В МГТУ на факультете было заслушивание руководителей тем, в числе вызвали и меня. Факультет РК не был для меня «родным», но одно близкое лицо в комиссии, заслушивавшей руководителей тем, я увидел – Димка Мурзин был составе её членов. Я что-то вяло пробубнил про то, чему посвящена тема, о ходе выполнения работ, но это мало интересовало руководителей факультетского НИИ, и мне задали главный вопрос:
– А почему вы не заключили договор через факультетский НИИ?
– Так я пришёл поначалу именно в факультетский НИИ, но мне там сказали, что эта тематика не соответствует профилю нашего НИИ, и наладили меня с договором.
– А что это за кооператив?
– Это мой кооператив, – раздался голос Гороздина, он, как зам. по НИР нашей кафедры, был то ли членом комиссии, то ли приглашённым
– Это что ж такое происходит, – раздался растерянный голос кого-то из членов комиссии, – зам. по науке факультетской кафедры деньги тащит факультетские себе в карман.
– А вы сами от них отказались, – резонно возразил Славка.
Возникла атмосфера лёгкого скандала, комиссия разделилась, члены её, создавшие свои кооперативы, стали утверждать, что это вполне допустимо, руководство факультетского НИИ оспаривало это мнение, но не предлагало путей решения – работа-то не по тематике, а денег уплывших жаль, я попытался тоже плеснуть чуть-чуть маслица в огонь, провозгласив:
– Звериный оскал капитализма, с кем вы, мастера науки? – В итоге меня выперли с заседания.
В результате обсуждения, комиссия приняла решение разрешить выполнять наш договор через сторонний, а меня аттестовали как руководителя темы – помогло выступление Димона, который был однозначно за, с другой стороны, а как бы они могли запретить? Договор заключен, работа выполняется.
После заседания Славка Гороздин подошёл ко мне:
– Слушай, мне пару деталек надо запустить в производство, посмотришь?
– Warum nicht, показывай.
Это была шубная застёжка, и как мне объяснил Славка:
– Дефицит страшенный. Надо сделать штампы для производства точно таких же, сможешь?
– Говно вопрос. Отдашь мне её, я – конструктору, он снимет размеры, нарисует детальки, по этим деталям спроектирует штампы, потом эти штампы изготовим. Нет ничего такого, чтобы препятствовало твоему желанию наклепать себе застёжечек. Даже место найдём, где штампы поставить и долбить, всё возможно.
– А во сколько обойдётся?
– Сейчас на всё цены с такой скоростью меняются, что сразу не ответить. Можно сначала штампы спроектировать – конструктор сразу цену назовёт за работу, потом изготовить, и так далее. Step by step.
– Ну чего, берёшься?
– Можно взяться, но встаёт вопрос, как будет оплачиваться детский труд.
– А давай так, я тебя беру в свой кооператив главным инженером.
Других инженеров в Славкином кооперативе не было, так что единственный инженер, естественно, был главным, впрочем, мне было всё равно, как называться. Предложенная сумма вполне соответствовала моим хлопотам, конструктора я нашёл в Зиловском КБ, работа пошла.
Жизнь стремительно менялась, было ощущение, что все стали предпринимателями. Ни до кого невозможно было дозвониться, телефоны у всех всегда были заняты – звонили друг другу по кругу, предлагая что-то купить или продать. В основном предлагали аудио- и видеокассеты, видеомагнитофоны и что-то подобное. При этом ни у кого не было ни денег, ни товара, но каждый пытался встроиться в какую-то торговую цепочку и ухватить малую толику прибыли.
Признаться, и я не миновал этой участи. Серёга Кузинов сказал:
– Алик, у моего друга – Олега Дубопятова – есть верная наколка, какой-то его знакомый хочет продать крупную партию двухкассетников и аудио двоек, надо встретиться. Я сам не могу, скатаешься с ним?
– Не вопрос, а что, у тебя есть выход на крупного банкира?
– Да нет ни хрена, но если мужик серьёзный, то побегаем, найдём денег я думаю.
