– Ничего личного! – возмутился Куратор, после чего заметил ректору, что пострадала только его машина, хотя выбор был достаточно большой. Даже раритетная ракетная установка, годами, и ночью и днем, стоящая неподалеку на постаменте осталась не тронутой. Лишь облупилась кое-где, потрескалась – но без узоров…

– Сегодня я имел неприятный разговор с проректором по поводу вчерашней стычки, и вот – итог! Он натравил своих амбалов, проинструктировал их!

– Ну что вы! – ректор продолжал обмахиваться пятерней.

– Может даже инструменты выдал! – не унимался Куратор. Вялость и бездействие начальства все больше раздражали его.

– Какие инструменты?! Гвозди, что-ли? – улыбнулся ректор, желая свести разговор к шутке.

– А вы бы хотите, чтобы они вооружились чем-то более серьезным?! Кажется, ключи от арсенала тоже у него… – напомнил неожиданно Куратор, злобно сверкнув глазами.

Последняя фраза, сказанная, скорее, для красоты и силы, напугала ректора гораздо больше, чем изуродованный чужой автомобиль.

Поднявшись в кабинет, он долго стоял у окна, глядя на пристройку в дальнем углу сада. Сегодня в ней не было «занятий», свет в окнах не горел, и она вдруг показалось ему куда мрачнее и опаснее, чем раньше. Что-то еще затаилось там, среди скрюченных стволов старых яблонь…

Пару месяцев назад проректор действительно выпросил дубликаты ключей от арсенала под предлогом обустройства музея. Сейчас этот предлог казался все более сомнительным, хотя ректор был там и видел развешанные на стенах знамена, остатки древнего оружия, пулеметов и винтовок первой мировой. Большинство находок, как похвалился заместитель, были выкопаны его отрядами, занимавшимися на досуге военно-историческими изысканиями… Глава вуза буквально схватился за сердце, вспомнив фразу воспитателя, гордо произнесенную в конце: – Все оружие восстановлено, и в прекрасном состоянии!

Тогда он не придал ей значения, но после слов Куратора, она представала в ином свете… Впрочем, новый удар пришел совсем с другой стороны, и ровно через сутки.

Не смотря на то, что начальник учебной части предусмотрительно пересел на общественный транспорт, его машина стала номером вторым в скорбном списке испорченного имущества. Она стояла во дворе, прямо под окнами квартиры, где вечером следующего дня и была облита ярчайшей краской, которая сильно контрастировала с изначальным цветом и светилась в темноте. Пока воспитатель добирался домой, раскачиваясь в троллейбусе, краска успела засохнуть и въестся. Зачинщиков безобразия снова не нашли, хотя проректор засыпал начальство уже не намеками, а именами …

В следующем месяце бесчинства продолжились, произошло несколько инцидентов с парой подбитых глаз и разбитых носов. Но случались и более серьезные ЧП. У некоторых курсантов из раздевалок стали исчезать дорогие вещи. Спрашивается, зачем же приносить их на учебу. Однако, речь шла о молодых людях, у которых все вещи были дорогие – часы, носки и даже шариковые ручки. Разумеется, все пострадавшие числились за взводом Куратора. Хотя надо отдать должное, понесли потери и воспитанников «спортшколы». Опять-таки неизвестные злоумышленники взломали двери пристройки и вывели ряд тренажеров из строя. Ком мелких неприятностей «полетел с горы»… Нехорошие слухи, подтвержденные, на сей раз, очевидными фактами, стали проникать за стены вуза. Пошли газетные статьи, и даже репортажи.

