Скоро, впрочем, мирное течение нашей жизни нарушилось, ко мне пришла Люда из группы Дубинина:
– Алек Владимирович, заберите из нашей группы Женю Зуева.
– Куда забрать, почему?
– У нас же перестройка, вон технологи все теперь ходят, на ЭВМ свои техпроцессы пишут, скоро и до нас дойдёт, а Женя нас на дно тянет.
– Это как это он вас тянет? Каким образом?
– Да не может он конструктором работать. Всё время кому-нибудь приходится ему помогать.
– Как не может? Десять лет мог, а теперь не может.
– Раньше требования другие были, всем наплевать было.
– Хорошо, пусть подойдёт.
Минут через пять подошёл Женя.
– Садись Жень, побеседуем.
Я достал спичечный коробок, поставил его на столешницу, рядом положил лист бумаги и карандаш.
– Жень, нарисуй мне его в трёх проекциях.
Евгений задумался, сидел, напрягался, просидев так минуты три или пять, слегка побагровев, сказал:
– Нет, не смогу, Алек Владимирович.
Тут напрягся я, сидел, молча глядел на него. Мне было его жаль, при этом стало понятно, что нам придётся расставаться. Но мне даже не пришлось что-нибудь ему говорить. Женя встал и произнёс:
– Я всё понял, Алек Владимирович.
Через полчаса он принёс заявление об увольнении, я подписал. Задерживать его смысла не было, рассчитали его на следующий день.
Через день ко мне снова подошла Людмила.
– Алек Владимирович, с Женей беда.
– Что случилось?
– Он проставился в секции по случаю увольнения, перебрал изрядно, как-никак почти пятнадцать лет проработал в отделе. Вышел на улицу и упал, голову разбил о бордюр. Из больницы нам позвонили, у него близких нет.
– Люд, вот тебе денег, купите всё, что надо: фрукты, еды, если нужно будет, одежду, давайте к нему кого-нибудь пошлите. И не бросайте его, пока из больницы не выпишут, деньги ещё потребуются, не стесняйся, прямо ко мне.
Позвонила секретарь директора:
– Алек Владимирович, вас срочно Костенко к себе вызывает. Вы не затягивайте, идите сразу, он явно очень не в духе.
Была всего одна причина, по которой я мог понадобиться Костенко, и я, взяв копию чертежей штампа для изготовления тяги рулевого управления косилки КПС и справку о сдаче аналогичного комплекта документации в бюро инструментального цеха Люберецкого завода Сельхозмашин имени Ухтомского, отправился в министерство, благо идти надо было недалече – здание министерства и здание института отделял небольшой двор.
Пройдя мимо равнодушной секретарши и вступив на ковровую дорожку, я сразу услышал приветственную речь, аналогичную той, которой Костенко приветствовал его свояк на заводе имени Ухтомского в Люберцах. Костенко начал материть меня, как только я открыл дверь его кабинета, и матерился, пока я шёл по десятиметровой ковровой дорожке вплоть до того момента, когда я вплотную приблизился к столу:
– Здрасьте, Иван Иваныч, вызывали?
– Ты почему штамп на завод не передал, я же приказывал!
– Я передал.
– Что ты мне пи…дишь, глядя в глаза, мне только что с завода звонили, у них опять ГКМ сломалась, а штампа твоего нет.
Не обращая внимания на его вопли, я стал разворачивать на столе чертеж штампа. Костенко, кроя меня матюгами, так увлёкся, что по инерции помогал мне одной рукой. Развернув чертёж общего вида, я достал справку из бюро инструментального цеха завода о получении комплекта чертежей подкладного штампа тяги рулевого управления косилки КПС, и в момент, когда он на секунду умолк, набирая воздуха в лёгкие, я произнёс:
– Вот глядите, это чертежи штампа детали, штамповку которой мы обсуждали на заводе, вот видите, в углу дата стоит, это когда штамп был спроектирован. А это справочка из бюро инструментального цеха, вот дату видите, чертёж был передан в цех на следующий день после проектирования и на третий день, после того как вы распорядились его сконструировать и передать на завод. Мы, кстати, заявку на изобретение оформляем, предлагаем вам войти в соавторы, вы же участвовали в обсуждении предлагаемой технологии на заводе.
