Неотвратимо наступала пора экзаменов. Анзор усердно занимался, во многом себя ограничив. Штудировал методички, решал билеты, согнув шею под светом электрической лампы. Дал обещание поступить в престижный столичный университет, потому что в провинции с такой умной головой делать нечего. Судьба предоставила шанс, и Анзор решил им воспользоваться. Несмотря на ежедневные занятия, по мере приближения экзаменов холодок в сердце Анзора постепенно усиливался. Что-то мешало заниматься подготовкой к экзаменам не только продуктивно, но и эффективно. Анзор чувствовал и осознавал это. Мешал душный климат. Мешала тесная комната в коммуналке. Мешали долгие очереди на автобусных остановках. Мешал постоянно зависающий компьютер. Мешали звуки стройки, постоянно доносившиеся с улицы. Мешала ватная тишина по праздникам и выходным.
На экзамены Анзор вышел не в лучшей форме, плохо выспавшимся, напившимся корвалола, с распухшими от постоянной ходьбы ногами, синяками под глазами и болью в спине. Заполняя бланк ответов он с ужасом заметил опечатку в реквизитах титульной страницы. Ставя синей ручкой крестики и галочки Анзор обнаружил, что примерно половина ответов относится к пункту «B». Анзор не верил ни в Деда Мороза, ни в педагогическую фантастику, ни в теорию заговора, поэтому результаты теста ожидал с волнением, словно пациент после медкомиссии.
Анзор был обескуражен. По-тихому, без скандалов, на семейном совете решено выбрать другой вуз. Плакала мечта Анзора стать физиком-теоретиком, и сам Анзор чуть не плакал от того, что ему достался совсем скромный вуз. Даже неловко рассказывать про свою участь Кириллу, с которым на некоторое время он потерял контакт. Ведь Анзор мечтал, как будет хвастаться заслуженной специальностью. Выходит, что дорога, которую выбрал Анзор, не выбрала Анзора. Значит нужно было внимательнее готовиться в старших классах вместо того, чтобы зачитываться классикой. Кирилл, вероятно, понимал это, но не подсказал Анзору.
На первом курсе Анзору стало ясно, что препод по линейке в универе задаёт на дом одни баяны. Институт не вызывал у Анзора особого трепета. Откуда взяться такой мотивации, если в голове вместо лекций и семинаров теоретические минимумы и пост-доки. Родители сердились на Анзора за выброшенные на ветер деньги. Даром мать называла его в детстве отличником, и возил на олимпиады по линейной алгебре отец. Самое обидное для Анзора, что вундеркиндом теперь его не стал бы никто называть. Зато влечение к большой науке невозможно унять. От невзаимной любви к взрослой науке Анзор забросил обычные занятия сразу же после первого курса. Вместо этого записался на открытые семинары, которые вели интересные люди, приехавшие с просветительской миссией откуда-то издалека.
Экзаменатор весьма резко отнёсся к тому, что Анзор, пропустивший почти все лекции, решился отвечать на экзамене первым.
– Бабин, кто вас так научил? – спросил заведующий кафедрой на экзамене, глядя на густо исписанные неровным почерком листки бумаги.
– Эту модель взял из головы – признался Анзор.
– Ну тогда объясните мне, что тут написано. Как пространство может состоять из пространств? Это же масло масляное, вы понимаете?
– Тавтологии тут нет. Все дело в том, что согласно теории…
– Какой-такой теории?
Так впервые увидела свет необычная, смелая, красивая и стройная «теория А. Бабина». Однако, на попытку изложить основательно свои идеи и рассказать про них знающим людям Анзор впервые решился только на старших курсах, когда понял, что уже не так рискует, ведь большая часть пути осталась позади.
Теория родилась в голове Анзора Бабина внезапно и спонтанно, когда зимним вечером он сидел на заумном семинаре и без особого понимания и интереса следил за доской ядовито-малахитового цвета, на которой профессор мелом чертил магические закорючки. Анзор усомнился в профессоре, в его словах, в написанном неровным почерком конспекте, затем усомнился в самом главном. Анзор открыл страницу тетради и сначала попытался нарисовать рожицу, но задумавшись написал ересь. Во всяком случае, так показалось Анзору, когда дома поглощал остывший ужин. Перед сном, чтобы себя оправдать, Анзор достал конспект семинара и решил вырвать тетрадную страницу сразу с двух сторон, чтобы получилось аккуратно. Вместо этого несколько раз машинально перечитал заметки, посмотрел на незаконченный эмодзи, задумался. Было непохоже на его почерк, словно вместо его руки синими чернилами писал другой.