Ректор, наконец-то, проявил характер, махнув на гражданский долг, и вскоре пристройку заколотили. Неизвестно, как к этому отнесся «учредитель», но остальные педагоги едва ли не аплодировали. Положительную и решающую роль в деле двух «хозяйствующих субъектов» сыграло известие о прибытии госкомиссии, из-за чего стало невозможным дольше держать у себя неразрешенное «общество». Вуз вздохнул с облегчением. Проректор был повержен, а Куратор впервые пригласил к себе на маленькое торжество особо отличившихся курсантов, что затем вошло у них в традицию…

Впрочем, после закрытия пристройки противостояние не закончилось, оно лишь переместилось, и теперь полем битвы стал весь город. Чаще всего, конечно, элитный центральный район, где проживало большинство из участников со стороны армейских, да и сам первый зачинатель спора…

И вот новое столкновение, по словам свидетелей, закончившееся угрозами в адрес педагога.

Внимательно прослушав весь рассказ до самого конца, курсанты решили не оставлять их без последствий. Шумно обсуждая услышанное, все двинулись к злополучному месту. Никто из них, при этом, не брал в расчет тот факт, что перепалка произошла как минимум два часа назад. Однако, сквер не пустовал и в это время. Такой насыщенный мероприятиями день, похоже, мирно кончиться не мог…

Несколько человек из числа футбольных фанатов расположились на том же месте, что и группа оппонентов педагога. Завидя их, молодые люди пришли в неописуемый восторг. Конкретно своих знакомых по «садику» никто не приметил. Но это уже не играло никакой роли. Ведь все признаки противной стороны представали, как говориться, на лицо… Тиффози были пьяны, к тому же вполовину меньшим числом, чем курсанты. Они отдали все силы на стадионе (отдирая пластиковые сидения от шурупов) и не ожидали, что от них потребуют новых усилий… Атака была молниеносной, по все законам ведения современной войны. Начался «замес». Правда, старшие товарищи, имевшие звания, осмотрительно не участвовали в драке, выкрикивая советы со стороны, но и тех, что бились, оказалось достаточно для безоговорочной победы…

И если бы давешние старушки не ушли на покой к этому позднему часу, а присутствовали в сквере, они, вне всякого сомнения, остались бы довольны увиденным. В похожей обстановке курсантами действовали гораздо жестче педагогов. Во всяком случае, обошлись без слов…

Глава 6

Новые откровения

Миша вздрогнул от громкого возгласа. Кто-то звал его по имени, а он все так же сидел у окна, уставившись во двор невидящем взглядом. Молодой человек поднял голову. Приятное, по-родственному знакомое лицо педагога, редко искаженное какими-либо эмоциями, сейчас изображало сочувствие.

– Все уже ушли. – мягко сказал он. – Мне нужно запереть кабинет! – В руках Анатолия Васильевича позвякивал ключ.

Миша осмотрелся – аудитория действительно опустела. Курсант быстро встал и принялся собирать свои вещи. На столе лежала тетрадь для записей, в которую он хотел конспектировать речь профессора «от комиссии», но она так и зияла девственно белыми страницами. Куратор искоса наблюдал его сборы:

– Я понимаю ваши чувства. Вы расстроены. – офицер пожал плечами. – Но я искренне надеюсь, что они не помешают благополучно сдать все экзамены и получить заветные звездочки на погоны!

– А имеет ли это теперь хоть какое-то значение? – курсант не старался скрыть горького разочарования.

– Разумеется! – повысил голос педагог. – Мой курс не будет последним!.. – он запнулся, – Я имею в виду – успеваемость… Ведь она показывает общее качество подготовки в вузе. Уровень наших выпускников в конкуренции за лучшее место… Что учтут при государственной аттестации! («Будь она не ладна»… – добавил Анатолий Васильевич от себя).

Курсант продолжал молчать, низко опустив голову.

– Честно говоря, я не вижу именно у тебя особых причин быть недовольным! Диплом ты все-таки получишь. И портить его никто не собирается, несмотря на то, что он – по-прежнему «бумажный»… – улыбнулся Куратор. – Уверен, когда-нибудь введут и цифровой аналог…

– А лучшие места?..– промямлил студент.

