Выстрел. Сборник рассказов

Обещаю

В 1994 году, когда мне было двенадцать лет, началась Первая чеченская война. Мой брат, которому было уже двадцать лет, пошел на нее добровольцем.

«Кто, если не я?», – с улыбкой спрашивал он.

Когда мы его провожали, я еле сдерживал слезы. Уже одетый в военную форму, брат выглядел очень мужественно и красиво, а его улыбка вселяла в меня веру только в самое лучшее.

«Ты чего раскис?» – спросил он, заметив мое подавленное настроение, – «Теперь ты остаешься за старшего».

Наш отец нашел другую семью, когда я был еще маленьким. Мама тогда очень сильно переживала, но брат оказал хорошую психологическую поддержку. Я бы так не смог, даже сейчас. Но нужно было учиться становиться взрослым и брать на себя мужские обязанности.

«Обещай, что я тебя еще увижу», – сказал я ему, и слеза предательски скатилась по щеке.

Брат всегда держал обещание, я ни разу не усомнился в его словах.

«Обещаю», – сказал он и закрыл глаза.

По вечерам в комнате не было света, горели лишь две свечки. Мы делали так для экономии. Я пока не мог найти работу и помогал только по домашним делам. Возможно, если бы мама не заставляла меня ходить в школу, то я бы нашел какую-нибудь подработку.

«Обещай, что не будешь пропускать школу», – однажды сказала она.

Я вспомнил брата и понял, что не могу поступить иначе…

«Обещаю».

Как бы ни было тяжело финансово, но мы справлялись. Лишь ложась спать, на меня накатывали грустные мысли, но я смотрел на фотографию брата, которая стояла на моей прикроватной тумбочке, на его улыбку, и мне становилось легче.

Через год нам пришло извещение, которое мама прочитала после ужина. В нем говорилось, что мой брат, Гришин Степан Олегович, погиб при исполнении воинского долга, и награжден посмертно медалью «За мужество». Она отдала мне коробочку с медалью, а сама села в кресло и, закрыв лицо руками, заплакала.

В ту ночь у меня не было грусти, лишь ярость. Я взял фотографию брата и громко сказал:

«Ты не сдержал обещание, ты – лжец!».

31 августа 1996 года война закончилась. Это объявили по телевизору. Я не помню, что там сказали, но в этот день у меня появилась какая-то надежда, что брат вернется, что случилось лишь досадное недоразумение и нам прислали извещение по ошибке. Каждый звонок в дверь начал вызывать у меня замирание сердца. Я старался не дышать и прислушивался, стараясь понять, кто там пришел.

Наверное, прошло недели две, может, чуть больше… И ранним утром в дверь позвонили. Из своей комнаты я слышал шаги мамы и негромкий разговор. Слов я разобрать не мог.

«Са-ша», – крикнула мама, – «Это к тебе».

Это была не совсем радость, наверное, лишь предвкушение. Я будто взлетел с кровати и бросился к входной двери. Мама отошла от нее и я увидел незнакомого мне парня. Он был явно молод, несмотря на то, что глаза закрывали черные очки, на голову была надета кепка, а половина лица была обожжена. Одет гость был в военную форму, прямо как у брата. Его руки были за спиной.

«С-с-с-саша?», – сказал он, будто ему было тяжело произносить слова.

Я кивнул головой. Парень достал левую руку из-за спины, в которой была видеокассета. Он протянул ее мне. Я взял кассету и вопросительно посмотрел на маму, а затем на солдата, который лишь приложил левую руку к нижней части кепки, отдавая мне честь. Но даже я знал, что делается это правой рукой. Затем гость развернулся и быстро зашагал прочь. Лишь потом я заметил, что у него не было кисти правой руки.

С мамой мы включили телевизор и видеомагнитофон, а потом вставили кассету. Картинка на экране была очень блеклой, почти черно-белой. Стоял танк, двое солдат выглядывали из его люков, а еще двое стояли рядом. Одного из них я узнал сразу – это был мой брат. А рядом с ним, как мне показалось, был именно тот парень, что только что был у нас. Они все улыбались, было видно, что боевой дух у них на высоте, несмотря на обстоятельства.

