Анакреон: ошибка выжившего

***

Я проснулся в четыре часа утра. До подъема вездесущих слуг, короля и гостей. Марта сопела рядом, у меня на ногах сидела Киндра в обличии королевы, совсем голая. Я покосился на Марту, но она крепко спала. Несколько раз провел взглядом по телу Киндры-Моники. И, наконец, разбудил супругу, с ходу швырнувшую плед в лицо гения перевоплощений.

Мы с Мартой перетащили голую и совершенно счастливую королеву в спальню короля – настоящую королеву. Наверное, нехорошо, что часть ночи она лежала у нас на полу, но кто об этом узнает?

Киндра не догадалась взять платье с собой из королевских покоев. Да и странно было бы, если бы настоящая королева в четыре часа утра зашла в комнату одетая и начала раздеваться. Однако, это были бы ее проблемы, а так – наши. Не люблю ходить по коридорам с чужой голой женщиной.

Я частично разбудил Монику своим гипнотическим прикосновением к основанию черепа и отправил в нужные покои с последним ментальным напутствием «Ляг в постель и проснись через пять минут». Дальше сама разберется.

Мы бесшумно вернулись в свои апартаменты, никем не замеченные.

– Королевские трусы в вашей комнате, – заметила Киндра.

– В рамочку. На стену, – решаю я, подцепляя кусочек ткани когтем на ноге.

– Арл, я задержусь. Нам очень нужны люди, надо чем-то короля заинтриговать, – говорит Марта, – Он интересуется гидравлическим прессом. Но недостаточно интересуется.

– Давай я останусь? Все же пресс – не совсем твоя область. Плюс, его советники вот-вот приведут ученых. Они-то быстро поймут, что ты им лапшу на уши вешаешь, – говорю.

– Не нужно, я достаточно о нем знаю, я на нем сырье для таблеток обрабатываю. Ты хорошо заморочил всех советников, их состав с тех пор не менялся.

– Собирайся компактно, я тебя вынесу, – обращаюсь я к Киндре, затем оборачиваюсь в Марте, – Когда закончишь? Не взять ли мне Тима с собой?

– К обеду, максимум вечеру я буду дома. Не гоняй ребенка на край света лишний раз.

– Путешествия – полезны и познавательны, – я обнимаю Марту и непроизвольно виляю хвостом. Она – тоже, – Ну, ни пуха.

– К черту.

Киндра засела в мою дорожную сумку, сложившись в несколько слоев. Не очень компактно, но нам не далеко до того места, где мы разойдемся. У нас срочные, но не очень важные дела на юге. Раньше ими занимался Авель, но я пару раз его сменял – ничего сложного.

Вечером того же дня мне на наручный коммуникатор пришло сообщение от Марты о том, что она сторговалась на две тысячи рабов за дирижабль с мотором. Эти ребята просто помешались на полетах. Пусть такими и будут, нам же проще.

2

Ветер свистит у меня в ушах, когда я продираюсь через толщу горячего воздуха. Солнце беспощадно жарит мою шкуру. Рядом со мной Джай – небесный охотник, завидный жених для любой высокомерной гарпии. Если бы у них были столь высокие отношения. Но их пары образуются на несколько суток пару раз в году – в период, когда низменные, но очень сильные чувства заставляют самцов мигрировать к берегам морей, туда, где их поджидают пестрые, яркие самки.

Под нами – бескрайняя пустыня, сосредоточие запаса красного песка со всей планеты. Говорят, раньше здесь были оранжевые скалы и не было видно им конца. Но то солнце раскаляло их, то луна пронизывала их своим ледяным взглядом – контраст температур заставлял скалы трескаться со звуком, эхом проходившим между их уцелевшими собратьями. Вновь и вновь, пока самые мелкие булыжники – остатки былого величия – не обращались в мелкие песчинки.

В юго-западной части Красной Пустыни сохранилась горстка мифических скал. И вроде бы, ничто не мешает солнцу и луне повторить свою крошащую работу над ними, ветру – сточить исполинов под ноль. Но они стоят тысячелетиями, не спеша сливаться с песком.

Это Небесный Город. На вершинах скал, или столбов выветривания, как на огромных пьедесталах, расположилось поселение. Связанные канатными мостами, столбы разрознены, но едины, как члены одной семьи.

Жители города полагают, что их связь со вселенной – глубже и роднее, чем у самого неистового проповедника. Долговечность скал, ставших им домом, они объясняют божественным участием.

