Эффект пророчицы

– Обратно возвращаешься по тому же маршруту – объяснял он шестнадцать лет назад, – В идеале идти строго дворами, но боюсь, на незнакомой местности заблудишься, так что не стоит – на этой фразе парень свернул карту и отложил её в сторону, – Ну что, готова?

Немного ещё подумав, окончательно, в последний раз взвесив все «за» и «против» этой затеи, Анна удовлетворительно кивнула. Теперь назад пути нет – только вперёд, на встречу с собственным прошлым. На встречу с родным отцом.

– Я бы пошёл с тобой, но мне нельзя – пожал Савелий плечами, всем своим видом показывая, насколько ему это не нравится – Ну, в любом случае – удачи тебе там!

Молодой человек весело протянул свою красную, мозолистую ладонь Анне. Заметно нервничая, та сперва поглядела на неё с некоторой опаской: вдруг дядя опять её проверяет? И вообще, можно ли так делать? А что, если из-за этого что-нибудь в прошлом пойдёт не так? Но потом Анна поняла, что это она сама себя накручивает, и уже уверенней пожала его руку. На ощупь ладонь молодого дяди Саввы была шершавая, совсем как нос того чучела, и очень тёплая, так что Анна заметно успокоилась и расслабилась: в этих руках уж ей бояться точно нечего.

Савелий достал из кармана брюк ключи и как бы намекая, что пора идти, молча открыл дверь служебного выхода. В ответ Анна резко выдохнула и молча переступила заветную черту порога – с этого момента ей предстоит идти одной. Недолгий, но такой опасный путь ребёнка, потерявшего родного отца и желавшего всей душой хотя бы ненадолго обрести его вновь, уже ждал её, и помахав дяде на прощание, гостья из будущего выдвинулась в сторону центра города.

На улице стояла великолепная, очень солнечная, по-настоящему летняя погода. Едва заметные на фоне ослепительного полуденного солнца, в ярко-голубом небе Белгорода медленно плыли куда-то на запад перламутровые облака. Наслаждаясь свежим июльским ветром, Анна вольготно расстегнула свою кожаную куртку и смело пошла прямо по середине тротуара. Редкие прохожие на пути гостьи из будущего совсем не беспокоили её – они просто не обращали на Анну больше внимания, чем требовалось. Двигаясь сквозь тени деревьев, перемежающиеся с крошечными пятачками солнечного света, Анна буквально летела навстречу своей судьбе. Плащ задорно развевался у неё за спиной, создавая иллюзию невиданной лёгкости. Девушка искренне радовалась, ведь это событие должно были стать самым счастливым моментом в её жизни.

Что бы там ни говорил ей Савелий, а всё-таки Анна немного выделялась из толпы. Хотя бы одеждой: вещи были явно подобраны не по погоде, и уже вскоре она начала ощущать на себе все прелести июльской жары – потная футболка так и липла к её телу. Пройдя через садик при драмтеатре, минуя площадь Революции, Анна свернула с улицы Попова направо, на проспект Ленина. Деревья здесь стояли уже не так плотно, зато тени зданий по правую сторону улицы полностью загораживали солнце. Число случайных прохожих чуть выросло и Анне пришлось уйти с середины тротуара, чтобы никого случайно не задеть. Пока всё шло просто идеально, чему она была несказанно рада.

Дойдя до следующего перекрёстка, Анна повернула налево – на сдвоенную улицу, носившую имя Николая Чумичова. Урождённой белгородчанке показалось, что когда-то она уже слышала это название и даже смеялась над ним, называя глупым – быть может, ведь она здесь родилась. Мимо всё чаще и чаще мелькали автомобили, подавляющее большинство из которых, как и следовало ожидать, были с белгородскими номерами. Внимание Анны сразу привлёк чёрный, с выделявшимся из общей серой массы московским номерным знаком припаркованный на обочине внедорожник. Подойдя к нему поближе, девушка внимательно осмотрела себя в зеркало заднего вида. Что ни говори, а дядя постарался: хоть одета она и не по погоде, сидела одежда ну просто идеально и поправив свою немного растрепавшуюся причёску, Анна уже не спеша полетела дальше.

