Эпос трикстеров – 3, или Подлинная история хартлендских богов

Глава 3. Всё началось с комара

2148 год до Р.Х., первый день месяца лисы по северному календарю (22 декабря)

* * *

А вообще-то всё началось с комара.

Мамаша Най тогда славно поцапалась с самим Еном!

И дело-то было плёвое. Причём плёвое в самом натуральном смысле этого слова. Зима была. Вечера тёмные и длинные, делать нечего. Поэтому сидели Владыки Севера у большого очага в общем зале города Семидесяти семи богов, любовались огнём, ели жареное мясо, вели задушевные разговоры. Кстати, сам город, который многие для краткости называли просто Небом, представлял из себя всего лишь один, правда весьма большой двухэтажный дом, построенный из самых крепких и длинных стволов сибирской лиственницы. Большая часть первого этажа представляла из себя огромный зал, в котором хоть свадьбу играй, хоть хороводы води. Ну, а в центре зала – очаг, обложенный крупными камнями. Вокруг него и расположились сейчас боги Северного Дома.

Был здесь, конечно, Ен[1], коего порою почтительно называли Нуми-Торумом, то есть Верхним духом или богом. Это кому как больше нравится. В принципе, Ен мог выглядеть, как угодно. Но чаще предпочитал представать перед другими в образе умудрённого жизнью старика с небольшой белой бородкой и густой растрёпанной шевелюрой цвета выгоревшей на солнце соломы. Его слегка раскосые глаза изумительно василькового цвета смотрелись несколько странно на широком лице с высокими скулами. Ярко-белая кожаная рубаха и такие же штаны были расшиты затейливыми золотыми узорами с вкраплениями мелкого красного бисера. На талии – золотой пояс с несказанной красоты пряжкой, изображавшей сцепившихся в смертельном поединке волка и грифона (дар южных богов). На ногах – короткие меховые сапожки из белых оленьих шкур. В общем, каждому при одном взгляде на Ена становилось ясно, что это Верхний дух, потому как рубаху и штаны из тонкой белой кожи с золотой вышивкой ни одна смертная мастерица сделать не в состоянии.

Справа от главы Дома гордо восседал бог войны Хонт-Торум со своими миньонами Хуси и Энки. Как и положено делателю вдов, Хонт одевался в чёрную рубаху, чёрные штаны и чёрные сапожки. На этом фоне магические узоры из красного бисера, закрывавшие швы на одежде, в свете костра казались кровоточащими порезами на шкуре чёрного оленя. Этот щёгольский наряд дополнял перетягивающий узкую талию бога ярко-алый широкий пояс с массивной серебряной пряжкой. Совершенно монголоидное лицо Хонт-Торума, обрамлённое жидкой чёрной бородёнкой было полно высокомерия. Густые гладкие чёрные волосы, доходившие ему до пояса, на затылке были стянуты небольшим алым ремешком, образуя классический конский хвост. Бог войны был мрачен и великолепен, как и следует быть великому полководцу. Правда, за последние две тысячи лет он не смог выиграть ни одной войны, но кому до этого есть дело, если за те же две тысячи лет власть Дома Ена распространилась от Обской губы до Балтийского моря?

Энки и Хуси, как и подобало слугам, выглядели гораздо скромнее. В какой-нибудь деревне их и за бессмертных бы не сочли. Одежда поношенная, кое-где даже с заплатами. Хуси – высокий строгий дядька с могучим носом на худом вытянутом лице. А Энки – его полная противоположность: невысокий круглолицый толстяк. Ни каких признаков монголоидности у них и в помине не было. Время от времени миньоны обеспокоенно бросали взгляды на своего патрона: не нужно ли ему чего?

