Творения Бескровного мастера. Талар-Архаси в мир несвычности

Амали Аль-Алам покорно кивнула, она знала, что этот случай требует подобных мер, иначе было никак. Предательство, да еще такое, это дело серьезное. Узнав, что произошло на острове, Амали в первую очередь предоставила Нирване свою руку для определения непричастности к содеянному на острове Росс, а потом по наставлению Бориса Времени все, включая самого Бориса, выпили какое-то зелье, не позволяющее лгать. Хотя не было в этом такой уж необходимости, непреложная клятва, произнесенная главами Талар-Архаси, убила бы предателя. Четверо и Амали Аль-Алам были именно этими самыми главами и до сих пор оставались в полном здравии, что должно было означать их непричастность к содеянному на острове Росс. Но все же способы обойти клятву имелись, для этого нужно было достать парочку демонов Банджабада, что, собственно, и случилось, а помимо того, заручиться поддержкой самых сильных несвычных, а они в большинстве своем являлись главами альянса, хотя и не все.

– Ты не сказал, что станешь делать с темной девочкой. Ты же знаешь, что этот девчонка – вампирша? – сказала Амали, взглянув Борису в глаза.

– Я знаю, что она темная, но вряд ли она вампирша. Если бы я наверняка знал об этом, я бы не сомневался в том, что она дочь Алишхет, другого рожденного вампира я прежде не встречал.

– Ты слеп, мой синий маг, но я покажу тебе… Мальчик! – Амали звала Вогдаса Крампа. – Мальчик, иди ко мне.

Он подбежал, лицо его было раскрасневшееся, волосы взъерошенные, малец широко улыбался, он наконец ожил.

– Мальчик, я хочу, чтобы ты разгадать мою загадку, только, пока думать, с места не сходи. Вот, слушай: жертву по ночам он ищет, может стать летучей мышью, кровью хочет насладиться, только света он боится. Кто это-о?

– Шутите, это же легкая загадка. И дураку понятно, что это вампир!

– Дураку понятно, а вот Борису непонятно, он эту загадку не разгадать. Ты умная мальчик. Держи, это абиссинская сладость.

Амали взяла руку мальчика и развернула ее внутренней стороной, делая вид, что вкладывает в ладонь конфетку. Конфетку она, конечно, дала, но руку развернула отнюдь не для этого. И тут Борис наконец все понял, как и Гордоф; лица их были очень сосредоточенны.

– Беги, малыш, беги, играй со своей кот-собака. Ну что, вы наконец разгадать загадку? Ответ на загадку и впрямь был на ладони, а если быть точнее – на мягком мясистом валике у большого пальца. Мальчик кормить нашу юную принцессу мирного Банджабада, он дать ей свою кровь, чтобы она выжить, но сам мальчик не обратиться и не умереть.

– То есть он намеренно дал ей свою кровь? – удивленно спросил Гордоф, он был в замешательстве. На ладони мальчика действительно был след от маленьких, но все-таки точно не звериных клыков. – Как это возможно? Как он мог узнать, что ей это нужно?

– У Асшаи были шрамы от серьезных ранений на животе и на шее. Сначала я подумал, что с ней что-то приключилось, и приключилось это давно, задолго до острова Росс, но теперь я думаю иначе.

– Мальчик может не только говорить в чьей-либо голове… – Гордоф призадумался, а потом разом выпалил вдруг снизошедшую на него идею: – О бог мой, да он же мысли читает! Он знал, о чем мы думаем, с самого начала знал. Он вышел, потому что слышал мои мысли. Так он узнал и про потребности Асшаи, прочел мысли умирающего вампиренка или просто как-то почувствовал и помог, дал ей свою кровь. – Гордоф был в восторге от собственной догадки.

– В яблочко, Гордофьян! – Амали искренне оценила его догадку. – Что же вы станете делать с ней? Вы что-то задумать, вы не вернуть Алишхет ее дочь, так ведь? Свободный Банджабад останется без своей темной принцессы, я знать, я уже все знать.