Приятные ребята. Только чуть высокомерны. Они в стороне от всех мировых волнений, это и понятно. Кому нужно завоевывать горстку шапок, застрявших в редких, скудных облаках? Кто вообще туда полезет? И какое дело этим отшельником до внешней политики?

Вот нам дело есть. Мы хотим быть для всех друзьями, не важно, есть ли в этом смысл с точки зрения финансов. Поэтому мы здесь.

Небесная жизнь зиждется на аскезах и духовных практиках. Первое и понятно – не попируешь, когда даже для питья надо ловить облака, не расслабишься, когда до земли несколько километров. Второе спорно. Они утверждают, что способны левитировать, владеют магией стихий, телекинезом. Телепекинесом, ха. Мы с Джаем как-то раз погуляли у подножия их скал, потехи ради. Нашли кости, на некоторых из них было свежее мясо, и было их не так уж мало. Я про упавших или выбросившихся из города. Видимо, религия не позволила им левитировать в такой неловкий момент. Или они все-таки заговариваются.

Однако, зря я о них так. Они правда приятные ребята. Но с нами сотрудничать не хотят. Наш с Джаем визит сюда сегодня – дань уважения, мы давно смирились, что дружбы между нами не будет. Не очень-то и хотелось. Духовные ценности не практичны, нам нечем меняться. А вот небесным жителям очень не помешал бы аппарат, добывающий воду из воздуха.

Я заваливаюсь на бок и сворачиваю крылья, как гамаки. Ветер тащит меня в сторону. Плавно перехожу в воздушное подобие колеса и выравниваюсь. Мы с Джаем от души перебесились, соревнуясь в скорости. Когда мы были моложе, эти соревнования были куда интереснее, но мы давно в курсе, что в нашей паре нет более или менее сильного, быстрого и ловкого. Мы оба ничего.

Солнце, однако, нещадно жарит. Несмотря на принятые для сохранения здоровья меры, я чувствую, что пора бы и расслабиться, иначе мне грозит солнечный удар.

Если вы думаете, что парящие гарпии обмениваются подстрекательствами и свежими анекдотами, вы мало знаете о полетах. Даже если отбросить свистящий в ушах ветер, потоки воздуха уносят звуки далеко в никуда. Я жестами говорю Джаю закругляться. Он замечает не с первого раза – занят исполнением крутых виражей. Я вижу, что он не хочет спускаться. Последнее время он много времени тратит на полеты, будто заново узнал, что он умеет летать. Может, в силу возраста ощутил нехватку движения, может, отрабатывает новые техники.

Джай в полтора раза ниже меня. При должном усердии, сложив орлиные крылья, укутавшись в свободные одежды, он мог бы сойти за представителя людской расы, хотя с птичьими ногами тоже вышли бы трудности. Однако, кроме крыльев и когтистых лап, от человека его отличают только большие янтарные глаза навыкате. И большой нос. Кажется, что вся его голова – это нос, плавно переходящий в скромное продолжение. Впрочем, выглядит породисто и красиво. У людей такой нос тоже бывает, и даже побольше, хотя редко.

– Техонсор, Арлахазар Мэлвин Парсеваль, Джай сорок третий. В Небесный Город прибыли, – докладываю я в наручный коммуникатор, снижаясь.

– Больдо Хьюго Хименес, принято. Есть вопрос.

– Слушаю, – отвечаю я, поморщившись. Кто только пустил этого упыря принимающим? Это не его обязанность, да и туповат он – с техникой работать.

– Саймон говорит, у хищников глаза расположены фронтально, а у травоядных – по бокам.

– Вопрос-то в чем?

– Что ты такое? Баран?

– Спроси у Саймона, что значит твоя лишняя хромосома.

– Нет, ты мне ответь. Что ты такое? Удобно ли иметь слепую зону прямо перед мордой?

Я завершаю вызов и дублирую сообщением информацию о нашем прибытии: Больдо вполне может «нечаянно» забыть, что я отчитался, а с меня потом спросят. Разберемся быстро, но мне лишних хлопот не нужно.

Отношения у нас с Больдо не очень сердечные. Виной тому, как ни банально, женщина. Киндра. Которую я защищаю от его навязчивого внимания по ее большой просьбе.