Чуть дальше расположился совершенно не по чину младший брат Ена. Точная копия Верхнего духа: то же телосложение, та же растрёпанная шевелюра, почти тоже самое лицо. «Почти» – потому что оно было заметно моложе – ему не нужно было изображать из себя умудрённого жизнью главу Дома. И ещё волосы у него были не светлые, как у Ена, а угольно-чёрные. И глаза – не васильковые, а тёмно-карие. И выражение лица не открытое и простодушное, а хитрое и насмешливое. И одежды были не белыми, как у Ена, а чёрные. Да и душа была гораздо темнее еновской. Звали его Омоль, хотя за глаза частенько «величали» кличкой Куль, что значило «злой дух». В давние времена Омоль был неплохим парнем. Но когда Ен женился на той, которую он считал своей невестой, характер младшего брата стал резко портиться. Впрочем, не всем это было видно, потому что пакостничать Омоль предпочитал исподтишка.

За Омолем сидел погружённый в собственные размышления Старик Берестяного туеска – Пайпын-ойка. Сейчас он и впрямь выглядел круглолицым стариком с узкими карими глазами-щёлочками, густыми седыми волосами, ниспадающими на плечи и жиденькой ослепительно белой бородкой до пояса. Его рубаха и штаны были сшиты из отбеленного крапивного полотна, а белые с чёрными пятнами сапожки – из оленьей кожи. Номинально Пайпын тоже являлся слугой Хонт-Торума. Вот только на деле он-то и являлся настоящим богом войны, а красавец и фанфарон Хонт-Торум служил скорее для антуража. Когда приходило время, Пайпын-ойка одевал свои знаменитые колдовские доспехи из бересты, являл миру свою колдовскую силу, и равные ему в искусстве войны после этого находились крайне редко.

В случае же необходимости Пайпын-ойка всегда мог призвать на помощь целое войско лесных великанов – менквов, кои в мирное время спокойно охотились в лесах на четвероногих животных, временами не пренебрегая возможностью ограбить, а порою и сожрать имевших несчастье встретиться им на пути существ двуногих.

А ещё у Пайпын-ойки был свой слуга со смешным именем Какын-пунгк-ойка, что означало «паршивый лысый старик». Кстати, «ойка» как раз и переводится как «старик» или «мужик» в зависимости от обстоятельств. Какын-пунгк действительно был совершенно лысым, маленьким и каким-то плюгавым. Одевался он в изношенную телогрейку и остатки древних кожаных штанов, на которых заплат было больше, чем изначальной основы. Несмотря на свою внешность и некоторую бестолковость, Какын-пунгк-ойка был слугой очень полезным, знающим, прилежным, заботливым, а главное – верным. Сидел он не в общем кругу, а за спиной своего хозяина и по первому намёку или жесту Пайпын-ойки готов был сорваться с места, чтобы выполнить его волю.

По левую руку от Ена сидела его жена – несравненная Калтащ-эква. Та самая, из-за которой испортился характер Омоля. Кстати, «эква» означает «женщина» или «старуха» (в зависимости от обстоятельств). Умница, красавица. Черноволосая, черноглазая. Личико круглое, словно луна, брови тонкие, глаза слегка раскосые, губки бантиком – цвета спелой малины. Фигурка точёная, ручки лебединые, ножки… Ножек под одеждой, конечно, не видно было, но те, кому доводилось видеть просто млели от зависти (мужики – к Ену, бабы – к Калтащ). Одежда её вся переливалась золотом.

Левее Калтащ – её слуга и верный страж Мых-Лунг. Мужик могучий и угрюмый. Одет он был во всё коричневое, только широкий пояс зеленел изумрудной свежестью молодой травы и блестел мощной медной пряжкой, начищенной до ослепительного блеска. Мых-Лунг был духом земли и поговаривают, что в стародавние времена именно от него повели свой род медведи. Хотя… Брешут люди, наверное.

