А с императором Даро разговаривает совсем по-другому! Хитрюга. Мужчина аккуратно сгрузил меня на кровать, и, ни на секунду не задержавшись, отступил на несколько шагов. Я тут же села.

– Поговори со мной. – Чёрт, зачем я это сказала? Когда уже протрезвею?

Терон заколебался на несколько мгновений и сел в кресло, которое теперь стояло неподалёку от кровати.

– Что ты хочешь узнать?

– Расскажи всё про этих чёртовых ллеирт, и почему все так с этим носятся?

Он молчал, кажется, собираясь с мыслями.

– Я не понимаю. Айко сказал только, что когда ты видишь её, все остальные просто перестают существовать… но разве это про брак или про секс?

– Вы говорите об этом с Айко? – Голос Терона был ледяным. Упс. От холода, физического холода, повеявшего от него, голова мгновенно прояснилась, и я вся подобралась. Я опять ляпнула лишнее. Когда уже это прекратится?

– Я… я просто спросила у него, что это…

– Ему не следует болтать о моей личной жизни. Его это не касается. Трепло. – Уже очень тихо буркнул он про себя.

Я шумно сглотнула.

– Пожалуйста. Не наказывай его. – Я вдруг по-настоящему испугалась, что подвела человека под гнев императора. – Я… я очень просила его рассказать, что вообще здесь происходит.

– И он не устоял? Так хорошо просила? – Танец со шведом Терона не тронул, но болтливость Айко сделала его поистине зловещим. Он напрягся и слегка подался вперед на моём кресле, превратив его в настоящий трон одним своим присутствием. От льда и металла в его голосе мне хотелось съёжится и исчезнуть с лица Вселенной. От испуга я будто проглотила язык и тряслась словно трусливая собачонка, ненавидя себя за слабость. Не нужно было быть эмпатом, чтобы понять это. Оценив мою реакцию, Терон едва заметно смягчился.

– Так что?

Надо. Надо ответить. Если спасую сейчас, навсегда потеряю его уважение. А оно мне нужно. Ещё не знаю, зачем. Кого я обманываю? Я же влюбилась.

– Я не «хорошо» просила. Просто вежливо. Если тебе знакомо это понятие. И он просто по-человечески ответил. Не строя из себя загадочного позёра.

Я ответила слишком много. Но императору понравилось, и он вновь расслабился, развалившись на сидении.

– Ну допустим. Откуда Айко может знать, каково это? – Обратился он к космосу, глядя в иллюминатор. – Увидеть впервые свою ллеирт?

– Может, услышал где-то. – Я пожала плечами и заслужила проницательный сканирующий взгляд Терона, от которого мурашки пробежали по всей спине и собрались в самом низу, добираясь до самого средоточия моего женского либидо. Я тряхнула головой, чтобы сбросить наваждение, а резинка до того едва державшая мой рыжий пучок, предательски лопнула в этот неподходящий момент. «Взрыв на макаронной фабрике» – так всегда в детстве называла мама мою причёску. Терон издевательски ухмыльнулся, словно бы раскусил мои женские ухищрения. Но никаких ухищрений не было. Я взбесилась, вскочила, схватила новую резинку и уже поднесла руки к голове, чтобы собрать их заново, когда он перехватил их, внезапно оказавшись рядом.

– Не нужно. Оставь. Мне нравится.

Я боялась на него посмотреть.

– Мне не нужно, чтобы тебе нравилось. Я не пытаюсь тебе понравится, Терон.

Я впервые назвала его по имени, и это получилось очень нежно и даже с придыханием.

– И всё-таки у тебя получается.

Я отрицательно замотала головой, но он мягко взял меня за подбородок и заставил посмотреть на него снизу-вверх. «Дура, дура, влюблённая дура!» – кричала я про себя, когда не могла заставить отвести взгляд от его пылающих золотыми искрами зеленых глаз. Ведь знаю, что он просто забавляется. Знаю. И всё равно замерла, словно кролик перед удавом. Он всё-таки воспользовался этим и мягко провёл своими губами по моим. Бесчестный. Господи, от меня, наверное, пахнет вином. Стыд какой. Больше никогда не буду пить. Но его это не остановило. Он мягко укусил меня за нижнюю губу и прикрыл глаза.

– Очень хорошо. – Прошептал он и отступил, вновь усаживаясь в своё кресло, как ни в чём не бывало.

Ничего хорошего. У меня закружилась голова, но теперь уже совсем от другого. Почему он отступил? Нет, хорошо, что отступил. Господи, сколько мыслей. Как хомячки скачут по моей голове. О чём мы говорили?