Вечером следующего дня мы катили на Казанский вокзал на раздолбанной шестёрке Олега с растрескавшимся лобовым стеклом. Видимость была нулевая, но Олег уверенно газовал, мы опаздывали. Знакомый его, полубомжёвого вида, в дырявых трениках, высокомерно поглядывая на нас, интересовался:
– А какие вам двоечки нужны, и сколько?
– Да любые, штук сто для начала, чтобы убедиться, что имеем дело с серьёзным партнёром.
– А двухкассетнички какие?
– А у вас какие есть?
– Да мы любые можем достать, вам какие нужны?
Поговорив так минут десять, мы разбежались, наш vizavi побежал к пригородной электричке, а мы пошли к стоянке. Размышления о несостоявшемся бизнесе навели меня на мысль, которую я изложил по дороге:
– Не, ну мы реально круче.
– Почему?
– Мы как-никак на машине приехали, а он на электричке.
Поржали.
Бочаров собрал совещание, на которое пригласил человек восемь, как я понял, тех, кого он рассчитывал вести в светлое будущее, я попал в счастливое число избранников. Огласил:
– Мы начинаем работать с Тушинским машиностроительным заводом, это, кто не знает, предприятие, которое планер делало для программы «Буран». Заводу выделены средства для внедрения САПРа (систем автоматизированного проектирования) в технологические цепочки. Есть возможность поучаствовать в этой программе, вы должны сформулировать свои предложения через неделю.
Расходились все с разными чувствами, у кого-то были наработки или какие-то мысли, кто-то был в недоумении. Я чувствовал себя уверенно, поскольку знал определённо, что я буду предлагать через неделю. Вечером я позвонил Шамису:
– Мишаня, привет!
– Алек, здорово, как дела?
– Дела, Мишаня, грядут, готовься.
– К чему?
– Ты знаешь, что такое Тушинский машзавод?
– Нет, а должен?
– А как же. Это один из флагманов советской космической отрасли, планер для «Бурана» делал. А мы с тобой будем там внедрять САПР технологии холодной штамповки метизов. Скажите мне, Михаил Давыдович, скажите, глядя мне в глаза: вы, вот лично вы, готовы?
– Обижаете, Алек Владимирович, откуда такое недоверие в голосе? Вы ж знаете, клич пионеров – всегда будь готов. А прививку для поднятия энтузиазма обещают?
– Всенепременно.
– И какой диаметр иглы?
– Тыщонок на пять рассчитываю.
– Когда вставать под знамёна?
– Ждите звуки горна.
Через неделю на совещании, посвящённом работам на Тушинском заводе, на вопрос Бочарова, готов кто-нибудь участвовать в работах, и если да, то каким образом, я с достоинством ответил:
– Готов, будем предлагать САПР технологии холодной объёмной штамповки метизов.
– А у вас есть наработки?
– Да, конечно, я руководил работой по созданию такой САПР.
– Есть люди, наработки?
– Конечно.
Бочаров, обратившись к присутствующим, произнёс:
– Обращаю ваше внимание, вот как надо работать, неделя прошла, а человек уже предлагает готовые наработки.
Такой подлянки от меня явно никто не ждал, кто-то из литейщиков буркнул, глядя исподлобья:
– Конечно, чего ему. У него же никакой общественной нагрузки нет.
Бочаров пропустил эту тираду мимо ушей, а я задумался – как это меня ещё не впрягли в какое-нибудь говно? Размышления привели к простой и ясной мысли – надо коррумпировать шефа. Через пару дней я зашёл к нему в кабинет.
– Юрий Александрович, у меня к вам просьба.
– Какая?
– Не могли бы вы быть консультантом по Чебоксарской теме?
Первая реакция Бочарова была абсолютно здоровой, как у любого нормального человека, которому предлагают пахать, непонятно за какие коврижки.
– Нет, нет, Алек Владимирович, у меня столько загрузки по кафедре, что я по своей теме работать не успеваю.
Стало понятно, что надо брать его в мягких рукавицах.
– Юрий Александрович, так это будет совсем незначительно по времени, может быть, раз в год, от силы два раза, – обсудить ход работ, направление движения. От силы полчаса. Минут сорок.
