Анакреон: ошибка выжившего

3

Ветер швыряет нам в лица горсти снега. Он колок, точно битое стекло, хотя по виду больше похож на сахарную пудру. Вот так, видишь сладкое и мягкое, а получаешь стекло в лицо.

В моей душе стужа куда более ледяная и острая, чем воющие голодные ветра. И если мамонтавры правда существуют, им лучше держаться от меня подальше.

Мы с Киндрой и Эстебаном облазили все закоулки Арахагадры. Вернее, мы с Киндрой. Эстебан остался с моим сыном, как только понял, что в этих местах его кровь замерзнет быстрее, чем моя тоска рассеется.

Мы обшарили все от указанного места смерти и на три километра во все стороны. Это, конечно, было не очень умно. Но обоснованно. Я искал следы. Я не верю, что можно вот так просто лететь в свой дом на горе и рухнуть. С чего бы? Свело крыло? Переела супа накануне? Решила вздремнуть? Это даже не смешно. Тут точно есть заговор. Возможно, кто-то ослепил ее с земли. Оглушил и столкнул с соседней вершины, пока она любовалась видом. Я уверен, что это не случайность, хотя не знаю, что искать. Увы, мои мысли про отравление отверг Саймон, занимавшийся экспертизой.

Не знаю, как выглядит со стороны моя убитая горем рожа, но Киндра смотрит на меня настороженно и с опасением, а Эстебан, подышав со мной одним воздухом, оставил свои наркоманские шуточки. Надеюсь, пока он с Тирмгардом, он все еще их придерживает для более выносливых ушей. Однако, мне дорого участие их обоих, они – само воплощение поддержки, я рад, что у меня есть такие друзья.

Эстебан – плод трудов генных инженеров, поколение где-то после Авеля, шаг в сторону новой династии, создавать которую передумали. Не оправдала ожидания. Он, как и Авель, демонстрирует черты рептилии, с куда более развитыми способностями к мимикрии и скорости. Он хладнокровная тварь, что прячет его от взгляда в тепловом спектре, полностью сливается с любой поверхностью, меняя цвет чешуи, умело подавляет любые сигналы своего тела. Мои нейриты не ощущают его, если он не хочет – Эстебан словно забирает обратно в себя свой запах, создаваемые его сердцем микроколебания пространства, даже мозговой ритм. Не ошибусь, если скажу, что он краткосрочно подыхает. Однако, не совсем – вся фишка в коже. Что-то происходит с его шкурой, что делает ее не пропускающей… Ничего. Ничего изнутри – точно, как насчет снаружи – не знаю. Возможно, в таком режиме Эстебан невосприимчив к радиации. Но это не точно.

Добавим сюда суставы, гнущиеся во все стороны, невообразимую ловкость и скорость, быструю регенерацию – я видел, как Эстебан отрастил новые ноги, сразу три штуки, за считанные недели. Здесь начинаются его черты от других тварей, совсем не родственных Авелю. Четыре пары гибких ног, пара клешней, ядовитое жало. Во имя функциональности, в младенчестве клешни Эстебана немного модифицировали, так что у него есть еще и по четыре гибких пальца на каждую руку. Очень хотел бы я знать, как развивалась та часть его мозга, которая отвечает за мелкую моторику. Ведь его организм такую моторику в себе не закладывал, может, и части мозга для нее нет? Но, раз развил, значит, так можно.

В общем, Эстебан – черная чешуйчатая тварь с кислотно-салатовыми пятнами, грациозно плывущая по стенам и потолку, покачивая ядовитым жалом и глядя на мир большими крокодильими глазами. Мой лучший друг.

За все время поисков Киндра не проронила ни слова. Ни в один из дней. Она пару раз передавала мне свои соображения через нейриты. О том, что случайности бывают, что нет оснований полагать, что это убийство. Я не потрудился привести аргументы – ограничился трансляцией своей несокрушимой уверенности в обратном. Я не смог заразить этой уверенностью свою спутницу, но спорить она прекратила.

Это она отправила почтового сокола. Никто не хотел брать на себя задачу сообщить мне о смерти супруги. Пусть даже сухим отчетом. Киндра отправила короткую заметку без подписи – она тоже не хотела нести эту ношу, но это было необходимо, и лучше так, чем по возвращению в Техонсор с фразой «Пройдемте в морг, Арлахазар Мэлвин Парсеваль».

Но я, разумеется, знаю, что это она. И я благодарен.

Сегодня погода делает мои бесплотные надежды еще более невозможными. Снег забросал бы все следы, если бы они были. Впрочем, их бы уже давно стер ветер… Задолго до моего возвращения из Небесного Города.

