В сердце закреплялась тяжесть от осознания того, что все участники истории виноваты в таком её завершении. И как бы Каролина ни лила слезы и ни сетовала на себя, уже поздно что-либо менять. Элис мертва. Она мертва. Лежит в гробу. В холодной земле. И рядом с ней никого нет. Как не было с ней никого и в течение жизни. Все они, кто окружал её, лишь создавали иллюзию дружбы, любви, верности и поддержки. На самом деле, каждый хотел остаться хорошим человеком, которого не в чем упрекнуть. Хьюго был привязан к ним, но он не любил Элис, а ему считалось наоборот, и он пытался доказать это действиями, обманывая всех. Он испугался, что открою его секрет, и не хотел давать Каролине ключи. Он чувствовал всем нутром, что я стану частью этой истории, переверну её верх ногами и докопаюсь до истины. Каролина же не могла выносить Элис, но старалась играть роль лучшей подруги. Улыбалась, делала вид, что всё замечательно, давала ей ложные надежды на нормальную жизнь. Но Элис не нуждалась в этих надеждах. Что пустые слова, когда жребий брошен? А Джейсон… был слишком слаб, чтобы противостоять влиянию Больницы.
Губы затряслись. В горле застрял ком, который не желал пропадать, несмотря на мои усилия. Еще раз оглянул картину, где тропинка пропадала в зеленоватых стенах деревьев. Руки медленно поднялись, продолжая держать ткань так, как они снимали её. Я бросил покрывало на полотно. Всё вернулось на круги своя. Но теперь я понял многое.
Стоял около минуты напротив закрытого мольберта. Казалось, что даже сквозь ткань я вижу этот рисунок, так сильно он врезался в моё сердце. Интересно, жалела ли Элис, что встретила Джейсона в школе? Жалела ли, что в конце каждого сообщения или письма ставила «ххх»? Жалела ли, что в ту лунную ночь она сказала ему «Да!»? Жалела ли, что тихие зимние вечера они проводили около камина и доверяли друг другу тайны? Могла ли она жалеть?
Что-то жаркое зашевелилось на моем лице. Пальцы машинально почесали щеку. Глазами, полными удивления, я смотрел на свою слезу. Что, если она так же наблюдала за ними, когда рисовала свою картину?
Каролина заправляла постель, но я не видел этого, лишь слышал шелестение ткани и мучительное дыхание девушки. Мне ничего более не хотелось. Только остаться в этой комнате и смотреть на полотно.
Она подошла ко мне, заглядывая через плечо. Я не заметил выражения её лица, потому что продолжал смотреть на пальцы, уже сухие и бледные. Она взяла меня за запястье и медленно потянула к выходу. Ноги, ватные, приросшие к одному месту, не слушались, шлепали по полу, зацеплялись за ковер. Каролина вывела меня из поместья, не дав мне больше ничего посмотреть. Хотя палаты Элис мне было вполне достаточно. Свежий воздух приводил меня в чувства. Боль в груди не уходила, ком не желал пропадать, а слезы исчезли так же скоро, как и начались. Бестолково глядя вокруг, я стоял и с ужасом понимал, что я больше не часть этой истории, что эта история – часть меня. Я не сопротивлялся, и она вошла в меня, слилась со мной воедино. Но как можно жить дальше? Как жить дальше с осознанием всего этого?
Каролина, не обращая внимания на мою задумчивость, потащила меня за собой, на правую сторону территории поместья. Тут у стены стояла лестница, на которую она и начала взбираться. Я подал руку, как истинный джентльмен, но внезапно рассудок вернулся ко мне.
– Осторожнее! – предупредил я её, помня об её состоянии.
– Идем, тут находится вторая часть больницы, – беспечно прощебетала она и перебросила ногу.
Мы перебрались через забор, и я увидел остальную часть поместья, бывшую раньше больницей. Растительность давно перестала ухаживать за собой и безразлично целилась в небо. Плиточные дорожки поросли короткой зеленой травой равномерно, словно здесь каждый день работал садовник. Было неловко находиться в этой части поместья, потому что свет от фонарей слабыми отголосками долетал до этого места, отчего оно скорее напоминало склеп. Лесной склеп. Мы подошли к незапертым дверям. Они тихо скрипнули и пустили нас. Зайдя вовнутрь, мы ступили на темный от грязи кафель и увидели вместо окна витраж с молящимся святым. Каролина опустила глаза в пол, пока я разглядывал его. Он напоминал мученика, говорящего о воздаянии людям за их поступки. Бежевые одежды мягко ниспадали, их держала одна рука. Вторая рука сложила пальцы в знаке крещения, за этим знаком пытливо наблюдал сам взгляд святого. Почему этот святой не поведал им о их страшном будущем? Почему он не предостерег их о последствиях, грядущих за грехи? Девушка потянула меня за рукав, я медленно перебирал ногами, следуя за ней.