– Ты права, мы не вернем девочку, тем более теперь. Ее однажды украли из Банджабада, и верни мы ее, они сделают это снова. Дочь Алишхет в руках наших общих врагов – это очень дурной расклад. Алишхет сделает все, чтобы вернуть ее, разрушит альянс, откроет тюрьмы Банджабада, направит свои армии разносить мир на кусочки и так далее. Если кто-то сможет манипулировать Темной Королевой, нам конец.

– Да, ты прав, у этой женщины два имени: Мать и Смерть. Но если вы не отдать ей дочь, она и вас убить, это точно, она узнать и убить всех.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Хочешь обмануть Темную Королеву?

– Да, хочу, это кажется мне единственным разумным выходом.

– Где вы ее спрятать? Где быть дочь Алишхет? Я уважать королеву Алишхет и хочу помочь вам уберечь ее дитя.

– Думаю, в Охровом оазисе, там не должны искать, в тех местах нет волшебной крови.

– Ты знать, что раньше те места принадлежать абиссинцам, наши караваны по сей день бывают в этих местах. Я созвать отдельный караван пустыни и велеть им беречь детей, принцессу ночи и человеческое дитя, но я не сказать им правду о том, кто эти девочки, я солгать своим людям во имя чести и долга.

Борис многозначительно кивнул, как бы говоря, что он принимает ее помощь.

– Да уж, времена, теперь никому ничего нельзя доверить. В Талар-Архаси есть пробоина, не иначе, крыс развелось море. Поди разбери, как их теперь вывести, всех выродков этих, везде засели: в Брежистале, в Красном лесу и даже в совете. Пока мы окончательно не выясним, что здесь творится, доверять не стоит никому, – сказал Миронов.

Амали задумалась.

– Да, ты прав… Не говори Талар-Архаси, никому не говори. Я и мои люди хранить этот секрет и защищать детей вместе с вами.

Закончив разговор, Амали удалилась.

– Ты уверен, что она не скажет им? – настороженно поинтересовался Миронов.

– Уверен, она из тех, кто выражает свое несогласие напрямую и зачастую яростно. Амали делает только то, что считает правильным. Притеснять собственный рассудок разнородными трениями – дело не абиссинское, они по сути своей едины и уверены в собственных решениях.

Гордоф покорно покачивал головой, с Борисом он спорил редко, потому как уважал его мудрость и трезвую, холодную рассудительность, которая всегда была направлена в сторону благих намерений.

– Вы их запечатаете? Так ведь? – На лице Гордофьяна появилась грусть, он не понимал, как можно отнимать у человека или у несвычного его воспоминания, а тем более его истинную сущность.

– Ты печалишься по этому поводу? – спросил Борис.

– Да нет… Просто думаю, как можно обречь несвычного на существование в какой-то совершенно чужеродной для него ипостаси – все равно что заставить тигра думать, будто бы он овечка.

– А выпустить тигра в загон с несчастными овцами – это тебе как? Поверь, Гордоф, иногда тиграм очень полезно думать, что они простые овцы. Мир между всеми нами существует только благодаря множеству запретов и недопущений, а отнюдь не благодаря уступкам. Ты и сам все это знаешь, и действия твои всегда этим принципам соответствовали, но вот только когда речь заходит о детях, ты теряешь здравую рассудительность. Мы спасаем их от огромного мира и неведомого нам зла, в то время как мир благодаря этому спасается от них. Тем более я верну этим детям все отнятое, когда придет время, если, конечно, они сами все себе не вернут – такую силу так просто не запрешь, это тебе не простецкие несвычи, которые горазды только на то, чтобы благодаря упорным тренировкам выдавить из себя маленькую искру, эти дитятки способны сжигать дотла целые города.