Костенко, оторопев, рассматривал чертежи, потом справку с завода, он явно был крайне удивлён. Я понял, почему, – я был первый человек в его жизни, выполнивший данное им распоряжение. Рассмотрев чертёж и тщательно изучив справку, он вдруг спросил:
– Ты, что правда, что ли, на завод чертежи отвёз?
Тут уже удивился я:
– Конечно, Вы же распорядились спроектировать и передать на завод. Вот справка из бюро цеха о том, что они чертежи получили ещё тогда. Вот же дата.
Начальник задумался и вдруг изрёк:
– Вот что я тебе скажу, сынок. Больше для этого завода ни х…я никогда ничего не делай, понял?
Я понял, что наконец-то обрёл отца, и с трудом сдерживая желание броситься на шею министерскому начальнику с воплем: «Папа, где ты был все эти годы!», ответил:
– Не буду.
– Ну всё, ступай.
– А как с изобретением, будете участвовать?
– Нет, не нужно. Иди работай.
Отказался – не жадный, а жаль. Я, признаться, хотел его включить в соавторы для пользы дела. Технология наша, в отличие от заводской, была безотходной, следовательно, по итогам внедрения должна была получиться экономия металла. Имея в составе авторов крупного министерского чиновника, мы бы тогда точно продавили бы и внедрение, и выплаты по факту полученной экономии, а так стребовать с завода сложно. И вроде выгодно заводу, а денег жалко, поскольку без личной заинтересованности всем плевать на родной завод.
Размышляя о том, чем надо будет заниматься отделу в будущем, я пришёл к выводу, что нужно создать новый сектор, который бы занимался каким-нибудь современным переделом, первоначально я решил, что это должна быть деталепрокатка. У меня был хороший приятель в МВТУ – Виктор Бережной, и я уговорил его перейти ко мне в отдел. Витя, как умный человек, долго сопротивлялся, но, не выдержав моего напора, согласился прийти поговорить с директором. Директору, надо сказать, тоже все мои инициативы были не по душе. Он, конечно, хотел, чтобы отдел выполнял план, но не более. Ему было важно, чтобы всё крутилось, но как-то само собой, незаметненько, чтобы все сидели по своим углам, как серые мышки, не высовывались.
Поэтому появление ещё одного кандидата наук его не обрадовало. И в самом деле, куда их столько, аж три – директор, я и Толя Каменкович, зав. сектором из отдела Шурыгина. Виктор, как человек системный, записал на бумажку десять вопросов и задал их директору. Второй или третий звучал так:
– Я смогу приглашать к себе на работу и беседовать со своими аспирантами?
Ответ был ожидаемым:
– Нет.
Виктор выслушал всю пургу, которую нёс Лабазов, попрощался и ушёл восвояси. Я до сих пор не пойму, почему Властик отказал потенциальному сотруднику в возможности встречаться на работе с аспирантами. По мне, так пусть встречаются с кем хотят и где хотят, лишь бы дело крутилось.
Нет так нет, тогда я решил создать сектор ротационной вытяжки, пригласив для организации этого сектора Михаила Блинова, своего старого вузовского товарища, тоже, кстати, кандидата наук. Компетенций в этом виде обработки ни у меня, ни у него не было, но что за беда? Какие наши годы – разберёмся. Кроме Мишки притащил ещё пару мвтэушных парней в конструкторский и технологический сектора.
Андрей Семизоров подошёл поговорить:
– Алик, у меня в нефтепроме, – так в НИИТавтопроме мы частенько между собой называли нашу контору, – приятель есть – Мишка Шамис. Ему нужен отзыв на кандидатскую диссертацию – напишешь?
– Не вопрос, пусть автореферат привозит.
– Куда?
– Как ему удобней, можно на работу, можно домой. Письмо с просьбой дать отзыв по такой-то теме, пусть составит на имя нашего директора, но привезёт с собой, по почте дольше, да и хрен его, властелина мира, поймёшь. Он во всём ищет какие-то подвохи, может проигнорировать, мол, как бы чего не вышло. А так я отзыв подпишу и его уговорю, так вернее будет.
