных в полицейском протоколе, а также граждан, которые подошли к месту происшествия позже. Двое из них утверждают, что, возможно, видели девушку, чье описание схоже с предоставленным тобой, но никакой гарантии нет и полагаться на их слова нельзя. Не исключено, что она находилась в этом секторе с поддельным межзональным пропуском, чужим «ючем» и глушителем видеосигнала полного спектра частот, поэтому мы сейчас проводим дополнительную проверку всех, кто был в этом районе сегодня. Работа эта, как ты сам понимаешь, огромная, и положительные результаты будут нескоро.

– Ясненько, – сказал я, – а что еще?

– Установлено, что ты не сумасшедший, и я убедил Мартинелли не заносить замечания о нарушении правил в твое личное дело, указав на 20 лет безупречной службы в нашем бюро.

– Большое спасибо, сэр, – подчеркнуто-вежливо ответил я. Я ничего не забыл и не собирался забывать – независимо от того, что мне сейчас говорил босс.

– Ну ладно, хватит болтать. Тебе надо отдохнуть после трудного дела и набраться сил, – сказал Тизермит и посмотрел в окно. – Медики грозятся усилением волны, так что нам всем скоро придется выкладываться на все 100 процентов, и я хочу, чтоб к этому времени ты окончательно пришел в норму. Все, можешь идти, я тебя больше не задерживаю.

– Да, сэр. Еще раз большое спасибо за все и до свидания, – проговорил я и направился к выходу.

– Сколько раз можно просить тебя не называть меня сэр! – грозно взревел мне вслед Лысый Дьявол. Он терпеть не мог аристократию вообще и свой титул в частности, а также пустые формальности и людей, которые без них жить не могут. А более всего шеф ненавидел, когда его так напыщенно называл кто-нибудь из тех, с кем он начинал работать в бюро. От молодых сотрудников или чужаков он еще мог такое стерпеть, но не от меня или, скажем, Биллингема.

– Что я могу еще сказать? – произнес я и сделал небольшую паузу, с фальшивой улыбкой глядя на него, грозно нависшего над столом. Мне вспомнилось, как он смотрел на меня тогда в баре, и на лбу у меня тут же выступил холодный пот, а ноги стали ватными. Словно я снова стоял там и глядел на него. Сейчас он шутил, а тогда… Тогда мой начальник действительно был готов приказать уничтожить меня. Безо всякой причины, основываясь на ничего не значащем подозрении. Раньше мне и в голову не приходило, что он – просто очередной иуда, не нашедший своевременно своего Христа.

С трудом взяв себя в руки, я тихо сказал:

– До свиданья, Найдж.

– До свидания, Бен, – сказал мне вслед Тизермит, довольно улыбнулся и занялся лежавшими на его столе бумагами.

Я медленно вышел из кабинета руководителя британских палачей и спустился вниз по боковой лестнице – терпеть не могу лифты, потому что в них очень легко подстроить какой-нибудь несчастный случай, а сегодня день был очень подходящий для чего-нибудь в этом духе. Поэтому даже пешее путешествие длиной в 40 этажей и бог знает сколько ступеней меня не пугало. Да и вниз двигаться всегда легче, чем вверх – хоть в прямом, хоть в переносном смысле. Потом получил свой пропуск у службы охраны и вышел на улицу.

Все это я делал совершенно машинально, на автопилоте. Мои мозги были заняты другим – я никак не мог выбросить из головы девушку-привидение. Я так отчетливо видел ее на остановке и, тем не менее, она исчезла до прибытия полиции, не оставив ни малейшего следа. Феи, шапки-невидимки и прочее волшебство подобного рода бывают только в сказках, однако я сейчас готов был в них поверить.

На такую красавицу нельзя было не обратить внимание, и, тем не менее, никто ее не видел или, по крайней мере, утверждал, что не видел. Ладно, если ее не заметили прохожие – в конце концов, обычные люди не обязаны помнить каждого человека, встреченного ими на улице, хотя столь привлекательная женщина не могла остаться незамеченной, но ведь даже наша служба внешнего наблюдения не засекла ее. И впрямь, не девушка, а привидение какое-то.

«Как же мне ее обнаружить?» – размышлял я. Мне очень хотелось ее найти, но ничего путного в голову не шло. Если уж ребята Лысого Дьявола – профессионалы из профессионалов – не выявили ни малейших следов ее существования, то я тем более не добьюсь каких-либо результатов.

И тут я задохнулся, словно меня ударили кастетом в солнечное сплетение. На тротуаре на противоположной стороне улицы я увидел ее – ту самую красавицу с пшеничными волосами и серыми глазами. Она стояла лицом ко мне, так что я отчетливо видел глубоко врезавшие в мою память черты.

