Глава 22. Видения.
Женя
Слышу, как машина трогается. Она уехала. Как чувствовал, что нельзя ей давать ключи от машины. Конечно я не мог забыть и израсходовать весь бензин, но меня вполне устраивало, что Маша в это поверила. Еще и на свой счет записала, думая, что из-за нее истратил его на обогрев. А тут видимо решила проверить. Зря. Мне здесь она нужнее сейчас, да и вообще, чем кому-либо в любом другом месте этого мира.
Но правильно говорят – не построить счастья на лжи. Хотя я и не планировал этим промышлять и дальше – только пока она здесь.
У меня никогда не было нормальных отношений. Самые долгие были в школе, но и то не было там особой любви – просто самый классный парень школы мутил с самой популярной девчонкой – этакие король и королева, которые после окончания приняли решение разойтись и начать в универах новую жизнь.
Я и начал, уже понимая, что отношения не для меня. По душе мне были больше короткие интрижки – пока сущность девушек не начинала проявлять себя во всей красе. И так продолжалось до Маши, которая оказалась совсем не похожей на всех, с кем я мутил. После нашей ночи я пытался вернуться в прежнее русло, и чисто визуально это получалось, только теперь внутреннего удовлетворения как раньше я не получал. Не хватало какого-то элемента – искренности, а может и самой Маши.
А я ведь обратил своё внимание на невзрачную тихоню ещё с самого первого дня, как и она на меня – уж Машу прочитать было легче лёгкого с ее краснеющими щеками, перепутанными буквами в словах от смущения и взглядом, будто она впервые увидела своего кумира. Поначалу меня это даже забавляло, но потом, когда я узнал, что она дочь столичного мажора, я ее возненавидел. Потому что обязан был ненавидеть всех коренных москвичей. Даже с девушками москвичками никогда не мутил – только с приезжими куколками. Таков был мой принцип.
А все потому что отец, уехав на заработки в Москву, когда мы с сестрой были еще мелкие, снюхался тут со своей богатой начальницей. Она знала, что отец женат, что дома у него двое детей, но в ее понятиях не было такого слова как совесть. Однажды она позвонила маме, и так получилось, что тот разговор, в котором она говорила маме, чтобы она перестала терроризировать папу детьми, играя на чувстве вины, я слышал сам. Замухрышка из задрыпинска – так она назвала мою маму. Сука. Она решила, что деньги и ее квартира в Москве значат для отца намного больше, чем мама и мы, но что самое паршивое – она оказалась права. Отец и правда повелся на эту московскую шмару, которой он правда быстро надоел. Тогда он прискакал назад, так как работу в Москве найти не удавалось, а мама его приняла, запретив нам с сестрой навсегда поднимать эту тему.
Место рождения Маши и ее невзрачная внешность вкупе с обожанием меня сыграли против неё, а теперь и мое отношение к ней тогда сыграло против меня. А я надеялся, что у меня все же получится растопить ее сердце, удалив из него все прошлое.
Вообще я был очень близок к цели перед тем, как Маша ушла в ванную. Надо посмотреть что там за соль, которая вымыла из нее весь прекрасный настрой.
Сначала мы смотрели сериал, который Маше правда не зашел, потом были снежки, а точнее снежок – мой, затем чистка снега и валяние в снегу в обнимку с Машей, которую я так и не поцеловал – видимо после этого я и заболел – то ли не выдержал очередного облома, то ли переоценил свою устойчивость к переохлаждению. А может сказалось, что долго был в напряге без отдыха на работе до этого. Все же склоняюсь к этой версии. Как-то не совпадало у меня раньше: и холодное мороженое ведрами ел, и пил холодное, и замерзал как собака, а потом не болел. Хотя может с возрастом такое начинает сказываться? Фиг его знает.
Но вот что точно приходит с возрастом – это ответ на вопрос “Что значит любить?” – Маша перечисляла, а я понимал, что каждый пункт совпадает с тем, что я чувствую к ней. Хотя для меня это вовсе не новость. О том, что я испытываю к ней явно не просто плотский интерес я понял, как только увидел Машу на второй день без косметики и прочих приблуд. Поэтому и отцу ее написал прямо: “Я люблю вашу дочь, поэтому не волнуйтесь, но я ее похищаю. А этот Рома тот еще гандон. Может в качестве зятя для вас он и был бы в самый раз, но вот в качестве мужа для Маши явный отстой”. Да, не мог его не уколоть – с виду нормальный и даже крутой мужик, но у нас с ним личная неприязнь. Его конечно можно понять – я обесчестил его дочь и бросил на следующее же утро, но и себя я прекрасно понимаю.
