Семь дней будущего

Тут уже даже не выдержал и присоединился к разговору особо серьёзный и усердный сотрудник, всё это время сидевший сосредоточенно за компьютерным пультом газоанализатора:

– Ну, и что в результате-то? Это какая-то аномалия? Почему там такая высокая температура? – на Высоковского со всех сторон посыпались вопросы и даже упрёки в явной ереси тех давнишних бедолаг:

– Разрывов коры или вулканизма здесь отродясь не было…! А самовозгорания у окаменелостей в принципе не может быть.

Профессор загадочно улыбнулся и, наливая вторую «крышечку», медленно произнёс, посмотрев на колыхавшуюся над столом проекцию:

– Наша Земля – единый живой организм. Если что-то по тем или иным причинам стало лишним, ненужным, бесполезным, она найдёт способ убрать это, удалить, избавиться от него. Для этого у неё есть все ресурсы. А если своих сил не хватит на утилизацию, думаю, найдутся помощники. – И, выпив залпом вторую «рюмочку» и отвернувшись куда-то в сторону, сказал тихо, в бороду, как будто самому себе:

– Истории свойственно повторяться. Шестьдесят шесть миллионов лет назад ненужными, лишними стали динозавры, освободив своим вымиранием жизненное пространство другим видам. Вопрос: кому именно? – и, посмотрев на загадочное тёмное пятно на голограмме, подытожил:

– Но самое главное, чтобы этим ненужным «мусором» не оказались когда-нибудь… сами люди!

Присутствующие, в полной тишине дослушав профессора до конца, вдруг дружно загалдели, эмоционально размахивая руками и вскакивая с мест. Закачали головами, одни соглашаясь, другие – нет, недоуменно поджимая губы или, наоборот, одобрительно прикрывая глаза. Кто-то даже, на время отключив пожарную сигнализацию, а следовательно, и всю систему видеоконтроля в зале, достал сигареты… За бурным обсуждением учёные зимовщики, как слушали «деда», сидя спинами к техническому коридору, так и сейчас не обратили внимания на оказавшуюся вдруг незапертой входную дверь.

Руководивший имитационным запуском геофизической ракеты инженер, внезапно обнаруживший на интерактивном пульте зумм системы неисправности в энергосети стартового стола, потянулся было к пульту экстренного отключения предстартового отсчета, но не успел…

Электричество на станции вырубило сразу и везде. Даже аварийные дублирующие генераторы, обязанные включиться автоматически и без промедления, сейчас молчали. Наступила полная и абсолютная темнота. И тишина…

Последнее, что смог заметить падающий на пол профессор Федор Высоковский, – это странные всполохи голубоватого свечения, в кратких вспышках которого обозначались смутные, как будто извивающиеся чёрные тени, заполнившие зал с той стороны, где был технический ход к стартовому столу.

Прошло ровно полторы минуты, и аварийный генератор запустил работу всех функционирующих систем, кроме полноценного освещения помещений. Компьютеры начали перезагружаться, а над плоским большим столом в центре комнаты снова заколыхалась голографическая проекция. Всё снова было так же, как и прежде. Только люди, радостным и живым разговором наполнявшие до этого помещение, лежали теперь молча и без движения, вповалку, кто куда угодил: на креслах, скамейках и на полу. На дисплее автоматического медицинского сканера таблицы показателей жизнедеятельности и мозговой активности членов экспедиции были в норме, но отмечали фазу глубокого сна. Причем, так было не у всех. «Дед», если верить аппаратуре, был полон сил и бодрости, а с ним и ещё двое, которые, впрочем, лежали тут же рядом с ним, у компьютерного стола.

Система мониторинга помещений работала исправно и посылала на большой обзорный дисплей видеоряд с контрольных точек станции: спальные помещения, аппаратные, электрогенераторная, склад, внешний периметр. В тусклом свете можно было различить, как по всей станции распространились тёмные, почти чёрные тени, силуэты которых напоминали людей, но двигались они чрезвычайно быстро и как-то… волнообразно. Их почти не было видно, но голубоватые всполохи, окольцовывающие верхние конечности странных существ, выдавали в потёмках их местоположение.