Приближался первый потенциально опасный перекрёсток – пересечение с улицей Фрунзе. Прищурившись, Анна посмотрела на видневшийся вдали светофор – зелёный! Ура! И быстрым шагом прошла первый отрезок без потерь времени. Посмотрела на часы – время 13:51. «Успеваю!» – обрадовалась она и чуть прибавила шагу. Уворачиваясь от встречного потока людей, гостья из будущего твёрдо шла к своей цели. Вдалеке Анна уже видела второй опасный переход, однако тут ей повезло меньше: на пересечении с Коммунистической люди стояли уже в три ряда и ждали, когда их наконец пропустит поток – светофор попросту не работал. На таком загруженной улице стоять было нельзя и едва завидев неисправность на пути, Анна на полном ходу свернула налево. Пройдя метров сто, если не двести, она скоро увидела впереди человека, спешно перебегавшего дорогу. Подождав, когда проедет автобус, гостья из будущего быстро шмыгнула там же, где только что перебежал белгородец, и сразу свернула во дворы.

Томная прохлада заставила её вздохнуть с облечением – тенистый, чётко очерченный со всех сторон домами советской застройки белгородский дворик выглядел лениво, слегка неказисто, но очень уютно. Минуя дом за домом, Анна становилась всё ближе к Народной улице и одновременно с каждым шагом всё больше одолевала себя саму страхом. Казалось, ещё недавно она готова была отдать всё за возможность снова встретиться с папой, а теперь ей становилось не по себе от одной мысли о том, что ей ещё предстоит лицезреть его смерть собственными глазами. Однако страх больше никогда в жизни не увидеть родного отца оказался сильнее и, дабы не поддаться панике, она снова ускорила свою походку.

Сделав над собой последнее усилие, Анна вышла на финишную прямую – ноги сами собой завернули её на Народную улицу. Согласно вырезке из теперь уже завтрашней газеты, всё произошло недалеко от пересечения с улицей Воровского. Взбудораженной дочери человека, судьба которого должна была вот-вот свершиться, оставалось идти не больше полукилометра. Людей почти не было и разнервничавшись, Анна перешла на бег. С каждым пройденным метром девушка всё больше боялась, сердце уже колотилось как ненормальное. Расстояние до цели стремительно сокращалось: «Осталось сто пятьдесят метров… Сто… Пятьдесят…»

Наконец она пришла – именно здесь, где-то возле поворота во двор, шестнадцать лет назад убили её папу. За что, как, при каких обстоятельствах, Анну уже не волновало: в конце концов, изменить прошлое она не могла – не имела на то никаких полномочий. Всё, что двигало ей в тот момент – это желание в последний раз увидеть родителя. А потом уйти, вернувшись в своё настоящее. Часы показывали 14:01 – Вячеславу Козельскому оставалось жить меньше тридцати минут. Оглядевшись по сторонам, убедившись, что никто её не видит, его взрослая дочь присела на зелёный газончик рядом с поворотом во двор. Идеальное место для ожидания: от потенциальных любопытных глаз Анну хорошо закрывали густые, вовсю зеленевшие кусты, но этих самых глаз не было и в помине – бояться нечего. Ей оставалось только ждать.

Скрестив под собой сапоги, Анна в первый раз с тех пор, как отправилась в прошлое, всерьёз задумалась: а что ей сказать папе? До последнего момента у неё даже в мыслях не было, что когда-нибудь она будет разговаривать с отцом на смертном одре. Благо, тут Анна была свободна в действиях – даже если бы ей захотелось нарушить регламент перемещения во времени и пространстве, спасти папу после расстрела было уже нельзя. К сожалению для его дочери.

«Конечно, он не будет знать, что я его дочь» – так рассуждала она, – «Надо будет вызвать «скорую». Конечно, это не поможет, но всё равно… Только как – мобильников ж здесь нету. И таксофонов чё-т не видно…»

Внезапно её размышления прервал крик, донёсшийся из рации.

– Приём-приём!

Вздрогнув от испуга, Анна быстро перевела рацию в режим передачи сигнала.

– Да?! – испуганно спросила она.

– Это Савелий! Ты меня слышишь? – спросил голос из рации.