– Ах так, ну это возможно. И сколько это будет в стоимостном выражении?
– Стандартно, ежемесячно полставки эсэнэса.
– Это невозможно, я уже оформлен по НИСу.
– А сейчас все ограничения сняты.
– Это законно?
– Вполне.
Через пару дней я уже произвёл первую выплату и стал делать это регулярно. Действия эти весьма благотворно повлияли на полное отсутствие загрузки меня какой-либо общественной мурой. На ближайшем заседании кафедры зав. литейной секцией опять вспомнил про меня:
– А что у нас Рейн никакой общественной нагрузки не несёт, уже скоро год, как он вернулся, и всё никак.
Но заведующий кафедрой моментально поставил его на место:
– Нет, Олега Владимировича мы трогать не будем, он занят важной работой для кафедры. Вы лучше подумайте, какую работу для Тушинского завода будете делать.
Великое дело – коррупция.
Однако возросшая нагрузка категорически не оставляла времени на работу в Контрольном совете. Сказать по-честному, и заработки в КС, по сравнению с доходами от моих новых занятий, были просто мизерными, и я сообщил Пущинской:
– Увольняюсь я, Светлана Дмитриевна.
Пущинская явно огорчилась.
– Как, почему? Вас что-то не устраивает?
– Светлана Дмитриевна, всё устраивает, и работать с вами приятно, и работа интересная, но надо уходить – времени не хватает абсолютно на всё. Приходится от чего-то отказываться.
– А почему же вы от нас отказываетесь, а не наоборот?
– Корысть, Светлана Дмитриевна, корысть.
– И что, намного больше зарабатываете, я не спрашиваю, сколько, – неприлично, но какие порядки? Просто интересно, сейчас все бегают, чем-то занимаются.
– Вы точно определили, как минимум на порядок.
– В десять раз?
– Где-то так, а некоторые на два порядка.
– Но это все дела не противозаконные?
– Светлана Дмитриевна, ну ей-богу, конечно, вполне законные.
– Ну что ж, удачи вам. А нам не поможете, может быть, кто-то есть вам на замену? Требования наши вы представляете. Или сейчас все предпринимателями стали?
– Не все, поговорю, есть у меня товарищ, серьёзный профессионал в нашем деле, бизнесом он вряд ли рискнёт заниматься – возраст ближе к пятидесяти, а эксперт из него наверняка будет хороший, человек он очень эрудированный.
На следующий день я переговорил с Ильёй Кременским, и он стал трудиться внештатником КС ВНИИГПЭ.
Позвонил Петренко:
– Алик, первая партия штампов отгружена в соответствии с договором, помнишь наш уговор?
– А как же, завтра сообщу, что и как.
На следующий день я беседовал с Дмитрием и Александром.
– Мужики, первая партия уже в дороге, следует к месту проживания, как с нашим договором?
Парни наперебой стали мне объяснять, горячась и перебивая друг друга:
– Мы в курсе, уведомление получили, но, Алек Владимирович, вы же знаете, как у нас сейчас с деньгами сложно, давайте всё же премии ваши перенесём ближе к окончанию проекта. Нет сейчас денег.
– Ребята, я, как это ни грустно, родился задолго до вашего появления на свет и что-то в этой жизни понял. Фирма у вас молодая, быстро развивающаяся, а в развивающемся предприятии денег всегда не хватает, есть во что вкладываться. Вот когда вам будет казаться, что появились излишки и непонятно куда их вкладывать, тут бейте тревогу, что-то происходит не то. Но это ваши дела и проблемы. А относительно наших дел скажу: сказанное надо выполнять. Сами знаете, дорога после ведёт на площадь никогда, так что ждём ваших действий.
Вечером я позвонил в Лабинск:
– Саш, ребята решили нас немного подинамить. Сделаем, как собирались, ты им пришли уведомление, что вторая партия отправлена, но сам не отправляй. Повеселимся.
– Понял, завтра отправлю.