– Расскажи про ллеирт. – Бесцветно выдала я и тоже вернулась на своё место.

– Это… – Он снова смотрел мимо меня, принимая задумчивую позу рассказчика. – Ты, наверное, уже знаешь, что из физического вакуума во Вселенной всегда рождается пара частиц.

– Разумеется.

– Видишь ли, законы Вселенной универсальны. При рождении нас, живых сознаний, как ты и я, действует тот же закон. Говорят, что каждая душа порождается Вселенной в паре с другой душой. Они ищут друг друга, находят, создают союз, объединяясь в единое целое.

– И аннигилируют как частица и античастица? – Решила съязвить я.

Терон ухмыльнулся.

– Я тоже так шучу, когда Старейшины заводят в тысячный раз свой рассказ об этом. Нет, с душами так не происходит. Это не материя и антиматерия. Когда их вибрации совпадают, образуя единую спираль, словно спираль ДНК, они становятся полными, едиными и раскрывают все возможные уровни своих способностей и бытия.

– Звучит как цитата из книжки.

– Это и есть цитата. Я могу лишь пересказать тебе прочитанное. Личного опыта у меня нет. – Он внимательно изучал мою реакцию. Но я была реалистом. Да, я влюбилась в этого великолепного и бесконечного наглого мужчину, сидящего передо мной, но я понимала, что любые чувства – всего лишь чувства и со временем могут пройти. И в сказку про единую частицу-душу или что у них там, так и не поверила.

– Ну, коллега, поздравляю. Я тоже в это не верю. Так что предлагаю вдвоём всё это доходчиво объяснить твоим Старейшинам на Сайградаре.

– А кто тебе сказал, что я в это не верю?

Я смутилась.

– Значит, ты просто не веришь, что это могу быть я? Понимаю.

Я понимала, но опять стало больно.

– Тогда зачем ты всё-таки уволок меня на корабль?

Он едва заметно дёрнулся от моих слов и посмотрел, словно впервые увидел.

– На два года пока я занимался строительством защитного кольца вокруг Гайи и проходил все бюрократические замашки по эвакуации порученных мне Старейшин, я постарался о тебе забыть.

– Но от кого это защитное кольцо? – Эта информация была новой, и я автоматически начала задавать вопросы.

– От серых. Гайя находится на границе браны нашей с тобой Третьей Вселенной.

– Границы с чем? И что такое брана.

– Со второй вселенной. Серой. Она очень плотная, и очень недружелюбная, поверь. Они слишком активизировались в последнее время. И в этом причина того, что все более развитые расы мобилизовались, чтобы вас защитить. И себя, конечно. Гайя – она как первый оплот из Серой вселенной на пути к нам. И она очень им нравится. Там столько душ, обладающих удивительной силой, но совершенно забывших об этом. Они столько грешили, что теперь в своём беспамятстве будут очень легкой добычей для пожирателей из серого мира.

– А что такое брана?

– Обычная Мембрана.

– Совсем обычная. – Буркнула я себе под нос.

– Мы знаем о четырех вселенных, граничащих с нашей, хотя по расчетом должно быть еще две, чтобы мы составили ячейку из семи вселенных. Но в них пока еще никто не побывал.

– Вселенная не бесконечна?

– Вселенные сферичны. И отделены друг от друга бранами. Или мембранами. Называй как хочешь. Поэтому кажутся бесконечными. Хотя вам с вашими орбитальными подзорными трубами они кажутся бесконечными просто потому, что они огромны, конечно же. И потому что ваша математика, которая даёт все эти астрофизические расчёты ещё очень и очень далека от совершенной.

– Значит, ты построил защитное кольцо?

– Я уже говорил.

– Но его не видно.

– А ты наблюдательная.

– Из чего же оно тогда состоит?

– Из энеона – очень полезный минерал. Не видим на вашей орбите, имеет другие вибрации, не совестимые с вашими. Так что даже спутники пролетают насквозь. Забавно, да? Эта вибрационная разница меня всегда ужасно забавляет.

– Да, я тоже сейчас живот от смеха надорву. – С сарказмом ответила я. – И как же оно тогда защищает? Если через него все пролетает?

– Серые не пролетят. – Ему явно надоело вдаваться в подробности и подробно разжевывать то, что итак казалось ему элементарным.

Он закрыл глаза и откинул голову на кресло. Красуется или просто устал? Я молчала, ожидая продолжения. Он немного помассировал голову и изрёк.