– Ладно, я знаю, что ты прав, и знал это ранее, еще до того, как начал этот разговор. Просто иногда нужно, чтобы кто-то еще раз убедил меня в том, в чем я и так уверен умом, но сбит с толку сердцем. – Миронов легонько усмехнулся. – Я рад, что ты вернешь им самих себя – когда настанет время, разумеется, – хотя не очень-то хочется, чтобы эти времена настали, как бы противоречиво все это ни звучало.

 
                                           * * *
 

День для всех прошел быстро. Нирвана и Волк выглядели счастливыми родителями, не выпускающими годовалых крошек из рук, Вогдас и Асшая наконец стали вновь превращаться в детей, их глаза светились, они хохотали и веселились, Борис и Амали много думали и потому вид имели раздраженный и озабоченный, а Гордоф попросту устал – он был немолод, и к тому же был человеком. Но тем не менее с наступлением темноты спать Миронов не лег; вновь оказавшись в каюте один на один с маленьким Крампом, он продолжал рассказывать ему о несвычном мире, его устройстве и обитателях.

– Так вот, про магов и абиссинских странников ты уже немного знаешь, теперь шаманы. Черт бы их побрал, этих шаманов – зверюги, не иначе. Видел нашего Лютера? Здоровенный, весь заросший, да еще и грубиян в придачу, а это его самое невинное обличие. Если встретишь Лютера Волка в другом облике, то поймешь, что человеческий Лютер милашка. Вот такие они, шаманы, полулюди, полузвери.

В зверюг превращаться не все шаманы могут, у них уходят долгие годы на то, чтобы этому научится, должна образоваться этакая связь с тотемным животным, а именно – духовная связь. Вроде как в конце концов они сливаются, становятся одним целым, как Лютер и его волк. Или волки – я не знаю подробностей, он редко хвастается своими тотемами.

У каждого шамана есть свой зверь, впервые они встречаются с ним, уходя в глубокий транс, это что-то вроде сна. Может, когда-нибудь тебе доведется попасть в Красный лес, тогда увидишь, как там все устроено: вся стая собирается у костров, чтобы попасть за черту мыслительного горизонта, им по первости в этом параллельном мире приходится пребывать долгие часы, а иногда и дни. И вот, находясь в этом подвешенном состоянии, они встречают свой тотем, а потом призывают его каким-то там образом – прости, но я уж не знаю, как они все это проделывают. В итоге, после того как тотем – или, проще говоря, зверь – нашелся и они его призвали, происходит первое знакомство, только теперь уже в реальном мире. Животинка эта на следующий день из лесу выходит как ни в чем не бывало – и прямиком к хозяину, словно бы когда-то потерялась, а теперь пришла вот, вся такая довольная, что нашлась. Таинственное и очень счастливое это зрелище. Бывал я как-то на такой вот церемонии воссоединения, и скажу тебе, что мое старческое нутро по-настоящему встрепенулось. А с тобой ничего такого не происходило? А то, я смотрю все, пес у тебя такой. Может, ты тоже шаман?

Мальчишка пожал плечами, лицо его выражало неуверенность.

– Он просто пришел. Пришел, когда на нас напали, и стал защищать. Я не звал его и прежде никогда не встречал. Да и превращаться в зверя я тоже не умею, – как-то грустно сказал Вогдас.

– Ну, превращаться вот так вот сразу никто не умеет, долгие годы зверь и шаман существуют отдельно, они дружат, спят вместе, едят, охотятся – и только потом, если шаман силен, он может превратиться в своего зверя. Ну, во всяком случае, Лютер мне так говорил. Ты меня, конечно, слушай, но всему не верь, я ведь далек от этих дел. Еще бывает, что у одного шамана есть несколько животных – ну, это ясно, что только у сильных.

– А если шаман вселил в себя тотемного зверя, он может его выпустить и потом опять вернуть назад?