Я исправно приходил по вечерам в «Автотекс», мы мило общались. Ребята за моей спиной переглядывались, поглядывали на меня с лёгкой усмешкой. Через несколько дней ко мне обратился Александр, он явно был чем-то озабочен:
– Алек Владимирович, не знаете, что в Лабинске произошло? Нам уведомление пришло об отгрузке, а груза нет, мы на ж/д справлялись, там сказали, что отгрузка не произошла по причине отказа отправителя. Что случилось?
– Так вы же в курсе, мы ж беседовали, я сказал вам, что мы ждём ваших действий. Не будет действий, не будет штампов.
Саша, постояв несколько секунд с растерянным видом, повернулся и нырнул в кабинет к Диме.
На следующий день дела не дали мне возможности заехать в «Автотекс», но вечером мне позвонил Александр:
– Алек Владимирович, загляните завтра утром в сберкассу, проверьте состояние вашего счёта.
Зарплату в «Автотексе» мне переводили на сберкнижку.
– Непременно.
Утром в сберкассе я обнаружил, что мой счёт пополнился на семь тысяч, приехав на работу, первым делом позвонил в Лабинск.
– Александр Николаевич, был в сберкассе?
– Да, они мне сами позвонили, у тебя тоже всё в порядке?
– Всё отлично.
– Отгружаем?
– Всенепременно, сегодня порадую ребят.
Вечером я сообщил парням, что отгрузка возобновилась. Надо сказать, что инцидент этот мало повлиял на наши отношения. Парни были нормальные, с интеллектом, ошиблись, бывает. Через месяц ко мне обратился Саша:
– Алек Владимирович, я бы хотел съездить в Лабинск, познакомиться с директором, посмотреть производство.
Это было нормально, поставленные условия ребята выполнили, желание напрямую завязать отношения с производителем было правильным и вполне справедливым.
– Вы имеете в виду, на денёк, посмотреть, переговорить? Я думаю, дня в Лабинске хватит за глаза.
– Ну да.
– Можно самолётом два часа до Краснодара, там четыре часа на автобусе до Лабинска, получится два дня, но угваздаемся. Я бы предпочёл паровозом, получится три дня, день туда, день обратно, день там.
– Давайте поездом.
– На какой день?
– Послезавтра.
Встретили нас в Лабинске как дорогих гостей, на директорской «Волге» отвезли в частный дом, который служил для приёма почётных гостей. Главный инженер с каким-то шустрым мужиком заселили нас, сказав, что скоро будут, куда-то смылись. Явились минут через сорок, притащив огромную, литров на десять, кастрюлю, полную только что сваренных пельменей, груду какой-то закуски, домашних консервов, домашних колбас и прочего. Притащили, конечно, и алкоголь, преимущественно водку и каких-то местных наливок и настоек. Главный инженер сказал:
– Вы подкрепитесь пока, отдохните с дороги, часа через два Александр Николаевич подойдёт, посидим, поговорим.
Саша спросил:
– А может, мы пока на завод сходим, поглядим производство?
– Да куда он денется, завод-то? Вдруг Николаич раньше освободится. Отдыхайте, завтра всё вам покажем.
Александр смирился, мы перекусили, поговорили и задремали. Разбудил нас Петренко с коллегами, сели за стол, беседовали и, конечно, отмечали наш приезд. Заводчане – народ крепкий, привычный, наливали и опрокидывали в хорошем темпе. Александр по молодости решил не отставать, но после третьего тоста сник, прекратил пить и обмяк. Заводчане переглядывались, посмеиваясь, предложили перенести разговор на завтра, на том и порешили.
В три дня, похоже, мы не укладывались, после ухода заводчан, чтобы привести Сашу в чувство, я натянул на него пальто, нахлобучил шапку и повёл на прогулку. Зима в тот год в Лабинске была снежная, домик, в котором мы расположились, похоже, был в дачном посёлке – людей не было видно вовсе, дорожки не чищены. Сашу мотало от забора к забору, он падал в сугробы, я вытаскивал его, отряхивал пальто, выискивал в снегу шапку, и мы шли дальше. За пару часов Александр пришёл в более-менее приемлемое состояние, можно было надеяться, что он не заблюёт наше пристанище, и мы отправились спать.