А вот дальше восседала на груде лисьих шкур сама Най-эква. В ярко-алом платье, расшитом золотыми узорами. Кстати, необъятная фигура и обрюзгшее лицо богини свидетельствовали о том, что она совершенно не стремилась никого тут поражать своей красотой, а также о претензии на некую почётную роль богини-матери. Между прочим, её здесь по-свойски так частенько и называли: мамаша Най. Впрочем, вы уже с нею знакомы. Сегодня именно она была в центре внимания.

Боги собрались здесь, чтобы послушать её рассказы о давних временах, о былых героях и о великих деяниях бессмертных богов, в том числе и тех, кто собрался в этом просторном зале. Мастерица была рассказывать Семиязыкая! Повествования её были в лицах да на разные голоса. Просто настоящее представление. Кстати, Най-экву именно за это умение и прозвали Семиязыкой. Хотя в прозвище и на языки пламени костра тоже намекалось. Однако главным было умение устраивать представления. Но любое представление может наскучить, если слушать его в сотый раз.

Семиязыкая уже поведала весьма забавную историю о том, как Ен и Омоль творили мир. Сначала они плавали в образе гагар по бескрайнему океану хаоса, а затем Ен уговорил Омоля нырнуть вниз и добыть со дна землю. Младший брат нырнул и набрал в клюв песка. Когда он вернулся на поверхность, то под речитатив заклинания брата выплюнул добычу в воду, и посреди безбрежного океана возникла болотная кочка. Правда, Омоль выплюнул не всю землю, потому что решил часть её приберечь для себя. Вдруг пригодится? Чтобы брат не заметил, Омоль так и держал заначку в клюве. А Ен в это время произнёс новое заклинание и кочка начала расти сама по себе, превращаясь в известную нам сушу. Но вот беда, земля в клюве Омоля тоже стала увеличиваться.

Тут Най-эква с увлечением взялась изображать, как припрятанное «богатство» раздирало Омолю клюв, и он начал отплёвывать эту землю на уже созданную сушу, порождая своими плевками горы.

Боги заулыбались, представляя потешную картину. Калтащ-эква тихо прыснула в кулачок. Услышав это, Най-эква вдохновилась ещё больше. И она даже не заметила, как у натянувшего на лицо принуждённую улыбку Омоля злобно сверкнули глаза. Возмущаться он не стал, поскольку история была подлинная, правда немного преувеличенная. Творили Ен с Омолем не всю Землю, а лишь остров в Белом море, и выплюнутая младшим братом почва превратилась не в горы, а в новые островки. Правда спорить смысла не имело, поскольку Семиязыкая в ответ могла разболтать ещё более неприятное продолжение о том, как одна из проглоченных песчинок чуть не разорвала Омоля на куски изнутри. Не успела. Ен спас. Но как он потом издевался над жадностью брата! Омоль чуть не взвыл от ненависти при этом воспоминании, но удержался и даже улыбку с лица не убрал.

«Смейтесь, смейтесь, шкуродёры. Мы ещё увидим, кто будет смеяться последним», – подумал тот, кого за глаза называли Кулем.

А Най-эква между тем уже рассказала, как боги творили людей. И вот теперь решила развлечь всех историей про летучего зверя-налима.

К этому времени Ен уже окончательно заскучал. На байках про землю и про людей он ещё пытался изображать некое веселье. Но в сотый или в двухсотый раз (кто считал-то?) слушать о том, как страшный летучий зверь-налим сожрал сначала ребёнка у чума, потом лыжника в дороге и, наконец, шамана в священной роще, было совсем уж тоскливо. И главное, он знал точно, что вслед за этим чудовище поймают и отволокут ему, то есть Верхнему духу на суд, и он, то бишь Ен, превратит его в маленькую скользкую рыбёшку. Ну, что в этом интересного?