– О, их всегда было не много! Все хотят, но далеко не все могут! – педагог подошел к Мише. – Да, ты был одним из тех, кто – мог… И даже должен был… – он как будто в бессилии развел руки. – Я предостерегал вас от знакомства с Павлом и его друзьями… – оба помолчали. – Ну, ничего, ты еще заслужишь высшую ступеньку… Просто, твой путь будет немного длинней…

– Интересно, на сколько? – Миша зло скривил рот.

– А твой отец не мог помочь в «подсчете»? – изменившееся настроение курсанта не укрылось от взора Анатолия Васильевича.

– Он такой же педагог, как и вы. – брякнул Миша. – Во всем…

На лице Куратора промелькнуло недовольство. Такой же педагог! Можно ли сравнивать уровень военного вуза с училищем, пусть даже тоже военным!

– Он считает, что теперь, как и в старые добрые времена, успеха можно добиться одним лишь энтузиазмом. Упертостью… во что-то…

– Да, старые времена прошли, а люди – остались. – задумался педагог. – Но прибавь к энтузиазму фантазию. Существует масса способов выделиться. Поезжай на Кавказ, туда по-прежнему командируют… – студент с недоумением воззрился на учителя. – Во всяком случае, так «путь» можно немного сократить. – пояснил Куратор. – Это лучше чем ничего! Я слышал, что двое твоих бывших сокурсников, отчисленных в марте, нынче уже носят форму – или скорее униформу – с надписью «охрана». Но это тоже – успех! Если учесть, что вполне могли стать – охраняемыми…

Оба вышли из дверей кабинета. Курсант, склонив голову, направился к лестнице, преподаватель, разбирая ключи, смотрел ему вслед. Затем поднял манжет над часами. По случаю прибытия комиссии коллектив собирался в актовом зале. Приближалось время схода. Заперев дверь, Куратор быстро спустился вниз, и тут же, в длинном коридоре второго этажа встретил директора вуза.

– Нет, с ними становиться все сложнее и сложнее! – возмущался ректор на ходу. – Раньше мы говорили так о студентах, теперь же – о педагогическом составе! Одни обсуждают приказы, другие строчат шифрограммы на листах успеваемости… – он схватил за руку педагога, и потащил за собой, продолжая ругаться. «Шифрограммы…»– наморщил лоб Куратор, после чего расплылся в улыбке.

Действительно, ради повышения уровня знаний, многие педагоги взяли привычку при плохих ответах студентов ставить в журналах точки карандашом, давать ответчику возможность позже преобразовать ее в лучшую оценку… Нечего говорить, что на следующем занятии «отмеченный», как правило, не появлялся. Точки переходили из недели в неделю, накапливались. Появлялись прочерки… В итоги, лица, набравшие наибольшее количество, пользовались на сессии особым вниманием. Обычно, после ее окончания, точки стирали, но в этот раз проверка нагрянула посреди учебного года…

Оба зашли в кабинет ректора. Весь секретарский стол там был завален объяснительными, причем придирки комиссии носили в основном субъективный и в чем-то даже вкусовой характер: почему в документах пишут чернилами разных цветов; почему на страницах просвечивают… дыры; откуда пятна непонятного происхождения…

– А это – о чем? – спросил Куратор, взяв со стола бумагу, сплошь помеченную красной, негативной резолюцией.

– Журнал учета! Испортили пару листов в середине, вырвали, но при подсчете страниц правда выползла наружу. Пришлось обойти несколько магазинов канцелярских товаров, чтобы найти такой же, вырвать из него те же утраченные страницы, и вставить обратно! – задыхаясь, будто снова проделал весь этот нелегкий путь, объяснял ректор. – Не успели вздохнуть, как пришлось выдохнуть – новые страницы оказались другого цвета, гораздо ярче старых… – слушая начальника, куратор едва сдерживал смех. – Решили отделаться шуткой, – якобы журнал побледнел от того, что в нем писали! Думали, что отделались… Но я с ними еще по- шучу… – сообщил ректор с угрозой. Сегодня он явно не был в состоянии воспринимать острый юмор. В воздухе стоял едкий запах лекарств.