Вот и Маше сегодня признался в своих чувствах, только она не поверила. До сих пор думает, что это из-за мести ее Роме – зачем только ляпнул про это тогда. Да, вначале так и было, точнее я решил так думать, но сейчас я понимаю, что это был предлог – без этого стимула я бы вряд ли решился подойти к Маше после всего, что успел для нее сделать. В негативном, разумеется, ключе.
Сил переубеждать ее не было, еще и голова заболела, поэтому я пошел в нашу общую спальню, лег и проснулся ранним утром один. Но выдохнул, когда увидел Машу спящей на диване. До чего же она оказывается упрямая и гордая, хотя здесь это вообще не к месту. Уж кто-кто, а я, как мне кажется, уже раз 1000 показал, как к ней отношусь сейчас.
И все-таки как не вовремя я заболел. Хотя, пока она была здесь, я даже успел найти плюсы этой болезни. Например, ее забота, беспокойство за меня и невинные поцелуи в лоб, и пусть это не поцелуи, а просто касание губ.
Но все это перечеркивает факт, что она уехала. Может если бы я не сказал, что мы не так далеко от Москвы, она бы не решилась на длинный путь? Хотя какая разница. Маша хоть и Синицына, а из моих рук все равно упорхнула, хотя именно эту синичку я бы предпочел всем на свете журавлихам.
Кажется опять поднимается температура… А она разве падала? Нужно позвонить кому-нибудь, а то одному тут быть в таком состоянии реально стремно, – думаю в полудреме. Но потом понимаю, что не хочу никого видеть, кроме Маши. К тому же она сказала, что я не умру. Позвоню Мише или Андрею завтра.
Дальше поток мыслей вкупе с воспоминаниями прерывается. И мне снится, как Маша сидит рядом со мной, прикладывает ко лбу что-то холодное, что-то шепчет своим прекрасным голосом и вновь целует мой лоб, щеки и губы. Улыбаюсь сквозь сон – мне нравятся такие видения.
Глава 23. Скучал.
Маша
У Жени жар. Я вовремя вернулась – даже по ощущениям температура поднялась, а купленный мной градусник так вообще показывает 38,1.
Зачем-то снова касаюсь губами его лба, а потом, не удержавшись, так же невесомо касаюсь щеки с немного отросшей щетиной, что слегка колет губы. А мне в этот момент не хочется колкости – хочется мягкости и тепла, чтобы раствориться в этих ощущениях, и его губы выглядят именно такими – манящими и нежными.
Не удержавшись, касаюсь губами и их, слегка втягивая и пробуя на вкус, и улетаю – это как раз то, чего я так жаждала только что, и это точно уже не похоже на просто касания – это стопроцентный поцелуй, инициированный мной.
Женя улыбается в ответ на мои действия, и я думаю, что он поймал меня с поличным, только он так и не разлепляет глаза, продолжая спать. Выдыхаю и постепенно прихожу в себя от своих же действий.
Кладу на лоб Жени мокрую марлю, чтобы немного охладить голову. Съездив в ближайшую аптеку, что попалась на выезде из поселка, купила ромашку с тысячелистником от температуры, сироп эхинацеи, витамин С, цинк и другие бады фирмы какая была в аптеке, ну и взяла жаропонижающее на всякий случай. Но сейчас будить Женю, чтобы дать хотя бы заваренные мной травы не хочу – сон – это лучшее лекарство, поэтому просто часто остужаю марлю и вновь прикладываю к его лбу, зная, что если организм сильный – он вполне способен справиться с легкой болезнью самостоятельно.
К слову, дом Жени оказался ни в каком не в лесу. Точнее в нем, но точно более цивилизованном, чем я о нем думала. Дом действительно расположен на большом участке и окружен деревьями, только вот на небольшом расстоянии есть и другие дома – целый поселок с такими же красивыми новыми домами.
Сижу рядом с Женей полдня, периодически меняя охлаждающую марлю и немного медитируя – вспомнила про один эксперимент, в котором ученый или врач – уже не помню, представлял свет идущий от своего сердца, который даже фиксировали приборы, улавливающие фотоны, к больному мальчику, и в итоге этот мальчик очень быстро выздоровел, а весь мир, ну или почти весь, узнал, что наше сердце способно светиться в прямом смысле. Уже второй раз в этом доме медитация мне удается, по крайней мере, я сама так это чувствую.
