Дао. Путь воды

Предисловие автора

Некоторые китайские философы, жившие в – V и – IV веках, писали об идеях и укладе жизни, которые затем стали называть даосизмом – о взаимодействии человека с течением природного мира. Эти принципы мы можем наблюдать в течении воды, воздуха, в огне. Затем они были запечатлены на камне и дереве, а еще позже – во многих других формах искусства. То, что они хотели нам сказать, играет важнейшую роль сейчас, когда мы, люди +XX века, начинаем понимать, что наши попытки с помощью техники подчинить и «выпрямить» природу могут привести к разрушительным последствиям^[7].

Сомневаюсь, что мы можем дать точную и объективную, с точки зрения науки, оценку тому, что было в мыслях тех философов, ведь они жили очень давно, а истории свойственно постепенно угасать, точно звуку или волнам на воде. Довольно сложно определить точное значение слов в китайском языке того времени, и хотя я высоко ценю научные методы, пытаюсь их придерживаться, большой интерес для меня представляет именно то, что́ это далекое эхо философии значит для меня и для нашей собственной истории. Другими словами, это резонно – пытаться понять, что же на самом деле произошло в те далекие времена, и разобраться в деталях философии. А что потом? Когда мы сделаем все возможное, чтобы увековечить прошлое, мы пойдем дальше, ведь необходимо извлечь из него пользу для нашего настоящего – вот что для меня важнее всего, пока я пишу эту книгу. Я хочу истолковать, прояснить принципы произведений Лао-цзы, Чжуан-цзы и Ле-цзы в выражениях и идеях нашего времени и предоставить как можно более приближенные к оригиналам переводы, которые, без лишнего перефразирования и поэтического приукрашивания, относятся к технике искусного переводчика Артура Уэйли^[8], хотя и с некоторыми незначительными оговорками.

Я конечно же многим обязан работам и методам Джозефа Нидэма^[9], а также его коллег из Кембриджского университета, ведь благодаря им появилось крупное произведение в несколько томов – «Наука и цивилизация в Китае». И несмотря на то, что я не считаю эту книгу гласом Бога, она для меня – удивительный исторический труд нашего столетия. У Нидэма определенно есть талант – он может превратить задокументированные научные работы в повести, а их интересно читать. Благодаря знакомству с его книгами и с ним самим я смог понять, насколько хорошо я знаком с Дао. Он также понимает, что писать об истории или философии – это, как научное исследование, дело социальное, а потому в его книге скорее слышится хор, нежели соло. Мне искренне жаль, что синологи – особенно в Америке – слишком придирчивы к работам друг друга. А Нидэм, напротив, всегда великодушен не в ущерб себе. Далее я попытаюсь показать, как принципы Дао примиряют социум и личность, порядок и беспорядочность, единство и многообразие.

В заключение хочу сказать, что я не собираюсь проводить популярный и статистически верный опрос касательно того, как китайцы видели и видят сейчас даосский образ жизни. У подобных дотошных исследований культурной антропологии хоть и есть своя положительная сторона, но мне скорее интересно, как столь древние записи затрагивают струны моего собственного мозга, который, несомненно, настроен на гамму западной культуры. Хотя я ни в коем случае не пренебрегаю точной описательной информацией – Буквой, все-таки Дух интересует меня куда больше, ведь в нем происходит подлинное переживание и чувствование того склада жизни, которые и есть следование Дао.

А. У.

Пролегомены

Библиография

Во избежание утомительных примечаний, библиографические ссылки на западные ресурсы будут обозначаться, например, следующим образом: «Г. А. Джайлз^[10] (1)» или «Легг^[11] (2)» – по имени и цифре в библиографии можно узнать о более подробном списке работ. Отдельный список литературы представлен для китайских ресурсов, и отсылки для них выделены курсивом: «Чжуан-цзы 12». Китайские иероглифы для коротких слов и фраз напечатаны на полях рядом с транскрибированными на западный манер словами.

Перевод

Хочу признаться, что я ни в коем случае не считаю себя похожим на таких ученых и переводчиков китайского языка, как Джайлз, Уэйли, Демьевиль^[12], Гурвиц, Бодде^[13], Уотсон^[14] или Нидэм – и это не говоря еще о таких китайских учителях, как Ху Ши^[15] и Линь Юйтан^[16]. Но я имею смелость полагать, что понимаю основные принципы даосизма куда лучше, чем те ученые, чей интерес ограничивается только филологией. Так что, если я привожу чей-то перевод, я подписываю: «пер. Линь Юйтан (1)». А если я сравнивал несколько переводов одного отрывка и вносил какие-то коррективы, это обозначается так: «пер. Уотсон (1), с изм. авт». Если перевод полностью мой, обозначение следующее: «пер. авт». Еще я хотел бы признаться в своей глубокой любви к латинизмам, таким как ibid., [sic], q. v., et seq. и e. g. – сокращениям таких фраз, как «из той же работы», «хотите верьте, хотите нет, но здесь именно так и написано», «отсылка на упомянутый источник», «и далее», «к примеру». Их можно найти в любом хорошем английском словаре.