На следующий день мы проползли по цеху, Саша пытался понять мои рассуждения о технологии производства оснастки, потом мы побеседовали с Петренко. Предложения пообедать привели Александра в паническое настроение, поэтому его отвезли спать в домик, а я поехал обедать с мужиками. Вечерним поездом отбыли в Москву.
Позвонила тёща:
– Алик! А вам с Милкой ещё мебель нужна?
– Вы, Лидия Ивановна, что, мебелью стали приторговывать, ключ, что ли, нашли от мебельного склада? Откуда у вас мебель?
– Да позвонили из мебельного магазина, спросили, получал дед мебель или нет. Я сказала, что нет.
– А с какого перепуга дед мебель должен был получать?
– А ему, как участнику войны, положено.
– Так вы ж уже получали, Татьяне с Лёшкой отдали.
– Ну и что, магазин что-то напутал и снова предлагает, чего отказываться?
– А какая мебель?
– Румынская.
– Румынская, ладно, мы подумаем.
Подумав, мы решили поменять мебель, что делать со старой, не очень представляли, продажей мне заниматься было некогда. Выручил нас Вовка Гусев, ему как раз нужна была мебель, и он увёз нашу старую, простоявшую у нас около года. Денег у него не было, я на них и не очень-то рассчитывал, но Вовка решил хоть как-то отдариться и приволок женскую дублёнку большого размера, которую мы подарили моей двоюродной сестре.
Бочаров свозил нас на Тушинский завод, мы напрямую познакомились со своими заводскими кураторами, это была инженерная группа, которая занималась расчётами математической модели поверхности планера.
Вся поверхность «Бурана» была защищена от термического воздействия керамическими плитками. Поверхность каждой плитки, которая впоследствии клеилась на свои места на фюзеляже и крыльях «Бурана», была описана программой, позволяющей обработать её на станке и установить на предназначенное для неё место, без последующей подгонки и обработки.
Все специалисты, работающие с нами по части программного продукта, были профессиональными программистами и технологии знали постольку-поскольку. Были осведомлены, когда эти технологии касались того физического объекта, поверхность которого они описывали, – керамических пластинок. Знаний об обработке металлов давлением у них не было никаких, и следовательно, точного понимания, нужна ли их производству система автоматизированного проектирования технологического процесса холодной объёмной штамповки болтов, у них не было.
Но поскольку парни были молоды и их ещё не покинул юношеский максимализм, они приветствовали проникновение любых САПРов на их производство, и этот этап согласований мы прошли. Однако через неделю на очередном совещании, происходящем уже с нашим участием, какой-то толковый заводчанин с удивлением произнёс:
– А на кой хрен нам этот САПР с болтами, у нас же не массовое производство, пока всего одна машина слетала. Неизвестно ещё, полетит ли вторая вообще.
Ведущий совещание, не помню, в каком ранге он был, оглядел наш длиннющий стол и произнёс:
– А у нас где-то должен руководитель темы сидеть, пусть он нам объяснит, заодно представится.
Я встал:
– Алек Рейн, МГТУ имени Баумана, доцент, к. т. н., – повернулся к выступающему. – Вы правы, наибольшее преимущество такая программа даёт в массовом производстве, но это не единственное её преимущество. Вы ведь все свои метизы изготавливаете сами, используя механообработку?
– Да.
– А штампованные изделия обладают более высокой прочностью, за счёт чего могу разъяснить в частном порядке, чтобы у остальных время не отнимать. Следовательно, при меньшем весе изделий можно обеспечивать ту же прочность, а у вас, насколько я понимаю, борьба с весом идёт за каждый грамм. Затраты стартовые, конечно, выше, кроме покупки САПРа, придётся несколько штампов изготовить, но впоследствии, если у вас крепёж унифицирован, от механообработки в этой части можно будет вообще отказаться.
– Ну если так, то конечно, отчего не попробовать.