А Най-эква между тем продолжала:

– Собрались семь старцев семи родов. Судили-рядили, все зверства Летучего зверя-налима сосчитали и огласили, и решили с этим обратиться с просьбой к Верхнему духу, предать суду Летучего зверя-налима. И вот семь старцев семи родов семь дней подряд молили и просили Верхнего духа наказать коварного злодея – Летучего зверя-налима. Семь старцев семи родов семь дней подряд приносили…

В этот момент Ен не выдержал и зевнул. Широко так, смачно зевнул. Вот тут-то и появился тот злополучный комар. Огромный такой комарище… Длиной с ноготь мизинца, а в размахе крыльев так и с весь ноготь большого пальца! Комара этого Ен краем глаза увидел, когда тот ему в рот залетал. Вот ведь тварь кровососущая!

А дальше начался полный кошмар. Ен на вдохе заглотил насекомое, а комар, залетев в рот Верхнего духа, распластался своими крыльями на божественных гландах. Ен, смотревший в это время на мамашу Най, сидящую напротив него с противоположной стороны очага, выпучил глаза, страшно закашлялся и смачно сплюнул комок хархотины с увязшим в нём насекомым. Но сплюнул-то в её сторону, да ещё прямо в огонь!

Най-эква от этого просто подпрыгнула (этакая-то туша!) и в лице перекосилась.

За пару секунд Верхний дух нанёс ей сразу тройное оскорбление!

Ну, ладно зевнул, показывая этим, как скучен её рассказ. Можно было этого не заметить.

Ну, ладно плюнул. Мерзко, конечно, что он так наплевательски к тебе отнёсся, но можно было отвернуться и сделать вид, что этого не было.

Но он ещё и в огонь плюнул! Най-эква была хранительницей домашнего огня. Не было страшнее оскорбления, чем плевать в огонь. Тем более в огонь очага! Людей мамаша Най за это просто убивала. Нет. Не просто, конечно. А так, чтобы подольше помучились и орали о пощаде. А с Верхним духом что делать?

Лицо богини огня сделалось по цвету неотличимым от её чудесного платья и она тихо, но зловеще прошипела:

– Это как ж-же прикажеш-ш-шь понимать?

Сам ошарашенный произошедшим Ен, растерянно пожимая плечами, ответил:

– Так ить это… Комар в рот залетел…

Все присутствующие просто обомлели. Будто мало было предыдущих оскорблений, надо же было такое придумать! Комар! Посреди зимы! На вершине самой высокой горы Каменного пояса! Чушь, бред, дурь. Или Най-эква в немилость впала и Ен над ней просто издевается?

По человечьим меркам каждый из богов прожил жизнь длинную-предлинную. Мозги у них от старости не затупились. И выводы из происходившего они сделали быстро. Все. Точнее почти все, потому что сам Ен всё ещё не видел ничего ужасного в произошедшем и никакие подтексты своих собственных слов, естественно, не вычислял.

– Так значит…– поднялась на ноги Най-эква. – И за что ты меня ТАК? Чем я тебе не угодила?

В этот момент она готова была убить его, бросить в бой все знакомые ей заклинания, разнести здесь всё в щепки. Но мудрая женщина понимала, что весь их Дом, а также границы контролируемой им территории держатся на том, что этот самый простачок Ен (быть может, единственный во всём мире) знает заклинание, которым может за несколько мгновений лишить всей волшебной силы любого самого великого бога. А потому бунт против Верхнего духа – это просто изощрённый способ самоубийства.

Ен же, по-прежнему удивлённо таращась на богиню огня, в этот момент произнёс:

– Так ить, комар же…

Най-эква всхлипнула:

– Енушка, мы же с тобою целую вечность вместе. Я тебя ещё молодым помню. Вместе Дом создавали, вместе этот город строили. Я ж тебя вот этими руками выхаживала, когда после битвы с Домом Еся[2] старуха Хоседэм[3] на тебя порчу навела. А помнишь, как мы вместе с Калтащ твоего сыночка Войпеля в колыбельке качали и ходить учили? Енушка… За что ж ты так со мной старой?

– Так ить, это… комар же…– опять тупо повторил Верхний дух.