Я тяжело вздыхаю. Мое тело измождено и его жалобный голос впервые слабо прорывается сквозь пучину моей потери. Я замечаю, до чего терпелива Киндра – она давно продрогла и истоптала лапы в кровь.

Нужно остановиться.

Я решаю отправиться в свой замок, взять сына и проехаться в Техонсор на вездеходе, оставленном в одном из подземных тоннелей. Мы переедем в другой дом. Может, останемся в Техонсоре. Это не место для детей, но уровень безопасности впечатляет.

Мы с Киндрой легко преодолеваем все порывы ветра, этот путь нам не впервой. Я бы не стал строить дом в области воздушных ям и ураганов, у меня тут ребенок, я же не идиот.

Замок из белого камня гармонично вписался в ландшафт. Он словно врос в гору, являясь ее логичным продолжением или таинственным углублением в загадку старой громадины. Как только мы минуем широкую арку, ветер смолкает.

– Эге-гей! – ору я.

– Сам ты!.. – отзывается Эстебан, – О, то есть привет, я сперва подумал… Вы, это, заходите, чувствуйте себя как дома.

Эхо прокатывается по коридору и путается в собственных отголосках. Эстебан далеко, но над здешней слышимостью я хорошо поработал, поэтому мы можем переговариваться из любой части замка.

Мы идем вглубь. Я сбрасываю дубленку – Эстебан, видно, включил все системы обогрева на максимум. Устроил тут филиал преисподней. Как бы снежная шапка Арахагадры не растаяла.

Мы проходим в вестибюль. Киндра вешает свои одеяния в шкаф, эдакая аккуратистка. Потом вешает мои – а я и не приметил, что она подобрала дубленку.

Винтовая лестница широкими кольцами охватывает огромный конусовидный зал, внутри него – нечто вроде библиотеки.

Библиотека душ.

Сперва я собирал копии данных ото всех, с кем имел честь законтачиться – я имею в виду, подключиться к мозгу нейритами и получить всю имеющуюся там информацию. Воспоминания, мечты, сны, мировоззрение. Я сбрасывал все на внешние носители и нес сюда. Они располагаются в четко продуманном порядке. По алфавиту, расам, половой принадлежности. Это великолепная библиотека. Нужно поговорить с послом Одаринна? Вгрузи в голову, и вот, ты все о нем знаешь. Нужно применить шантаж к работорговцу? Легко, вот все его гнусные тайны. Адаптированы для любой головы, вот только не всякая голова справится с такой задачей. Представьте: в ваш мозг входит другой мозг. Такой же цельный, замороченный, выученный, наполненный информацией.

С такой пищей для размышлений в данный момент справляется только моя семья и Киндра. Это будет под силу всей династии гибридов, имеющих гены симбиотика. Но – развивать эту идею стали не так давно, пока наших родственников больше нет.

Я слышал, следующие потомки сейчас достигли четырехлетнего возраста. Возможно, скоро их выпустят из лаборатории. Мы с Мартой уже намекали Саймону, что могли бы принять участие в опеке… Я бы очень этого хотел. И Марта хотела.

Пополнив коллекцию несколькими тысячами копий личности, я стал строить гипотезы, пытаться сконструировать формулы, по которым имея часть информации, можно узнать всего индивидуума. Мне к тому времени уже многое казалось очевидно. Без глубокого контакта, по одной роже я уже знал, кто имеет склонность мучить котят, кто мечтает построить дом, кому близки однополые отношения, кто в детстве часто ябедничал. Я хотел найти способ передать эту проницательность другим – ведь для нее не нужно ничего загружать в голову, а, значит, это могло бы пригодиться кому угодно, плевать на родство с симбиотиками и наличие нейритов.

Я был огорчен, когда узнал, что мои потуги узнать склонности по форме черепа и лица уже придуманы нашим королем. И по почерку, тембру голоса, пантомимике, по чему угодно. Я изучил все файлы, которыми король со мной поделился. Однако, меня это не удовлетворяло. Для таких методов глаз должен быть наметан. Каждый может научиться, но нужны годы тренировок.

В общем, верхняя часть конусовидного зала – место для моих исследовательских мук. Там бардак, гора мыслей, и пока что никаких результатов.

Мы с Киндрой медленно поднимаемся по винтовой лестнице.

Я сделал в своем доме пол, похожий на серый камень, но значительно мягче. Как дерево, чуть подгнившее или старое и сырое. Этот материал хорошо проводит тепло, за него не цепляются когти, зато можно их поточить, но это как вытереть рот старинным гобеленом.