– Я только что говорил с Т. (референтом министерства), – заявил вдруг начальник. – Эта комиссия здесь не просто так. Они капают под меня!

– Откуда такие сведения? – внимательно посмотрел на него педагог. – Вы доверяете ему?

– Сам он ничего такого не сказал… прямо. Но у меня сложилось впечатление…

– Вы руководите вузом уже двенадцать лет. Вы заслуженный деятель. За это время окружили себя командой единомышленников. Мы здесь почти семья…

– И почти в прямом смысле слова! Это им и не нравиться! Они хотят продвинуть своих людей. Уберите меня – следующим шагом станет сокращение состава, затем бюджета, а потом расформируют и сам вуз!

– Мне кажется, на вас сказалось нервное напряжение последних дней.

– Дней? – воскликнул ректор. – Недель и месяцев! Учебный процесс практически сорван, все заняты бумажной работой, заполнением отчетов, ведомостей. Я бы всем штабным выдавал картонные пагоны и ордена из фольги… Это их средства вооружения. Они не смыслят в нашей работе, зато прекрасно разбираются в том, сколько листов должно быть в журналах, каким шрифтом в них писать, где в клетку, где в линейку… Скоро начнут брать образцы подчерка и отпечатки пальцев!.. Надеюсь, у тебя на курсе проблем не возникнет? – неожиданно посмотрел он на Куратора.

– Конечно – нет! – отозвался тот, улыбнувшись. – Отпечатки с пальцами совпадают!

– Хорошо! Нельзя давать им повода придраться. Скажу тебе еще одну вещь. – он наклонился к самому уху педагога. – Кое-кто уверен, что малым дело не кончиться, в независимости от результатов проверки. Есть подозрение…

– У вас?

– Вообще, гуляет слух… – ректор как-то неопределенно помахал рукой. – Что для отписки и устрашения других вузов, кого-то из штатного состава выведут с формулировкой о несоответствии занимаемой должности. Мне как руководителю объявят выговор. Это в лучшем случае…

– Для этого нужен серьезный повод. – нахмурился Анатолий Васильевич.

– Найдут! – убежденно откликнулся начальник. – Поэтому, собственно, столько их здесь и «работает». Говорю это тебе, потому что не хочу по глупости министерства потерять хороших людей. Теперь ты в курсе дела. Не подставляйся…

– Ну, знание это сила! – кивнул Куратор.

– Я много думал над наличием проблем. И скажу тебе, что нахожу объяснение только в одном. Кто-то внутри самого вуза действует против меня! Слишком многое выходит за пределы университета.

Куратор немного удивился, услышав последние слова:

– Наверное, сложность не в том, что – «выходит», а в том, что вообще есть чему «выходить»?! Вы не находите? Я предупреждал вас на счет некоторых сотрудников…

– Перестань, проректора также как и всех остальных беспокоит судьба нашего вуза.

– А, возможно, даже больше других… – добавил педагог.

– В любом случае, если вуз – семья, то в семье все и должно оставаться, верно?! Но кто-то сливает данные, подогревая слухи… А тут еще эти репортажи по местному ТВ, скоро мы на федеральный уровень выйдем… – Он порылся в ящике стола: – Вот газетенка, о которой я мало слышал до недавнего времени, зато она отлично «знает» обо мне, как выяснилось теперь…

– Вы читаете такое? – презрительно фыркнул Куратор.

– В ней слишком много информации на одну квадратную страницу печатного издания! Откуда, спрашивается? Не-ет, я этого так не оставлю. Закончив с ведомственной проверкой, я устрою здесь свою!! – он стукнул кулаком по столу, припечатав желтый листок к его полированной поверхности.

– Это разумно. – согласился Куратор.

– В конце концов, за нами правда… Я думаю, мы – победим!..

На этих без сомнения исторических словах дверь неожиданно распахнулась, и только после этого новоприбывший постучал костяшками о косяк. Услышав конец речи директора, он с изумлением поднял брови.