Богиня огня рассвирепела. В очах её полыхнуло багровое пламя ненависти.

– Тьфу на тебя, мёрзлое сердце! – вспыхнула Най-эква, плюнув на пол. – Провалиться тебе на этом месте! Отольются тебе когда-нибудь мои слёзы!

Богиня надменно оглядела притихшее собрание бессмертных и с саркастической усмешкой спросила:

– Ну, а вы чего молчите? Нравится вам, как меня старую ни за что, ни про что унизили? Ну, ладно. Любуйтесь дальше. Только без меня. Прощевайте, лизоблюды ползучие!

Сказала и растаяла в воздухе.

Ошарашенные произошедшим боги ещё долго сидели молча. И только сияющие радостью чёрные глаза Омоля давали понять, откуда посреди зимы на вершине самой высокой горы Каменного Пояса перед самым носом Верхнего духа мог появиться самый настоящий комар. Но на Омоля никто не обратил тогда внимания.

__________________

[1] Ен – у коми бог-демиург, Верхний дух, брат Омоля. Омоль – у коми брат и противник демиурга Ена. Нуми-Торум, Хонт-Торум, Энки, Хуси, Калтащ-эква, Мых-Лунг, Пайпын-ойка, Какын-пунгк-ойка, Най-эква – боги ханты-мансийской мифологии. То есть перед нами объединённый пантеон финно-угорских богов.

[2] Есь (небо, бог) – в кетской мифологии верхнее божество, один из главных создателей земли (той ее части, которая лежит выше по Енисею и соответствует наиболее ранним историческим местам обитания кетов).

[3] Хоседэм – в кетской мифологии главное женское божество, носительница зла.

* * *

Это только внешне казалось, что богиня растаяла в воздухе. На самом деле она перешла из плотного тела в тонкое, то есть стала невидимой обычному глазу тенью, увеличившись при этом в объёме (примерно раз в пятьдесят по каждому линейному направлению), но, не потеряв собственной сути и некоторых магических возможностей. Преобразование внешнего мира для бессмертного в этом состоянии становится почти невозможным. Разве что самые способные из богов в состоянии сотворить какое-нибудь простенькое волшебство. Зато бессмертный в тонком теле может спокойно просачиваться сквозь любые физические преграды и передвигаться по воздуху с невиданной скоростью – раза в два быстрее стрижа.

Это Най-эква и сделала. Она спокойно прошла сквозь стену, сложенную из толстенных стволов лиственницы и, презрев пустоту чудовищной пропасти под ногами, тихим облачком полетела в южном направлении. Чёрная ночь встретила её холодом, бледным светом ущербной луны и колким блеском многочисленных звёзд, которые явно говорили о том, что мир только что перешёл грань полуночи.

Най-эква летела, не оглядываясь на город Семидесяти семи богов. Она оставляла его за спиной, думая, что делает это навсегда.

Город Семидесяти семи богов… Красивое название, призванное вселять ужас во врагов. На самом деле в Доме Ена богов тогда было чуть больше двух десятков. В тот злополучный день на Небе собралась всего лишь половина бессмертных этого клана. Трое – вечно юная вестница богов Калм, бог смерти Кулэм и повелитель болезней Самсай-ойка («Заглазный старик») – были где-то на земле, занимаясь своими делами. А ещё у Ена имелось семеро сыновей. Настоящим кровным являлся только бог северного ветра Войпель. Остальные шестеро были приёмными. Точнее – названными сыновьями. Нет. Ен вовсе не брал их на воспитание малыми детьми. Они приходили в Дом уже взрослыми и бессмертными. И речь идёт вовсе не об отношениях родства. Это были скорее политические отношения. Признавая Ена отцом, они фактически объявляли его своим сюзереном. В ответ Верхний дух гарантировал им защиту, поддержку и весьма высокое положение среди остальных богов Дома. Пятеро из его сыновей получили солидные уделы в приграничных зонах и жили теперь в своих владениях, прикрывая от соседей центральные регионы лесной страны.