Дня через три, вечером, к нам домой приехал Андрюха со своим приятелем, привезли автореферат, письмо. Познакомились. Взяв документы, я предупредил Михаила:
– Миш, начальник у нас немного ссыкливый, так что стопроцентной гарантии не могу дать, но что смогу, сделаю. Если что, от МВТУ могу отзыв сделать, там друзья есть.
– Спасибо, но у меня от вузов есть отзывы. Желательно от какой-то производственной конторы, ваша вполне подошла бы.
– Ладно, дня через три какой-нибудь результат будет.
Дня за два я набросал отзыв, напечатал его на бланке института, подписал сам и понёс на подпись к директору.
– Властимир Петрович, отзыв на автореферат подмахните.
Директор взял бумазею и стал внимательно изучать.
– А кто это, как он на нас вышел?
– Да знакомый мой.
– Опять свои дела мутишь. А почему ты, не посоветовавшись, такие бумаги подписываешь?
– Да какие бумаги, Властимир Петрович? Это ж не статья в газету «Правда», отзыв на автореферат кандидатской диссертации. Я вообще считаю, что это для института хорошо – обращаются, значит, признают наш уровень. Это ж поднимает наш престиж.
– Много ты понимаешь в престиже нашем.
Властюша озадаченно поёрзал в кресле, посмотрел в окно на здание министерства, которое явно потемнело и неодобрительно покачало стенами, вздохнул, расписался и отдал мне отзыв.
– Печать у секретарши поставишь.
Голос его был глух и печален. Явно что-то почуял, но не понял, что за непотребство начинает твориться за его спиной.
Позвонил Гусёк – Володька Гусев:
– Алик, привет.
– Здоров.
– Слушай, а там для меня местечка не найдётся, что-то совсем мне невмоготу с Бочаровым стало трудиться.
– Ну ты же за доску не встанешь?
– За доску нет, времени много прошло, да и не очень я это дело любил. Что-нибудь другое нужно, подумай.
– Хорошо, подумаю.
Я прикинул, чем он может заняться, и понял, что он вполне мог бы трудиться ГИПом у Титова в отделе, зашёл к Арнольду Карловичу.
– Карлыч, у меня приятель есть, завлабом работает, на той же кафедре МВТУ, где я трудился. Опыт производственный неплохой – начальником цеха работал. Не срабатывается с новым зав. кафедрой, от которого я ушёл, ищет место – может, присмотришься?
– Не вопрос, у меня как раз ставочка пустует, пусть заходит.
Гусёк перетёр с Титовым, и тот взял его к себе в отдел. Впрочем, в отделе долго он не проработал, так получилось, что в одной из командировок он познакомился со специалистом нашего министерства. Как водится, крепко выпивали там вдали от глаз начальства и жён, в итоге вновь обретённый приятель предложил ему перейти на работу в министерство, к нему в отдел, и впоследствии поспособствовал этому переходу.
Боссу, куратору нашему министерскому, что-то спокойно не спалось – снова вызвал меня на показательную порку. Властимир мне строго наказал:
– Ты там не ерепенься, больше помалкивай.
– Понял, Властимир Петрович, клизьмирование приму молча, но с достоинством.
– Потом ко мне зайди, расскажешь, что и как было.
В урочный час, явившись пред его замыленные очи, я застал целый выводок каких-то министерских мочалок, сидящих с умными лицами в первом ряду небольшого зала для заседаний Владимира Яковлевича – порка намечалась показательная, со зрителями. Сам уселся в центре, чтобы получить больше удовольствия от экзекуции, начал с главного:
– Вы ведь не член партии, насколько я помню?
– Увы.
– Ну вы хотя бы газеты читаете?
– Всенепременно.
– Ну хоть так. Тогда расскажите нам, как вы в своём отделе собираетесь выполнять решения июньского Пленума ЦК КПСС.