«Привет, Саша», – сказал брат и его лицо стало серьезным, – «Тут настоящая мясорубка. Боюсь, я не смогу приехать, поэтому и променял целый запас консервов на эту камеру, чтобы ты снова смог меня увидеть».

Он немного помолчал и добавил:

«Ведь я же обещал».

Попутчик

– Никитична, поть сюды, – пожилая женщина семидесяти лет окликнула свою подругу.

– Некогда, Петровна, в больницу опаздываю, – отмахнулась Никитична и засеменила дальше на остановку.

Тамара Петровна, старшая по подъезду, была женщиной советской закалки. Именно про таких ходят байки, что «сидят на лавочке и почем зря ругают молодежь». Тамара Петровна знала поименно всех своих «подопечных». Да и из соседних подъездов почти все жильцы были ей знакомы. Дружбы, конечно, ни с кем не водила, кроме Никитичны. Потому что жили с ней в подъезде одни алкаши да тунеядцы. Зачем ей, труженице тыла, такие знакомства? Хватит общения с Никитичной и внучком, который иногда к ней приезжает. Вот только любит подруга рассказывать про свои болячки, которых у нее целая гора, тогда и за несколько часов не переслушаешь. В остальном, золото, а не подруга.

Солнышко приятно припекало, и Тамара Петровна закрыла от удовольствия глаза.

– Можно, я присяду рядом? – спросил веселый голос.

Тамара Петровна открыла глаза и недовольно посмотрела на спрашивающего. Им оказался молодой парень лет двадцати. Он широко улыбался, отчего у пожилой женщины скривился рот. Наверняка, будет мазь какую-нибудь предлагать или чудо-массажер, знаем таких.

– Устал очень, – не дожидаясь разрешения, парень сел рядом с женщиной, – Как вас зовут?

– Тамара Петровна, – недовольно ответила та, – Вы не из нашего дома.

– Я просто гуляю, – парень снова улыбнулся, – Хорошая погода.

– Прелестная, – недоверчиво произнесла Тамара Петровна, – Что у вас, мазь или массажер? Показывайте уже.

Но парень неожиданно громко рассмеялся.

– М… мазь? Ахаха. Я же говорю, что просто гулял, утомился, решил посидеть. Смотрю, а тут сидит такая приятная женщина, – парень подмигнул одним глазом.

Внутри Тамары Петровны что-то екнуло, ей показалось одновременно наглым такое поведение и, в то же время, приятным, будто несколько десятков лет слетело. В это время из подъезда вышла молодая девушка в короткой юбке и в каблуках на шпильке. Звонко цокая, она прошла мимо сидевших на лавочке, которые проводили ее долгим взглядом.

– Проститутка, – негромко сказала Тамара Петровна.

– Почему проститутка? – удивился парень, – Она продает любовь за деньги?

– Нет, наверное… Хотя, не знаю, – запнулась женщина, – Но ты посмотри, как она одевается. В наше время приличные девушки так не одевались.

– ПРОСТИТУ-У-УТКА-А-А, – громко протянул парень на всю улицу, но девушка даже не обернулась.

Зато Тамара Петровна и парень покатились со смеху.

– Но вы лукавите, Тамара Петровна, – глаза парня блеснули, – Тоже, наверное, зажигали в молодости? Сколько у вас детей?

Женщина надменно посмотрела на него.

– У меня пятеро детей. Конечно, иногда я тоже не была пай-девочкой, но так не одевалась, – сказала она, – Слушай, а тебя как зовут?

– Миша.

– Хорошее имя. Моего внука так зовут, – Тамара Петровна опустила в землю глаза.

– Давно не приезжал? – догадался Миша.

– Месяца два уже.

– Я уверен, что скоро он приедет в гости, обязательно. Он же любит вашу выпечку?

– Да. Особенно пирожки с картошкой и луком.

Миша довольно покивал головой.

– Ты на него немного похож даже, – заметила Тамара Петровна.

– Славно. А как ваш кот поживает? У вас ведь есть кот? – поинтересовался Миша.

– Да. Тишкой зовут. В последнее время пакостничает. Бывает, нагадит под столом, а мне тяжело сгибаться, поэтому и ругаю его постоянно, – женщина не сдержалась и снова рассмеялась.

– А что спина, болит? – тоже посмеявшись, спросил Миша.