В командном пункте двое из них приблизились к пульту управления стартом и аккуратно подняли и посадили в кресло обмякшее тело оператора. Глаза его были открыты, зрачки расширены и смотрели на мир, не мигая. Но по всему было понятно, что он жив и, вероятно, парализован. Взяв человека за руки, чёрные существа, конечности которых, казалось, росли прямо от едва обозначенной головы, – положили безвольные пальцы на клавиатуру и начали ими поочерёдно нажимать на виртуальные кнопки. На рабочем столе развернулась голограмма контроля запуска ракеты, ее составные части и узлы, их телеметрия. Стартовый отсчет снова, как ни в чём не бывало, продолжился, и сбой в системе не был определён как ошибка. Одно из существ осторожно взяло за затылок голову безвольного оператора и пододвинуло ближе к нейродатчику системы подтверждения пуска. Радужная оболочка быстро была опознана, и система запросила подтверждение и уточнение изменений. На дисплее в разделе «старт» вместо слова «учебный» появилось новое – «боевой»…

Погода была нормальная, и дежурный наблюдатель берегового поста на острове Котельный засёк в оптику всполох стартовавшей и уходившей всё выше и выше в небо небольшой метеорологической ракеты. Вскоре та скрылась в вышине за облаками, и лишь пародымовой инверсионный след от работы двигателей напоминал о состоявшемся пуске.

– Странно, мне Серёга Говорцов вчера звонил: сказал, что они все скоро уезжают, и живых пусков пока не будет, вплоть до самой осени, – дежурный наблюдатель отошёл от оптики и склонился над столом вахтенного напарника:

– Значит, так и запиши, что мол, тринадцатого ноль третьего тридцатого, в … – он посмотрел на часы, – … четыре тридцать две утра был зафиксирован произведённый боевой старт метеофизической ракеты со стартового стола СРЗА «Утёс Деревянных гор» острова Новая Сибирь. Записал? Отлично! – и, проверив лично запись в электронном журнале, добавил:

– Сними копию медицинских показателей самочувствия экспедиции, видеотрек помещений на момент пуска и прикрепи к записи происшествия… сделал? Отправляй в архив…

На минутном видеоролике зимовщики мирно сидели в хорошо освещённой кают-компании или отдыхали у себя в кубриках. На колышущейся над большим столом он-лайн метеокарте всё так же плыли облака, и полыхало изумрудным огнём северное сияние. А вот большого чёрного пятна у южного берега острова уже почему-то не было…

Уверенно двигавшееся в тусклом свете дежурных ламп чёрное существо остановилось и протянуло с необычной кинематикой изгибающуюся конечность к стоявшей на тумбе компактной цифровой видеокамере. На откинутом в сторону проекционном дисплее радостно забегали по снегу веселые люди – члены злополучной экспедиции. Они дурачились, бросали друг в друга снежками и орали, что было силы. Трансляция прекратилась, и существо, потрескивая голубоватыми искрами маленьких световых обручей на концах двух щупалец, быстро направилось в центральный зал.

– Мы нашли то, что необходимо.

Слова их вязкой и еле различимой речи были похожи на какой-нибудь редкий китайский или корейский диалект, и в таком виде, какой транслировался на звукозаписывающую аппаратуру системы контроля станции, он не мог быть переведён оперативно. Даже серьёзный лингвист, специалист по китайскому языку был бы не в силах выделить что-либо членораздельное в этой сплошной каше звуков, размазанной к тому же по разной частотной модуляции и обертонам, так что «речь» походила скорее на какое-то бормотание вперемешку с завываниями и негромкими вскриками.