В целом так оно и было, но определённое лукавство в моих речах присутствовало. С другой стороны, это были какие-то начала рыночной экономики, мы предложили товар, хочешь – бери, хочешь – нет. Но с тех пор я ходил на все такие совещания, происходящие не менее чем раз в месяц, и всегда находилась какая-нибудь умная зараза с этим самым вопросом: «А на кой хрен нам этот САПР с болтами…»
В декабре меня избрали доцентом по конкурсу, то, чем бы я гордился и чему бы обрадовался лет пять назад, не произвело на меня никакого впечатления, мне было всё равно. Всё стремительно менялось, того, что произойдёт позже, не предполагал никто, но вал изменений накатывался, возрастая ежедневно.
В 1975 году, когда я пришёл в МВТУ, должность доцента вуза была весьма престижна. Интересная работа сочеталась с весьма высокой зарплатой – заработки доцента МВТУ, совмещающего преподавательскую деятельность с работой по НИС (научно-исследовательский сектор), составляли 450 рублей в месяц. Это была очень высокая зарплата по тем временам, средняя зарплата в СССР в том году составляла 133,54 рубля. И главное, во всяком случае для меня, было в том, что можно было заниматься наукой, выбирать интересующую тебя тематику, находить предприятия, которые готовы были финансировать твои разработки и внедрять, по возможности, на производстве.
И вдруг всё это стало рассыпаться на глазах, мало того, что всем стало не до научных изысканий и внедрений, предприятия стали отказывать в проведении студенческой практики. Стало невозможно показать будущему инженеру те места, где он, возможно, будет трудиться в будущем. А как учить студентов? Преподаватель, просвещающий студентов в технических дисциплинах, просто по определению должен заниматься техническими науками. В противном случае чему он, собственно, сможет обучить студента: тому, что он прочитал в книжке двадцать лет назад? Да хоть и вчера, студент и сам прочтёт это.
Ползли цены, пропадали продукты, менялись статусы и приоритеты. Я всё это видел, плыл в этом течении, ощущая себя вполне комфортно, но мало задумывался о сути происходящего, из-за чего впоследствии не раз меня больно припечатало. А тогда я ввязывался во всевозможные дела, зачастую авантюрного плана, нёсся вместе с этим бурным потоком, и мне всё это было страшно интересно. Вдобавок я стал зарабатывать в разы больше, что было очень приятно.
Зашёл Серёга, потрепались, решили в четверг пойти в баню, договорились пойти в Доброслободские, всё поближе. Про свой неприятный инцидент в этой бане с кражей верхней одежды я как-то уже не вспомнил. Да и что вспоминать, париться всё равно надо, сам я просто стал тщательней прятать деньги и документы в сумке, а номерок от гардероба всегда держал в руке. Ходил с ним в парную, мылся.
Раздеваясь, я сказал Серёге:
– Серёж, я номерок с собой всегда ношу, так надёжнее.
– Да я его так притыриваю, что сам потом с трудом нахожу.
Всё было как обычно, попарились, помылись, но, когда стали одеваться, номерка он не нашёл – видно, уж очень хорошо притырил. А вот после того, как мы не обнаружили его дублёнку в гардеробной, стало понятно: дело не в том, что он хорошо умеет прятать, а в том, что кто-то умеет искать лучше. Серёга очень расстроился, я, как мог, успокоил его:
– Не парься, что бог не делает – к лучшему.
– Это ты к чему? У меня спёрли дублёнку, шапку ондатровую, шарф мохеровый, и это к лучшему?
– Так и будет. Вопрос: дублёнка у тебя болгарская?
– Болгарская.
Это было какое-то déjà vu, меня стал разбирать смех.
– Вот ты точно соответствуешь стандарту директора бани, а я нет.
– Охренеть, он ещё ржёт, у меня всю одежду попятили, попадос практически на косарь, а ему смешно. Какой стандарт бани, ты о чём?
– Старших надо слушать, номерок с собой таскать. А вообще-то с этой баней пора завязывать, что-то часто здесь вещи переть стали. Не ссы, Серёга, ничего не потеряешь, а может, даже слегка поднимешься.
– Это как?