– Кажется, я прервал важный разговор. Вы планировали вооруженное восстание… или военный поход?!– вошедший хрипло рассмеялся. Ректор сердито поджал губы, и уселся на свое место, как будто опасаясь за его сохранность.

В дверях стоял глава аттестационной комиссии, министерский работник, получивший назначение всего полгода назад, ничем не запятнавший еще себя перед начальством, а потому склонный к разоблачению своих менее удачливых коллег. Его глаза быстро обежали весь не маленький кабинет ректора.

– Я с необъявленным визитом! – весело провозгласил он. – Но это и понятно. Не в наших интересах, как проверяющей стороны давать вам играть первыми!

– Какие игры?! Мы с майором проводили совещание касательно учебного плана и предстоящих экзаменов его подопечных. – отчеканил ректор сердито.

– Это, вероятно, сродни подготовки боевой операции! – закивал головой тот. – Мне говорили о трудностях работы с современной молодежью. Желаю вам удачи, майор! – обратился он к Куратору. – Надеюсь, победа действительно будет за вами!

– Приложим все силы. – пообещал педагог.

– Я редко ошибаюсь. – глава комиссии поднял указательный палец в воздух.

– Искренне рад! – сообщил Куратор, осмотрев его палец, выглядевший скорее как угроза, а не утверждение. Из кабинета начальника вуза педагог вышел в глубокой задумчивости.

Глава 7

Чужие именины

Распрощавшись с Куратором, Миша Алымов спустился в университетский двор. Там к нему присоединился его кузен, обучавшийся на одном с ним курсе. Они направились к остановке пригородных автобусов. Им предстояло сорок минут ехать по размытой апрельской дороге и потеть в теплых шинелях, чтобы добраться до небольшого коттеджа, принадлежащего Мишиным родителям, где молодые люди собирались отмечать его именины.

– Твои друзья пожаловались мне, что ты их сторонишься! Никого нынче не пригласил…– сообщил кузен, выпятив и без того толстую губу. – Какая наглость, правда! Тебе стоило «отстраниться» намного раньше! Что общего может быть у нас с такими как этот Максим или Артем… Его дед, кстати, выписал Максиму справку…

– Но он действительно повредился тогда… – с угрюмым видом ответил Миша, в полуха слушая родственника.

– Намного раньше! – убедительно заявил кузен. – Надеюсь, на суде справка ему не поможет!

– Суда не будет!

– Кто так сказал? – встрепенулся парень. – Куратор? Он их активный защитник. Ты никогда не думал, почему именно «этих», а не «тех», которых выгнали из вуза в марте?

Намеки на богатую родню и связи переходили из уст в уста со дня поступления курсантов в вуз. Миша устало махнул рукой:

– В таком случае, слово Куратора лишь немного прибавит в их, и без того солидный вес… оправдательных аргументов.

Он отвернулся, давая понять, что не хочет продолжать неприятную тему.

Они дошли до остановки. Кузен уселся на скамью, поодаль. Это был довольно упитанный молодой человек. Глядя на круглые щеки, начавшие наливаться еще в яслях, умиленная родня говорила – славный здоровый юношеский жирок, сойдет с годами. Однако, он не только не сошел, он отложился практически повсеместно.

Светловолосый парень с добродушным видом, и отнюдь не простым характером… Кузен не был любимчиком Куратора, и отлично знал об этом. Он приехал из маленького губернского городка, поступив на учебу не по способностям и талантам, а «по специальному направлению». Его отец, будучи военным в том самом городке, в маленькой воинской части, сумел отдать долг перед отечеством собственной жизнью, оставив после себя множество других долгов. Семья прозябала. И вот сын, решив продолжить дело родителя (не до трагического, конечно, исхода), поступил в вуз без экзаменов, на полное обеспечение государства. Столичные родственники, конечно, помогали, чем могли, а помогать приходилось многим…

Подобных, не блатных, на курсе Куратора было еще несколько человек. Они-то как раз и создавали атмосферу неуживчивости, в противовес курсантам из обеспеченных семей.