– О-о-о, еще как болит. Сильнее, чем у Никитичны. Это подруга моя, – пояснила Тамара Петровна.

– Знаю, – махнул рукой парень.

Это нисколько не смутило пожилую женщину, возможно, она раньше вскользь уже упоминала свою подругу. Миша вообще показался ей хорошим парнем, иногда ей даже казалось, что это ее Миша – внучок, такой же задорный и заботливый. Тамара Петровна и Миша долго сидели на лавочке, разговаривая о жизни. В основном, говорили о жизни пенсионерки, потому что ее жизнь была побольше. В этот день пожилая женщина даже не обращала внимания на алкашей и тунеядцев, которые ходили туда-сюда мимо нее. Вот уже и солнце почти скрылось за горизонтом, да и Тишка, небось, голодный сидит…

– А ты почему никуда не идешь? – спросила Тамара Петровна.

– Мне некуда торопиться, – загадочно улыбнулся парень, – Я могу еще с вами посидеть.

– Нет, мне уже надо кота кормить, да и самой покушать что-нибудь.

– Хорошо. Тогда передайте от меня привет внуку, скоро он к вам приедет, – Миша медленно встал с лавочки, – Как ваше настроение?

– Отличное. Скажите, а вы… Один из этих? – Тамара Петровна посмотрела на небо.

– Из кого? – парень звонко рассмеялся.

– Вы – Смерть?

– Нет, – довольно улыбнулся парень, – Я всего лишь ангел. Нас называют попутчиками, и могут видеть лишь истинно одинокие люди, чтобы мы сопровождали их.

– Но я не одинока, у меня есть Миша…

– Да, это так. Поэтому наш совместный путь и был таким коротким, – парень повернулся и пошел в темноту улиц.

– Спасибо за этот день, – тихо сказала пенсионерка.

Про_зрение

Дмитрий медленно провел рукой по ее щеке. Пальцы ощутили слегка шероховатую кожу. Большим пальцем он коснулся ее губ, которые расплылись в улыбке. Это лицо было его жены – Татьяны, и он знал его до последней морщинки.

Дмитрий с рождения был слеп. Но сила характера помогла ему получить образование, жениться. Жена была на десять лет старше его. Но ее чуткость и забота помогла им прожить вместе более десяти лет. А не так давно Татьяна сообщила, что ждет ребенка. Врачи говорили о малой вероятности рождения ребенка со слепотой, несмотря на "некоторые факторы". Жену эта новость безмерно обрадовала. Дмитрий же, будучи эмоционально сдержанным, лишь ответил улыбкой.

Татьяна работала учительницей с утра до ночи, а Дмитрий писал стихи, которые публиковались во многих именитых издательствах. К сожалению, он не мог прочитать свои книги, потому что печатали их только для «обычных» людей, поэтому оставалось только трогать обложку и нюхать страницы, чем он очень любил заниматься.

Каждый день, когда жена уходила на работу, Дима садился за стол, брал чистый альбомный лист, ложил на него специальный трафарет и протыкал на бумаге дырочки справа налево. Такая манера письма называется шрифтом Брайля. Когда вечером приходила Татьяна, то переворачивала лист и писала буквы, делая из множества дырочек красивые стихи. Листы складывались в стопку и, когда набиралось большое количество готового материала, относились в издательство.

Но сегодня был особенный день, Дмитрий это чувствовал. Все тело жены дрожало, она явно волновалась.

«У меня есть хорошая новость», – сказала Татьяна, – «Есть лекарство. Ты слышишь? Оно вернет тебе зрение. Оно еще экспериментальное и стоит больших денег, но я накопила… Мы накопили».

«Зачем?», – Дмитрий улыбнулся, – «Зачем мне зрение? Я и так тебя вижу и чувствую».

«Я хочу, чтобы ты увидел нашего ребенка. Сделай это для меня», – твердо сказала Татьяна.

«Хорошо».

На следующий день они поехали в какую-то больницу, далеко-далеко. По звуку проносящихся автомобилей, Дмитрий понимал, что они едут по трассе, в другой город.

«Скажите, что вы видите сейчас?», – обратился врач к Дмитрию.

«Ничего. Лишь размытые силуэты».