– У меня здесь год назад, тоже зимой, вещи умыкнули, я путь этот прошёл до конца, всё теперь доподлинно знаю, как и что. Сейчас пойдём к директору, будешь писать заявление, скажешь, что дублёнка у тебя была югославская, шапка норковая, ну шарф мохеровый, но самый дорогой.
– Да пиши не пиши, хрен чего получишь с этой бани.
– Я получил, и ты получишь, и не с этой бани, а с банно-прачечного треста, у них денежки есть. Получишь всё до копеечки. Я, как первоход, всё рассказал, как есть, опыта не было, а теперь ты, имея такого консультанта, всё сделаешь как нужно. Должен же ты получить компенсацию за нанесённые моральные страдания. Ты ж переживаешь?
– А то.
– Ну вот, пошли к директору.
Директор был уже другой, и милиционер тоже, да и такси в этот раз уже искал я, но оформление прошло тем же порядком.
Перед тем как Серёга поехал в товароведческую экспертизу, я рассказал ему, как происходит оценка.
– Ты подготовься перед поездкой, узнай, как дублёнка дорогая выглядит, сколько стоит, также и по остальному барахлу, и главное, прихвати какой-нибудь подарок, конфеты или шоколад, она, я думаю, получше посчитает.
Когда мы в день суда стояли у дверей зала заседаний, к нам подкатил какой-то вёрткий хмырь.
– Ребята, вы по делу о краже?
– Да, а что?
– Я юрист банно-прачечного треста. Буду выступать против вас, но вы имейте в виду, что я против вас ничего не имею, просто защищаю интересы треста.
– Ну что ж, будем иметь вас в виду.
На этот раз всё было по-взрослому, заседание происходило в большом зале, кроме судьи были народные заседатели. Выступил адвокат треста, что-то долго говорил. А вот судья была та же, допросив Серёгу, она наехала на юриста банного:
– Что у вас там происходит в этой бане, у меня скоро половина дел будет только вас касаться. Иск я удовлетворяю полностью, а по поводу вашей конторы вынесу частное определение.
После суда Серёга затащил меня в пельменную, отметить успех – сумма компенсации его перевалила за тысячу, как не отметить! Рассказывал.
– Для экспертизы купил коробку конфет, дорогих, не знал, куда их засунуть и как отдать, опыта мало. Чтобы не бросалось в глаза, взял у жены платок мохеровый большой, якобы для образца, и завернул в него конфеты. На стол его положил, говорю: «Простужен был, поэтому точно такой же у жены взял, укутаться получше». Она глянула, говорит: «Забирайте платок», я платок забрал, конфеты на столе оставил и к выходу. Она мне: «Вы тут забыли», а я повернулся и ей: «Я не забыл». Ну она мне и посчитала, не поскупилась.
После Нового 1989 года поехали на время Мишкиных каникул в «Зори России», в Крым. Купили две путёвки – у Мишки был свой номер, у нас свой. Он познакомился с какой-то девчушкой, и мы видели его только изредка во время обеда или завтрака. Тем не менее мы всё равно оценили преимущества отдыха со взрослым сыном – когда они мотались в Ялту, нам всегда перепадала бутылочка шампанского. А санаторий стал менее пафосным – его передали из российского ведомства в украинское, всё стало хуже – и питание, и обслуживание.
По возвращении ко мне в секцию зашёл Толя Белобеев, сели поговорить.
– Алек, мы тут создаём с ребятами малое предприятие, хотим, чтобы ты стал директором.
– А что за ребята?
– Друг мой, Виктор Романов, наш эмвэтэушный, вместе шестёрку кончали, сейчас на Краснозаводском химзаводе, под Загорском, главный технолог. Серёга Кузинов и его друг Олег Дубопятов, с Э факультета.
– Троих я знаю, нормальные ребята, Виктор наверняка тоже, в принципе, почему нет. Но если вам нужен зицпредседатель, то это не ко мне. А если вы предлагаете мне быть членом команды, то я готов влиться на любой позиции.
– Мы хотим, чтобы ты стал членом команды, так что вливайся директором.