Внешне существа, так внезапно и стремительно ставшие непрошенными гостями экспедиционной станции, больше походили на невероятных сухопутных четырёхлапых осьминогов, чем на гуманоидов. Даже их манипуляции и поведение чем-то неуловимо роднило их с головоногими. Стоя сейчас каждый над «своим» поверженным человеком, они аккуратно ощупывали их, проводя конечностями по лицам, волосам и одежде. Вошедший «осьминог» передал камеру, вероятно, самому главному в отряде, и тот подключил её к маленькому чёрному кубику. Последовала гулкая, низкочастотная мешанина звуков. Вероятнее всего, это был приказ подчинённым:

– Вот видеофайлы со всеми членами экспедиции. Начинайте сканирование и интеграцию. Запускайте копирование. Мне нужна вся информация из их мозга и баз данных, абсолютно вся!

В это время облачное скопление на виртуальной метеопроекции стало стремительно меняться. Огромные массы туч заворачивались в гигантскую воронку, диаметром в полтысячи километров. Её «глаз» находился теперь практически прямо над Новосибирскими островами. Графики приборных показателей на дисплеях поползли вверх, и когда они прошли красную линию на координатной плоскости, тревожно завыла сирена. Один из осьминогов выполнил какие-то манипуляции с чёрным кубиком, и тревожные звуки затихли.

Главный будто бы только этого и ждал:

– Приступайте! Теперь их эвакуационный транспорт прибудет только через трое суток. У нас будет достаточно времени подготовиться.

Уже через два часа на эту часть Ледовитого океана налетел такой страшный ураган, что всякое радиосообщение между островами и даже военными базами было прервано или поддерживалось лишь частично. Ужасающей силы ветер готов был выдрать с корнем и унести в океан абсолютно всё, что не было намертво пристёгнуто, приварено, прикручено. Колоссальные снежные заряды обрушивались с такой силой, что за десять минут засыпали по крышу даже стоящие на гидроопорах «космические» будки экспедиции. Но вновь налетающий вихрь поднимал всё это белое безумие в воздух и циклопическим шлейфом уносил вдаль.

И конца и края не было видно этой дикой свистопляске, получившей «дозу» арктической погоде. Пока не выдохнется все под ноль, хмельное буйство не прекратится.

На пульте спутниковой связи засветился огонёк у триггера входящего вызова, и на экране очень нечётко, постоянно подёргиваясь, проявилось размытое изображение человека.

– Вызыв… ю «Утёс Деревя… х гор», …ветьте мне! Это… танция…! – голос постоянно прерывался помехами. – Ваш транспо… с инженерн… составом подойдёт только после… ри! Ждите сеанса …зи! Ко… ц св… и!

– Вас понял! Ждём улучшения погоды. Конец связи! – экран трансляции потух, краткий экстренный сеанс был окончен.

Последние ответные слова были сказаны абсолютно идентичным зычному голосу чернявого тембром. Сам он бездыханно лежал на полу, возле терминала связи. Даже специфический южный акцент был точно скопирован. Произносившее фразу зловещее существо отщёлкнуло тумблер связи в положение «выкл.» и замерло над телом поверженного человека.

Над Новосибирскими островами только ещё набирал обороты неистовой силы гигантский ураган, а под мощным монолитным панцирем прибрежного льда, там, где была полная тишина и мёртвое спокойствие, неслышно и беспрепятственно снялась с грунта и теперь ускользала обратно в океан глянцево-чёрная тень таинственного подводного объекта. Человечество доживало последние сутки своего сытого, сонно-безмятежного неведения…

Верхом на летающем «Слоне»

13.03.2030, 9 часов утра (местного времени).

Восточная оконечность полуострова Ямал

19 часов до временной отсечки «Х»

Тактические камеры нижней полусферы дали на обзорные дисплеи потрясающую панораму: под брюхом шедшего на четырёх тысячах метров от земли, головного в серии, новейшего тяжёлого десантного турболёта класса «Грозный» во всём своём великолепии раскинулась Сабетта.