– Это та часть, выкупить которую не дали, но, к сожалению, я не знаю, где расположена третья её часть, и есть ли она вообще, или Хьюго всё напутал, – туманно произнесла она.
– Мы можем поискать, – сказал я не думая.
Мы попали в длинный коридор, который напоминает любой больничный. Серо-белая плитка, в некоторых палатах стоят кровати, ровно пододвинутые к стенкам, белые стены с отлетевшей краской, перевернутые тумбочки, брошенные в беспорядке листы, но даже в этом хаосе я чувствовал нетленный дух Больницы. Вот он, мир королевства. Всегда тихий и правильный, даже после смерти всякой жизни в здании. Дух никуда не исчезает, он навсегда закреплен за этим местом. И он захватил Джейсона и превратил в чудовище, которое способно убить собственную жену.
Каролина с любопытством толкалась в старых палатах, но я не мог смотреть на них без ужаса, потому старался быстрее дойти до конца коридора. Я уперся в решетку, которая на удивление оказалась не закрытой. Скрипнув, она отодвинулась от моих рук. Медленно прошел по трем ступеням и увидел еще две двери, перед которыми располагалась поперечная решетка, над каждой из дверей горел красный свет. Я вернулся за девушкой, прижимающей руки к груди, она смотрела на сломанную игрушку слоника. В её глазах читалось беспокойство и страх за будущее. Аккуратно взяв Каролину за локоть, я вывел её из палаты и повернул ровно к себе лицом. Она, казалось, продолжала видеть перед собой ту игрушку без ушка. Я не знал, что мог сделать для неё, но третий раз в своей жизни обнял её. Она не вырывалась, ничего не говорила. Лишь тихо плакала, и я чувствовал на моем плече её слезы, образующие озеро. Мои пальцы легли на её волосы, мерно поглаживая их, я ощутил приятный тонкий запах цветов, исходящих от них.
– Не волнуйся, всё будет хорошо, – проговаривал я как мантру. Только эти слова крутились в моей голове, только их я мог сейчас произносить. Только их.
Она быстро вытерла слезы тыльной стороной ладони и пошла, не глядя на меня, в конец коридора. Я выдохнул. Столько всего произошло за этот день, чувства начинают изматывать.
Когда я вернулся, услышал, что Каролина окликает меня уже не первый раз. Девушка толкнула дверь справа. Она легко открылась, не издав ни звука. Мы обменялись взволнованными взглядами. Кажется, тут кто-то был.
Она осторожно переступила через порог, я старался следить за каждым её движением, чтобы всё было в порядке. Мы попали в комнату с тремя дверями и стоматологическим креслом красного цвета. На его изголовье были нарисованы какие-то цифры, не говорящие нам абсолютно ничего. Двери были распахнуты, за ними находились какие-то таблички, предназначение которых мне было не ясно. Девушка что-то пнула, раздался противный скрежет металла по плитке, от которого я чуть не подпрыгнул как беспомощная овца.
– Что это? – она выставила длинный палец вперед, указывая на ведущие вниз ступени.
– Подожди, давай я проверю, – шепнул я, отодвигая её и сжимая кулак, чтобы хоть немного держать себя в руках.
Ступив на дерево, я услышал скрип. Этому заведению слишком много лет. На сегодняшний день 215 лет, если я правильно подсчитал. Медленно переставляя негнущиеся ноги, я пытался выровнять дыхание и привести мозг в действие. Опустившись на ровную поверхность, обернулся к Каролине и поднял большой палец вверх.
– Что там? – её широко открытые глаза почти не мигали.
– Дверь с разноцветными кристаллами, – недоуменно ответил я.
– Открыта? – голос стих, вливая в меня ушат сомнения.
Я помялся. Мне не хотелось ничего трогать, но любопытство, словно тигр, скребло своими коготками и желало распахнуть её, пусть она будет и закрыта. Я коснулся старого дерева, оно легко поддалось, и дверь открылась.
– Д…да, – сказал я, сжимая челюсти.
– Я спускаюсь.
Она шагнула вниз, я подошел к лестнице со стороны и подал ей руку, чтобы Каролина смогла легко спуститься. Её взгляд был точно направлен на щелку, которая образовалась от моего толчка. Робкими движениями она подошла к двери и трясущимися пальцами раздвинула створки. Перед нами стоял стол, на поверхности которого лежал цветной, но пыльный план. Справа сверху была надпись:
«Больница Хоторн
Подземное складское помещение»
– Это та самая третья часть больницы? – осторожно спросил я.
– Похоже на то, – сказала она, глядя под ноги на брошенную металлическую перегородку.