– Да, слышу тебя – раздражённо фыркнув, ответила Анна.

– Ты уже дошла?

– Типа того.

– Отлично! Сверим часы.

Анна посмотрела на свои.

– Десять минут третьего.

– Аналогично.

– Не пугай меня так больше! – возмутилась она – Всего двадцать минут же осталось.

– Ладно, прости, не буду мешать. До связи!

– До свя-зи… – сглотнув, проглотила Анна последнее слово.

Из рации послышались помехи. Отключив своё средство связи с дядей, золотоволосую голову её снова наполнили сбивчивые рассуждения:

«Так… Скорую не вызвать – нет мобильника. Тогда как мы её вызовем? Шут знает. Но вызвать надо… Так а что сказать-то? Думай, Аня, думай!» – изо всех сил терла она свои уже покрасневшие от напряжения виски, – «Может, что-то типа: папа! Послушай внимательно, у меня мало времени… Он ответит: папа? А я: Да, ты мой папа. Я твоя дочь Аня, из будущего. Послушай меня: ты не выживешь, но мне позволили в будущем тебя увидеть… Нет уж, про скорую смерть не надо, ещё разнервничается – не надо его мучить. Тогда так: послушай, пап. Я просто хочу сказать, что ужасно тебя люблю. Да, точно! А-а-а, что я несу-у-у!»

Волнение зашкаливало: слова путались, не лезли с языка и Анна усиленно шептала их себе под нос, пытаясь хоть как-то успокоиться перед этой встречей. И так пришла на полчаса раньше, а тут ещё и часы как назло замедлили ход вдвое – казалось, прошла целая вечность, прежде чем на их электронном циферблате загорелось сначала 14:09, затем 14:19, а потом и 14:29. В напряжении потирая ладони, изведённая ожиданием Анна уставилась в одну точку, с нетерпением взирая, когда оттуда появится старенький «Москвич-2141».

Наконец часы на запястье Анны отсчитали 14:30 – ровно, в точности до секунды. Однако отцовский «Москвич» на дороге так и не появился. Отсутствие машины на горизонте разволновало девушку ещё больше – когда её дядя говорил «где-то в 14:30», он почти всегда имел в виду «ровно в 14:30» и ничто иное. Она ничего не могла изменить настолько серьёзно! Да и если бы изменила, её бы здесь уже не было – вся идея её путешествия во времени была бы под вопросом. Подминая под собой траву, Анне оставалось только надеяться, что дядя просто сообщил ей не столь точное время.

Минуты тянулись, как улитки, а отца всё не было и не было. Заведённая, Анна начала грызть свои покрытые прозрачным лаком ногти: три минуты – это уже серьёзное опоздание для её ужасно педантичного дяди. «Где же ты? Почему тебя до сих пор нет? Почему ты всё ещё живой?» – думала она, суетливо крутя головой в поисках того, что могло её успокоить. В этот момент серо-голубые глаза скользнули на ослепительно белые, едва заметно отливавшие сиреневым в клумбе по другую сторону дороги петунии. В этом лихорадочном состоянии Анне пришла в голову странная идея – украсить свою причёску. «Один ничего не изменит – куст простоит до осени. Если я и могла случайно изменить будущее, я бы сделала это уже давно» – рассуждала она, – «Пусть уж хоть папа порадуется… Если это можно так назвать». Гостья из будущего осторожно высунулась из кустов – на улице ни души. Мёртвая тишина, почти что затишье перед бурей: собравшись с духом, Анна решилась на минутку выйти из укрытия – перемахнув через кусты, даже не оглядевшись по сторонам, она буквально на лету побежала через узкую проезжую часть…

Внезапно раздался громкий визг тормозов. Удар! Выскочив из ниоткуда, Анну резко бьёт по ногам бампер тяжеленного автомобиля. Хрупкую девушку с силой бросает головой на его капот, после чего словно тряпичную куклу отбрасывает вперёд. Анна кубарем летит на жёсткий асфальт, перекатившись два раза и остановившись животом вниз. Повезло, водитель успевает затормозить прежде, чем сбитая оказалась под колёсами его ласточки.