Одним из названных детей Ена был владыка Каменного Пояса Нёр-Торум. Имя его означало «Каменный бог», но между собой владыки Севера чаще звали его Нёр-ойкой (Каменный старик). А он и не возражал. Ему нравилось выглядеть стариком. Таким строгим, мудрым и седым старцем с длинной бородой и потемневшим от солнца и ветра лицом, словно вырезанным из кости мамонта, что стала коричневой от времени.

Жил Нёр-Торум на священной горе Ялпынг-нёр («Священный камень»), что стоит недалеко от святого озера Ялпынг-тур. Ялпынг-тур, кстати, как раз и означает «Святое озеро».Точнее сказать, жил он не на горе, а в самой горе, где давным-давно специально приглашённые искусные мастера из исчезнувшего уже племени чудов, которые сами себя почему-то звали цвергами, вырубили просторные и великолепно украшенные изящной резьбой залы его подгорного дворца. На самой же Ялпынг-нёр располагалось несколько человеческих святилищ, которые посещались людскими шаманами и самыми лучшими охотниками лишь пару раз в году во время величайших праздников. Говорят, существовал тайный ход, который вёл из залов подгорного дворца прямо на вершину горы. Но где вход в этот тоннель, кроме самого Нёр-Торума, никто не знал. Единственный «официальный вход» в жилище Каменного бога представлял из себя огромную дыру диаметром в два человеческих роста. Дыра эта зияла в скале, служившей берегом святого озера. Да-да. Под водой у самого дна. До поверхности оставалось три-четыре роста человека. Дыра была входом в весьма длинный тоннель, ведущий в недра Ялпынг-нёр. Причём на пару полётов стрелы он был полностью затоплен водой. Потом постепенно поднимался вверх и становился сухим.

Как вы понимаете, воспользоваться таким входом мог только бессмертный или водяной (по-местному – вакуль). Других Нёр-Торум в гости к себе не звал. А водяные, между прочим, были слугами и верной стражей Нёр-Торума. Они бога кормили, поили, одевали, берегли от других бессмертных, периодически отпугивали от озера слишком обнаглевших людей и вообще выполняли любую прихоть старца.

Най-эква с Нёр-ойкой была знакома давным-давно. Наверное, уже тысячу лет. Или чуть меньше. Кто считал? Были они хорошими друзьями даже несмотря на то, что она была повелительницей огня, а Нёр-Торум явно тяготел к водной стихии. Ладить им это не мешало.

Вот здесь и решила обосноваться на недолгое время опальная богиня. До тех пор, пока не придумает, что же ей делать дальше. За то, что приятель может сдать её Ену, Най-эква не переживала. Не такой он человек, то есть, извините, бог. Да и мести со стороны Ена огненная женщина не ожидала. Не в его стиле подобные фокусы.

* * *

Най-эква приземлилась на льду священного озера Ялпынг-тур и сконденсировалась в плотное тело. Подняла голову к мерцающем на небесном своде звёздам и вдруг осознала, что в час между собакой и волком посещение гостей – не самое приятное дело для хозяев. Лучше подождать до утра.

Богиня вышла на берег у небольшого лесочка. Щёлкнула пальцами и из леса прилетела пара десятков молоденьких деревцев, на глазах превращавшихся в очищенные от сучков слеги. Сами собой они сложились в основу небольшого чума. И даже срослись там, где должны быть связаны ремнями или верёвками. Най-эква поглядела на стройную высокую берёзку, росшую на опушке леса, выгнула бровь, и дерево тут же переломилось у самого корня.

Богиня чуть склонила голову, и береста с упавшего ствола стала сползать широкими лентами, поднимаясь в воздух, и сама собой стала покрывать основу чума. Обнажённое дерево переломилось в нескольких местах и примерно две трети его раскололись на небольшие поленья. Най-эква кивнула в сторону почти готового чума, и поленья полетели туда. Часть их уложилась посередине строения шалашиком, а часть пристроилась небольшой поленницей немного в сторонке.