«Понятно. Запомните, главное – это быть спокойным. Стресс способен снизить эффект от лекарства или вовсе свести его на нет. Повторная инъекция уже не поможет. Каждую неделю вы должны приходить к нам для наблюдения», – доктор отошел чуть подальше, о стол стукнула какая-то баночка, зашумела упаковка от шприца.

«Со спокойствием у меня проблем не будет», – вяло улыбнулся Дмитрий.

Игла шприца вошла в плечо, оставляя чувство жжения. Врач взял бинт и замотал Дмитрию глаза.

«Езжайте домой. Завтра, после сна, аккуратно снимите повязку и медленно открывайте глаза», – врач выглянул в коридор и крикнул, – «Следующий».

Домой ехали молча. Дмитрий еще до конца не понимал, правильно ли он поступил, ведь придется вливаться в другой мир, начинать жить заново, опять учиться писать и читать. Но Таня будет рада, а это самое важное. Ночью он почти не спал, разные мысли лезли в голову, сильно чесались глаза и жгло руку, в которую ввели лекарство.

«Ты готов?», – спросила утром Татьяна.

«Готов».

Она размотала повязку, тяжелый от пота бинт упал на пол. Дмитрий держал глаза закрытыми. Медленно-медленно он начал поднимать веки. Все вокруг начинало обретать очертания.

«Ну, как?», – лицо Татьяны было напуганным, будто она ждала страшного диагноза.

«Я тебя вижу», – спокойно сказал Дима.

У Татьяны на глазах показались слезы, она подошла к мужу и крепко обняла его, не сдерживая рыдания.

«Успокойся», – Дима отстранил ее, – «Пойдем, погуляем, я хочу, чтобы ты показала мне мир».

«Да, конечно», – Татьяна вытерла слезы рукавом и взяла мужа за руку, – «Пойдем».

На улице было красиво. Деревья, цветы, дома, машины и, главное, люди – все было уникальным. Дмитрий с любопытством смотрел на прохожих, впервые изучал их лица глазами, а не руками. Они зашли в кофейню, съели по хрустящему круассану. Такое было не редкостью, но сегодня булочка была особенно вкусной.

Домой они вернулись лишь поздним вечером. Дмитрий сел на стул и стал смотреть по сторонам. Он еще не успел изучить свою квартиру. Татьяна стояла рядом, глядя на него с нескрываемой радостью. Взглядом Дима наткнулся на зеркало, встал, подошел к нему ближе и стал смотреть на свое отражение, гладя лицо рукой. Затем обернулся к жене.

«Ты такая…», – сказал он, – «Некрасивая».

«Что?», – удивилась Татьяна и отшатнулась назад.

«Ты старая, а я молод и очень красив. И я видел на улице красивых девушек, которые бы подошли мне лучше», – Дмитрий рукой обвел по стенам квартиры, – «И это место… Оно ужасно. Мы зарабатываем хорошие деньги на моих стихах, а живем в каком-то сарае. Я не хочу так».

Татьяна выбежала из квартиры. Дверь спокойно закрылась, в квартире воцарилась тишина. Дмитрий сел за стол, на котором писал свои стихи. Он вспомнил, что здесь, в нижнем ящике, лежали книги с его стихами и теперь он сможет их увидеть. Дима рывком открыл ящик, но там лежала лишь книга «О вкусной и здоровой пище» и какой-то женский роман.

«Куда она их спрятала?», – сердито сказал Дмитрий, но тут же постарался успокоиться и подавить гнев.

Он обошел квартиру. В одном из углов на чем-то большом лежало покрывало. Дмитрий подошел к нему и сбросил на пол. Он увидел большие стопки альбомных листов и догадался, что это были листы с его стихами. Взял один и прочитал:

Белая роза – невинный цветок.

Белая роза – простые шипы.

Она ведь так больно и остро уколет

Однако, невинной уйдет из воды.

Она так чиста и невинна, красива,

Она непорочна, как девушка мила,

Она так прекрасна, как луч в непогоду,

Однако, цветок он сорвет в непогоду…

Дмитрий почувствовал слабость в ногах и сел на пол. Перед глазами он держал листок со своим стихотворением. Он бросил лист в сторону… Но глаза все равно видели его «произведение». Посмотрел влево, вправо, на потолок – везде только белая роза, невинная и как девушка мила…

Ромашковое поле

– Что ты видишь? – отец рукой показывает вдаль.