– О да, это они могут. Лютер так давно умеет, он, кажется, теперь ищет в себе новых зверей, а это очень сложный и длительный процесс, как я уже говорил. Они ведь тоже, тотемы эти, просто так не появляются, от простого хотения, их надо ждать, искать, заманивать, задабривать… Но опять же не всегда сила шамана измеряется в количестве его зверей, тотемов может быть много, но там одни белки да мыши, и все тут. Понятно, что волк окажется сильнее, хотя, конечно, бывают такие белки, что мамочки… и тигра разорвут! В общем, тут главное не какой у тебя зверь и сколько их, главное – мастерство шамана и его единство со своим тотемом, вот так-то. А ты какого зверя хотел бы себе в тотем?

– Не знаю. Может быть, льва! Или пантеру, или волка такого же большого, как мой! Я хотел бы сильного! А вы? В кого бы вы превратились? Может быть, в огромного медведя с клыкастой пастью. Р-р-р-а-а!

Юнец закричал, изображая рык, руки он развел в стороны и растопырил пальцы, словно бы это были когтистые медвежьи лапы. Мальчишка рассмеялся, ему было интересно и весело, фантазии и образы обгоняли его собственные мысли, что вполне естественно для детей.

– Эм-м, нет. Какой же из меня медведь? Я бы хотел превращаться в маленького мышонка. – Гордоф наморщил нос, зафыркал и принялся щекотать Воги, тот в ответ звонко хохотал – видно было, как страх и скованность от душевных переживаний понемногу отступают. – Пусть мышонок и мал, но он пронырлив, можно было бы протиснуться во все щели, влезть на любой корабль или даже в крепость. Вот так то, кто заметит серого мышонка? Представляешь, сколько можно выведать секретов и всяческих тайн раскрыть. Не обязательно быть могучим и сильным, можно быть маленьким, но при этом очень страшным. Все боятся, что их секреты раскроют, так что знающие всевластны, сынок, запомни это. Да и к тому же тигр бы мышонка не поймал, не-а, тем более смышленого. Тигр по сравнению с ним слишком громоздкая тварь, неповоротливая.

Ладно, из всех светлых несвычных остались только веды, такие как наша Нирвана, клан у них совсем небольшой. Наверное, ты и сам понимаешь, что они собой представляют, видения у них всяческие, предсказания и все такое. У этого клана, как и у шаманов, есть свое место обитания – Хрустальная гора. Говорят, невероятно красивое местечко, всюду сумрачная синева, светлячки, освещающие каждый лепесток, холодные горные ручьи, реки и водопады – много я об этом месте читал, но никогда там не был, слишком уж далеко. Кстати, Нирвана-то с Борисом родня, родные брат с сестрой, ты знал об этом?

– Это как? – мальчик удивился.

– Ну, как-как… Мать их веда, а отец маг, и все тут. Как у кошек: если, к примеру, черный кот с белой кошкой погулял, то и котята у них родятся разноцветные – один котенок черный, другой белый.

– А может родиться двухцветный котенок… ну, то есть не котенок, конечно, а несвычный?

– Борис говорит, что он такого не встречал, а он редко верит в то, чего воочию не видел. Это я говорю о полноценном обладании двумя разнонаправленными способностями. В мелочах при таком раскладе, как у Нирваны и Бориса, способности вед могут проявляться в магах и наоборот. Нирвана, кажется, способна на мелкое колдовство, но все же магией как таковой она не обладает.

– А как вы считаете?

– Я и не знаю даже, мне кажется, может быть и полноценная помесь. Бытует мнение, что лучше всем им не мешаться, якобы чистокровное дитятко сильнее будет, но я думаю, что все это вздор. В общем, все несвычные давно уже между собой мешаются, вон как Нирвана с Лютером, у них ведь любовь, и какая разница, кто какой породы, хотя, конечно, веды очень не любят, когда их кровь портят. Нирвана, как и мать ее, изгнанница. Хрустальная гора – это дом чистой крови, так что так. Хотя являться они туда могут в любое время, по делам каким иль просто погостить, это не возбраняется.