Миша не считал себя находящимся на стороне своего троюродного брата. Его отец был известен в воинских кругах, носил хороший чин, давно жил в столице и преподавал в кадетском корпусе, где обучались многие нынешние курсанты вуза.

Его внешность резко контрастировала с внешностью дальнего родственника. Яркий брюнет с живыми глазами и симпатичным лицом, он сразу попал и в блестящую компанию и в милость начальника курса. И у него были способности…

Миша искоса смотрел на Кузена, пока не подошел автобус. Они залезли в салон. Топку там еще не отключили, апрельское солнце жарило через стекла. Духота стояла невыносимая, поэтому никто не желал продолжать прерванного разговора. Их долго трясло на ухабах. Наконец, за горой свалявшегося грязного снега, показался небольшой поселок. Аккуратные домики, хаотично разбросанные в низине, окруженной хвойным лесом. Эти земли принадлежали военному министерству, большой удачей считалось получить свой надел именно здесь.

Старый дом родителей всегда был полной чашей. Но этот, новый, стал переполненной. Устроившись за городом, отец вдруг проникся идеей деревенской жизни и принялся разводить живность впрок: закупил птиц, свиней. Все это хозяйство должно было стать прокормом семьи в тяжелые времена, ожидать которые наши люди не прекращают ни в каких условиях.

Однако очень скоро выяснилось, что не так легко уничтожить то, что своими же руками и создал. Отец не смог отдать скот и птицу на убой. Разжирев, и благополучно состарившись, многочисленное поголовье гуляло теперь по двору, отдалив на неопределенную перспективу мечты матери Миши разбить райский сад с гибридными петуньями.

Молодые люди подошли к железным воротам. За ними тут же раздался визгливый лай. Полинявшая такса вылетела на дорогу.

– Скрип – заткнись! – Миша отпихнул ее ногой.

– Охрана, все же. – Кузен наклонился было погладить псину, но на него оскалили кривые желтоватые зубы, и он поспешно отдернул руку.

– Скорее – сигнализация… – отозвался парень, проходя к дому.

Родителей не было, оба проводили выходные в городе, и коттедж стал пристанищем молодежи на эти праздничные дни.

Из губернского городка приехала сестра кузена, Вера. Пару лет назад у них с Мишей завязался довольно скучный роман. В детстве они часто встречались, в юности стали переписываться. Правда, вначале Вера писала своему родному брату, затем стала и троюродному. Однажды прислала фото. В отличае от брата, она выросла стройной и миловидной блондинкой. Друзья Миши, увидев его, оценили положительно, и он решил, что можно попробовать, но, разумеется, без каких-либо серьезных обязательств. Однако, Миша не учел, что развиваться роман будет на глазах и под контролем родного брата «сердечной подруги», во всех смыслах, – заинтересованной стороны. Скрыться не было никакой возможности, и к концу учебы он стал практически официальным женихом.

Родственники со стороны невесты сморкались в платки от умиления, и похлопывали по плечу (сильнее, чем нужно). Родственники жениха крутили пальцем у виска… поначалу. Потом смирились. Мать Миши знала невесту с детства, и в глазах всей семьи это оказалось ее лучшим качеством.

Вера редко приезжала в столицу, но на календаре был апрель, оставалось меньше четырех месяцев до окончания учебы курсантов. Под натиском родных она решила окончательно утвердиться в том, что ждет их впереди. Можно ли говорить о «них», – имея в виду обоих, – как о решенном деле.

На столе стояли два торта – один со стороны Веры, другой – Мишиной семьи. Ольга, младшая сестра Миши, привезла его вместе с таксой и приглашением для «невесты» остаться в Питере на целую неделю. Послание поражало своей очевидною невыполнимостью, ведь все прекрасно знали, что «жениху» в это время будет не до амурных дел.