Придя в себя от шока, Анна медленно пошевелила всеми конечностями. Голова сильно кружилась от удара о капот, ноги сильно саднило в области коленей, а из разбитого носа по каплям сочилась кровь, но судя по ощущениям, ничего не сломала. В это же мгновение Анну окатила волна страха – она только что изменила прошлое! Всё, ради чего так старался дядя тут и в настоящем, оказалось напрасным – она всё испортила! Это просто катастрофа! Но через пару секунд она поняла, насколько сильно ошиблась- попытавшись встать, гостья из будущего нос к носу столкнулась с радиатором бордового «Москвича».

Из салона автомобиля послышались женские крики, а затем раздался мужской бас:

– Девушка, вы там в порядке?

Опасаясь самого худшего, Анна чуть привстала и застыла: из-за треснувшего от удара точно пополам лобового стекла на неё смотрел отец. Со времени службы в армии папа слегка поправился – худые черты лица стали чуть более округлыми, волосы немного отросли, но в целом – точь-в-точь как на фото: точно он! Рядом с ним на переднем сиденье сидела, в ужасе прикрывая ладонью рот, какая-то женщина. Присутствие посторонней в машине ошеломило Анну: кто это такая? Чуть ниже папы, с рыжими, забранными в сложную причёску волосами, скулами, точь-в-точь повторявшими форму её скул, такими же тонкими, худыми плечами… В ушах женщины внезапно блеснули серёжки – золотые, с жар-птицей! Те самые! Сомнения отпали – справа от отца сидела её мама. Просто она была так не похожа на будущую себя, что узри её Анна ещё вчера, ни за что бы не поверила, что перед ней родная мать.

Анне хватило секунды, чтобы понять, что только что натворила, но было уже поздно. Осознав, что произошло, гостья из будущего в страхе бросилась наутёк во дворы, но убегая, оглянувшись назад, вдруг увидела, как к месту аварии издали стремительно приближается чёрный внедорожник. В этот момент её озарила жуткая мысль: мама – с отцом в машине! Она всё-таки что-то изменила в своём прошлом! Из всего этого следовал вывод, заставивший Анну споткнуться на месте, подкосив ей ноги: их сейчас обоих убьют! Убьют у неё на глазах!

Вдарив по газам, противно завизжав передними колёсами, сбивший Анну «Москвич» пулей промчался мимо поворота во двор, внедорожник рванул вслед за ним. Всё нутро гостьи из будущего тут же смёрзлось в один сплошной ком – с этого мгновения Анна больше не владела собой. В панике судорожно вжимаясь в стену дома, сердце её бешено колотилось, пальцы лихорадочно задрожали, а из носа с удвоенной скоростью потекла кровь. Где-то вдалеке снова раздался визг тормозов. В жарком воздухе Белгорода прогремели выстрелы.

Анна медленно сползала по стене дома и рыдала, закрывая лицо окровавленной рукой. Тщетно повторяла она одними губами «Нет, пожалуйста, нет!» в отчаянной надежде, что это всего лишь жуткий сон: оказавшись в собственном прошлом, она самым коренным образом изменила собственное будущее – одним неверным движением уничтожила всё, что было ей дорого. Слишком большую, непомерную цену она заплатила за свидание с погибшим отцом. Как это произошло? Как она могла поменять прошлое так, что мама оказалась вместе с папой в машине? Не выскочи она на дорогу, родители могли заметить преследователей и скрыться! Анна не могла в это поверить – из-за одного цветка потеряла родную маму! Как она могла допустить такую оплошность? Зачем она вообще пошла за той петунией? За что так жестоко с ней прошлое?

Не помня себя от страха, зарёванная дочь тихо выглянула из-за угла дома и увидела, как закрылись тонированные окна внедорожника. Сорвавшись с места, тот стремительно начал уезжать. Будучи абсолютно уверенной, что терять ей уже нечего, Анна со всех ног бросилась к неподвижно стоявшему «Москвичу». Стремглав ломанувшись к ним, Аня просто молилась, чтобы хоть кто-нибудь из родителей выжил: она же так чётко помнила, как там, в настоящем, прощалась с мамочкой! Она же не может умереть вот так, здесь и сейчас!