Мы с Джаем садимся на самом крупном пьедестале – его вершина занята старым деревом, раскинувшим свою крону, кажется, на целый километр. Рано или поздно, его уютные корни разрушат основание. И если это не приведет к крушению всей главной горы, то уж точно сделает ее куда ниже. А если само дерево упадет, вероятно, придет конец нескольким соседним скалам со всеми людьми на них. Но сейчас оно стоит, дает городу тень и неизвестно где берет достаточно воды для поддержания своей жизни.

Нас встречают. Стайка одинаковых, белокожих, тонких женщин с прилизанными волосами окружает нас. Я достаю из сумки тунику и вожусь с застежками, дающими возможность носить шедевр портняжного искусства с комфортом, если у тебя шесть конечностей.

Я бы предпочел одеться до того, как нас увидят, но в полете было немного не с руки. А теперь девушки смотрят, я смущаюсь и путаюсь. Они готовы все глаза выглядеть. Я невзначай занимаю более выгодную позицию. Любуйтесь, вы такого в своем городе не найдете. А вот спину вам лучше не видеть, а то задумаетесь, что за отростки – придется память стирать.

– Аааарл, – с раздражением протягивает Джай, ожидающий, когда же я закончу.

В Небесном Городе он сверкает голым торсом по убеждению. Как и везде, где температура выше ноля. То ли потому, что любит впечатлять тугими мышцами, то ли потому, что не любит одеваться – у него всего один подвижный палец на каждое крыло.

Я неохотно завершаю ритуал сокрытия таинства, нас уводят во… дворец? Королевский домик? Замок? Норку?

Назовем это королевской обителью.

Сперва мы проходим помещения, расположенные среди могучих корней дерева, где-то между камнями и старым растением. Ничто не вырезано и не вытеснено, здесь лишь гармоничное сосуществование дерева и людей. Довольно тесные комнаты и коридоры неправильной формы, освещенные струящимися между камней лучами солнца, белые. Правда, местами надо бежать на четвереньках, но это ничего, мы не гордые.

Минуя их, мы поднимаемся выше корней и преодолеваем по спирали огибающий ствол коридор, сделанный из нескольких огромных веток того же дерева. Их опустошили внутри и придали им нужную форму без помощи привычных плотникам инструментов. Небесные жители так же невероятно гнут дерево, не ломая, как великаны выпрямляют бивни мамонтов.

Коридор ведет нас на один из двух надстроенных вокруг ствола ярусов. Здесь просторно, прохладно под сенью листвы, пол собран из кучи мелких камушков. Говорят, эту гальку по всему миру собирают, выискивая наиболее заряженную божественной энергией, безмятежностью реки, силой океана. В общем, где-то здесь прячутся блаженные путешественники и они не поленились собрать из гальки роскошную мозаику, изображающую огромный, испещренный узорами лотос. Может, и правда есть в них какая-то энергия – я испытываю нечто вроде экстаза, шагая по такому полу. Вероятно, эффект сродни акупунктуре и массажу стоп. Или божественное участие, да.

Я смотрю наверх, в сторону второго яруса. Его не видать, он спрятан в листве, зато можно разглядеть десятки небесных жителей, стоящих на ветвях. Они распахнули руки, подставили лица свету. Ветер треплет их одеяния, их позиция кажется шаткой. До сих пор не знаю, это их занятие по магии стихий, или это телохранители королевы – притворяются птицами, чтобы нас не смущать.

Я шевелю нейритами под одеждой, пытаясь уловить, что находится на втором ярусе. То ли ничего живого, то ли я слишком далеко. Вроде, не очень заряженное место, вряд ли там происходит что-то интересное.

В естественной нише ствола дерева расположился трон. Он сделан из веток того же дерева, но как искусно им придали форму! Спирали и витиеватые узоры, плетения, неведомые символы не вырезаны, а выгнуты из древесины, и нигде не видно следов трещин, а то и разломов. Как будто само так выросло.

На троне восседает королева. Отмечу, что у нее и у всех ее подданных до того уверенная осанка, будто они меч проглотили. Чего только не проглотишь на таких суровых вынужденных аскезах.