Наисовременнейший, оснащённый всеми возможными передовыми технологиями и самый северный из круглогодично функционирующих, этот порт был волшебным образом свободен ото льда даже теперь, когда до реальной весны в этих широтах было не меньше двух месяцев. Весь фокус был в барбатаже – уникальной технологии искусственного подогрева портовых каналов горячей водой. За два десятка лет, прошедших с начала строительства этого грандиозного арктического проекта, всё здесь поменялось просто фантастически, по-другому и не назовёшь. В самом порту вырос огромный комплекс заводских сооружений по переработке нефтепродуктов и газового конденсата: законтрактованный сжиженный природный газ мощным потоком устремился к своему потребителю. А вместо небольшого одноименного посёлка, когда-то располагавшегося в пяти километрах от первых портовых сооружений, теперь вырос настоящий город с отличной инфраструктурой, венцом которой стал аэропорт международного уровня, способный принимать самые большие аэробусы и транспортники, какие только можно было представить. Огромные океанские суда, загруженные под завязку, – газовозы и танкеры – беспрерывным потоком шли отсюда и день, и ночь, устремляясь по северному морскому пути в страны Западной Европы, к Азиатско-Тихоокеанским пунктам назначения и к обеим Америкам. Главным же и основным ресурсом для всего этого технического пиршества стали расположенные тут же, неподалёку на полуострове гигантские газоконденсатные и нефтяные месторождения «Бованенковское» и «Южно-Тамбейское».

Целые подземные моря углеводородного сырья сделали Ямал кладезем энергии! Нефти и газа на полуострове было столько, что здешние, уже разведанные месторождения, могли бы удовлетворять нескромные и всевозрастающие аппетиты планеты ближайшие лет сто, а то и больше. А потребности действительно возрастали. И чужие, и свои.

Побережье Ледовитого океана, постепенно освобождаясь ото льда, открыло возможности по круглогодичной навигации, и когда-то еле живые или вовсе заброшенные рыбацкие и промысловые посёлки в устьях многочисленных рек начали снова наполняться людьми. Становища превращались в посёлки, те в свою очередь стремились изо всех сил утвердиться пусть и крохотным, но всё же городком, чтобы получить свою долю «северного завоза» и бюджет и таким образом задержать у себя людей. Всё это разрозненное и неспокойное хозяйство надо было как-то содержать и чем-то обогревать. А всю эту инфраструктуру надо было ещё и охранять.

С той части аэродрома первой категории «Сабетта», в которой находилась взлётно-посадочная полоса Воздушно-космических сил, взлетели два лёгких боевых турболёта класса «Призрак». На тактической профильной он-лайн проекции в кабине пилотов транспортника было видно, как две небольшие зелёные точки с цифробуквенными обозначениями устремились к «Слону» и, подойдя, встали поодаль в эскорт, синхронизировавшись по высоте, скорости и курсу.

Дверь в переборке со стороны шлюза в пилотскую гермокабину легко подалась в сторону, и в проёме показалась почти полностью седая, коротко стриженая голова командира «Слона», майора Александра Александровича Шанича. Он поправил слегка съехавшее на сторону коромысло ошейника-коммуникатора и, глянув сначала на одну пару кресел, потом на другую, предварительно крякнув при этом, чётко поставленным голосом отрапортовал:

– Так!… Товарищи офицеры! «Сторож-1» и «Сторож-2» заняли боевой порядок. Начинаем осмотровый облёт побережья полуострова согласно полётному заданию: сначала поднимемся до острова Белый, а потом пойдём на юг вдоль побережья Карского моря, вплоть до мыса Белужий нос. Там – на полигон. Внутренняя система связи опознала ваши интеркомы, если что – вызывайте. – И уже как-то по-доброму, по-отечески:

– Кстати, можете немного передохнуть. До места высадки порядка двух часов. Кемарните покамест. – Командир транспортника, майор ВКС¹⁸, отлично понимал, каково пришлось десантникам прошлой ночью на дальнем, к черту на рога, заброшенном ВАПе¹⁹, откуда он забрал их сорок минут назад. Всю ночь боевые стрельбы с постоянными сменами позиций и видов оружия, техники и экипировки. Начальство выжимало из группы все соки. В результате замотались, почти оглохли, проголодались, окоченели и зверски устали… Но поставленную задачу выполнили.