Я замер от изумления. Никто не смог меня убедить в том, что она была моей галлюцинацией, но внутренне я уже почти поверил в это или, во всяком случае, поверил в то, что никогда ее больше не увижу. И вот сейчас… А девушка-привидение, дождавшись зеленого света, перешла дорогу и быстрым легким шагом направилась прямо ко мне.

Глава 4.

Душа безумием полна,

Налито сердце тьмой.

Пронзила душу мне она

Нездешней красотой.

Пронзила душу мне она

И канула во тьму,

Но я шепчу: «Она моя,

И я ее найду».

Андрей Светлов, «Она».

Если ты можешь сделать нечто случайно, то почему бы тебе не сделать это нарочно?

Китайская философская школа Дао Цзи Бай.

Мое удивление возросло еще больше, однако загадочная красотка прошла менее чем в метре от меня, торопясь по каким-то своим делам, не имевшим, разумеется, ко мне никакого отношения. Когда она проходила мимо, я почувствовал слабый, но очень приятный аромат ее духов.

Выйдя из ступора, я резко развернулся и торопливо направился вслед за ней. Девушка-привидение за это время успела пройти несколько метров, что меня вполне устраивало, поскольку давало возможность незаметно проследовать за ней и проследить, где она живет, а возможно, если повезет, даже установить ее личность, не прибегая к нашим базам данных или полицейским архивам.

Хотя весьма вероятно, что она в них значится, иначе для чего она находилась в том секторе с поддельным межзональным пропуском и глушителем видеосигнала? Разумеется, для того, чтобы нельзя было установить ее личность. А барышня-то с секретом. Возможно, работает на какую-то спецслужбу или связана с криминалом. В любом случае, эту тайну надо раскрыть, а главное, узнать, что она видела сегодня на остановке.

Пшеничноволосая красавица тем временем быстро шла по улице, не оглядываясь и не обращая внимания на окружающих. Если сейчас вызвать через «юч» подмогу, ребята сэра Найджела прибудут через считанные минуты. Но пока я буду вызывать их, пока объясню им непростую ситуацию, пока они доберутся сюда… Она успеет уйти очень далеко, и есть риск ее опять упустить и дать пищу для новых подозрений относительно моего психического здоровья. К тому же, как только я сообщу о ней, мне придется передать ее группе внешнего наблюдения и отправиться домой отдыхать. А этого мне почему-то не очень хотелось.

В этом тайном преследовании загадочной незнакомки было нечто такое, что заставляло меня нарушать установленные для сотрудников класса А правила наружного наблюдения. Даже мысль о том, что за профессиональными исполнителями регулярно следят наши «стукачи», меня не пугала. В конце концов, я уже давно пользовался самой главной привилегией палача высшего уровня – жить без постоянного наблюдения. Да и преступать правила организации мне было не в первой. К тому же именно сегодня, после того, как меня едва не отправили на эшафот безо всякой причины, мне особенно сильно хотелось хоть что-нибудь нарушить.

Вдобавок сейчас никто не смог бы на меня донести. По крайней мере, я верил в это. Легче и спокойнее верить в том, что сэр Найджел не отправил за мной соглядатаев, не поставил на полное наблюдение… Не разыграл передо мной спектакль, что все в порядке, а сам тем временем дал задание кому-нибудь из моих коллег устроить мне сердечный приступ, несчастный случай или какое-нибудь глупое самоубийство. От этой мысли меня вновь прошиб холодный пот, но я не остановился. Двум смертям не бывать, а стоит умереть один раз – и во второй раз умирать уже не страшно. Я улыбнулся и слегка ускорил шаги, чтобы немного сократить дистанцию между мной и девушкой.

Пройдя еще квартал, пшеничноволосая зашла в супермаркет. Это мог быть и ловкий ход, чтобы обнаружить слежку и сбросить меня с хвоста, и вполне естественный поступок человека, которому надо что-нибудь приготовить на ужин. Мне, кстати говоря, тоже не мешало бы запастись продуктами.

В супермаркете я старался не упускать ее из вида даже на минуту, отмечая на всякий случай то, что она покупает. Судя по набору продовольствия, незнакомка жила одна. Во всяком случае, на семью хотя бы из двух человек еды потребовалось бы намного больше. Этот маленький фактик, не имевший, в общем-то, ко мне никакого отношения, почему-то до крайности обрадовал меня. Почему, я и сам не понял.

Расплатившись, девушка скорым шагом направилась к выходу, и я похолодел от мысли, что могу упустить ее, поскольку сам еще не рассчитался с электронным продавцом, который не выпустит меня из магазина, пока не получит с меня деньги за мои покупки. Однако около входа она остановилась, стараясь поудобнее уложить продукты в своем пакете. В решающий момент он не выдержал и лопнул, банки с консервами и полуфабрикатами раскатились по полу. Пробормотав что-то себе под нос, пшеничноволосая присела, собирая рассыпавшуюся провизию. Это был дьявольски удачный момент, и я не мог им не воспользоваться.