Она зацепила пальцами одну створку двери и потянула на себя. Та с трудом, но поддалась. Я, прекратив рассматривать план, опередил её, закрыв руками проход, и вошел в открытую дверь. Каролина не сопротивлялась. Не хотелось волновать её, заставлять трястись от каждого звука. Не мог видеть её робкие движения и слабо переступающие ноги. Всё-таки она носила в себе еще одного человека, и я, как врач и как человек, не мог позволить ей принимать весь удар на себя. Я поморщился от этой мысли. Никто ведь не знал, что тут ожидает нас.
По правую руку находилось медсестринское место, где стоял компьютер, отцветший радиоприемник и лежала бумага со странными словами. В этой части больницы царила тишина. Моё сердце то замирало, то билось сильнее, словно я катался на американских горках. И сейчас я стремительно летел вниз.
Каролина встала около двери с надписью: «Одиночная камера», куда обычно помещали психов или взбунтовавшихся пациентов. Она кивнула мне на коридор, и я незамедлительно прошелся по нему. Дойдя до конца широкими шагами, я встретился с дверью, которая тоже была открыта, но вела она в темноту, а мне не хотелось искать себе приключений. Оттуда подошел к первой двери и толкнул её. Она была не заперта, внутри лежал старый матрац, одинокий стул и тумбочка. В комнате напротив лежал различный хлам, больше всего там было банок из-под краски, что можно увидеть под ультрафиолетом. Но что-то мне подсказывало, что краски там давно не было. В следующей палате тоже находилась кровать, на досках которой было написано «Нет ничего, кроме матраца», однако самого матраца нигде не было, тут лишь покоилась раковина с черной дырой вместо вентиля горячей воды. Я достиг следующей двери, которая уже была распахнута.
Посреди комнаты лежало нечто. Я почувствовал смрад разложившегося тела и приторно сладкий запах гниения. Не понимаю, как я сразу не заметил этого, когда проходил мимо. Желудок желал вывернуться наизнанку. Меня словно неведомой силой отбросило к стене. Я вжался в неё, закрывая нос ладонью. Каролина недоумевала, но подойти ей было страшно. Бледные руки прижимались к груди, губы сжимались до боли, ресницы нервно вздрагивали. Я умоляюще взглянул на неё, но жестом сказал ей стоять там, где она находится. Она и не думала двигаться в мою сторону. Я снял куртку, быстро свернул её и приложил к лицу. Вдохнул запах своих терпких духов, которые я ненавидел. Но это было лучше, чем чувствовать смрад разложения. Решился поднять голову. Я видел покрывшиеся пылью одежды и то, что оставалось от человека. Там лежал Джейсон, я знал это.
Распрямившись, почувствовал, как рвота вожделела быть свободной. Но, сжав зубы и сдержав позывы, я подошел ближе к проходу. В комнате располагались две тумбочки, приставленные к стенам, на противоположной к выходу стене расплывалось зеркало, охватывающее всю палату. Внутри стоял невозможный запах, который я не мог не пропускать в свои легкие даже сквозь куртку. Во рту становилось влажно. Под ложечкой давило.
У правой стены был поставлен чемоданчик, верхушка которого раздвинута в разные стороны, содержимое отсутствовало. На стене было написано «Загляни внутрь» красными буквами. Продолжая вдыхать отвратный запах из смеси моих духов и сгнившей плоти, я обнаружил еще одну открытую дверь, которая вела в туалет. Выбросив куртку, я влетел внутрь. Не задумываясь, я выплеснул содержимое моего желудка наружу. Внезапно голова разразилась болью, я ясно чувствовал, как кровь пульсирует в затылочных сосудах. Стараясь удержаться на ногах, я уперся в холодную, расписанную ругательными словечками кафельную стену, и меня снова опустошило. Слюни скоро собирались во рту, отвратными со вкусом желчи и переваренного завтрака. Повернув вентиль холодной воды, заметил неподходящий сюда горячий, прополоскал рот, вобрав жидкость в щеки, и сделал несколько глотков, удивившись странному запаху чистоты. Но отпрянул он крана, вспомнив, что вода заражена тем самым GS-3. Внутри всё перевернулось. Пальцы медленно закрутили вентиль, по телу прошла дрожь, и пот выступил на лбу. Стоял посреди ванной комнаты, не в силах что-либо делать. Мысль об обреченности поставила на моей будущей жизни крест. Вода уже согрелась в желудке, она всасывалась через стенки, и было поздно исправлять ошибку. Холодная керамика не передавала мне спокойствия, наоборот, пальцы пульсировали, словно их пытались пропустить через мясорубку. Взгляд перестал фокусироваться, раковина поплыла в дальнее плавание, зеркало над ней сворачивалось в трубочку, разворачивалось и крутилось вокруг себя. Оттолкнувшись от стены, выбрался в смрадную комнату.
– Майкл? – тихо позвала меня Каролина.