– А если несвычный полюбит человека, кто у них родится?

– Да все так же, как с черным и белым котенком – либо человек, либо несвычный, только несвыч, скорее всего, слабенький там выйдет, так чаще всего бывает. Да и все равно какой – таких несвычных запечатывают, иными словами, забирают их силы, делают людьми, понимаешь? Поступают так не без причины и уж точно не из жажды насолить, в общем мире молодым несвычным жить нельзя, дел они могут натворить немало. Поэтому столько детей на острове и собрали, большую половину из вас должны были запечатать, таков закон. Силы оставляют, только если ребенок в туманности обитает, в месте для людей недосягаемом: Красный лес, Хрустальная гора, остров Росс, Банджабад – все это так называемые туманности.

– А что такое Банджабад?

– Это пристанище темных несвычных, мой мальчик, цепь островов, тянущаяся посреди океанских просторов. Семь из них зовутся свободным Банджабадом, на тех землях темные обитают вместе с человеческим народом – кто его знает, как так вышло, просто исторически сложилось. Правят в темном царстве Банджабада королева Алишхет Авади и король Абадон Авади. Пока я не советую тебе их встречать, личности, на мой взгляд, они довольно сложные, но тем не менее дело свое знают и народ свой держат в узде. Они там больше сами с собой якшаются, не особо любят гостей, без серьезной причины со светлыми они не взаимодействуют, я ведь уже рассказывал об этом, кажется, вчера… Говорят, народ Банджабада очень дисциплинированный, темные короли обладают огромными армиями, причем нечеловеческими. Основное население Банджабада – это вампиры, единственные несвычные существа, не родившиеся таковыми, а ставшие ими в процессе человеческой жизни. Люди считают, что вампиры – это зло, но, в сущности, это совсем не так.

– А разве они не пьют человеческую кровь? Не убивают людей?

– Раньше – возможно, тогда они были простыми людьми, которых внезапно атаковал голод, чудовищный голод, который способна была утолить только человеческая кровь. Зверь ведь убивает оттого, что хочет есть, а не оттого, что хочет убить, просто по-другому он не может: или он убьет, или умрет сам. Такими были и вампиры, но с приходом к власти Авади все изменилось. Эти правители оказались умны, они организовали какую-то там договоренность с людьми, вроде как кормят их, обеспечивают землями и целебными снадобьями, а люди взамен жертвуют для них свою кровь в малых количествах – кажется, раз в год. Кровь в человеке, знаешь ли, не закончится, только брать ее нужно понемногу. Если человека ранить – рана заживет, а если забрать у него немного крови – уровень ее за какое-то время полностью восполнится. Так что вполне можно сказать, что люди и вампиры существуют на взаимовыгодных условиях.

Помимо вампиров, в Банджабаде обитают и другие существа: темные маги, провидцы и даже некроманты, – но, как правило, последние сменяют сферу своей деятельности и становятся мастерами зельеварения, потому что некромантия в современном несвычном мире строго запрещена. Так что все действующие некроманты коротают свою жизнь в темницах тюрем Банджабада.

Кстати, о тюрьмах. Последний остров Банджабада, расположенный чуть поодаль от остальных, – это как раз таки тюрьма. Стены, вздымающиеся со дна океана и тянущиеся до самых небес, скрывают за собой все самые чудовищные страхи наших раздумий, это пристанище обреченных – демонов Банджабада, так их называют, все они убийцы, бескомпромиссные и пощады не знающие. У них нет принадлежности к темным или светлым, к людям или нелюдям, это проклятые существа, отвергнутые всем родом земным, и даже природа их отвергает, гибнет и вянет при их пришествии. Души напрочь прогнили от той едкой злобы, что внутри сидит, кровь наполнилась ядом и стала черной, как смола, тело омертвело, стало бездыханно и замерзло – в общем, страсти, да и только. Их бы прикончить всех до одного, мертвюг этих, да вот только мертвого не убить, такой вот парадокс, потому их там и держат, обрекая на страшные мучения и истязания.