Я быстро подошел к ней.

– Давайте я вам помогу, – сказал я и, наклонившись, стал поднимать лежавший на полу провиант.

– Большое спасибо, – ответила красавица. У нее был очень приятный голос. Никогда прежде мне не приходилось слышать такого чудесного мягкого голоса. Смутно знакомый мне акцент, едва заметный в ее речи, только добавлял ей очарования.

Тут одна из банок, которые она укладывала обратно в пакет, снова вывалилась через еще более увеличившуюся дыру и со звоном покатилась по полу.

– Кажется, мне придется купить новый мешок, – сказала она.

– Не стоит. Мой слишком велик для моих покупок, так что туда легко поместятся и ваши, – сказал я и, широко улыбнувшись, раскрыл свой пакет, демонстрируя его действительно большую вместимость.

Девушка окинула меня испытующим взглядом, и, судя по всему, моя вполне благообразная внешность хорошо одетого мужчины лет 40 произвела на нее достаточно хорошее впечатление. Она явно меня не узнала – возможно, из-за того, что днем я был в другой одежде и солнцезащитных очках, а, может, просто потому, что никакой памяти не хватит запоминать каждого представителя сильного пола, который позволит себе несколько секунд потаращить глаза на такую красотку. В любом случае, это было мне на руку, хотя придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своего присутствия на той остановке для меня было делом пары секунд.

– Не знаю, как вас и благодарить, – ответила пшеничноволосая.

– Не стоит благодарностей. – Я посмотрел на свои старомодные и ужасно дорогие часы с золотым браслетом. – Время сейчас уже довольно позднее, а ходить в одиночку по местным улицам не стоит. К тому же мне будет истинным удовольствием проводить вас, если вы позволите.

– Огромное спасибо.

– Не стоит благодарностей, – повторил я, укладывая ее покупки в свой пакет.

Мы вышли из магазина и медленно зашагали по улице. На город опускалась ночь, и яркие звезды на чистом – впервые за последние несколько месяцев – небе словно о чем-то говорили на своем непонятном языке. Млечный путь мерцал, как алмазное ожерелье, над моей головой.

«Однако все как-то слишком просто и легко получается», – подумал я. Я не верил в удачу, предпочитая всегда обходиться своими силами, а потому заподозрил ловушку.

На всякий случай я проверил свой постановщик помех. Как и «юч», он был всегда со мной, и это было почти легально – по закону о защите личной жизни и персональных данных любой гражданин имел право глушить сигналы частных видеодатчиков, хотя пользовались этим немногие, поскольку подобная аппаратура стоила очень дорого. С государственными камерами наблюдения так делать было нельзя – они работали на других частотах, которые запрещалось перекрывать помехами, но я всегда мог представиться сотрудником спецслужбы, что было близко к действительности и давало мне полное право оставаться невидимкой даже для правительственных организаций. Надо полагать, именно с помощью такой же «глушилки» моя спутница не попала ни на одну видеозапись во время ликвидации профессора Слейда.

«Может, она – очередной фокус моего начальства для проверки на лояльность и соблюдение правил? – подумал я. – Если так, то я уже провалился, поскольку должен был сразу же, как только увидел ее, доложить Майлзу или сэру Найджелу и передать девушку-привидение их ребятам. С другой стороны, при необходимости я все равно смогу отвертеться. Или тут нечто иное? Не могли же решение обо мне принять заранее, а эту девицу использовать для того, чтобы заманить меня в ловушку? Но ведь это и не требовалось – сегодня меня могли в мгновение ока пустить в расход, и никто бы и пальцем не пошевелил и глазом бы не моргнул. Зачем идти на лишние ухищрения, вовлекать дополнительных людей, строить хитроумные и оттого практически невыполнимые планы, если все можно сделать просто – один выстрел в затылок и до свиданья. Может, меня выследили и подстроили мне ловушку те ребята, босса которых я убрал две недели назад? Нет, у них слишком низкий для таких дел уровень. Или тут вмешалась какая-нибудь спецслужба, которой мы перешли дорогу? Тоже маловероятно. И все же что-то здесь нечисто».

Я усмехнулся. Такие мысли отдают откровенной паранойей, которой страдают многие из нас, но более подходящее для палачей профессиональное заболевание и представить себе нельзя. Лучше быть живым параноиком, чем мертвым разумником. Я буду настороже и смогу справиться с любым врагом. Но лучше все-таки не на открытом воздухе. Если противник превосходит вас численно, то его, прежде всего, надо лишить свободы маневрировать своими силами.

– Я сейчас вызову такси,– сказал я. Это тоже было опасно, если такси «их», но все же лучше, чем пустынная ночная улица.