Мы бесшумно мягко ступаем. Камины зажжены и пышут жаром. Все светильники погашены, но сейчас день, и, хвала моим архитектурным талантам, удачно расположенные окна заливают светом все помещения.

На стенах мои трофеи. Это подарки от друзей, или тех, кто считают моими друзьями себя, или меня – их другом. Их так много, что стен и стеллажей не напасешься. А в силу богатства и значимости некоторых моих знакомых, для многих даров нужны целые золотые пьедесталы.

Здесь перья грифона короля Аэфоса. Дар сомнительный, но частица самого рослого и выдрессированного зверя питомника – внушает немного уважения. Особенно если знать, сколько стоит он целиком. Далее веер королевы Небесного Города, не в благодарность, а скорее в виде своего рода признания, что меня за что-то считают. Королева сочла мой маленький мозг заслуживающим бесед. Это достаточно почетно для города, мнящего себя духовным наставником для братьев своих меньших, но – только для избранных. Любопытно, что, преодолев непростой путь и принеся дорогие дары, все же можешь быть отвергнутым. Рядом меч, подаренный мне главным советником при короле Гидепорка. У него есть свое имя, он передавался из поколения в поколение. Какая честь иметь этот меч! Далее копия книги Всеобщей Справедливости из дворца Справедливости. Простите за каламбур. Эти ребята полагают, что создали систему законов, единую для всего мира. Из-за этого иногда возникают конфузы. Последние годы, не без моего участия, дворец Справедливости перестал совать свой нос не в свое дело, зато особо неприятные дела передают ему, дабы руки не мазать. В общем, из дотошного выскочки дворец стал удобным наемником. Пока все довольны, но внутри его стен медленно произрастает нечто вроде секты, рано или поздно этим придется заняться, а то обострившееся чувство справедливости этих ребят больно ударит нам всем не в бровь, а в глаз. В завершение этой части стены расположилась засушенная лиана из Венга-Линги. Капризное растение, обладающее впечатляющими целебными свойствами. Кому попало не дают.

Но для меня все эти дары – знак моей продвинутой убедительности, шарма, дипломатичности. Я не заслужил тех чувств, которые вызвал в дарителях, просто я убедителен, обворожителен и мастер своего дела.

Единственный во истину ценный дар – катаны с зазубренными краями, куда более длинные, нежели их делают обычно. Это не трофей, это действительно подарок, сделанный мне учителем боевых искусств из Одаринна. Мечи не пылятся на полках, не украшают стены – они всегда за моей спиной, этим даром я действительно дорожу. Конечно, на некоторые приемы их с собой не возьмешь – тогда они отдыхают в вездеходе.

Мы проходим в просторный зал. Рядом с камином стоят два кресла-качалки. Марта шутила надо мной, когда я в нем сидел, надев очки для чтения, – мол, дедулю изображаешь. А потом садилась в такое же, надевала очки и читала. Я глубоко вздыхаю. Вид пустого кресла нагоняет на меня тоску…

– Арл, я потерял твоего сына! – перепуганным плачущим голосом орет Эстебан.

Тирмгард сидит у него на хвосте. Эстебан крутится на месте, решительно не оборачиваясь.

– Пожалуйста, без паники. Он наверняка где-то здесь! – он заглядывает под ковер. Эти шерстяные чудовища есть в комнатах, где играет Тим – ему они нравятся, – Ну в самом деле, не мог он далеко уйти, он еще не ужинал, он слишком ослаб и долго не протянет!

Эстебан карабкается на стену и проверяет щели между шкафами и потолком, заглядывает в картины, ищет между страницами альбомов. Тирмгард беззвучно смеется, он в восторге от происков своего дяди. Да, мы зовем его дядей… Я зову его дядей.

– Да что же вы ржете?! – бросается он на Киндру, – Помогите мне!

– Я думаю, мы можем выманить его на булку с корицей! – говорит она.

– Не можем. Он их все съел, – Эстебан театрально хватается клешнями за голову и сокрушенно опускается на пол, – Горе! Как нам теперь быть?

– Я что-то чую..Что-то, – я втягиваю носом воздух, пока не глядя на Тима, но медленно двигаясь в его сторону, – Похожее на корицу. Думаю, так может пахнуть тот, кто съел булку с корицей.

Я бросаю взгляд в сторону Тима и вижу убегающий в пучину игрушек кончик хвоста.

– Чутье обмануло меня! Однако, есть и другой метод найти Тима.