Романизация

Сегодня не существует абсолютно точного способа романизации (транскрибирования) китайского и японского языков^[17]. Слово «Дао» будут произносить как «дау» в Пекине, «тоу» в Кантоне и «доо» в Токио. Но если бы я заменил «Дао» одним из этих вариантов, тогда я бы безрассудно ввел в заблуждение читателей, знакомых с историей Китая в контексте британской, американской и европейской литературы. Также существует слово, которое транскрибируют как «тао» (в Пекине его произносят как «тау»). Это слово, в зависимости от высоты тона гласной и контекста, в котором оно используется, может означать «желание», «безрассудство», «высокомерие», «сомневаться», «вытягивать» или «вычищать», «разливаться», «ножны» или «колчан», «пояс» или «шнурок», «обжорство», «персик», «распутство», «супружество», «сбегать», «барабан», на котором играют руками, «плакать», «чистить», «связывать» или «заплетать», «печь для обжига», «радоваться», «умолять», «наказывать» или «уничтожать», «чурбан» (и в ругательном значении «болван» тоже), «большие волны», «упаковка вещей». Прежде чем вы скажете, что это все нелогично, просто посчитайте количество значений английского слова «jack» – и это еще без ударения! А вот если говорить про «тао»: почти для всех значений этого слова используют совершенно разные иероглифы.

В англоязычных странах наибольшей популярностью пользуется транскрипционная система Уэйда-Джайлза, которая далее представлена в виде таблицы, так как я, несмотря на все недочеты, буду пользоваться именно ею. Человек, не знающий китайского, никогда бы не догадался, как произносятся слова. Как-то у меня было такое злобно-шутливое настроение, и я подумал, что профессоры Уэйд и Джайлз придумали все это, чтобы провести четкую границу между людьми необразованными и истинными учеными. Как альтернативный вариант можно назвать несуразную систему его преподобия профессора Джеймса Легга – к примеру, вместо «Chuang-tzu» он пишет «Kwang-𝖟ze», а для этого нужен причудливый шрифт. И если вводить столь странные буквы, может, тогда оставить и использовать сам китайский? А еще я серьезно задумался над тем, чтобы использовать исправленную Нидэмом систему Уэйда-Джайлза, которая предлагает заменить «T`ao» на «Thao» и «Chhang» на «Ch`ang». Но меня не покидает чувство, что даже апостроф здесь выглядит не так плохо с точки зрения эстетики, как удвоенная «h», которая, в общем-то, ничего не меняет: «Chang» произносится как «чжан», а «Ch`ang» – как «чан». Какая-то неразбериха! В китайском квартале в Сан-Франциско они произносят «Feng» Уэйда-Джайлза как «Fung» (звук «а»), а «Wang» как «Wong». А ресторан под названием «Wooey Looey Gooey» называют так, чтобы рифмовалось с английским «boy» – «Вой Лой Гой».

Проблема при транскрибировании стала еще более комичной, когда закончилась Вторая мировая война и японское правительство попыталось узаконить новый ромадзи, в котором «Фудзи» становится «Худзи», а принц «Чичибу» превращается в принца «Титибу», – это все было сделано по принципу, который учитывает, что не только англоговорящие люди должны понимать романизацию японского языка. И пока немцы называли бы тот величественный вулкан «Ootzee», американцы и британцы хохотали бы над принцем «Титибу». К счастью, японцы оставили эту идею, хотя многие американцы продолжали называть «Киото» и «Хаконе» – «Кай-оат-оу» и «Хэк-оун». А сколько еще трудностей приходится преодолевать, когда пытаешься романизировать языки, у которых есть алфавит – например, тибетский и санскрит, которые, как нам кажется, придумали такими сложными неслучайно. Ученые в этом разобрались, и поэтому, если я хочу рассказать вам о Кришне, мне придется попросить типографа напечатать «Kṛṣṇa». Но кому, кроме тех, кто уже знает, как пишется это слово, это что-нибудь скажет?^[18] Подобно тому, как в экономике некоторых стран богатые становятся еще богаче, а бедные – беднее, так и в узкопрофильных предметах современной науки ученые становятся еще умнее, а необразованные – еще невежественнее, и это происходит до тех пор, пока два класса не перестают понимать друг друга вообще. Я пишу эту книгу, чтобы попытаться устранить разрыв между ними. А теперь предлагаю тем, кто не знаком с транскрипционной системой мандаринского диалекта (гуаньхуа) Уэйда-Джайлза, взглянуть на нее.