– Спасибо, майор! У тебя здесь настоящий курорт. Сейчас разомлеем – потом в кучу не соберёшь, – усмехнулся в ответ один из спецназовцев.

– Да нормально. Бойцы-то ваши там, наверное, уже прикипели, сопят в две дырки. Вот и вы от них не отставайте. Ещё и сегодня, и завтра прыгать, так что устраивайтесь поудобнее и наблюдайте местные красоты, благо погода солнечная. Если что, сухпай и горячий чай в термосах. – И он коротко кивнул сначала на один борт, затем на другой.

Все четверо дружно поблагодарили гостеприимного хозяина, и тот, по-доброму кивнув им, вышел из кабины обратно в шлюз.

А любоваться и впрямь было чем. На четырех больших обзорных дисплеях, исполнявших в этом новейшем, только ещё проходящем войсковые испытания боевом воздушном корабле, роль иллюминаторов, шла панорамная картинка верхней и нижней полусфер. Плюс к этому – в отдельном «окне» висел ещё и вид с беспилотника, следовавшего тем же курсом, но эшелоном повыше, и исполнявшего роль разведчика. И всё это поистине завораживало!

Бесконечные во все стороны, ровные, как стол, снежные поля тундры, сверкающие миллиардами алмазов и сапфиров в ярких лучах восходящего солнца. Кристально-прозрачный, уходящий ввысь и от того густо голубеющий купол неба над ними. И далёкий, у самого горизонта, океан, весь то ли в ледяных полях, то ли в отдельных айсбергах, затянутый плотно-непроницаемой синевой загадочной дымки даже в такую прекрасную погоду.

На фоне этого почти ирреального по своей величественности и красоте пейзажа, выкрашенные в яркие голубые и жёлтые цвета агрегаты огромной компрессорной станции газодобычи и перекачки, над которой пролетала сейчас авиагруппа, казались намертво вмёрзшими в вечную мерзлоту элементами гигантского фантастического инопланетного корабля, потерпевшего тут аварию миллионы лет назад, и вот теперь, с приходом глобального потепления, наконец-то постепенно освободившегося от вековых ледяных оков. Того и гляди, ещё немного, и изогнутые, торчащие из-под снега кольца труб окажутся застывшими и вот-вот готовыми проснуться от криосна древними пассажирами корабля – огромными металлическими… змеями, которые, оттаяв, расползутся по нашей планете во все стороны, кто куда…

А пока… лёгкая позёмка, несмотря на яркое весеннее солнце, всё так же кружила над настом тундры и, в который раз, наметала переменчивые дюны недолговечных и невысоких сухих сугробов, а ледяное дыхание севера мигом остужало горячие малоопытные головы оказавшихся здесь случайно обитателей более низких широт.

В небольшом командирском кубрике, кроме огромных дисплеев по бортам, очень кстати оказалось четыре компенсирующих перегрузки анатомических кресла. Впрочем, точно такие же, на каждого парашютиста, были и в большом десантном отделении турболёта. Там, где сейчас отдыхал личный состав двух учебных взводов сводного отряда Сил специальных операций, участвующего в учениях совместно с местным спецназом ДШБ²⁰ и полком морской пехоты. Взводные и их заместители с удовольствием обосновались в этих уютных креслах, и после краткого уточнения дальнейшего плана действий могли наконец-то прикорнуть с часочек.

Командир одного из учебных взводов, капитан ССО²¹ Георгий Прохоренко, сам ещё довольно молодой парень, попросил своего зама, если вдруг ненароком уснёт, разбудить его за четверть часа до прибытия в район высадки. Две бессонные ночи накануне давали о себе знать: в тепле после мороза веки сами собой закрывались, словно к ним были привязаны пудовые гири, как бы ни силился он этому противиться. Его помощник, тоже молоденький, старший лейтенант Афанасьев славился своей неутомимостью в ночных дежурствах, и на него можно было надеяться, как на швейцарский хронометр: и сам не проспит, и других разбудит.