– Понравилось ваше виски. Хотя эта зараза понижает вибрации. Но мне плевать, честно говоря. Правда, Такела мне потом сделает очередную дырку в голове. – Он отдал короткую команду, а через секунду держал в руках стакан с янтарной жидкостью, услужливо предоставленный дроидом. – Будешь?

– Я пас. На следующие пару лет. – Мы вместе улыбнулись. – Я читала про ахрагитов в туановой энциклопедии, что они не пьянеют.

– Зачем? Мы способны управлять своим метаболизмом вполне сознательно. Просто вкусно. – И он облизнулся. В другой руке у него оказалась шоколадка.

– Серьёзно? Ты еще и шоколад ешь?

– Да. С орехами. На Тиграре такого нет. Мы взяли семена орехов и какао-бобов, так что теперь будут. – Он с детским самозабвением вгрызся в шоколад и прикрыл глаза от удовольствия.

Я наблюдала это действо и чувствовала себя немного лишней. Моё влюблённое сердце пело и плясало от того прекрасного чувства, что есть хотя бы призрачный шанс понравиться этому мужчине.

Дожевывая последний кусочек он, наконец, снизошел и продолжил с того места, на котором закончила в зале Старейшин:

– В общем, сначала Старейшины Сайградара, а потом и Такела, которого я выбурил из ледников Антарктиды, – все решили залезть ко мне в голову на счет тебя. Словно межгалактические свахи. Я был вежлив и ответил, что твоя персона меня не заинтересовала и вряд ли заинтересует.

Ай.

Он замолчал и пытливо уставился на меня. Но я усиленно старалась не показывать своих эмоций, ожидая продолжения.

– Перед отлетом решил ещё раз взглянуть на эту особенную женщину, которая переполошила наших старцев. Ты стояла у окна, в одном белье. Смотрела на озеро. Не знаю, о чем думала, я не читаю мысли, только эмоции. – Его голос вдруг упал до вкрадчивого шепота. – Твоя тоска по чему-то очень несбыточному вдруг полоснула меня по сердцу. Но с этим я бы справился. Но потом ты тряхнула своей рыжей головой, натянула на себя мечтательную улыбку и потянулась как хитрая кошка, в миг убрав куда-то всю тоску, и достав из своего мозга такое забытое мной чувство. Предвкушение. Не знаю чего, но оно было таким сильным, что я готов был есть его ложкой. И знаешь, в этот момент ты подписала себе путёвку на мой корабль. Полёт был запланирован на послезавтра. Я понял, что уговаривать и обхаживать тебя у меня нет времени, мне нужно было завершить еще уйму дел. На следующий день я пришёл к твоему благоверному и без лишнего сопротивления с его стороны обменял тебя на деньги. Я даже до пятидесяти не успел досчитать, а он уже дал своё согласие. А потом привёл тебя прямо ко мне в руки.

– Ты просто умыкнул меня в последний момент из-за того, что я испытала… предвкушение?

– Конечно. Потому что тогда я тебя захотел.

– Ты никогда не церемонишься с женщинами?

– Будь ты ахрагитом, я бы просто сказал, что хочу тебя. Считал бы твои ответные эмоции. И отреагировал бы на них.

– А если бы она сказала нет?

– Женщины всегда говорят не то, что думают. Если слушать только слова, обязательно сделаешь всё не так, как она того хочет. Поэтому я слушаю женские эмоции.

– И что говорят мои эмоции?

– Что ты ещё только в самом начале своей эмоциональной привязанности ко мне. Именно по этой причине я ещё не тронул тебя.

– То есть силу вы не используете? – На всякий случай я решила уточнить, какие тут у них порядки.

– Зачем мне это? – Ленца в его голосе дико бесила. – Ты ведь уже сама меня хочешь.

Значит, я такая доступная, да? Сразу взяла и сразу к нему привязалась. Какой же он избалованный самовлюбленный мерзавец. Ну уже нет.

– Не хочу.

– Хочешь.

– Нет. Ты меня бесишь.

– Это первый шаг на пути к влюблённости. – Поучительно выдал он.

Зараза! Раскусил меня, словно первокурсницу, сейчас играет, а через день выбросит за дверь.

– Я все равно скажу нет. Из принципа. – В гневе я вскочила с кровати. – Ты такая заносчивая задница, что бросится тебе на шею может только малоуважающая себя охотница за грудой мышц с деньгами и властью. Но это не про меня. Мне нужно уважение.