– Ну мы работаем в этом направлении, в марте технологи отдела прошли обучение в вычислительном центре министерства, сейчас арендуем там время, технологи разрабатывают тех процессы с использованием ЭВМ ЕС 1020. Но, сказать по совести, в общей цепочке производства, от разработки изделия до его изготовления, большого эффекта такая работа не создаёт. Вот если бы конструкторы разрабатывали изделия, используя программные средства, и передавали…
– Да что вы тут нам лекции читаете, – прервал меня Яковлевич, – вы нам расскажите, как вы в своём отделе производительность увеличите в соответствии с решениями Пленума ЦК.
– Это, в смысле, в три-четыре раза?
– Да-да, именно в этом смысле.
Тут надо стоит напомнить, тем кто забыл или не знал, что наш юный вождь – Михаил Горбачёв, вкупе со своими клевретами, придя во власть предложил нам всем перестроиться. Что он имел в виду, нам было непонятно, ходили слухи, что будут сажать прямо толпами, для чего надо в колонны то ли построиться, то ли перестроиться. Мало того надо ускориться, но ускориться прямо всем на своих рабочих местах. Как? Да как хотите, ускоряйтесь собаки, а не то глядите. Вот и задумаешься – мы всё над Брежневым смеялись, а новый ещё веселей.
– Вы знаете, Владимир Яковлич, тут такая штука, после пленума мои сотрудники как сидели за кульманами, так и сидят. И инструментарий их не изменился: Кульманы, убитые напрочь, карандаши, ластики, логарифмические линейки, у кого-то калькулятор на четыре действия. Так вы что полагаете, после выхода газеты они будут в три-четыре раза быстрее работать? На тех же кульманах?
– Да, я полагаю именно так, и вы, как их руководитель, должны организовать рабочий процесс так, чтобы они трудились с такой производительностью.
– Аааа, понял, понял. Но это ведь наша общая задача? Мы все вместе должны предпринимать усилия в этом направлении?
– Конечно.
– Хорошо, а вы лично, теперь, после того как газету прочитали, сможете говорить в четыре раза быстрее? Не работать, нет. Просто говорить быстрее в четыре раза?
Я глядел на Яковлевича, физиомордия его раздулась и покраснела, как будто он попытался проглотить ежа и, не справившись, поперхнулся. Секретариат его от моей вольности пришёл в сильное, но не сексуальное возбуждение, глядели на меня, как на какое-то мерзейшее животное, выползшее непонятно откуда и скалящее отвратительную пасть, но рты не открывали – сыкотно в присутствии суверена, а вдруг не одобрит.
А я стоял, испытывая душевное тепло и азарт, так бывало в детстве, в дворовой драке, когда ушёл от удара и хорошо приварил оппоненту, или позже, играя в теннис, пробил неожиданно и точно, и стоишь, смотришь, как твой соперник глядит вслед пропущенному мячу.
Но начальник наш уже откашлялся и нашёлся, что мне ответить:
– А я с вами больше никогда беседовать не буду, я буду говорить с вашим руководством.
– Понял, прощайте.
Напугал, да я только об этом и мечтаю. Забавно, уже не первый раз в жизни начальник меня пугает, что со мной говорить не будет. А оно мне надо, с ними беседовать?
Зайдя в кабинет директора, я нашёл его в испуганно-встревоженном состоянии.
– Ты чего там устроил, звонил он мне. Сроду в таком состоянии я его не слыхал.
Я пересказал, как произошла показательная порка.
– Ты чего, правда ему так ответил?
– Да.
Директор вскочил с места и стал возбуждённо расхаживать по кабинету.
– Ну ты молодец, так его уел. Говоришь, девки были в кабинете?
– Было, штук пять каких-то.
– Завтра всё министерство ржать над ним будет. Но ты не прав, нельзя так. Но ты не бойся, он пугает, ничего, у меня там есть подвязки повыше него – ни хера он тебе не сделает. Ладно, иди трудись.
Я пошёл, а чего бояться? Не 37-й год, что он мне сделает? Уволит – плевать, не бог весть какое счастье – трудиться в этой захудалой конторе. Жаль пацанов, которых стащил для совместной работы, впрочем, все они пришли ко мне с повышением, так что при переходе на новое место могли претендовать на более высокие позиции.