Произношение китайских слов^[19]

Согласные

Глухие, с придыханием: p`, t`, k`, ch` и ts` – п, т, к, ч, ц

Звонкие, без придыхания: p, t, k, ch и ts (или tz) – б, д, г, чж, цз

hs или sh – с и ш

j – ж

Гласные

a – а

e – э

eh – э

i – и

ih – между и и ё, как в английском слове «shirt»

o – о

u – у

ü – ю

Дифтонги

ai – ай

ao – ао

ei – эй

ia – йа

ieh – между иа и э

ou – оу

ua – уа

ueh – уэ, похоже на er в английском слове «doer»

ui – уэй или уй

uo – уо

Сочетания

an и ang – ань и ан

en и eng – энь и эн

in и ing – инь и ин

un и ung – унь и ун

Исторические справки

До недавнего времени многие верили, что Лао-цзы (еще известный как Лао Тань или Ли Эр) был человеком, который жил в эпоху Конфуция (Кун Фу-цзы) в – VI и – V веках, а предполагаемые годы жизни Конфуция – с –552 до –479. Имя «Лао-цзы» означает «старый ребенок», и произошло оно из легенды, которая гласит, что Лао-цзы был рожден седовласым. Годы его жизни взяты из весьма неоднозначного отрывка, принадлежавшего историку Сыма Цянь (с –145 до –79), который говорил, что Лао-цзы заведовал королевской библиотекой в столице Ло-ян, где и встретил Конфуция в –517 году.

«Ли [Лао-цзы] сказал Куну [Конфуцию]: «Люди, о которых говоришь ты, уже мертвы, а кости их – прах. От них остались лишь их слова. Если у человека возвышенного появляется возможность, он поднимется высоко. Но если время против него, его уносит силой обстоятельств. Я слышал, что хороший торговец, хотя у него и есть надежно спрятанные богатства, кажется нищим. И что возвышенный человек, несмотря на всю свою добродетель, кажется глупым. Откажись от своей гордости и многих желаний, вкрадчивой манеры и необузданной воли. Тебе от них никакой пользы нет. Это все, что я хотел тебе сказать».

После этой беседы Конфуций, как предполагают, сказал следующее:

«Я знаю, как летают птицы, плавают рыбы и бегают животные. Но тот, кто бежит, может попасть в капкан; тот, кто плывет, может попасться на крючок; а того, кто летит, может пронзить стрела. А если говорить про дракона: я не могу сказать, как именно он летит сквозь облака, все выше и выше – прямо к небесам. Сегодня я виделся с Лао-цзы и вот, что я могу сказать: он как дракон».

Сыма Цянь добавляет:

«Лао-цзы ввел в употребление Дао и его неотъемлемые свойства, и главной целью его исследования был вопрос о том, как оставаться скрытым и неизвестным. Он все еще жил в столице Чжоу, но спустя какое-то время, увидев, как династия распадается, он покинул город и устремился к северо-западным воротам – прочь из королевства. Инь Си, смотритель у ворот, сказал ему: «Ты собираешься уйти и скрыться из виду. Позволь мне сперва настоять на том, чтобы ты написал для меня книгу». И Лао-цзы написал книгу, состоящую из двух частей: в первой он изложил свои взгляды на Дао, а во второй описал его свойства – и у него вышло больше чем 5000 иероглифов. Затем он удалился, и никто не знает, где он умер. Это был великий человек, которому нравилось быть неизвестным»^[20].

За последние пятьдесят лет китайские, японские и европейские ученые, не без мелочных придирок, но худо-бедно пришли к соглашению в том, что книга Лао-цзы Дао Дэцзин состоит из даосских высказываний разных авторов, живших в – IV веке и даже еще позже – во времена Чжуан-цзы, который, если опираться на слова Фэн Юланя^[21], преуспел в своем деле где-то между –369 и –286 годами^[22].

Когда я думаю о спорах, которые возникают из-за критики «Нового Завета», я начинаю сомневаться в том, что это разоблачение легендарной фигуры Лао-цзы будет воспринято всерьез. В последние годы +XIX века у западных, а также некоторых китайских и японских ученых, кажется, появилась традиция ставить под сомнение историчность «легендарных» фигур прошлого. И особенно ярко это проявляется у тех, кто религиозен и одухотворен. Потребуются долгие годы на то, чтобы выяснить: это у них пунктик такой, традиция научного стиля, или это все-таки честное исследование. Чтобы угодить своим профессорам, многие преуспевающие выпускники делают вид, что им не чужд колкий скептицизм, а потом окружают себя аурой объективной научности, так как без этого требования диссертация не будет принята. Когда знаешь, что на тексты смотрят как будто через большое увеличительное стекло, возникает вопрос: а не упускают ли эти педанты какие-то детали, очевидные, если на них смотреть невооруженным глазом?