Терон просто запрокинул голову и искренне рассмеялся.

– Я же говорил. Такое самомнение в таком мелком существе. Поразительно просто. – Он словно начал разговаривать с самим собой и встал с кресла.

В этом он был совершенно не прав. Я никогда не страдала самомнением. Это была только лишь защитная реакция на более глубокое чувство недовольства собой и осознанием, что я могла бы быть чем-то большим.

Всю жизнь я работала во славу своего мужа и его проектов, вышла замуж, подчиняясь доводам разума, оставила себе своё имя по настоянию всех своих домочадцев, переехала в Швейцарию вопреки своему желанию и только потому, что родители настояли. Моим жизненном кредо стало непричинение родным даже малейших неудобств.

И в то же время именно поэтому я постоянно испытывала недовольство: я жила чужими желаниями и обстоятельствами. Меня даже на этот корабль вытолкнули, не спросив, хочу ли я этого! Хотя чего лукавить: если бы действительно спросили, скрыв весь пошлый подтекст, я бы ответила, что очень хочу! Для меня это был шанс начать новую жизнь, найти себе новое применение, познать новые науки, процессы, вникнуть в глубь мироздания.

А он… Он… Он считывает только поверхностные эмоции. Интересно, а его заносчивость настоящая или он тоже маскирует какие-то комплексы? Я пытливо посмотрела на него, пытаясь просканировать что-то, что крылось за его огромными горящими глазищами. Он тоже воззрился на меня.

– А сейчас ты чувствуешь свою незначительность. Сожаление. Утрату. Горечь. И опять это предвкушение. Что ты предвкушаешь, мой маленький зверёк? – Он протянул это с такой хищной мягкостью. Его глаза горели неподдельным интересом и даже восхищением. Алекс никогда не смотрел на меня так даже в лучшие годы. Долго, испытующе, изучающе, заинтересованно и радостно. На словах Терон убеждал меня в моей незначительности. Но в то же время хотел меня узнать и прочитать. Алексу я была действительно не интересна. Сейчас же мужчина передо мной желал проникнуть в мою голову, разобраться во всём, что я чувствую. Я была интересна ему до чёртиков. И тогда я почувствовала радость. Искреннюю радость своему маленькому открытию.

– Столько эмоций! – Прохрипел он, приближаясь. – Они сменяют друг друга лавиной, сходящей с вершин Дака-Оны. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Его глаза двигались под веками будто бы он смотрел какой-то фильм. А я, я смотрела на его прекрасное лицо и радовалась. Просто радовалась тому, что он хотел меня. Не сексуально. Или… Не знаю, но он хотел меня узнать. Я, маленькая земная женщина со всеми своими тараканами вдруг стала интересна огромному и прекрасному космическому титану так, как не была интересна ни одному из земных существ. Я вглядывалась в его лицо, в эту идеальную кожу, густые ресницы, растрепанные волнистые волосы, цвета гречичного мёда. И мне захотелось их потрогать. Рука сама дёрнулась к нему, живя своей отдельной жизнью. Ей очень хотелось пропустить эти волосы между пальцев, ощущать их прохладу и жёсткость.

Он резко открыл глаза, и в них полыхало такое пламя, что в один миг оно вызвало резкий прилив тепла внизу живота. Я непроизвольно сжала бедра. Моё тело мне не подчинялось. Его реакции на этого мужчину были не подконтрольны рассудку, который очень не вовремя уснул и совершенно не выдавал своего присутствия. Я никогда не сталкивалась с таким, и в этом смысле была полнейшим дилетантом. Наш секс с Алексом проходил по чётко отработанной схеме, каждый раз – одной и той же. Он никогда не смотрел на меня так, никогда не изучал. В постели он мастерски точно и очень быстро отыгрывал свою роль и больше уже не возвращался к этому в высшей степени бесполезному занятию. Не говоря о последней паре лет, когда близости между нами не было вовсе.

Терон недовольно закрыл глаза.

– Я не читаю мысли, но твои эмоции говорят мне, что у тебя в голове живёт маленькая обезьянка. Она скачет с ветки на ветку, от мысли к мысли, вытягивая из тебя бесконечный поток сменяющих друг друга эмоций. Они никак не могут остановиться. Они никогда не дают тебе покоя, никогда не прекращаются, даже когда ты спишь. Это просто ужасно. Ты не можешь послушать тишину, остановиться и вдохнуть воздух абсолютного покоя и безмятежности. Ты не можешь от них избавиться, не можешь отдохнуть, ты всё время думаешь, думаешь, думаешь. – Он шептал мне на ухо. А я даже не поняла, когда он подошёл так близко. – Анализируешь и никогда не приходишь к состоянию финального вывода, который дал бы тебе отпущение от этой постоянной работы. Замри. Просто замри.