Но подбежав к машине поближе, сквозь слёзы Анна разглядела страшную картину: тела водителя и пассажира были все изуродованы, истерзаны пулями. Надежда на спасение в один миг рухнула: пуля прошила маме голову точно посередине лба – женщина была уже мертва. По отцу выпустили минимум десять, а то и двенадцать пуль. Повсюду лежало битое стекло. От ужаса у бедной девушки отнялся язык и единственное, что она сумела с огромным трудом произнести рыдающим надрывным полушёпотом, было:

– Папа… Мама…!

Из серо-голубых глаз снова полились слёзы. Анну всю колотило от ужаса. Несчастная уже с трудом держалась на ногах, когда вдруг ей послышался слабый звон осколков. Анна испуганно посмотрела в сторону сидения водителя и обомлела: несмотря на ранения, папа ещё шевелился – медленно повернув голову, мужчина хрипло, едва слышно произнёс:

– А-ня…

Анна тут же перестала плакать, хотя её всё равно ещё жутко трясло. Вот-вот готовясь зарыдать снова, с бледным как смерть лицом она осторожно приблизилась к отцу. Кажется, он всё понял: не важно как, главное – понял, что перед ним его собственная дочь! Медленно, превозмогая страшную боль, папа Анны повернул простреленную руку и тихо ей прошептал:

– Т-т-туда…

Внезапно воздух огласил оглушающий визг тормозов – метрах в ста от расстрелянной машины внедорожник резко остановился. Сердце гостьи из будущего чуть не выпрыгнуло из груди – её заметили. Счёт шёл уже на секунды. Палец умирающего показал назад, в сторону прохода между домами и бросив туда свой взгляд, Анна увидела скрывшуюся за поворотом маленькую девочку. Гостья из другого времени тут же всё поняла: вот он – её последний шанс на спасение. И стоило ей только подумать об этом, как рука отца безжизненно повисла, а его серые глаза навсегда закатились.

Со всех своих ног Анна бросилась в погоню за своим прошлым. На этом заплаканном, грязном, окровавленном, полном страха и отчаяния лице застыла лишь одна мысль: «Только бы успеть, только бы успеть!». Больше всего она сейчас боялась потерять здешнюю себя из виду, ибо так ребёнок будет обречён на верную смерть. Звуки двигателя позади доносились всё отчётливее, и Анна рвала себе жилы, изо всех сил стараясь бежать ещё быстрее. Удирая от преследования, плащ за спиной девушки так и норовил взмыть в воздух, и пробежав двор насквозь, забегая под арку, уши её услышала, как позади грянул выстрел – к счастью, мимо.

Завернув налево, она сразу увидела себя: маленькая Анна в своём ярком джинсовом комбинезоне и миленьких белых кроссовках со всех ног убегала от места аварии. Взрослая Анна стремглав устремилась за ней. Обернувшись на секунду, гостья из будущего видела, как внедорожник вывернул из-под арки. Из тонированного окна высунулась рука с револьвером, дуло которого было нацелено на девушку – нет, только не это!

Миновав дом, юная она свернула за угол. Разрыв между двумя Аннами сокращался, но внедорожник нагонял их обеих. По взрослой Анне вновь открыли стрельбу на поражение – первая пуля прошла чуть-чуть выше головы, и прежде чем её настигла вторая, она успела на полной скорости скрыться за поворотом. Быстро настигнув саму себя из прошлого, девушка на бегу схватила её под руки, шустро юркнула в уже закрывающуюся дверь подъезда и сразу её захлопнула. Зажав рот девочке, Анна как можно крепче прижала её к груди. Очутившись в цепких лапах незнакомки, ребёнок сразу принялся вырываться.

– Тише! – прошипела Анна будущая, – Если не прекратишь дёргаться, нас обеих убьют!

Подстёгнутая страхом, маленькая она с новой силой принялась отбиваться: как могла, пыталась закричать, пнуть, укусить взрослую себя за руку, но тщетно – кожаные вещи были непробиваемы для восьмилетней девочки. Тогда Аня с силой заехала будущей себе пяткой по ноге, но стиснув от боли зубы, Анна удержала себя маленькую. Сейчас им обеим оставалось только надеяться, что преследователи не заметили, как они забежали в укрытие. В ожидании худшего, Анна приготовилась закрыть собою ребёнка.

