– С массивом – в смысле, с Вием? – спросила Валя, вскинув подбородок.
– Валентина Максимовна, – сказал Бекетов, – мы переживаем по поводу вашего эмоционального состояния. Результаты МРТ вашего мозга вызывают у специалистов некоторые опасения. Я понимаю ваше волнение и вызванную им тревожность, даже депрессию. Позвольте кое-что объяснить.
– Подождите, – удивилась Валя, – я не была на томографии.
– Ваша палата и есть томограф, – Губинский побарабанил пальцами по крышке стола. – Мы снимаем результаты несколько раз в сутки, и КТ, и МРТ – органы, мозг, общее состояние.
«Нас пишут всегда и везде», вспомнила Валя слова Йонаса.
– В общем, нам просто требуется разговор по душам, – сказал генерал. – Согласны? Ваши товарищи – майор Тарчук и профессор Межелайтис – тоже проходили через периоды отрицания, гнева, депрессии.
– Игнат и Йонас, – кивнул Губинский.
– Ага, – сказала Валя. – Стадии принятия неизбежного?
– Вы в детстве кем хотели стать? – спросил Бекетов, как показалось Вале, невпопад.
– Моделью и блогером, конечно, – улыбнулась Валя.
– Ну и как, получилось?
– Да не очень, вы же сами видите.
– Так и жизнь не похожа на красивые картинки в некогда популярных соцсетях, Валя, – сказал генерал. – Сейчас-то вы знаете, на что могли пойти те звезды ради рекламных бюджетов. Там и маму родную продавали. А книжки какие читали?
– Да особо никаких, – призналась Валя. – Больше сериалы смотрели.
– А я вот космонавтом хотел стать, фантастику очень любил. И сейчас почитываю порой. Очень хорошая фантастика была советская, особенно для детей. Умели показать будущее, к которому хотелось стремиться. Да и сейчас есть авторы вполне себе. Но ладно, вот сериалы какие помните фантастические?
Валя подумала.
– Мм… «Игра престолов»?.. Хотя это фэнтези, наверно. Вот: «Очень странные дела»!
– О! – поднял палец Бекетов. – Хороший пример. Помните, как там русских показывали? ГУЛАГ и тому подобное.
– Ну да.
– А помните хоть один наш фильм или сериал, где мы бы показывали американцев монстрами, нелюдями, бесчеловечными идиотами?
– Ну-у… Нет.
– Вот вам и разница в подходах, – сказал генерал. – Ещё пара слов. Сейчас идёт переход в новый технологический уклад. Он вот прямо на наших глазах идёт – вы тому живой пример. Наши соперники считают своим священным долгом отпихнуть всех конкурентов от любых возможностей получения преимуществ. Вплоть до стирания с лица земли таких возможных конкурентов. Демонизация противника – первый шаг на пути к его уничтожению. Про «Сиэр» уже слышали?
– Йонас говорил, что никто пока особо не в курсе, что это такое.
– Не вдаваясь в подробности – аналог нашего ВИИ. «Вия», как вы его называете. Кстати, чем так плох «Вий»? У вас какие-то неприятные ассоциации?
– Предводитель мертвецов, – передёрнулась Валя.
– «Вий есть колоссальное создание простонародного воображения. Таким именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли». Это я сейчас по Гоголю цитирую. Что плохого, если какую-то из наших разработок назовут именем сказочного персонажа, воспетого Николаем Васильевичем? У нас в своё время была такая ракета, Р-36М. А на Западе её называли «Сатана». Видимо, так она их пугала. Если противник наше оружие всё равно называет на свой лад, может, нам перехватить инициативу и самим его пугать? – Бекетов наконец улыбнулся.
– Не знаю. Может.
– Так вот, «Сиэр». В переводе – «Провидец». Мы полагаем, что это квантовый суперкомпьютер, усиленный синтетической связью с объединённой нейросетью из нескольких десятков людей-операторов. Супероружие, просчитывающее вероятности развития событий и с большой точностью выбирающее наиболее благоприятный для нашего противника вариант.
– А Вий?
– Наш, как вы говорите, Вий, это следующий уровень развития этой технологии. Благо оба проекта построены на архитектуре, разработанной профессором Межелайтисом.
– Йонасом? – вырвалось у Вали. – Так он и там создавал… подобное?
– Так бывает, что перспективный научный проект вдруг приобретает решающее военное значение, Валя. Можно, я буду вас так называть?
Она кивнула.
– Ядерная энергия, реактивные двигатели, ракетно-комическая техника. Электронно-вычислительные машины, компьютеры. А вот программирование сознающих квантовых машин, теория СКМ – это всё работы профессора Британского Королевского колледжа, доктора математических наук Йонаса Межелайтиса.
– И как он тогда оказался у нас?
– Историю со Сноуденом вы, наверно, не помните. Был такой сотрудник американской разведки, который усомнился в её целях и методах. А вот про Кембриджскую пятёрку должны были слышать, я полагаю. Про супругов Розенберг? А?