«Уж он-то точно будет бодрячком. Растолкает, если что. А я, как Штирлиц. Всего на полчасика. И снова, как огурец…», – мысли офицера начинали путаться, вываливаясь из ровной шеренги, терять равновесие и ускользать. И вот уже от яркой картинки залитой восходящим солнцем заснеженной тундры, постепенно помутневшей и скомканной, осталось одно лишь утробное гудение двигателей огромного «Слона».

Окружные учения шли уже вторую неделю. Бесконечная череда марш-бросков, стрельбы, войсковые испытания новой техники. И вдруг, посреди этой жесткой, выматывающей работы приходит эсемеска: «Буду в Салехарде завтра. Если тебе есть, что сказать, есть шанс увидеться»…

Штаб их временной оперативной группы – ВОГ-формирования сейчас, на период учений, находился как раз в Салехарде. Скольких сил стоило упросить начальство сделать командировку туда на один день, об этом знают только небеса. А когда снова увидел эти огромные зелёные глаза, слов не было, сколько их не искал. Просто сидели, как пионеры, и держались за руки, не смея поднять взгляда друг на друга… Так и не нашёлся, что сказать. Видя, что разговора не получается, она с досадой лишь бросила коротко: «Ладно. Решай сам. Подумай хотя бы о сыне…». Тихо, но настойчиво освободила руку, встала и, не оборачиваясь, ушла.

Вернувшись в расположение далеко после отбоя, так и не смог заснуть. Всё думал-думал: что такого он мог бы ей сказать, чтобы вернуть. Казалось, всё уже было давно сказано. Где было искать именно те слова, которые смогли бы заново проложить дорогу к её душе? Сон в ту ночь так и не посетил его, а назавтра ожидалась самая серьёзная фаза учений.

…Не по времени пожелтевший лист вдруг тихо сорвался с ветки раскидистого дуба и, подхваченный лёгким ветерком, медленно кружась, упал среди цветов ухоженной клумбы, разбитой прямо посреди идеально подстриженного газона. В десятке шагов от него – шероховатый бархат старого красного кирпича аккуратного домика в викторианском стиле, разбавляющего своим невысоким рубленым силуэтом однообразный пейзаж холмов средней Англии. Отец с сынишкой лет четырёх, оба нарядно, по-выходному одетые, прогуливаются по саду, искренне радуясь скромным солнечным лучам, каким-то чудом пробравшимся сегодня сквозь пухлые кучевые облака такого не в меру пасмурного конца лета. Прелестный мальчик весело прыгает за красивыми бабочками, забавно размахивая сачком и время от времени взбрыкивая, словно молодой жеребёнок, уносится куда-то по извилистым садовым дорожкам. Набегавшись вволю, мальчуган подходит к отцу и берёт его за руку, улыбается и ласково заглядывает тому в глаза. Такая же неспешная, как и сама прогулка, беседа взрослого с малышом нравится им обоим, и они безмятежно идут по дорожке, постепенно приближаясь к тому месту, где упал желтый лист…

У дома на парковке пара дорогих «породистых» авто: «Морган», «Кэйтерэм». Миловидная молодая женщина и её бодрая пожилая мама, обе в красивых светлых платьях, выходят, неспешно беседуя, на крыльцо и приветливо машут руками своим «мужчинам». Отец рассказывает ребёнку интересную историю, и тот внимательно её слушает. Вдруг, чем-то заинтересовавшись, он бойко вырывает ладошку из крепкой отцовской руки и подбегает к клумбе перед домом. Он зовёт отца, машет ему руками. Показывает пальчиком на непривычно крупного дождевого червя, уползающего в невидимую норку. Отец, понимая, что ничего не увидит, кроме взрытого клочка земли, всё же делает вид, что заглядывает в лаз. Даже немного наклоняется…