Тирмгард высовывается из укрытия, грозно топая лапкой и скрестив руки на груди. Не любит он, когда его имя сокращают. Он же гордый мужчина, а не какой-то там карапуз. Я беру его на руки и вздрагиваю от щелчка статического электричества – Тим только начал осваивать нейриты, пока они грубо и бестолково отражают его чувства, иногда помогают снять немного информации с детей его возраста.

Он виляет хвостом, радуясь моему возвращению. Саймон говорит, голос прорежется к шести годам. Я тоже был нем, когда был мелкий – только не так долго, лет до трех. Он тянется к моим нейритам, чтобы узнать новости. Я не знаю, как быть. Вроде бы, уровень его развития не позволяет ему понять лишнего – то, что он не готов узнать, словно и не попадет в его голову. Вроде, его детский взгляд на жизнь и смерть позволяет ему легко перенести такую новость. Саймон подробно рассказал мне по видеосвязи, как лучше поступить. Но я, кажется, не готов принять решение. Я не хочу об этом контачиться, не из-за сына, а из-за себя. Из-за вопросов, которые меня накроют. Из-за его беззвучных рыданий, быстро сменяющихся обычными играми, в силу его возраста.

А что я? Я так не могу, я буду рыдать намного дольше.

Я оглядываюсь и вижу, что меня оставили одного с моим решением и этим невыносимым, любимым наследником, уже выражающим нетерпение и недоумение из-за моего промедления.

Я могу оттолкнуть его. Я могу передать нежелание делиться. Я могу ничего не передавать, пусть сам смотрит издалека, может, не увидит ничего доступного его пониманию.

Но это не честно. Да и свет учености говорит… Черт бы с ними, как бы умны они ни были, они – посторонние люди, а живу тут я.

Тим нетерпеливо крутится, шарит нейритами около моего загривка.

Я создаю контакт и открываю подготовленную ужатую информацию. Без моей паранойи, как бы обоснована она ни была, без политических вопросов, без эмоций. Просто факты.

***

Мы сидим в вездеходе. Один из входов в подземные трассы, расползшиеся на треть материка от Техонсора, расположен под Арахагадрой. Не потому, что тут мой дом, а потому, что Биверн достаточно далеко, можно выходить здесь и не создавать подозрений. Наша транспортная система хорошо скрыта.

Тирмгард только что прекратил реветь и жестами задает тысячи вопросов о нашем путешествии. В подземке он третий раз – иногда Саймон не может провести плановый осмотр в нашем замке, и мы ездим к нему.

Эстебан взял на себя функцию шута горохового. Я благодарен ему. За прошедшие два часа Тим закатил три истерики, между которыми забывал, что мама исчезла насовсем. Это было не так плохо, как тысяча вопросов посреди первого слезотечения. «А когда? А где? А почему? За что? Что сделать, чтобы вернулась?».

Что-то внутри меня скукожилось и разбухает. Меня тошнит, я хочу кого-то убить, в идеале – виноватого в случившемся, но можно и любого крайнего.

Киндра расположилась на переднем сидении рядом со мной и уставилась в свой коммуникатор. То ли ей неприятна моя кислая рожа, то ли она не знает, что сказать, и испытывает известный дискомфорт.

Мимо нас проносятся пятна мягкого неонового света. Гладкие металлические стены отражают его, делая освещение почти равномерным. Этот тип передвижения всегда напоминал мне капсулу, скользящую по кишке. Не очень романтично.

Тихий размеренный гул убаюкивает. Иногда рядом мелькают другие вездеходы. Спешащие по своим делам или припаркованные. Я странно себя чувствую. Я не уверен, что действительность – действительна. Разве может быть так ненадежно? То, что только что было, теперь не существует, и всему виной – досадная случайность? Что за бред?

Разве возможно, чтобы полное жизни, мыслей, чувств и прочих густых субстанций существо просто бесследно исчезло? Где теперь Марта?

Я останавливаю свое падение в околоэзотерическую пропасть. Смотрю на Тима. Он притих и смотрит в окно, словно там есть что-то интересное. Этим детям только окно подавай, все глаза выглядят, еще и слюной капать будут. Даже если оно закрашено.

4

Пронзительный звук ударил меня в самые извилины, я рывком подскочил, в прыжке заметив, что ко мне в постель пришел Тирмгард и оказался подброшен в воздух моим внезапным сальто-мортале. Поймал его, осмотрелся.

