Чёрный человек кладет себе на колени какую-то странную книгу и, периодически шурша ветхими пожелтевшими страницами, что-то пытается отыскать в ней. А когда натыкается на текс, начинает медленно водить пальцем по листу, заставляя испытывать ужас от скрипа его ногтя, скользящего по шершавой бумаге. Гнусавый голос чёрного монотонно произносит слова, словно молитву читает монах над неподвижным телом усопшего, провожая его в мир иной. Он читает мне о жизни скверного, непорядочного, лживого человека, который к тому же испытывает непреодолимую страсть и влечение к алкоголю. Друг мой, этот пугающий очерк, покоящийся в книге, нагоняет на душу тоску и страх.
Чёрный незваный гость бормочет мне о мыслях и планах этого несчастного забулдыги, пытаясь убедить меня в том, что они прекрасны. Ему так жаль подлеца, живущего в стране, средь невежд и обманщиков. Он для чего-то прочёл мне о суровой декабрьской метели, о белоснежном пушистом снеге, укрывающем земли необъятной страны, а затем добавил, как бы невзначай, что главный герой этой книги – поэт. И он вовсе не одинок, с ним рядом немолодая женщина, сорока с лишнем лет, но поэт так часто называл ее скверной девочкой, при этом ласково добавляя слово: «милая», что казалось, возраст совершенно не важен для него. Мне кажется, чёрный намекал мне на меркантильные помыслы этого молодого писаки.
Этот прохвост был убеждён в том, что счастье – всего лишь ловкость ума и рук. А все, не обладающие подобной ловкостью, будут названы несчастными и удостоены жалости и сочувствия. Поэт старался не обращать внимания на то, сколько же мук приносят ему фальшивые, лицедейские, лживые жесты. Для него самым высшим искусством была видимость, которую он усердно создавал для окружающих, не смотря ни на грусть, ни на печаль, ни на боль, присутствующие в его жизни, будто бы грозы и бури, уничтожающие всё живое.
Друг мой, я был неимоверно возмущен прочтением этого отвратительного и отнюдь не интересного пасквиля. Я кричал чёрному, что он не смеет при мне произносить одиозные, мерзкие строки, позволяющие боли разрастаться в душе стремительно, как колючий бесполезный сорняк, убеждая его в том, что нет мне никакого дела до жизни скандального поэта. Просил его прочесть и рассказать кому-нибудь другому об этом несчастном, не находя смысла в его словах и не считая их истиной.