Он вдруг притянул меня к себе. Я напряглась и поставила руки ему на грудь. Но он продолжал дышать мне на ухо и шептать своим мягким, лишённым привычного высокомерия голосом:

– Не думай. Ни о чём не думай. – Он коснулся указательным пальцем точки между бровей у меня на лбу. – Отключи свой безумный водоворот идей и эмоций. Усыпи свою маленькую обезьянку, на которую ты тратишь столько энергии и сил, не видя ничего вокруг.

Он притянул мою голову к своей груди, и я услышала стук его мощного сердца. Оно билось прямо у меня под ухом.

– Слушай только его. Думай только о нём. – Он положил свою тяжелую ладонь на мою голову, закрыв второе ухо, и отгородив от прочего окружающего мира. Я слышала только пульсацию его огромного мужского сердца, вдыхала его запах, была полностью окружена его руками. И вдруг… услышала звенящую тишину. Она исходила из самого центра моего мозга. И не было больше ничего, что металось бы по нему нервными импульсами, постоянно будоражащими мой внутренний мир. Ничего не отвлекало меня от этого самого прекрасного звука на свете. Сердцебиения сильного совершенно существа, которое обнимает меня, защищает от всего, что захочет причинить мне малейшее неудобство. Это было глупо, но именно так я ощущала себя в этот момент. Бесконечное доверие к тому, что он не даст меня в обиду. Обидит сам – да, тысячу раз – да. Просто потому что он родился такой высокомерной задницей. Но не дай Бог кому-то ещё в этой Вселенной и всех соседних придёт в голову обидеть меня. Это было наваждением и иллюзией, но я не хотела сопротивляться им.

Он приподнял мой подбородок своей тёплой ладонью и заставил посмотреть ему в глаза. И хотя мне пришлось оторваться от его груди, стук его сердца всё ещё стоял у меня в ушах, отмеряя свой убаюкивающий гипнотический ритм. Глаза Тера блестели в приглушённом свете каюты тысячью алмазов, а его взгляд блуждал по моему лицу в поисках чего-то очень для него важного. Большой палец его руки провёл по моим губам и заставил их раскрыться. Тер несколько раз шумно вдохнул, рассматривая мои губы, а потом с жадностью человека, впервые пробующего мороженое, вдруг припал к ним и слегка прикусил своим ртом. Он раз за разом пробовал их на вкус, прежде чем со стоном погрузить свой язык в недра моего рта. Он изучал его тщательно и настойчиво. Его дыхание участилось, язык стал более требовательным, а руки настойчиво блуждали по моим бедрам, спине и ниже. Незаметно для меня мы оказались возле кровати, и он аккуратно толкнул нас на неё, ни на сантиметр не отрываясь от моего тела. Он лишь немного задержал свой вес на локтях, чтобы не раздавить и по-хозяйски раздвинул мои колени своими. Он был такой широкий, что ноги пришлось развести вполне ощутимо. Но когда он утроился между них – это было самое правильное, что случилось со мной за все последние годы. Мой комбинезон, который я так настойчиво выпрашивала у Даро, стал жуткое мешать мне.

И в этот момент одежда на нас просто распалась на несколько огромных лоскутов. Его горячая кожа обожгла мою, его пылающий желанием взгляд заставлял меня чувствовать себя самой прекрасной женщиной в этом мире.

Губы Тера двигались в поглощающем, пожирающем поцелуе, мне казалось, что он хочет выпить всю меня. Он целовал меня и вдавливал свое тело в моё так, что скоро почти не осталось чем дышать, но все равно не хотелось, чтобы это заканчивалось. Меня не целовали так никогда, и я чувствовала упоение, желанность, свою власть, значимость, смысл. Он целовал мою шею, щеки, лоб и вскоре не оставил мне ни капли себя самой. Мне казалось, что все пространство заполнено только им, мое тело обернуто только его телом, и есть только он в этот момент, а я растворяюсь в нем как таблетка аспирина в стакане воды.

Он двигался во мне, с трудом и стонами протискиваясь вновь и вновь. И когда все закончилось, все нервные окончания в моем теле словно взорвались, а затем резко погасли, оставляя мне лишь темную, наполненную теплом и смыслом бесконечность.