Мои апартаменты в Техонсоре. Минимализм, практичность, черные и белые тона. Постель, шкаф во всю стену, стеллаж для книг и иных носителей информации на всю другую стену, техно-угол во всю третью стену. Ну, компьютер, экраны, аудио-штуковины, измерительные приборы, радар-детекторы, все такое. Последняя стена позволила себе отрастить дверь.

Пронзительный звук повторился. Срочно нужно явиться к королю.

Я объясняю Тиму ситуацию, пока наскоро одеваюсь, но он начинает беззвучно рыдать и намертво вцепляется в мою ногу. Я беру его с собой.

Как я уже говорил, Техонсор – великий город, опередивший свое время во всех аспектах развития. Огромный, впечатляющий подземный мир, расположившийся на дне кратера, который не объять взглядом. Величественный и неповторимый, совершенно ни на что не похожий и не понятный. В нем круглосуточно горит искусственный свет, он создает тепло и холод, он окружил себя постройками, которые обеспечивали работу всех этих и многих других благ.

Их были десятки вокруг самого входа в город, спрятанного среди острых скал. Издалека дно кратера напоминало шкуру огромного не то стального, не то каменного ежа, с размаху размазавшегося по земле. Его иглы постепенно становились реже, ближе к краям кратера их уже не было.

В этих шипастых зарослях спрятались не только заводы и генераторы энергии. Тут уютно расположились и размножились некоторые плоды трудов генных инженеров, не нашедшие места внутри города: гигантские скорпионы, сколопендры, пауки.

Высоко над кратером, не проходящие густые тучи таят в себе небесных охотников, патрулирующих местность в ожидании денежных посулов. Иногда курсируют из города, да обратно в город – летят на задания, возвращаются с результатами. Они – наши верные наемники. Верные ровно до тех пор, пока плата их устраивает.

В центре кратера небольшая чистая лужайка, на ней вход в город – гладкая полусфера, окруженная четырьмя острыми скалами, похожими на клыки. Мало кто знает, что к ним присосались каменные големы, размазывающие по стенке всех нежданных гостей. Но не они – главная проблема, а пароль, без которого не вырастет в гладком выступе круглое окно, ведущее внутрь, и который знают только обитатели города. Которые выходят довольно редко, а еще реже – этим путем.

Гладкие стены блестят в свете искусственного света. Тим завороженно оглядывается – в этой части города он никогда не был. Я лихорадочно думаю, кого попросить посидеть с ребенком.

Мы спускаемся по узкой лестнице. Кругом все белым-бело. Белый цвет, стерильность, яркий свет – так же ассоциируются с Техонсором, как всеведение, прогресс, «ачтоэтозаштука?». Последний момент особенно тяжело переносится стареющими местными и теми, кто тут вообще не шарит. Я пока молод, испытываю только информационную перегрузку, сталкиваясь каждую неделю с новыми законами, возможностями, перспективами. А каково старикам? Есть тут один, до сих пор чтит паровой двигатель… Нам с него смешно, но сами такими будем.

Я по рассеянности, недосыпу или из-за личных трудностей перепутал этаж и ломанулся в зал рабочего материала. Он же – зал анабиоза. За ту секунду, что я осознал оплошность, у меня все волосы встали дыбом и, вероятно, немного поседели. Хоть это и длилось пару мгновений, но взгляду Тирмгарда предстала весьма интересная картина – стерильные стены едва видны за навешанными тут и там телами людей. Не только вдоль стен – на железных каркасах висят бледные, лысые тела, заполняя все пространство ровными рядами. Их здесь сотни. Здесь представители всех рас, разных возрастов, полов. Некоторые увечные или, видимо, являются результатами неудачных опытов селекционеров, или как нынче называют тех ребят, что создают новые формы, генных инженеров. Рожденные без глаз, без рук или с тремя руками, ни одна из которых не попала на нужное место. Я закрываю дверь с жутковатыми рядами неподвижный туш, во лбах которых вытатуированы номера, и бросаюсь дальше, еще надеясь, что Тим смотрел в другую сторону.

Но он крутится и выражает вопрос.

– Они не настоящие. Это куклы. Если понадобится сделать какую-то работу, их включат.

Это не такая уж неправда. С одной стороны, это живые существа, с другой, они действительно выключены. В анабиозе.

Мы на минус пятом уровне. Я так и не придумал, куда деть Тима. Эстебан и Киндра отписались мне на наручный коммуникатор, пока я шел, что их тоже позвали. Саймон недоступен. Джай молчит – он на задании. Авель мертв.

Я прикладываю свой коммуникатор к сканеру, рядом с ним вырастает круглая дыра в стене. Я вхожу.