Через пару дней меня вызвал Рыжов и сказал, что мне необходимо найти себе заместителя, которому следует удовлетворять двум условиям: первое – он должен быть членом партии, и второе – иметь высшее образование в соответствии с профилем отдела. Надо сказать, что это требование оказалось для меня невыполнимым: те, кто отвечал обоим критериям, вполне хорошо себя чувствовали на своих местах. Был один парень в институте – Виктор Сухоруков, работал в группе Чертова. Образование у него было не профильное, но инженерное, он бы справился. Витёк был умницей, со стержнем, с чувством дисциплины, подошёл бы практически по все всем статьям, но увы – отказался. Я его понимал – зачем ему эти хлопоты? У Сашки в группе и спокойней, заработки не меньше, чего менять шило на мыло?
В итоге зама мне подыскало начальство, какими-то компетенциями в нашей профессии он не обладал, наверно должен был быть при мне, как Фурманов при Чапаеве, но и с этим справлялся не очень.
Министерских трясло как на вулкане, кстати, в том же 87 году Минживмаш было ликвидировано, слили его то ли с кем-то, то ли куда-то. В министерстве кто-то даже стишок накрапал, который заканчивался строчками: «…слили нас, слили нас, слили прямо в унитаз». Как там Владимиру Яковлевичу, ума не приложу, хотя, пожалуй, этот не утонет, ибо, как известно, оно не тонет.
Все их министерские тряски отражались и на нас – директор запихнул мне в отдел какого-то бывшего начальника средней руки, презабавный был типаж. После представления я поинтересовался у него:
– А вы знакомы с технологией обработки давлением или с оснасткой?
– Я был заместителем начальника отдела перспективного планирования.
– Это прекрасно, но нам нужны работники попроще – кузнецы, литейщики. Вы должны будете в течение месяца заключить договор на выполнение работ по вашему профилю с каким-нибудь предприятием. Сами понимаете, кормить вас у нас никто не захочет. Если в эти сроки вы не найдёте возможность обеспечить себя работой с соответствующим финансированием, то я вам дам задание по профилю отдела, которое вы должны будете выполнить в означенное время. Дальше вы понимаете, чем это для вас закончится.
Он прекрасно всё понимал, но увы. В отделе было два телефона, один был у меня, второй у технологов, сидевших этажом ниже. Рабочий день его начинался с того, что он садился на стул рядом с моим столом и набирал межгород. Потом, в различных вариациях, я слушал примерно такой разговор:
– Михал Петрович, здоров, как сам. Да всё нормально, да, спасибо. Слушай, мне договорчик нужно небольшой заключить. Да тыщи на три, четыре. Придумаем на что, ну анализ какой-нибудь, перспективы развития, чего-нибудь смастырим. Ну да, уволился. Да я сам ушёл, надоела контора эта паршивая. Как не будешь, ты смотри, у меня там друзья остались, они тебе хвост прижмут. Что? Куда? Да я тебя…
Он сидел красный, как свежесваренный рак, сжимал кулаки, иногда в возбуждении ходил по кабинету, потом садился, отдыхал с полчаса и начинал звонить снова. Через месяц, не найдя желающих впустую тратить деньги на его содержание, он уволился.
Мишутка, Мишанька, Мишка, сына, или попросту мой сын, окончил школу. Где-то ещё в начале десятого класса я у него спросил:
– Миха, а ты чем заниматься собираешься после окончания школы: учиться, работать?
– Не знаю, учиться, наверное.
– Учиться – это правильно, а где, чему?
– Да мне всё равно.
– Понятно, ну тогда давай в МВТУ, к нам на шестёрку, по крайней мере книг не надо будет покупать, ну и я тебе что-то смогу про будущую специальность твою рассказать.
Учился Мишка средненько, на тройки, перемежающиеся с редкими четвёрками, но парень он вполне себе толковый, в том, что ему было интересно, он разбирался быстро. Вот я и подумал, закончит, а там поглядим, может, место какое, где ему будет интересно, подберу, а может, и наукой увлечётся, втянется, поглядим. Всё перед глазами – все ж свои на кафедре.