Валя неуверенно покачала головой.
– Это учёные, которые на заре атомной эпохи передали Советскому Союзу материалы по американским разработкам атомного оружия. Люди поплатились за это жизнью. А с нами они сотрудничали отнюдь не из меркантильных соображений, как может показаться – учёные часто видят подальше своего носа, в отличие от большинства политиков. И понимают, что столь мощное оружие не может быть прерогативой только одного государства или режима. Когда британское правительство засекретило разработки команды Межелайтиса, он вышел с нами на связь. По маме доктор Межелайтис – русский, значительную часть детства и юности он провёл в Петербурге. А у нас уже была сильная команда учёных, работавшая над производством СКМ. Очень кстати он пришёлся.
– И вы его вывезли?
– И мы его вывезли. Семью, к сожалению, не смогли. Через четыре дня после «пропажи» доктора Межелайтиса его дочь, Патриция, погибла от передозировки наркотиков. Надо упоминать, что до этого она никогда не принимала ничего сильнее нурофена?
Валя прижала руки ко рту. Спрашивать про историю сына Игната ей не хотелось.
– Как вы представляете себе будущее человечества, Валя? – спросил Бекетов.
– Хм… Технологии, космос…
– Ну, в общем, да. Освоение космоса, мирное развитие, плечом к плечу с людьми всей Земли. Об этом наши фантасты отлично писали, я в детстве поэтому и космонавтом стать хотел, и в лётное училище пошёл. Реализация, творческий поиск, далёкие звёзды, романтика космоса. А теперь посмотрим, что нам транслируют наши оппоненты: космос не нужен, он враждебен. Будущее мрачно и бесперспективно. Нашим потомкам предстоит жизнь в бездушном мире корпораций, где люди будут лишь придатками к разумным машинам. Где образ будущего в их представлении? Все эти «Звёздные войны», «Дюны» и «Основания» – если вы смотрели – показали только возврат к монархиям, императорам и плебсу, бесправному и никчёмному, прозябающему в нищете и тяжёлом труде. Где-то я, может, перегибаю палку, но как вам такой образ будущего?
Губинский молча постукивал пальцами по столу. Тук-тук-тук.
– СКМ – это прорыв. Везде, Валя. Не только в военных областях. Экстремальное продление жизни, открытие новых физических принципов, фактическое бессмертие в течение трёх-четырёх поколений. Но не для всех, конечно. Несколько сотен избранных семей унаследуют новый дивный мир, став практически богами, а остальных – нас с вами и всех прочих жителей планеты – ждёт плановое вымирание, поскольку богам не нужны миллиарды слуг, хватит нескольких миллионов для забав, при их невероятных технических возможностях. Вымирание весёлое и сытое, с песнями и плясками, с виртуализацией реальности и оцифровкой всего и вся, с отказом от половой идентичности и продолжения рода, с вымарыванием национальных культур и обычаев, унификацией и утилизацией. На компост для зелёной энергетики.
– Тьфу-тьфу, – сказал Губинский и постучал костяшками по дереву.
– Я не спорю, зелёная энергетика – штука для экологии хорошая. Но ядерная энергетика на экологию оказывает сравнимое воздействие. Точнее, его отсутствие. А на ветряке к Марсу не полетишь.
– Да вы философ, Сергей Александрович, – задумчиво сказала Валя. «И все, сколько их было, бросились на философа…».
– Станешь тут, – вздохнул Бекетов. – Вы понимаете? Это их картина мира, и они её уже последовательно реализовывают. И есть наша, из старых книжек: развитие, освоение, прорывы, проекты и задачи. Человечество во всём его разнообразии, расселившееся по Солнечной системе, по Галактике. А мне приятней яблони на Марсе, или дальний космический поиск, чем бессмертный дракон, спящий на груде золота в окружении скелетов. Мирное сотрудничество, дружба народов – так ведь уже было, Валя, вы не помните, но было. Была такая страна. А потом мы им поверили, и они заставили нас ненавидеть себя, а за нами нас послушно начал ненавидеть весь мир. Слава богу, ситуацию удалось переломить, но битв и сражений будет ещё много. Поэтому нам нужен проект ИСКР; и ВИИ, пусть его называют хоть Вием, хоть Сатаной, и пусть хоть все демоны ада стоят у нас на боевом дежурстве. РПЦ за ними приглядит. Поэтому нам нужны вы, и ваш Патрик. Это часть системы «ЗАСТАВА», и наша «ZASTAVA» будет надёжно беречь наши границы. Если Вий – оружие, вы же хотите, чтоб оно было в надёжных руках? В руках хороших людей? Не бездушного Скайнета?
Валя медленно кивнула (Что это за «Скайнет», надо будет посмотреть).
– А ваш Патрик – он хороший? Хороший… мальчик? Человек? Как вы думаете?
– Думаю, да, – прошептала она.