В действительности, нынешний день рождения не стал поводом для радости молодого человека. Более того, напомнил ему о другом, прошедшем не так давно…

Пока в доме доедали и допивали, он уединился в летней кухне. Заходящие лучи освещали серый весенний пейзаж. Сосны колыхались на теплом ветру. Было почти восемь вечера, а за окнами все еще светило яркое солнце. Тогда, в марте, стемнело к семи…

***

Шестого числа центр циклона, только подходившего к городу в конце февраля, погуляв над Скандинавией с неделю, добрался, наконец, до Северной столицы. Лотки с тюльпанами, мимозой и другой праздничной атрибутикой, приготовленной к восьмому марта, сносило порывами с торговых рядов. Растяжки над проспектом раскачивало и рвало в разные стороны.

Четверо курсантов шли к большому высотному дому за сквером. Новостройка празднично светилась окнами в надвигавшихся сумерках. Они были приглашены на день рождение Куратора. Обычай приглашать подопечных вошел в традицию всего пару лет назад, чему была отдельная предыстория, уже рассказанная в начале.

Некоторые в вузе знали об этом. Но, в отличае от проректора, либо не находили в ней ничего странного, либо сами вводили такой же порядок, что не могло не задевать Платона Ливнева, лишившегося «духовного наставничества», так сказать, «за живое». Воспитатель часто подходил к Куратору и свистящим шепотом предупреждал о пагубных последствиях:

– Я не одобряю подобных близких отношений педагогов и курсантов. Это наводит на мысль…

– Вы говорите так, словно речь идет о чем-то сомнительном… – удивлялся Куратор. – И намекаете, будто я что-то имею от родни моих студентов. Но уверяю вас, кроме неприятностей – ничего! Вот ваши цели не ясны! Для чего вам служат ваши подопечные?

– Я не собираюсь обсуждать это с вами!– выдохнул оскорбленный проректор.

– Что опять–таки «наводит на мысль»… – повторил слова проректора Анатолий Васильевич. -

– Во-всяком случае, к себе домой я никого не приглашаю!

– Разумно. – кивнул педагог. – Если не хочешь и вовсе его потерять…– насмехался офицер, намекая на неустойчивую психику, низкий эмоциональный фон и пропорционально ему высокое физическое развитее «атлетов».

В этот год, тем не менее, приглашение получило значительно меньшее число студентов. Кого-то оставили работать над дипломами. Кто-то уехал на праздники домой.

Эрик Кудасов, Артем Тынякевич, сам Миша и Максим, минут десять проведя у лотка с розовыми, покрытыми блестками открытками, отпуская шутки на тему посланий в них, но не решившись, все же, купить подобное педагогу, в шесть вечера спешно подходили к знакомому подъезду.

Среди причин пойти, была не только обоюдная симпатия педагога и учеников. Женская часть собрания в преддверии праздника значительно усилилась студентками супруги Куратора, преподававшей в педагогическом вузе. После семейного совещания решено было их познакомить. Правда, вечер не заладился с самого начала. Заметив среди пришедших Максима, которому все праздники, по идеи, предстояло корпеть над итоговой работой, Куратор сделал строгий выговор.

– Я, кажется, дал тебе конкретные указания, – напустился он на курсанта, который оторопел в дверях. – и срок на их выполнение…

– У меня есть еще неделя… – взмолился Максим.

– У тебя был целый год! – рявкнул Куратор. – Комиссия ужесточает требования!

– Да ладно, они не показались мне такими уж монстрами при встречи…

– Если в тот раз они тебе ничего не сказали, это еще не значит, что не запомнили!

– Уверен, все люди в форме для них на одно лицо. – легкомысленно сообщил парень. – А особые условия мобилизуют. Я справлюсь…

Куратор был раздражен, его редко видели в таком состоянии. И то, что он выговаривал главному любимцу, усилило впечатление. Мише даже показалось, что педагог не хочет пускать Максима в квартиру. Впрочем, тот как угорь проскочил мимо, и хозяину ничего не оставалось, как проводить внутрь и остальных.

– Тебя кажется действительно не приглашали. – напомнил Миша шепотом, снимая куртку и вешая ее на крючок.