Где-то в апреле я начал по воскресеньям заниматься с ним математикой, недели через две он притащил Колю Филиппова, своего товарища, прозанимались мы пару месяцев, потом я понял, что репетиторство не мой конёк. Поискал и нашёл профессионального репетитора, он прозанимался с ребятами до начала вступительных экзаменов.
Институтская библиотека была хиленькой, но заведующая была барышней толковой и по моим просьбам изыскивала мне требуемую литературу, но иногда, это замедляло работу. Выпросив у зам. директора по хозяйственной части пару книжных полок, я приволок из дома часть своей технической библиотечки, чтобы иметь под рукой нужные книги.
Директор устроил аттестацию всех инженерных кадров, главный вопрос у него был таков: «Когда ты последний раз был в библиотеке?», и проверял по формулярам, кто туда ходил, получилось так, что за последний год библиотеку навещал только один человек, Вы уже догадались, кто это был? А своих я подучил так отвечать на его каверзный вопрос: «А у нас в отделе своя библиотека».
Лабазов раз в квартал собирал на планёрки заведующих отделами, на которых устраивал нам разносы. Начинал он спокойно, потом входил в раж и к середине совещания уже визжал, срывая голос. Вопрос, который он задавал всем, всегда был один: «Будет ли выполнен план?» На первой планёрке мой ответ показался ему неубедительным, и он оттоптался на мне вволю, когда я немного набрался опыта, то всё стало для меня проходить поспокойней.
Надо было искать работу конструкторам, я узнал у Юры Дубинина, для каких заводов он проектировал оснастку, оказалось, что ближайшим является ПО «Звенигород» по выпуску птицеводческого оборудования, и поехал туда предложить свои услуги по проектированию оснастки.
Принял меня главный инженер завода Птичницын Александр Николаевич.
– Здравствуйте, я зав. отдела малоотходных технологий ПКТИТПа Алек Владимирович, хотел бы поговорить с вами.
– Садитесь, – главинж жестом указал мне на место у маленького приставного столика, – слушаю вас.
– Хочу предложить вам работы по проектированию технологической оснастки. Вы что производите?
– Мы много чего производим, вот собираемся запускать в производство двухъярусные клеточные батареи, и нужно нам заказывать оснастку, только с вами мы работать не будем.
– А чем мы стали вам нехороши?
Главный инженер поднялся с кресла, это был высокий худощавый мужчина, обошёл стол и сел напротив.
– Наш опыт работы с ПКТИТПом показал, что сотрудничать с вами не имеет смысла. Конструкторы слабенькие, проектируют только однопозиционные штампы, нам прессов не хватает ваши башмаки расставить, мы их менять не успеваем. Да и ошибок много допускают.
– А давно вы с нами сотрудничали?
– Года два назад.
– У нас большие перемены, состав существенно обновился, много новых инженеров.
– Новых, говорите, а откуда набрали-то?
– В основном выпускники МВТУ.
– Ого, чем же вы их заманили?
– А чем их заманишь? Перспектива, зарплата.
– Ну это конечно. А вы теперь там начальник.
– Ну да.
– А до этого где работали?
– В ВПТИ тяжмаш, НИИТавтопроме, МВТУ.
– Ну тогда понятно, откуда там инженеры мвтэушные появились, и давно вы там трудитесь?
– Скоро год.
– Ну хорошо, рискнём. Давайте попробуем.
Мы договорились заключить договор на проектирование штамповой оснастки. Юра Дубинин съездил, привёз чертежи штампуемых изделий, я, чтобы он опять не настрогал однопозиционных «башмаков», просмотрел все детали, по каждой нарисовал схему штамповки, получилось, что все штампы будут двух-трёх операционными. Сели обсудить с Дубининым, он уговорил меня отказаться от трёхпозиционных штампов – достаточно сложны в проектировании и в изготовлении. Я согласился, он был прав, для наших барышень-конструкторов, почти для всех, даже двухпозиционные штампы были уже задачей повышенной сложности, не стоило их перегружать, на выходе вырос бы процент брака.
Мишка Блинов тем временем разыскал установку для ротационной вытяжки, в хорошем состоянии, стоящую без дел на кафедре ОД (обработки давлением), и начал пытаться её реанимировать.