– По рукам, с чего будем начинать?
– Предприятие в Краснозаводске регистрируем, надо в исполком подъехать, представиться.
– Поехали, дорогу покажешь?
Через пару дней я надел костюм, нацепил галстук, и мы с Толей на электричке доехали до Загорска, потом на автобусе до Краснозаводска, и дошли пешочком до исполкома Краснозаводска. Фирма наша называлась «Софтекс», учредителями её являлись исполком, комитет ВЛКСМ завода и ещё пара каких-то организаций, разрешение на открытие давал исполком, куда мы и дотопали.
Какой-то весёлый лысый дедок непритязательного вида, сидящий в конторке, сказал Толяну:
– Ну показывай мне вашего директора.
– Вот он, Рейн Алек Владимирович.
Дедок оглядел меня и произнёс:
– Ну этот похож, а то всё приводите… – Кого приводят, дед не объяснил. Взяв мой паспорт, переписал данные в толстый гроссбух, дал мне расписаться, выдал устав и сказал:
– Удачи, трудитесь.
На следующий день я поехал на Лубянку. Там на улице Дзержинского, на втором этаже маленького особнячка, расположенного рядом со зданием КГБ, была контора, которая изготовляла печати. Предъявив устав и заплатив сто двадцать рублей, я заказал печать, которую получил через неделю. Теперь мы могли заключать договоры, открывать счета в банках. Первый счёт мы открыли в Краснозаводской сберкассе.
Переговорив с ребятами, я предложил привлечь к работе Сашку Чертова как мужика инициативного и с хорошими связями.
Надо было заниматься нашей фирмой, поэтому пришлось отказаться от работы в «Автотексе» и у Гороздина. Ребята в «Автотексе» огорчились моему решению об уходе, но распрощались мы тепло, а Славик психанул. Вообще-то решение уйти от него пришло ко мне ещё до создания «Софтекса», не ушёл только потому, что хотел закончить хотя бы первый этап работ по шубной застёжке – проектирование оснастки. Когда штампы были закончены, я передал чертежи Славику со словами:
– Держи чертежи, на этом наше сотрудничество заканчивается.
Славик чуть не подпрыгнул:
– А куда я их, на х…й, дену!?
– А куда хочешь.
Причиной моего решения была весёлая история, Славик, мотивируя тем, что я являюсь у него главным инженером, взял привычку подписывать у меня множество бумаг по своему кооперативу. Я проглядывал их, большую часть подписывал, но некоторые отвергал, так как они выходили за рамки моей компетенции. Тогда Слава стал приносить мне сразу кучу бумаг, где подсовывал просто чистые листы, я задал ему вопрос:
– Славик, что это за хрень?
– Да просто не успел напечатать, это письмо на покупку металла, для дела надо пару листов стали.
– Я пустой лист подписывать не буду.
– А ты что? Хочешь работать и ни за что не отвечать?
– Я готов отвечать за всё то, что я делаю. За то, что делаешь ты, отвечай сам.
– Если ты работаешь у меня, то будешь работать по моим правилам.
– Нет, не буду. Вернёмся к этому разговору через неделю.
Для себя решил: получаю чертежи штампа, передаю Славику, и привет, разбегаемся. То, что уход мой совпал с созданием «Софтекса», просто случайное совпадение. Надо сказать, если бы он по-человечески попросил меня помочь с изготовлением оснастки, я бы помог, он не попросил, что ж – хозяин барин.
В сентябре кафедру нашу вернули на родовой факультет МТ, бывший АМ, артель мудаков, так расшифровывали название эту абревиатуру студенты других, более престижных факультетов, может потому и переименовали, не знаю. Но сто шестьдесят один год назад, именно с нашей кафедры зародился нынешний Московский государственный университет имени Баумана. Из кафедры РК 8 мы преобразовались в МТ 13, номер наш дьявольский нам вернулся, тут уместно бы было мефистофелевское ха-ха-ха. Переход этот стоил нам потери площади нашей секции, теперь мы ютились на десятке – кафедре прокатки. Проводить занятия стало совсем невмоготу и стыдно.