На ней кимоно из тяжелой бурой ткани с самым широким рукавом-фонарем, что я видел. Жесткая, узкая горловина подчеркивает длину и тонкость шеи. Тугой корсет – или не тугой, а подчеркивающий ее скелетообразную фигуру – прижимает к талии лепестки верхнего одеяния, синими лоскутами ниспадающего на бедра. На талии – ремешок с тучей связок оберегов, амулетов, каких-то склянок и бусин. Не громоздко, но не понятно. Ее густые каштановые волосы собраны в тугой пучок – такой тугой, точно она сейчас закричит. А дальше – разделены на несколько витков и закреплены в пышный хвост, украшенный перьями, бусами и парой причудливо загнутых в спирали веток. Ее лицо покрыто густым слоем краски – белой, как будто цвета кожи этим дамам недостаточно. Однако, глаза и брови она выделила яркой краской хоть куда.

Я засмотрелся. Не подумайте дурного. За неимением лучшего, эта упрямая дама вызывает много интереса. Что с ней еще делать, как ни смотреть?

Я включаю свое обаяние на усиленный режим.

– Она рада видеть Вас, желанных гостей, – бесцветным голосом отмечает королева.

Мы киваем, кланяемся и рассыпаемся в любезностях. Здесь не принято давать имена и называть их. Здесь обо всех говорят в третьем лице. Философия Небесного Города в отрицании ценности жизни, как и факта ее существования. Они уверены, что никогда не рождались, а потому никогда не умрут.

За скучной светской беседой королева провела нас по всему городу. Ее походка так пряма и стремительна, будто она и правда умеет левитировать. Нас никто не сопровождает.

Мы побывали на площадке, отведенной для посевов. Погладили худых телят на ферме. Поглядели издалека на заливные луга, куда водят маленькое стадо по шаткому мосту над пропастью. Эти тощие коровы имеют стальные яйца, раз могут ходить по такому пути! Побывали на голубятне, прошли через пару деревень, состоящих из 5—10 домишек. Посмотрели на зал единоборств, набитый тренирующимися дистрофиками. Буду справедлив: движения этих атрофированных скелетов выглядели отточенными, костляво-грациозными и профессиональными.

Аскетизм аскетизмом, а гостям после дальней дороги надо и отдых дать.

Я готов был умереть, когда мы вернулись в тронный зал и нам предложили пищу и воду. В очень скромных количествах, конечно. Я закинул под язык припасенный для таких случаев стимулятор – скоро ко мне вернулось настроение, обаяние и энергичность.

– Она не одобряет измененные состояния сознания и хотела бы, чтобы при ней такого не делали, – говорит королева своим бесцветным голосом.

– Это сахар. И кое-что, чтобы он сразу попал куда нужно, – я немного смущен, что она заметила. Да и говоря ей о сахаре чувствую себя так, будто дразню голодающего.

– Он имеет что-то против усталости? Естественное положение вещей ему претит?

– Он хочет следовать намеченному плану, а не откладывать на завтра то, что можно не проспать сегодня, – поясняет за меня Джай, лениво развалившийся на табурете и невзначай чистящий перья все это время.

– Но кто они такие, чтобы решать, чему быть, а чему – нет? Они могут только предположить, каким будет день. А что выйдет в итоге – решать Вселенной, – говорит королева, глядя сквозь нас из-под рыже-коричневых век.

Мы с Джаем переглядываемся. Он ожидает, что я легким движением нейрита подскажу ему ход разговора, а у меня своих идей нет. Пока мы косимся друг на друга, королева решает продолжить.

– Естественный ход вещей – от жизни к смерти. Ничего больше в нем нет и быть не может.

Я думаю, что стоящие на ветках над нами небесные люди находятся на финишной прямой своей цели жизни. Интересно, что, если кто-то из них упадет прямо сейчас. И интересно, если они никогда не рождались, и никогда не умрут, какое такое движение от жизни к смерти?

– Он мыслит не в том направлении, – королева опустила глаза, задумавшись на мгновение, – Если бы смерть была целью, – она берет маленький нож и неожиданно демонстрирует тупой его стороной на моем запястье, как стоит достичь высшей реализации, – Они все ее бы достигли. Но она не цель. Она итог.

От внезапного прикосновения королевы я немного опешил. Что это она себе позволяет, разве так можно? И, честно говоря, ощущенный моим нейритом ритм ее тела весьма и весьма странный. Она уже давно убрала от меня свои ледяные руки, а я все смотрю на свое запястье, пытаясь понять, что это было. Словно медузу потрогал. Не по ощущениям, а по ритму и информации. Уж не умерла ли она, часом? Лет пять назад.