Богиня посмотрела на оставшиеся на месте куски ствола, улыбнулась и щёлкнула пальцами. Чурбаки тут же превратились в несколько медвежьих шкур и целую охапку лисьих. Най-эква кивнула в сторону чума, и медвежьи шкуры накрыли его снаружи, образовав заодно входной полог. Ещё один кивок, и лисьи шкуры влетели в готовый чум, создав у дровяного шалашика удобное место для лежанки.

Богиня подошла к сооружению, полог из медвежьей шкуры сам собой поднялся, приглашая её внутрь. Прежде чем зайти, Най-эква протянула руку в направлении дровяного шалашика. Её пальцы слегка засветились теплым желтовато-оранжевым светом, и с них сорвалась яркая искорка. Искра ударилась о сложенные дрова, растеклась по ним, и те моментально занялись весёлым пламенем. Богиня довольно улыбнулась, вошла в чум и с комфортом устроилась на лисьих шкурах. Полог услужливо закрылся за ней, защищая огненную женщину от холода и мрака ночи.

Най-эква сидела на ворохе лисьих шкур, глядела на пляшущие язычки пламени, вспоминала прошлое и пыталась заглянуть в будущее. Будущее открываться не желало. Оно постоянно скрывалось за туманом неизвестности.

* * *

Безымянная сущность, живущая на путях мёртвых, была удовлетворена. Первый шаг на пути воплощения её плана был сделан. Первый шаг на пути к Рагнарёку – Концу Света. Степень вероятности цепи нужных ей событий выросла до 28,31%. И сущность была уверена, что после беседы с Нёр-Торумом она зашкалит за 33.

* * *

2148 год до Р.Х., второй день месяца лисы по северному календарю (23 декабря)

* * *

– Хэ! – Нёр-Торум удивлённо поднял бровь. – Так и сказала: «лизоблюды ползучие»? Хм… И они ничего не ответили?

– Да, – кивнула, подтверждая свои слова Най-эква. – Ничего не сказали. А Ен, как дятел всё своё долбил: «Так ить, комар. Так ить, комар». Ничего умнее придумать не мог. Ну, сам подумай: откуда на Небе комар? Да ещё зимой!

– Хэ! – опять воскликнул Нёр-Торум и, задумчиво уставившись на мех своей изумительно белой парки, погладил его на груди и спросил. – А ты не погорячилась? Мало ли что на свете бывает?

Най-эква через огонь разделявшего их очага жёстко взглянула в узкие карие глаза собеседника и медленно произнесла:

– Он трижды оскорбил меня и даже не пытался загладить свою вину. Я взывала к нему, но он остался глух к моим мольбам. Мне больше не жить на Небе.

Слова она произнесла не громко, но весомо. На какой-то миг хозяину Каменного Пояса показалось, будто в небольшом уютном зале с резными гранитными колоннами воздух так сгустился от боли и отчаяния, что не давал ему даже дышать. Наваждение прошло. В левой руке Нёр-ойка держал небольшую деревянную мисочку с пока ещё тёплым отваром брусники с мёдом. Он поднёс миску ко рту, слегка подул на неё, очищая от невидимых глазу пылинок и соринок, а затем отхлебнул пару глотков. Крякнув от удовольствия бог оживившимся голосом спросил:

– И что ты теперь делать собираешься?