– Но прежде я ни раза не пропускал, верно! Интересно, они уже здесь… – Максим с любопытством выглянул из коридора.

Раздевшись, курсанты вошли в гостиную. Большая комната в два окна была обставлена в духе HiTek: минимум занятого вещами пространства, что добавляло и без того огромной площади объем. Не смотря на это, три студентки, уже прибывшие на праздник, смогли рассесться в ней весьма компактно – в одном углу. Курсанты заняли другой, напротив.

Посредине водрузилась жена Куратора, красивая молодая женщина. Какое-то время гости с подозрением взирали друг на друга. Поэтому, для быстрого знакомства, хозяйка начала беседу с блиц-опроса. Все напоминало интеллектуальную игру, с участием двух команд. Хотя вопросы были небольшой сложности, на ответы обеим сторонам вначале требовалось много времени. Сам хозяин наблюдал их от дверей. Возможно, именно его присутствие и сковывало молодежь.

Максим, кажется, был раздосадован больше других, он не участвовал в опросе, уединившись рядом с книжным шкафом. В середине праздника, когда заиграла музыка, и атмосфера разрядилась, прозвучал неожиданный вопрос, давно интересовавший и Мишу Алымова.

– Ходят слухи, что «бригаду» контролеров прислали к нам с дурными намерениями…– сказал Эрик, обращаясь к педагогу.

Все затихли.

– Я не знаю ни одной «бригады» с благими намерениями! – отозвался со своего места Артем.

– Потомок медиков… – мрачно констатировал Максим.

– Очередная кампанейщина?– нехотя пожал плечами Куратор. Похоже, тема была ему не очень приятна.

– Антивоенная кампания? – поправил его Эрик Кудасов. – Надеюсь, мы успеем окончить вуз… до ее окончания?

– Любые реформы в нашей стране имеют начало, но не имеют конца, в том смысле, к которому все привыкли… – начал педагог.

– Да, но они длятся так долго! – отозвался Максим, доставая книгу из шкафа. – Те старички, между прочим, могли бы найти себе более динамичное занятие!

– И ты бы мог! – вновь сорвался на него педагог. – Диплом, к примеру…

– Я ищу подходящий материал.

– В моем шкафу? – куратор вырвал брошюрку из его рук.

– А что? Отличный экземпляр. Солженицын: «Как нам обустроить Россию»? – объявил Максим вслух.

– Я смотрю, он не долго думал! – глядя на тонкий корешок, заметил Артем.

– В отличае от тех, кто нынче занимается этим…– снова вставил ехидный Эрик Кудасов.

– Это было в те добрые времена, когда интеллигенты считали, что именно им придется обустраивать страну. – ответил педагог, без интереса листая книгу.

– Вот у кого действительно были благие намерения! – неожиданно вступила в разговор одна из студенток педагогического вуза.

– В самом деле. – повернулся к ней Куратор, вскинув брови. – Но очередной голубь мира уже давно бы закрыл наш военный университет, оставив многих не у дела.

– Вы думаете?

– И навесил амбарный замок… – кивнул он.

– Как на пристройку проректора! – воскликнул, торжествуя, Эрик.

– Мы бы защищались исключительно силой слова и глубиной мысли, а так как большинство чиновников, да и вообще «большинство» в России не владеют данным оружием, численный, то есть, умственный перевес сил был бы не в нашу пользу. Нет ничего хуже, чем пацифист-моралист! – заметил Куратор, кладя брошюру обратно.

– Жаль, что комиссию прислали в последний год учебы. Первые курсы, похоже, совсем не страдают от излишнего внимания. Мы единственные, кто их волнует! – Макс разглядывал корешки других книг с мечтательным видом.

– Ты тоже никогда не страдал от внимания. Напротив, привлекал его к себе, и сейчас будешь, единственным, кто еще не сдал…

– Я же говорю – диплом в процессе. Во-всяком случае, он уже на два пальца толще, чем у этого… – Макс указал на убранную книгу.