Однако медленно нарастая сперва, рокот двигателя за дверью вскоре затих в отдалении: повезло – прокатило. Вскоре обессилев, восьмилетняя Анна прекратила своё сопротивление, безвольно повиснув на руках. Увидев это, Анна взрослая как можно спокойнее шепнула ей:

– Успокойся – я тебя не обижу. Не дёргайся – и я тебя отпущу. Хорошо?

Юная она испуганно кивнула и осторожно, стараясь не испугать себя ещё больше, Анна отпустила ребёнка. В подъезде было очень темно, так что разглядеть друг друга как следует они не могли, но и без того девушка прямо-таки чувствовала, как эту малышку всю трясёт от ужаса. Девочка часто дышала, словно готовилась вот-вот заплакать. Звуки её отрывистого, частого дыхания в темноте смешались с глубокими, судорожными вздохами Анны, вызывая у той странное сочетание эмоций.

Внезапно пролётом выше с грохотом открылся лифт. Обе Анны испуганно обернулись на новый звук. Из лифта медленно вышла бабушка в синем в белый цветок халате и сильно стоптанных тапочках. Старенькая женщина подошла чуть поближе, но у самой лестницы остановилась – кажется, она кого-то из них заметила и пыталась их разглядеть. Взрослая Анна испугалась, что сейчас мелкая попросту даст дёру, но маленькая она была слишком напугана, чтобы убежать – появление ещё одной посторонней тоже застало её врасплох. Стараясь держать себя в руках, Анна неуверенно заговорила из темноты:

– Уходите.

Но женщина продолжала стоять перед первой ступенькой, не зная, что ответить голосу из темноты. Сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, Анна чуть громче повторила:

– Прошу вас, уйдите!

Неуверенно попятившись, бабуля развернулась назад. Женщина снова нажала кнопку вызова лифта и куда-то уехала. Лицо женщины было полно не ужаса – удивления.

Убедившись, что больше здесь никого нет, Анна вместе с бывшей собой поднялись по лестнице на первый этаж. Выйдя на свет, гостья из будущего вовсю принялась разглядывать юную себя. До чего же это было странно и непривычно: как будто смотришь через зеркало – уж очень эта малышка была на неё похожа. Те же очень светлые волосы, пока ещё собранные в простенькую шапочку, тот же острый носик со следами грязи на нём – видимо, остались, когда она не давала ей закричать. Острое сейчас, тогда личико Анны имело приятную в столь нежном возрасте детскую округлость. Маленькая Аня была сильно перепугана – воздух со свистом вырывался у неё изо рта, из которого торчали уже сменившиеся и теперь казавшиеся неестественно большими верхние резцы.

Что удивительно: у ребёнка не было даже намёка на плач, что, по правде говоря, было бы сейчас очень некстати – девочка просто стояла рядом и постоянно отворачивала взгляд, очевидно, побаиваясь грязного, окровавленного лица незнакомки. Так или иначе, Аню надо было отвести домой – скорее всего, в прошлом это сделала мама, но теперь это обязана была сделать она сама. Опустившись рядом с ней на одно колено, Анна спросила юную себя:

– Где ты живёшь?

– Тут, не… недалеко… – негромко ответила восьмилетняя она. В этом звонком детском голоске Анна невольно узнала свой собственный.

– Знаешь дорогу? Я тебя доведу.

– Да я… с-сама могу дойти – еле слышно заблеяла девочка.

– Одну я тебя не отпущу, – настаивала Анна, понимая, что угроза жизни ещё не спала – Есть кто-нибудь из родных дома? Ну или просто в городе?

– Дядя есть, – ответила ей она сама, – Только я не знаю, где его искать.

– Понятно, – для Анны такой ответ был вполне ожидаем. Оглядевшись по сторонам, она аккуратно повернула к себе за подбородок Анино лицо – Не бойся меня, хорошо?

Слова незнакомки прозвучали неубедительно – маленькая ощутимо её боялась.

– Послушай, – сказала тогда Анна, – Я не желаю тебе зла: иначе стала бы я тебя спасать?

– З-зачем вам… идти?