Я же считаю, что Дао Дэцзин («Книга Пути и Добродетели») может принадлежать одному автору, даже с учетом всех незначительных вставок и таких несоответствий, которые, будь они реальными или мнимыми, можно найти в работах почти каждого философа. Вся книга выдерживает лаконичный, афористичный и таинственный стиль, в ней есть свой ритм: «Дао – такое и этакое, поэтому и мудрец должен вести себя так и этак». А вот книга Чжуан-цзы выглядит совершенно иначе: она непоследовательна, спорна, повествовательна и до того юмористична, что от смеха можно живот надорвать. Поэтому, если оценивать обе книги с эстетической точки зрения, то нам придется говорить о двух совершенно разных, но не противоречащих друг другу персоналиях. Однако так сейчас обстоят дела: мне совсем не верится, что мы обладаем достаточными знаниями в области китайской истории и литературы, а потому наши суждения не могут быть точными. И, возможно, никогда не будут.

Что касается годов жизни Чжуан-цзы (Чжуан Чжоу), здесь особых споров не было, поскольку традиционалисты и современные ученые сошлись во мнении, что это был – IV век. Он имел к Лао-цзы точно такое же отношение, как апостол Павел к Иисусу, с той лишь разницей, что апостол никогда не цитировал слова своего учителя, а Чжуан-цзы цитировал Лао-цзы. В переводе Линь Юйтана текст Лао-цзы дополнен большими отрывками из Чжуан-цзы в качестве комментария, и это действительно неплохо работает, ведь вместе со словами Чжуан-цзы лаконичные мысли автора развиваются и обретают краски.

Х. Г. Крил^[23] говорит:

«По моему мнению, книга Чжуан-цзы – лучшая философская работа на любом языке»^[24].

Точка зрения этого ученого вызывает уважение. Китайские литераторы также считают, что он обладает прекрасным литературным стилем, и есть такие, как я, кто просто рад, что Чжуан-цзы – один из немногих философов всех времен, которые не считают себя до боли серьезными и работы которых полны своеобразного юмора. Словом, он может смеяться даже над самыми непростыми вещами, но при этом не высмеивая их. Напротив, делает так, чтобы они казались куда правдивее и глубже только потому, что они комичны. Смех редко сочетается с мистицизмом или религией. Такое же отношение можно увидеть в литературе дзэн (чань) – буддизма и в стиле многих его последователей, что указывает на связь с Даосизмом.

Под большим вопросом дата написания Ле-цзы. Хотя традиционно ее относят к – III веку, в ней прослеживается влияние буддистских идей, а это уже ранние годы христианской эры, +I или +II века. Ле-цзы сильно критикует то, что Крил назвал «сянь-Даосизмом», отличным от «созерцательного Даосизма». Последователи сянь-Даосизма пытаются найти бессмертие и сверхчеловеческие силы с помощью практик, которыми занимаются гимнософисты и йоги – они стали популярны среди даосов в – II и – I веках. «Сянь» значит «бессмертный», это человек, который очистил свою плоть, избежал гниения тела и души благодаря правильному дыханию, диетам, лекарственным снадобьям и упражнениям для сбережения своего семени, что похоже на тантрическую йогу. Когда его кожа становится дряблой и морщинистой, он сбрасывает ее, подобно змее, чтобы освободить молодое тело, сокрытое внутри^[25].

Хуайнань-цзы, в которой также рассматривается вопрос о сянь-Даосизме, была написана при поддержке Хуайнань-вана (правителя Хуайнани)^[26], родственника и вассала императора У-ди Лю Аня. Эту книгу вполне справедливо можно относить к –120 году. Крил говорит о ней следующее:

«Книга, написанная различными учеными под его покровительством, Хуайнань-цзы – эклектична, но все же в ней преобладает звучание Дао. В ней множество упоминаний о разных техниках поиска бессмертия, но, как мне кажется, ни одну из них она не рекомендует испробовать. Напротив, эта книга из раза в раз повторяет, что смерть и жизнь – это одно и то же, и что к ним не нужно стремиться, их не нужно бояться. Она смеется над дыхательными упражнениями и гимнастикой, которые делают для того, чтобы поддержать тело в форме и, в общем-то, запутать разум»^[27].

В этой книге я хочу заострить внимание на созерцательном Даосизме, а не на сянь-Даосизме. Про него я знаю очень мало, так что не смогу толком объяснить или дать ему оценку. Меня интересует то, что буддисты называют «Путем мудрости» («праджня»), а не то, что называется «Путем силы» («сиддхи»), ведь бесконечное наращивание силы и умений, в конце концов, приводит к погоне за иллюзией. Тот, кто бессмертен, кто может контролировать все, что с ним происходит, кажется мне человеком, обреченным на вечную скуку, ведь в его мире нет загадок и сюрпризов.