– Всё в порядке, – хрипло отозвался я, не ворочая языком. – Не переживай. Всё нормально.
Мой голос явно меня выдавал. Я переставал контролировать себя. Запах, вода, ужасная история – всё сводило с ума. Ноги подкосились, и я уперся о косяк, пытаясь собраться с мыслями. Пока крутил головой по сторонам, заметил странную полочку в чемоданчике, к которой пригнулся. Ноги не захотели держать пластилиновое тело, и я едва не ударился лбом о деревянную крышку. На полочке лежали синие таблетки на белом кружочке, над которым красовалась эмблема Хоторнской больницы, почти не отличающаяся от эмблем разных других больниц. С другой стороны был нарисован другой круг, на котором ничего не было, и над ним белел знак злостных разбойников моря – пиратов. На середине полочки располагался встроенный проигрыватель, внутри него была вставлена кассета с подписью «Воспроизведи меня». Глупая игра. Мы, что, попали в какую-то страну Чудес?
А Джейсон стал белым кроликом, бегущим от Элис. Опоздал. Он опоздал!
Негнущимися и трясущимися пальцами я щелкал по клавишам, чтобы открыть кассетницу, но несколько раз я не попадал и начинал злиться. Почувствовал, как по подбородку потекла теплая вязкая слюна. Замер, понял, что язык болтался как бесполезная тряпка, с которой потоком лилась вода, в моем случае – слюна. Обнявшись с чемоданчиком, я смел все таблетки с адским GS-3 и тщетно пытался достать кассету. В голову пришла идея оторвать полку и уйти. Устроившись удобнее, я обхватил её деревянными руками и рванул на себя. Мне казалось, она неподатлива, но все было как раз наоборот, и я упал на спину, едва не прикусив бесхозный язык.
Вспомнив про девушку, попытался собрать силы, чтобы подняться и выйти отсюда. Мне чудилось, что прошло около получаса с тех пор, как я зашел в палату к Джеймсу. На чашечку чая. Потрясая головой, я привстал и на коленях со склоненным туловищем пополз к проходу. Всё ближе и ближе был ко мне свежий воздух.
Каролина, увидев меня и моё состояние, вскрикнула, подбежала. Я, пытаясь отмахнуться от неё, упал на бок, прижимая как можно сильнее полочку, отталкивался ногами, чтобы убраться подальше от палаты.
– Что с тобой, Майкл? – еле дыша говорила она и крутилась вокруг.
Некоторое мгновение я пытался собрать оставшиеся части соображающего сознания в кучу, чтобы произнести всего пару слов. Но орган речи не поддавался моим сигналам, беспомощно ворочался во рту, выползая, как змея. Я соображал в тот момент так ясно, как никогда в жизни. Я знал, что делаю, для чего делаю, где я, кто такая Каролина, кто такой Хьюго, кто такой Джейсон, кто такая… А кто она?
– Всё нормально, – пролепетал я через силу. – Позвони Хьюго.
Она мгновенно набрала номер, но разочарованно щелкнула языком и спешно подняла ладони в знак того, чтобы я никуда не уходил. Она скоро вышла из подземной больницы. Да, мобильная связь часто нас подводит. Я попытался прислониться к стене, чтобы не лежать на проходе, но попытки были тщетными, как и все предыдущие. Тело перестало слушаться. Неужели это и есть эффект GS-3? Приподняв голову, опустил, поскольку та казалась неимоверно тяжела. Дыхание все никак не могло нормализоваться, словно я бежал один марафон за другим. Смотрел на потолок полузакрытыми глазами, передо мной плясали странные плывущие люстры. Я умру? Или потеряю память? Перестану думать? Что же случится со мной? Меня оставят тут умирать? Наедине с белым кроликом Джейсоном? И я сгнию, как он? Где же Каролина? Где Хьюго? Почему никто не приходит за мной? Неужели они не знают, что мне плохо? Неужели они не знают, что он здесь умер? Неужели им и это неважно? Жестокие, бессердечные, эгоистичные люди. Почему я должен страдать? Я же не причастен к этой истории? Или… А где же…? Алиса, так, кажется, её звали… Или я что-то путаю? Нет, я не путаю, это мысли путают меня. Смешной каламбур. Где же они? Кажется, они все умерли. Так, может, и я не живу? Может, и я умер? А что тогда сейчас происходит? Разве я не думаю? Думаю. Но умираю.
Через, возможно, короткое время, которое показалось мне столетием, в дверях показался Хьюго, двигающийся рвано и резко. Он ударил меня по щекам несколько раз, отодрал от моих рук полочку, что-то кричал, но слов я не разбирал. Я еле поднял руку и сказал мысленно, но, как мне казалось, вслух:
«Он опоздал. Белый кролик опоздал. Королевство Больница победила».