Я прищуриваюсь, чтобы попытаться увидеть в конце поля хоть что-нибудь важное. Но там стоит лишь забор.

– Ничего, – признаюсь я, – Только ромашковое поле.

Отец смеется и треплет мне волосы.

– Нееет, Витенька, это не просто ромашковое поле. Это наша надежда на светлое будущее. В этом году мы засеем это поле картофелем. Потом картофель продадим и купим трактор. А с трактором нам будет легко выращивать такое поле картофеля, и через два года мы выкупим соседнее поле. Затем построим завод, где будем изготавливать картофельные чипсы. Ты знаешь, что такое чипсы? Это умение продавать одну картофелину по цене килограмма, – смеется отец, – Нам нужно только этот год потерпеть, хорошенько поработать и нам обязательно улыбнется удача.

Это было трудное лето. Мы с отцом вставали с раннего утра и отправлялись на поле косить траву, которая была по колено. Отец научил меня пользоваться литовкой. У нас был небольшой перерыв на обед, когда мама приносила нам несколько бутербродов с колбасой и маслом вместе с термосом горячего чая. Первую неделю у меня жутко болели руки, не привыкшие к такому интенсивному труду. Мы косили в любую погоду – дул ли ветер или шел дождь. От заката до рассвета, каждый день.

Иногда я падал обессиленный на землю, ведь мне было всего четырнадцать лет. Отец всегда давал мне отдохнуть, не важно, сколько мне для этого было нужно, пять минут или час. Он знал, что я не пытаюсь увильнуть от работы. Я смотрел на его уверенное лицо, и это каждый раз придавало мне силы.

Закончив с травой, мы принялись копать. И снова начались бесконечные однообразные дни. Иногда мама приносила нам свежеиспеченные блинчики, щедро смазав их маслом. Она работала учительницей в сельской школе и не всегда могла вырваться с работы, чтобы принести нам какую-то еду и тогда нам приходилось голодать. Мы не могли сходить в наш дом – небольшой вагончик, потому что он находился в двадцати минутах ходьбы, а терять час времени было слишком большой роскошью. Мы спали по шесть часов в день, чтобы хоть как-то восстановить силы для нового рабочего дня.

Нужно было перетерпеть этот год, потому что ради этой надежды отец продал наш старый дом, весьма неплохой, но такой же маленький, как и вагончик, в котором мы сейчас жили.

Посадка… Прополка… Окучивание… Борьба с колорадским жуком… Каждый этап занимал много сил и времени. Но это была борьба за наше светлое будущее и мы не могли ее проиграть, ведь финал был близок.

Я помню тот день, будто он был вчера – 20 августа 1980 года. День, когда мой отец, Степан Федорович, умер от физического истощения.

– Что-то я утомился, – сказал он и присел на землю, закрыв глаза.

Больше он их так и не открыл. Для меня его смерть стала неожиданностью, я до последнего момента не замечал в нем усталости, его бодрые движения продолжали заряжать меня.

Оставалось немного, нужно было лишь выкопать огромное поле картофеля и продать его. Мы с мамой купили бы трактор, я научился бы управлять им и это поле можно было бы вскопать за пару дней… Но мама решила иначе. Она продала это поле, прямо с картофелем. Она продала мечту отца, она продала нашу надежду на светлое будущее…

На деньги, которые мама получила с продажи картофельного поля, мы переехали в небольшой домик на окраине села, а еще заплатили за мое обучение в здешней школе.

***

Прошло много лет. В моей жизни случались значимые события и не очень, были взлеты и падения. Но, так или иначе, судьба снова привела меня на это поле. Я не мог иначе, все эти годы оно не давало мне покоя. Ведь это было мечтою моего отца, который дал мне нескончаемую силу духа. Я выкупил это поле, которое снова заросло ромашками. Я выкупил поле, которое было рядом. И я засеял их картофелем…

– Виктор Степанович, попробуйте, – мужчина в костюме протягивает мне тарелку с чипсами.

– Неплохо. Теперь нужно договориться с поставщиками о специях для различных вкусов, – пробуя, говорю я.

Да, я построил завод и изготавливаю чипсы, как и мечтал мой отец. Возможно, он не подарил мне светлое будущее, но, определенно, он подарил мне цель.