В июле мне позвонил Лабазов, просил зайти, я спустился на первый этаж, зашёл в кабинет, Петрович нервно расхаживал по кабинету, увидев меня, шагнул навстречу.
– Здорово, слушай, у тебя в МВТУ кто-нибудь есть в приёмной комиссии?
– Точно не знаю, но, возможно, кто-то есть, а что?
– Сын поступает, сегодня физику сдаёт, а с физикой у него не очень. Скатайся, попробуй найти кого-нибудь, вдруг удастся хоть чуть-чуть помочь.
– Хорошо, сгоняю.
Я сообщил заму, что меня не будет, и поехал в МВТУ, наперёд зная, что никого у меня в приёмной комиссии нет, но подумал – увижу друзей, отдохну душой. Ходил по полупустому училищу, на кафедре бывшей моей никого не застал, зашёл на шестёрку, там одиноко сидел Серёжка Кузинов, обрадовались встрече, протрепались час, рассказали друг другу, что у кого произошло в жизни, потом Серёга спросил:
– А чего приехал?
– Да у директора сын поступает, просил помочь, если получится.
Серёга отодвинулся от стола и внимательно посмотрел на меня.
– И ты полтора часа трындишь со мной?
– А ты чего, помочь можешь?
– А я в этом году председатель факультетской приёмной комиссии. Ты номер группы его знаешь?
Я сообщил номер группы, фамилию, имя и отчество абитуриента, Серёга ушёл. Появившись часа через полтора, шлёпнулся на стул:
– Еле успел, самое сложное – узнать, какая группа, где сдаёт, всё шифруется. Мне, как председателю комиссии, сделали исключения.
– И как ты это сделал?
– Вошёл в зал, абитуриенты ещё готовились, подсел к экзаменатору. Расспросил, как у него, всё ли в порядке. Потом спросил, есть ли Лабазов в списке, он посмотрел – да, есть. Я ему говорю: «Звонили от ректора, просили проявить лояльность, это сын нужного для вуза человека». Попрощался и ушёл. Я предложил проставу, Серёга отказался – много дел.
На следующий день директор вызвал меня ровно в девять, он был радостно возбуждённым.
– Ты чего сделал?
– Ну нашёл людей, попросил помочь, а что, что-то не так?
– Пятёрку получил, говорит, что кто-то в зал входил, беседовал с экзаменатором. И беседовали с ним очень лояльно.
– Ну отлично.
– Спасибо, ты забегай, так просто, потрепаться.
– Окей.
Где-то дня через три-четыре директор снова вызвал меня:
– Слушай, сын сегодня математику сдаёт, по математике у него пятёрка, но я вот думаю, может, подстраховаться? Скатайся ещё разочек, поговори там с друзьями.
– Конечно, Властимир Петрович. Всё, до свиданья, я уехал.
И я уехал. Второй раз просить Серёгу мне было неловко, но у меня и свой интерес был – как-никак сын поступал. За Мишку я не хлопотал, вступительный порог нашей специальности невысок, народ что-то в кузнецы не рвался, тогда все хотели быть космонавтами или артистами. Мишка сдал неплохо, на четвёрки, Колька Филиппов на тройки, приняли обоих.
Утром следующего дня зашёл к Лабазову.
– Ну как дела у сына, Властимир Петрович, сдал?
– Сдал, четыре, но для поступления на его специальность вполне хватает.
– Ну отлично, я пошёл трудиться.
– Ну давай.
Видно, в благодарность директор снова запихнул ко мне в отдел двух людей со стороны – дочь своих знакомых и сотрудника разогнанного министерского отдела. Я пытался отбиться, но он не стал меня даже слушать, я начал психовать, как только слышал в трубке его голос.
Барышню я отправил в группу Папавяна, а что делать со вторым, не представлял. Это был Генрих Соломонович Ракошиц, автор нескольких десятков изобретений в области обработки давлением, полутора десятков учебных пособий для техникумов, подготовки рабочих на производстве, курсов повышения квалификации; в целом, человек, сведущий в нашей области, но совершенно бесполезный в практической деятельности. Мне нужны были просто обычные конструкторы и технологи, а глубоко мною уважаемый Генрих Соломонович хотя отлично понимал, как работает любой штамп, спроектировать его вряд ли мог – не было практических навыков, то же и с разработкой техпроцессов.