Плодородная земля возделанного заботливыми трудами сада совсем чёрная, и в норке ничего не разглядеть. Но расшалившийся ребёнок непреклонен: надо нагнуться ниже и заглянуть глубже…

Внезапно мужчина чувствует, как мир вокруг, словно кто-то невидимый выключил в комнате свет, накрывает огромная чёрная тень. И тут же яркий солнечный день сменяется непроглядной пепельной мглой. Изо всех сил он пытается оторваться от земли и встать с колен, но все движения получаются очень медленными и даются невероятным усилием воли, будто в густом киселе, он придавлен многотонной глыбой, а грудь разрывает от заканчивающегося в лёгких воздуха. Подняв глаза, словно в забытьи он видит ужасную, точно из книги Апокалипсиса²² картину: дом – семейное гнездо многих поколений – разрушен, всюду серый пепел, какие-то обломки, разбросанные вещи. Дым ужасающих пожарищ густо наполнил воздух, отвратительный жирный смрад горелой плоти не даёт дышать, выворачивая желудок наизнанку. Вдалеке слышен грохот, частая стрельба и вой сирен.

На тех обугленных, жалких щепках, что остались от крыльца, колышутся по ветру изодранные обрывки платьев жены и её матери. Но самих их, сколько не всматривается человек во тьму, не может обнаружить. Поодаль – восхитительные шедевры автомобилестроения былых времён смяты и искорёжены до неузнаваемости, будто их кто-то рвал на куски. Один из них горит. Языки пламени яростно лижут металл, краска на нём вспучивается, давая пищу новым огненным протуберанцам, которые подобно смертоносным червям, извиваясь и корчась, разрушают всё и вся, до чего прикоснутся. Едкий чёрный дым окончательно заволакивает всё вокруг.

Вдруг пронзительный детский крик разрывает мозг: там, где только что был мальчик, сиротливо остался лежать на земле лишь его одинокий ботиночек, а на месте крохотной, почти неразличимой норки червя – чудовищно взрытая земля уходящего вертикально вниз огромного лаза. Мужчина наклоняется над бездной, заглядывает туда в надежде увидеть хоть что-то, но тьма настолько густа, что обволакивает его самого целиком, постепенно поглощая руки, плечи, ноги и туловище. Стремительно и бесконечно падая во всё расширяющийся тоннель, он в последний раз далеко вверху видит крохотный, неумолимо затухающий лучик света…

Прохоренко подскочил в компенсирующем кресле точно от удара током. Только закреплённые ремни безопасности не дали ему свалиться на пол кубрика, и сейчас он диковато озирался по сторонам, пытаясь прийти в себя после такого короткого и дурного, внезапно прервавшегося на столь трагической ноте сна.

Отвратительными пульсирующими ударами в правое полушарие болела голова, а левую руку искололи тысячи невидимых иголок – затекла, видать, в неудобном положении. Ещё полностью не очухавшись, судорожно вспоминая детали мимолётного кошмара и стараясь хоть как-нибудь увязать их с реальностью, капитан ошалело глянул на сидящего напротив Афанасьева. Парень, слегка улыбаясь, с интересом наблюдал за командиром. Заметив, что тот окончательно проснулся, посмотрел на часы и нажал на корпусе кнопку отключения будильника. Затем смешно вытянул губы дудочкой и многозначительно покачал головой:

– Хм… Феноменально! Вы проснулись ровно за минуту до истечения срока. Секунда в секунду! Это насколько же надо себя контролировать даже во сне? Либо вы не спали, а дремали… – и подал капитану из закреплённого на стенке кабины небольшого пластикового контейнера компактный термосок, сняв его при этом с вилки электроподогревателя.

– Спал!… Спасибо! – каким-то странно-незнакомым для самого себя голосом просипел Прохоренко. И, приняв из рук помощника термос, стал, насколько это было возможно при манёврах турболёта, аккуратно наливать себе в стакан-крышку горячий ароматный чай. – Но уж лучше бы не засыпал. Только голова разболелась. Да и ерунда всякая снилась.