– Не стоит, я живу в трех кварталах отсюда, – возразила девушка.

«Подумать только, она живет всего-то в 15 минутах ходьбы от нашего бюро! Так ловушка это или нет?» – подумал я и спросил:

– Значит, пешком пройдемся?

– Да. Я люблю гулять ночью, особенно когда стоит такая хорошая погода. Небо так прекрасно.

– Да, небо прекрасно,– согласился я и подумал, что при любом небе на нашей далеко не прекрасной земле не очень безопасно гулять ночью. Впрочем, эти мысли я оставил при себе, решив, что пока лучше попытаться выудить хоть немного информации о моей спутнице. Надо было как-нибудь продолжить разговор, однако ни одна удачная мысль даже не пыталась прийти в мою голову. Слишком редко мне приходится общаться с кем-либо, кроме хорошо известных, до последнего мускула лица, сотрудников бюро. А с объектами, как правило, и вовсе говорить не приходится. Наконец я придумал.

– Вы приезжая? – спросил я.

– Да. Я работаю здесь.

– И откуда вы к нам приехали?

– Из России.

«Так вот почему ее акцент показался мне знакомым», – подумал я и сказал:

– О-о. Я несколько раз бывал в России. Это чудесная страна.

– Для любого человека его родина самая лучшая.

– Это действительно так, но я сказал, что Россия прекрасная страна вовсе не для того, чтобы сделать вам приятное. Я действительно так думаю.

– Все равно спасибо.

– И насчет Родины позволю себе с вами не согласиться. Не каждый считает свою страну лучшей. Некоторые люди ненавидят Родину, потому что иначе им придется признаться самим себе, что причина их бед – они сами.

– Да вы философ, – улыбнулась девушка.

– Только по вечерам, – пошутил я.

После небольшой паузы моя спутница сказала:

– На самом деле такие люди ненавидят самих себя, но не в силах смириться с правдой. А потому ищут себе подходящий объект для ненависти, чтобы переложить на него всю ответственность за то, что им не нравится в себе. И не важно, кто или что это будет – человек, общественное движение, целая страна, весь мир, Господь – главное, чтобы его можно было ненавидеть. И желательно без последствий.

– Вы тоже философ, – заметил я.

– Причем круглосуточно, – произнесла она и замолчала, задумавшись о чем-то.

Подождав немного, я спросил для поддержания беседы:

– А как вам в Англии?

– О-о, Англия – это чудесная страна, – ответила она и рассмеялась. Я тоже.

– Одно плохо,– сказал я,– у нас не так безопасно гулять ночью, потому что наше правительство не признает меры, с помощью которых в России навели порядок после Великого Мора и Смутных годов.

– Вы не одобряете политику своего государства?

– С одной стороны, демократия и все ее институты дают возможность человеку чувствовать себя человеком, а с другой стороны, так ли уж мне нужна демократия, если после захода солнца на улицу опасно выходить?

– У каждой государственной системы управления есть свои недостатки. Политика твердой руки может и хороша для наведения порядка в стране, но с точки зрения отдельной личности она ужасна, – заявила пшеничноволосая. – Настолько ужасна, что кощунством кажется даже говорить о том, что у этой системы могут быть какие-то плюсы. Можете мне поверить, я знаю, о чем говорю, потому что почти всю жизнь прожила в России. Мне было 8 лет, когда к власти пришел нынешний президент. – Девушка криво усмехнулась. – Самый обыкновенный диктатор.

– Не удивлюсь, если узнаю, что ваши полицейские не сильно расстроились, когда вы покинули страну, – заметил я.

– Да, это так, – согласилась она и добавила с улыбкой: – Ну, вот мы и пришли. Вон тот дом – мой, так что…

– Не понесете же вы свои покупки в руках, – сказал я. – Давайте я провожу вас хотя бы до подъезда.

– Мне бы не хотелось причинять вам столько неудобств.

По ее голосу и выражению лица невозможно было понять, то ли она действительно не хочет меня затруднять доставкой своих продуктов до своей двери, то ли просто не хочет, чтобы я знал, в какой квартире она живет. Поэтому я решил, что сейчас самое время еще раз проявить инициативу, молча улыбнулся и пошел в сторону ее дома.

Он стоял немного в стороне от улицы и был не жилой высоткой, какие возводились лет тридцать назад, во времена второго демографического взрыва, и заполонили весь этот район, а относительно небольшим зданием, построенным, пожалуй, еще во второй половине 20 века. Как и в небоскребах вокруг, большая часть его окон была сделана из поляризирующегося пластика, который при активации не пропускал свет. Но в некоторых окнах осталось обычное старомодное стекло, и сейчас они горели перед нами среди бесчисленного множества угрюмых темных колонн высотных строений, словно огонь маяка, приветствующий возвращающихся из дальнего плавания моряков.