– Какой вообще смысл создавать жизнь, если между ней и смертью ничто не играет роли! – восклицает Джай и порывается еще что-то сказать, но тон королевы так силен и холоден, что полностью опускает все его вздыбившиеся перья.

– Не им судить, – она делает долгую весомую паузу и продолжает бесцветным голосом, – Они не могут рассуждать о том, что им неподвластно.

Я шевелю ушами. Это непроизвольный жест, связанный с задумчивостью. Здесь есть что-то, что меня касается. Причем, буквально. Что за медузный ритм у этой женщины? Она из крови и мяса, как любой человек. Неужели можно так изменить свои сигналы аскезами и духовными практиками?

– Между рождением и смертью они должны стремиться существовать в гармонии с Вселенной. Небесные Люди давно развивают свои дух и тело, они слышат голос Вселенной и могут ответить ему, – королева смотрит на меня своим пронзительным взглядом, будто я ей что-то должен, – Если бы он был внимательнее, он бы тоже заметил.

Если она намекает на мои нейриты и то, что я умею ими делать, то надо быть полной дурой, чтобы признаваться, что она это знает. Никто за пределами Техонсора об этом знать не должен, или будет убит. Это же подрывает всю нашу политику, если бы все знали, что я меняю их мысли, к нам бы на пушечный выстрел не подошли.

– И как небесные люди живут, чтобы быть в гармонии с Вселенной? – интересуется Джай, уже совершенно не скрывая сарказма. Я стараюсь незаметно ткнуть его хвостом под ребра.

– Нужно быть ближе к ней. Как можно выше, – отвечает королева с таким апломбом, будто открывает тайну вечной жизни, лекарство от всех болезней или как стать всеведущим.

Сперва мы с Джаем просто смотрим на нее, успешно скрывая истинные мысли об этом утверждении, но потом Джай тыкает меня под ребра. Я не сразу догадался, что он имеет в виду. А потом подумал: почему бы и нет? Люди Биверна до неадекватности влюбились в полеты. Что, если подаренный Небесному Городу дирижабль станет нашей дипломатической победой? Хоть и замороченные, но они тоже всего лишь люди.

Джай косится на машущих от лестницы слуг и уходит с выражением облегчения на лице.

Пока я думал, как преподнести дирижабль королеве, Джай вернулся, неся на плече почтового сокола, а на лице – скорбь тысячелетий.

Я вопросительно смотрю на него, уже готовый протянуть руку для выуживания информации.

– Они должны идти. Будь у них ваше мировоззрение и душевная сила, они бы не сочли этот повод достаточным. Но в их нынешних обстоятельствах… им нужно идти.

Королева понимающе кивает. У меня складывается ощущение, что она уже знает, в чем дело, а я – все еще нет. Мне становится тревожно.

Мы чинно прощаемся, невероятно долго. Невыносимо долго. Кажется, в сто раз дольше, чем обычно. Джай зажат и одеревенел, моя тревога начинает зашкаливать. Мне почему-то кажется, что это связано с тем, что Марта не ответила на мои последние сообщения. И дело не в сломанном коммуникаторе или ее рассеянности.

Мы покидаем надстройки, Джай жестом велит сопровождающим нас дамам исчезнуть. Я близок к нелицеприятному эмоциональному выбросу. Если я сейчас же не получу ответы, то я кого-то убью. Пусть это будет королева Небесного Города, она готова к любому ходу вещей.

Джай топчется на камнях, поросших мхом, дышит так, будто пытается отойти от обморока. Или собирается выиграть в соревновании по длительному погружению в прорубь.

– Говори, или получишь гипервентиляцию легких, – требую я, стараясь скрыть панику.

– Я бы предпочел второе, – Джай обхватывает себя крыльями, сам себе обниматель.

Я протягиваю раскрытую ладонь, из рукава видно ромбовидный конец нейрита. Но Джай не хочет, чтобы я узнал таким образом – не хочет быть гонцом с дурной вестью. Вручает мне свернутое в тугой рулон письмо. Отходит немного в сторону.

Я смотрю на него искоса, подозревая, что это плохой розыгрыш.

Высоко над нами ветер колышет ветви, на которых стоят небесные жители.

Разворачиваю лист.

«В понедельник около трех часов дня Марта Арлахазар Фелина трагически погибла в окрестностях горы Арахагадра. Причиной считаем несчастный случай, приведший к падению с большой высоты. Смерть наступила мгновенно.»