И прокашлявшись несколько раз в кулак, быстрыми глотками выпил бодрящий напиток. Протёр обеими руками глаза, поскрёб макушку с тёмно-русыми волосами: взлохматить их не удалось, стрижка по-армейски стремилась к «нулю». Посмотрел на часы.

– Так, Афоня, напомни «комодам»²³ доложить о готовности! – И почувствовав, что голос вновь вернулся к нему, сам включил интерком на передачу, нажав обрезиненную кнопку на прикреплённом слева к горлу, чуть ниже подбородка, чёрном квадратике переговорного устройства.

Командиры второго взвода, ничуть не обращая внимания на них, сосредоточенно проверяли закреплённое носимое снаряжение и средства связи. Афанасьев принял радио-доклад командиров отделений, кивнул соседям и открыл было рот доложиться, но капитан сделал останавливающий жест рукой и сказал:

– Я понял… Всё штатно?

– Так точно, товарищ капитан! Группа к десантированию готова. – И посмотрел в сторону соседних кресел.

На данном этапе учений капитан Георгий Прохоренко, как наиболее опытный боевой офицер, осуществлял контроль и координацию действий обоих учебных взводов и, соответственно, был назначен старшим. Хотя у тех ребят из второго взвода и был свой командир из полевых наставников – капитан Ермаков, тоже отличный офицер, вояка из бывалых, – командование всё же отдало предпочтение более молодому.

Ветеран с не по годам начинающими седеть висками тоже в своё время уверенно «мечтал стать генералом», но… Единственное, что стало камнем преткновения на пути к этой мечте, это контузия, подаренная ему террористами много лет тому назад, ещё в самом начале службы, в одной из тёплых стран. Само по себе, вроде бы не так уж и страшно, но спецназовца всё чаще и чаще, бывало, что в самое не подходящее время накрывали безумные, до тошноты, головные боли, а мушка в ответственный момент улетала от прицельной планки, всё реже приземляясь обратно…

И вот, поняв однажды, что дембель стал неизбежной ближайшей реальностью, как и крах мирового империализма, капитан, придя домой, сел на стул, поставил перед собой на пустой стол одинокую бутылку водки и долго изучал микроскопический текст на голографической акцизной марке. Когда за окном стало уже совсем сумеречно, и символы на этикетке слились в сплошную серую поверхность, он включил свет, взял чистый лист бумаги, ручку, и на одном дыхании написал рапорт по команде на перевод в учебное подразделение. Естественно, не указав истинную причину затеянной смены места службы. Полтишок в тот вечер остался сиротливо стоять на столе, нераспечатанным, так и не заведя близкого знакомства с гранёным.

Как сказал его командир, прочтя роковую бумагу, очень удивившись и явно расстроившись, Ермаков отправился «передавать бесценный опыт молодому пополнению» в Окружной учебный центр только что сформированной Арктической бригады Сил специальных операций.

Сюда же недавно был временно прикомандирован и Георгий Прохоренко. В перерывах между «командировками» он натаскивал молодых будущих профессионалов, находясь, как он сам называл это состояние, в «учебном отпуске», а затем снова собирался и уезжал «на работу». Жизнь била ключом, а динамика движения просто зашкаливала. Рост по службе обещал быть щедрым: авторитет Прохоренко среди сослуживцев и подопечных курсантов был неоспорим. К своим неполным тридцати годам он прошёл, что называется, от и до, три серьёзные кампании в горячих точках по всему миру. Точнее сказать, даже не прошёл, а прополз «на брюхе» и пробежал галопом: всё это время он был постоянно «в поле» и отведал всей армейской романтики по самое некуда. И всё бы хорошо, но было одно «но», которое с недавних пор делало всю эту искромётную деятельность пресноватой. Точно ешь ароматное сациви и не чувствуешь вкуса из-за обыкновенного насморка.