Безрезультатно – постоянно кося взгляд, малышка избегала встречи взглядом. Тогда гостья из будущего пустила в ход свой последний, самый глупый и даже абсурдный довод:

– Можно, я у тебя умоюсь?

Как ни странно, именно просьба подействовала на неё лучше всего – маленькая Анна немного успокоилась и впервые повернула свои ярко-синие глазёнки к незнакомой девушке. Видя это, Анна взрослая доверительно протянула ей свою грязную, запылённую, но хотя бы не окровавленную правую руку и восьмилетняя она медленно, нерешительно протянула в ответ свою маленькую ладошку. Ладони медленно соприкоснулись. Держать за руку саму себя из прошлого показалось для Анны ещё более странным и необычным, чем взгляд со стороны – каждое её прикосновение к этой девочке сразу же отзывалось всплывавшими в голове воспоминаниями из детства. Аккуратно обняв пальцами эту детскую ладошку, встав с колена, она с Аней спустилась по лестнице и, осторожно прислушиваясь, приоткрыла дверь подъезда. Выстрелов не последовало. Оглядевшись ещё с целью убедиться, что нападавшие действительно скрылись, обе Анны наконец вышли на улицу.

В Белгороде образца 16 июля 2001 года по-прежнему было солнечно, но теперь ясную, безветренную погоду сменил холодный ветер и мрачные серые тучи, набежавшие с востока. Теперь пройти незамеченной для гостьи из будущего просто не представлялось возможным: завидев в толпе девушку с перемазанном в грязи и крови лицом, разбитым носом и следами слёз на бледных как смерть щеках, люди сразу оборачивались, испуганно глядя ей вслед. Но даже на этом беды, постигшие Анну, не закончились: всё-таки столкновение с той машиной не прошло бесследно – начала болеть нога. С каждым шагом левое колено её всё сильнее ныло и опухало. Анна начала прихрамывать: идти быстрее она уже не могла, так что младшая Аня вполне могла вырваться и убежать, но девочка словно понимала, что сейчас незнакомке действительно больно, и никуда не торопилась. Сейчас Анна полностью зависела от той, кем была шестнадцать лет назад – за годы, проведённые в Москве, Анина гостья совсем забыла дорогу к бывшему дому.

Неизвестно, сколько они так шли – от усталости и изнеможения Анна уже совершенно потеряла счёт времени, а рука с часами держала Аню и ей не хотелось случайно её спугнуть. Наконец они пришли к девятиэтажному дому на пересечении улиц Октябрьской и Нагорной. «Какая ирония – две улицы как станции метро» – промелькнуло в голове у москвички. Приглядевшись, Анна увидела, что здание под номером 25 не сплошное, а составлено из нескольких впритык подогнанных друг к другу блоков-подъездов. Войдя в один из них, Аня повела себя из будущего по лестнице, но уже на третьей ступеньке Анна остановилась: боль в ноге стала невыносимой – дальше подниматься она уже не могла.

– Вам… вам больно? – невинно поинтересовалась Аня.

– Да, – поморщившись, ответила ей она сама.

– Может, тогда на лифте?

– Пожалуй.

Поразительно, и в то же время жутковато: всё это время Аня была абсолютно спокойна. Анна никак не могла понять, что с ребёнком: её собственное лицо совершенно не выражало эмоций. Возможно, девочка ещё не поняла, что только что осталась сиротой, но как бы то ни было, такого у детей Анна никогда в жизни не видела. Поднявшись на четвёртый этаж, Аня достала из кармана своей курточки связку ключей и самостоятельно открыла дверь. Анну из будущего поначалу насторожило, что она в свои восемь лет вот так спокойно открыла дверь незнакомой особе, но потом смекнула, что сейчас этот факт ей даже на руку, и без разговоров вошла внутрь.

Квартира, в которой Анна провела свои первые восемь лет жизни, была обставлена по меркам современности бедно: тусклый клетчатый пол, синие и зелёные клетки которого то и дело съезжали относительно друг друга, старые обои кремового оттенка с потускневшим от времени тонким узорчатым рисунком, небольшая полочка для обуви, стоявшая здесь, судя по кольцам пыли вокруг резных ножек, уже очень давно, встроенный в стену шкаф и антресоли, на которых издавна водилось всякое барахло, составляли узкую прихожую. Напротив шкафа висело высокое зеркало в красивой, покрытой тёмным лаком резной оправе. Пока маленькая Анна неуклюже пыталась снять свои кроссовки, её гостья медленно подошла к нему.