Мы как-то сблизились с Александром Чертовым, я заходил к нему поболтать, ездили в командировки втроём, с Витькой. Саша был интересной, загадочной личностью, ходил с независимым видом по институту, подчинялся напрямую директору, имея небольшую группу из четырёх человек вместе с ним.
Они занимались они какой-то мутотой, что-то вроде присвоения знака качества продукции предприятий. Тестировали предприятия и их продукцию, производство, наверно, давали какие-то рекомендации, думается, по составлению каких-то отчётов или чему-то там ещё, после чего собиралась комиссия, которая присуждала знак качества продукции завода.
Я думаю, что пользы никакой от наличия этого знака для потребителей не было, но для руководства была, и весьма существенная. В силу этого Саша был в фаворе у руководства заводов, с которыми он сотрудничал, и, наверняка, он неплохо зарабатывал. Мы с Саней довольно быстро стали приятелями, он подбил меня ходить на пару в бассейн «Правда» – доставал туда абонементы.
Михаил Блинов позвонил из Тулы:
– Алик, привет!
– Здорово, как дела?
– Буду возвращаться, не удаётся станок запустить.
– А чего, электродвигатель сгорел?
– Нет, двигун в порядке, в нём мощи неимоверно, хрен сожжёшь, суппорты поворотные прикипели от длительного бездействия, не поворачиваются. Каждый фиксируется тремя болтами, не могу болты отвернуть.
– Миш, ну что за хрень? Найди, блин, трубу подлиннее, там, кстати, какие-нибудь работяги, бывает, шастают по двору?
– Шастают, и что?
– Купи пузырь водяры, найди троих колдырей, сунь им в руки трубу и предложи – они тебе открутят болты голыми руками, чтобы получить водку.
– Вот ты, блин, умный, чтобы я тут без тебя бы делал? Где ж мне догадаться трубу найти и колдырей. Я тебе говорю, болты не откручиваются, хер их знает, что с ними произошло. Может, проржавели напрочь. Хотя болтики где-то М60 или М70, долго должны ржаветь. В общем, я возвращаюсь.
– Подожди день, я послезавтра у тебя буду, будем вдвоём откручивать.
Пошёл выписывать командировку, надо было спасать идею развития нового направления в отделе. Прослышав, что я еду в Тульский политех откручивать с Мишкой гайки у станка, сел ко мне на хвост Ракошиц – захотелось старику развеяться.
По приезде нашли Мишку, двинулись в лабораторию, осмотрели станок – он производил впечатление: на нём если, когда и работали, то недолго, и болты в самом деле были впечатляющими. Мишка извлёк откуда-то двухметровую трубу, накинули её на гаечный ключ, Генрих Соломонович встал по центру, как коренник, оно и немудрено, росточком он был под метр девяносто и весил, я думаю, килограммов сто сорок; мы с Мишаней по бокам, как пристяжные, упёрлись – пришёл невод с травою морскою, не сдюжили. Второй заход закончился с тем же результатом. Всё произошло, как описывается в русских сказках, с третьего раза. Озлившись, мы с Мишкой упёрлись по-взрослому, поднапрягся и Соломоныч, болт, поняв, что спокойная его жизнь кончилась, скрипнул и капитулировал. Сдёрнув с места все шесть штук, решили завязать с этим скучным делом, помыли руки, пошли прогуляться, по дороге обнаружили винный магазин – дощатый сарайчик, у которого змеилась длинная очередь в форме знака вопроса. Наш минеральный секретарь – Махал Сергеич Горбатый, мать его, велел алкоголь продавать с двух до семи, при этом водка нормальная куда-то пропала, торговали какой-то дикой сивухой. Увидев такое зрелище, мы единодушно приняли решение подышать свежим воздухом, в том смысле, что присоединиться к очереди. Отстояв около часа, приобрели бутылку водки, купили какой-то немудрящей закуски и пошли к Мишке в общагу, отметить событие. Как-никак шесть болтов открутили, выпив, отбыли в Москву.