– Пожалуйста, помогите нам. Армия и государство достойно оценят ваш вклад. У нас совсем недавно был сложный период, с коррупцией, воровством и предательством, но мы, хочется верить, его преодолели. И, чтобы реализовать идеи светлые, хорошие – нам нужна надёжная защита. Не так, как сто лет назад, когда мы готовились-готовились к войне, а нас потом колошматили так, что только перья летели, и кровь мы проливали ещё четыре года реками, а потом двадцать лет отстраивали, что враг порушил. Ведь посмотрите, какой интерес к нашим наработкам в мире. А там совсем не собираются делиться ни с кем. Поэтому многие смотрят как раз на нас, и едут учиться к нам.
Повисло молчание.
– Хорошо? – спросил Бекетов.
– Хорошо, – внезапно охрипнув, сказала Валя.
– Если вдруг будут какие-то сомнения, или даже мысли невесёлые, обращайтесь к Андрею Витальевичу, или можете сразу меня вызывать, я подъеду. Поймите, наш Вий – не нечисть. Он борется с нечистью, и с нежитью, и с другими порождениями злого, холодного разума.
– Хорошо, – уже увереннее повторила Валя.
– Есть какие-то вопросы, пожелания у вас? Пока я здесь?
– Да нет, пожалуй. Спасибо, Сергей Александрович. Вы мне разъяснили… кое-что. Разрешите, я пойду? – Валя встала с кресла.
– Конечно, конечно. Всего хорошего, Валя, рассчитываю, что у нас с вами всё-всё получится.
Губинский и Бекетов тоже поднялись, генерал протянул руку, и Валя её пожала. Ладонь у генерала была сухая и прохладная.
– До свидания, – сказала Валя и прикрыла за собой дверь.
«Кто тут психолог, спрашивается?», подумала она, стоя в коридоре. «Вот это как называется – он меня обработал, или он меня убедил? Где кончается манипуляция и начинается доверие?».
Двери лифта открылись, в кабине торчала улыбающаяся Даша.
«Это разница в подходах, Валентина Максимовна. Противник манипулирует. А наши – убеждают».
А ведь ей придётся ещё и Патрика на боевое дежурство ставить, Господи прости.
[1100]
Валя ///////////////////////
Они с Патриком сидели на скамейке у берега озера.
Летнее солнце беспощадно заливало июльским зноем всё вокруг, но Валю и Патрика прикрывали от его лучей раскидистые кроны (Валя посмотрела вверх) дубов.
– Это сон? – спросила она.
– Технически да, – сказал Патрик. – Я мог бы спроецировать изображение тебе на сетчатку, когда ты бодрствуешь, но так ведь лучше?
Свежий ветерок играл с подолом Валиного сарафана с принтом из крупных ромашек.
– Да, – сказала она – так гораздо лучше.
Патрик был в черных лаковых туфлях, серых брюках со стрелками и белой рубашке с длинным рукавом. Длинные каштановые волосы падали на плечи. На бледном узком лице выделялся крупный острый нос, на верхней губе уже пробивались тёмные усики. На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать.
У берега плескалась стая утят. Мать-утка – белая, с чёрной головой и спинкой – бродила по берегу и что-то собирала в клюв, покрякивая.
– Что за порода? – спросила Валя. – Никогда таких не видела.
– Надо же, – удивился Патрик. Голос у него был своеобразный, то ли слегка гундосый, то ли немного писклявый. Не очень приятный на слух. – Я думал, их полно в Средней полосе. Утка-гоголь, конечно.
– Я так и думала, – сказала Валя. – Ходит гоголем. Только это, наверно, про селезней.
Было лениво и очень хорошо. Валя обнаружила под рукой булку с маком и стаканчик с кофе.
– Покормим? – кивнула на утят.
– Булкой – не надо, – серьёзно сказал Патрик. – У них тут достаточно еды, уток летом вообще лучше не кормить. Это тебе.
На противоположном берегу нырял с мостков крепкий парень лет шестнадцати в узких чёрных плавках. Он разбегался, рыбкой уходил под воду, шумно выныривал и, отфыркиваясь, плыл обратно к мосткам. Чуть выше на берегу, тоже в тени деревьев, прямо напротив Вали с Патриком сидела на скамейке высокая девушка. Короткая теннисная юбка, розовая футболка, светлые волосы собраны в хвост. Из рюкзака рядом с ней торчали ручки теннисных ракеток.
Девушка макала в узкую пластиковую баночку рамку и выдувала десятки и сотни мыльных пузырей. Они летели над озером, красиво переливаясь.
– Как они? – спросила Валя.
– Петро – боец, – сказал Патрик. – Надёжный. Патти умная. У нас она по науке.
Петро вылез из воды и стоял на мостках, растираясь полотенцем. Патриция вскочила с лавки, сунула в рюкзак пузыри, неслышно сбежала вниз и толкнула Петро в воду. Тот рухнул, подняв тучу брызг.
– Патька! – заорал он, вынырнув. – А ну стой!
Патриция вскочила на стоявший за скамейкой велосипед и уже вовсю крутила педали, быстро удаляясь среди парковых теней.