Анна и так знала, что выглядит не очень, и всё равно, увидев в отражении собственное лицо, ужаснулась: пыльное, грязное, со следами запёкшейся крови возле ноздрей, вдоль щёк тянулись две дорожки от слёз – всё это напоминало картинку из неплохого фильма ужасов. В волосах, ещё недавно идеально гладких и чистых, спутались комки пыли. На левом виске рос здоровенный синячина. Одежда тоже была не в лучшем состоянии: после столкновения с «Москвичом» на куртке появились затёртости, а у самого края плаща – два мелких надрыва.

– Ванная там – пискнула восьмилетняя Анна и показала пальцем на деревянную дверь слева от входной.

– Спасибо – тихо прошептала её гостья и сняв свои сапоги, скрывшись за дверью, сразу закрылась на задвижку.

Ванная была обставлена не менее аскетично: оцинкованная ванна занимала большую часть и без того малого пространства. Матовая коричневая плитка на полу холодила ноги, с потолка грустно свисал на одних проводах одинокий патрон с ярко горящей лампочкой. На недавно белёном потолке уже виднелись следы от сырости. Справа от входа прямо из стены выпирали покрытый мыльными разводами кран и керамическая раковина.

Дрожащими пальцами Анна вытащила из мыльницы белое детское мыло и принялась умываться – её уже тошнило от всего, что произошло. Оказаться на её месте не пожелаешь никому: подумать только – одним шагом перечеркнула собственное прошлое! Вина в смерти собственных родителей непосильным грузом рухнула на хрупкие девичьи плечи. Перед серо-голубыми глазами вновь и вновь мелькали лица её отца и матери. Анна снова и снова видела умирающего папу, показывающего пальцем в проём между домами. Она добилась своего, увидела его – но какой ценой! А ведь отправляясь сюда, не могла даже представить, что цена будет столь велика. Что за ужас?

Тут Анна подумала о той восьмилетней себе, что сейчас с совершенно остекленевшим взглядом уставилась на закрытую дверь ванной. Бедная девочка – что теперь с нею будет?!Мамы, которая воспитывала взрослую Анну, больше нет – ребёнку в прямом смысле некуда податься. Существовал лишь один человек, который мог её приютить – это дядя Савелий, но гостья из будущего боялась даже думать, как скажет ему, что его младшего брата и невестки больше нет в живых. Пройди всё гладко, она бы успела смыться из этого времени, а теперь… «Что теперь со мной будет? Нарушила все обязательства, которые дала! За это ведь следует какое-то наказание – убитая чувством вины, Анна была готова на всё, даже на смерть: «И ведь ему даже нельзя сказать, кто я такая – он же меня убьёт на месте! Ох, сколько всего я изменила… Мама же… Стоп!»

И тут в голове промелькнула мысль, казалось бы, абсолютно невозможная: она до сих пор её помнит! Анна до сих пор продолжала вспоминать, как мама провожала её к дяде Савве – буквально вчера! Но как? Это… это же невозможно! Теперь, после всего произошедшего, мама должна была исчезнуть из её жизни – «эффект бабочки» должен был стереть ей память, заменив старые воспоминания о ней новыми, изменёнными! И маму, и всё, что произошло до этого дня, она должна была уже забыть, так что сейчас Анна не могла даже прознать, что её воспитывала родная мама. И тем не менее, она это знала. Так почему этого не произошло? На долю секунды в голове девушки мелькнула мысль – а что, если то, что она ничего не забыла, значит, что мама всё ещё жива? Правда, идея была настолько бредовой, что Анна хотела было снова разреветься, но глаза уже выплакали все имевшиеся слёзы. Тяжёлые всхлипы гостьи из будущего выдавали подступавшее к горлу отчаяние. «Почему я всё это помню? За что мне это?» – клянила она себя, уставившись в серый от стекавшей с лица грязи слив раковины.