Най-эква задумчиво погладила на груди огненно-рыжий лисий мех своей парки, будто повторяя недавний жест хозяина дома, и задумчиво произнесла:

– Пока ещё не решила. Немного поживу у тебя. Надеюсь, не выгонишь. Выбор-то у меня не большой. Отшельницей-изгоем быть не хочу. Значит, или к братьям твоим названным Войпелю и Мир-сусне-хуму в Золотой город лететь… А они могут и не принять, узнав, что меня Ен выгнал. Да и живут они в Доме степняков. Как там на меня в ихнем Ирие посмотрят, не знаю. Да и не хочу знать, если честно. Наверное, я всё-таки не к ним отправлюсь, а к твоему отцу. Чё удивляешься? Я имею в виду настоящего отца – Понта. Помнится, лет сто назад он меня к себе в гости звал. Он ещё на Чёрном море живёт? Вести-то оттуда получаешь?

Взгляд Нёр-Торума повеселел. Такой поворот дел его вполне устраивал. Най-экве он искренне симпатизировал, хотел ей помочь, но вот оставлять её в своём благоустроенном холостяцком жилище дольше, чем на месяц, и иначе, чем гостем, совсем не собирался.

– Отличная мысль! Отец только обрадуется. И мать, кстати, тоже. А уж девчонки-то мои как счастливы будут! Я, пожалуй, даже тебя к ним провожу. Заодно и со стариками повидаюсь.

Понт, которого вы, вероятно больше знаете под именем Посейдон, в то время Посейдоном ещё не был и жил со своей женой нимфой Амфитритой в хрустальном замке на дне Чёрного моря недалеко от Кавказских гор. Позднее эллины, правда, искренне полагали, что Понт и Посейдон – это разные божества. Но в людских представлениях слишком часто один и тот же бессмертный вдруг превращался в двух, трёх, а то и четырёх разных. Вся путаница происходила из-за различных мест действия и разных имён. А кто сказал, что бессмертный должен всю вечность сидеть на одном месте и называться одним и тем же именем?

Вот тот же Нёр-Торум, например, при рождении был назван Нереем. С детских лет все окружающие отмечали его ум и сообразительность. Благодаря им он уже в юном возрасте ухитрился стать бессмертным.

Почему «ухитрился»? А потому что богами не рождаются, богами становятся. А дети богов появляются на свет простыми смертными. Но, как и у детей начальников, которые начальниками не рождаются, у сынков и дочек богов есть большая фора перед их обычными смертными сверстниками. Они с детства вращались в мире магии и учились основам колдовства, а это при большом желании и изрядной доле ума вполне могло привести их к бессмертию.

Так вот, Нерей стал богом в 15 лет, а через полгода женился на одной местной нимфе и сумел за следующие три десятка лет вместе с нею наплодить аж полсотни дочек и ни одного сына. Нерей был упорен в своём желании получить сына. В результате жена скончалась во время очередных родов (нимфы – существа долгоживущие, но не бессмертные), а опечаленный Нерей сбежал из своего женского царства от мелочной опеки родителей в горы Каменного Пояса. Там он влился в дружный клан богов Севера, а заодно познакомился с Най-эквой. Богиня огня потом активно помогала ему помириться с безутешной матерью и разгневанным отцом. Семья Понта и Най-эква стали друзьями, Нерей, переименованный в Нёр-Торума, возвысился до повелителя Каменного Пояса, а полсотни его дочек-нереид остались на попечении их дедушки и бабушки. В целом все остались довольны.

Позже Най-эква встречалась с Понтом ещё раз пять или шесть. Расставались дружески. Понт звал её в гости. Последний раз это было лет сто назад. Но… А вдруг это неправильное решение?

Най-эква поделилась своими сомнениями с собеседником. Тот только плечами пожал. И беспечно ответил:

– Да кто ж наперёд может знать, что будет? Хотя… Вон тут мне рассказывали об одной прорицательнице, что явилась среди южных степняков. Вот она, говорят, всё про всех наперёд знает. Может быть, тебе с ней встретиться?

– А что? Хорошие слова, – улыбнулась Най-эква. – Вот поживу у тебя недельку-другую, слетаю к провидице, а там и решу, что делать.

Вот так и была предрешена встреча огненной богини Севера Най-эквы с вёльвой и прорицательницей Фарной.