– Я видел их там, на острове, – тихо сказал мальчик, кулаки его были сжаты, а лицо побледнело.

– Да? – тихо поинтересовался Гордоф, чуть ли не шепотом. – И что же ты видел?

– Когда они пришли, все потемнело, зелень посерела и стала усыхать. Их, кажется, было несколько, а с ними какое-то существо, я точно не знаю, я не видел его, оно было в длинном балахоне.

– Наверняка существо это было весьма внушительного роста?

– Да, два с половиной метра, не меньше. Они убили всех, кто был им не нужен, кроме тех, кто смог сбежать и спрятаться. Они убили всех, кто пытался сражаться. Детей они сначала не трогали, собрали всех в огромный загон, я видел, как этот высокий и его демоны ходили сквозь них, нюхали, осматривали, закрывали глаза, прикасаясь к ним. Они выбирали, кого оставить себе, а кого убить. Еще я слышал их разговор, они, кажется, искали вазу или банку – не помню, что-то такое. По-видимому, у кого-то из детей был предмет, который был им нужен, но наверняка я этого не знаю.

– Наверное, они искали сосуд, не так ли?

– Да, именно.

– Как думаешь, по какому принципу они отбирали детей?

Мальчик отрицательно помотал головой, грустно глядя в пол.

– Я почти ничего не помню. Это как вспышки, иногда я вспоминаю, но то, что я вижу, похоже на сон. Помню, как все бежали, помню лес и речку, и крики, помню, как горели дома и как кричали люди, – эти воспоминания как бы имеют свое начало, но середины и конца в них нет. Все похоже на мелкие обрывки рисунка, не имеющие никакого смысла, пока их не собрать воедино.

– Ну а что было до всего этого?

– Ничего не было, – твердо ответил мальчик, глядя в глаза Гордофу.

– Как же это?

– Пустота. От момента прощания с Шер в Дарте до момента, когда все началось. Я не помню совершенно ничего. Но какая разница, мы ведь скоро вернемся, а там уж…

– Чего?

– Я слышал, о чем вы говорили… ну, там, на палубе. Вы запечатаете нас, так ведь, мы не сможем вспомнить.

Гордоф был шокирован, и его больше беспокоило не то, что мальчик все слышал, а то, как спокойно он это принял.

– И что же, не будет никаких истерик или пререканий? Вот так вот спокойно? Удивительный вы юноша.

– Я знаю, что по-другому домой мне не вернуться. Я очень скучаю, понимаете, там моя тетя Шер и друзья. Тем более я не хочу помнить это, мне страшно. – Вогдас был просто ребенком, ранимым и искренним. – Но только, пожалуйста, расскажите мне все это, когда я стану старше, я должен найти Асшаю. Я слышал, Борис сказал, что так можно.

– Конечно, как только придет время, все откроется. А я, пока ты мал и беззащитен, буду рядом, чтобы блюсти порядок, защищать тебя и твою тетушку. Я в обиду вас не дам! И за другими детьми мы присмотрим, не волнуйся об этом. Я обещаю тебе! А уж мое слово нерушимо, так и знай!

– Асшая плакала, она просила меня убежать с ней, она не хочет, чтобы мы расставались, а я не хочу помнить все это, не хочу бояться. Она говорит, что ей всегда будет плохо без меня, а мне без нее, но я не могу позаботиться о ней, я ведь еще ребенок.

– Не можешь? Ты ведь заботился о ней все то время, пока вы были там, ты спас ее и малышей. Никогда не думай, что ты чего-то не можешь, и тем более не говори, что не можешь, после того, как уже смог, это дурной тон – тон человека, который сдается либо трусит. Но ты действительно еще ребенок, поэтому мы позаботимся о ней, защитим… Не волнуйся, ее никто не найдет, а когда придет время, вы вновь встретитесь.