За это время, что практически не отхожу от Жени, его температура падает, и, когда в очередной раз проверяю это электронным градусником, приложив тот ко лбу, он просыпается и недоуменно на меня смотрит.
– Ты здесь?
– Конечно. Где же мне еще быть…
Не готовиться же к свадьбе в самом деле.
– Я думал ты уехала, – с невыносимой грустью говорит Женя, а может мне так кажется, и у него просто сейчас такой голос.
– Всего лишь ездила в аптеку, – не хочу поднимать эту тему, не хочу сейчас никаких расспросов. – Я заварила ромашку с тысячелистником – будешь? – вовремя вспоминаю о лечении.
– А это вкусно? – этим вопросом Женя напоминает мне маленького ребенка и… Папу.
– Положу немного меда, – сразу нахожу компромисс я.
Это проще, чем объяснять полезность напитка. Папа такой же – хоть и выглядит сурово, но всегда пьет травы только с медом.
Приношу с кухни кружку с заваренными травами, даю Жене выпить, и интересуюсь:
– Ты по-прежнему не хочешь есть?
– Да, когда болею аппетит выключается напрочь.
– Ну да, организм предпочитает тратить силы на восстановление, а не на переваривание пищи. Но если хочешь, могу приготовить легкий салат.
– Салат? – немного загораются его глаза. – Салат хочу.
Иду на кухню делать салат, оставляя Женю на диване. Режу помидоры, огурцы, ананас, измельчаю грецкий орех, добавляю маринованные грибы, нерафинированное оливковое масло, и когда дорезаю зелень, чувствую легкое касание к спине – Женя смотрит через мое плечо на стол, едва касаясь меня:
– Ты готовишь прямо как в ресторане! – вновь делает он комплимент моим кулинарным способностям, хотя салат еще даже не размешан.
– Тебе нужно лежать, – возмущаюсь я то ли и правда нарушенному постельному режиму, то ли тому, что он едва не прижимается ко мне в момент, когда я абсолютно этого не ожидаю.
– Чувствую я себя лучше, даже градусник 36,3 показывает. Спасибо тебе, кстати, и за него, и за все, – говорит Женя уже не таким хриплым голосом.
– Пожалуйста, – тихо отвечаю я, после чего размешиваю салат, и мы садимся есть.
– Мне кажется, я ничего вкуснее в жизни не ел. Что ты туда добавила? – спрашивает Женя, почти доев порцию, что я наложила.
– Рецепт прост – приготовить для человека, который не ел почти сутки, – улыбаюсь я, хотя мне безумно приятно то, как хвалит Женя. – Но, если хочешь, могу записать для тебя рецепт.
– Предпочту, чтобы ты сама мне его готовила, – изучающе смотрит в мои глаза Женя, а потом поспешно добавляет: – Иногда, – видимо в угоду современным веяниям, где девушки отказываются готовить вообще, считая это абьюзом.
Опустив глаза, я не нахожу что ответить – слишком идеальной рисуется такая картинка, где я пусть и иногда готовлю для Жени то, что ему нравится.
– Маш… За что ты меня любила в универе? – еще более пристально смотрит Женя, когда поднимаю свой взгляд на него, услышав данный вопрос.
– Это была не любовь, а влюбленность, – даже не пытаюсь отрицать, что испытывала к нему чувства – об этом знали, наверно, все.
Любовь, похоже, у меня к тебе сейчас… – отвечаю про себя.
– И в чем разница для тебя?
– При влюбленности идеализируют человека. В то время как любовь – это не вспышки гормонов, а сознательное чувство, на которое способен лишь взрослый в уме человек.
Женя выглядит задумавшимся, а потом с еще более серьезным выражением лица говорит:
– А я скучал по тебе, когда ты перевелась.
– У тебя уже бред начался, кажется. Надо снова проверить температуру, – нервничаю я от таких признаний и встаю со стола.
– Давай попробуем быть вместе? – Женя делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. – Мне кажется, из нас получится классная пара. Поженимся потом, нарожаем детей. Если что – я хочу быть многодетным папой. А ты?
Застываю, не веря своим ушам, и оборачиваюсь.
– Женя…
Глава 24. Луну.
Женя
– Женя… – выдыхает Маша мое имя в ответ на мое предложение о совместном будущем.
И я с неким трепетом ожидаю, что она ответит, но Маша дальше лишь молчит.
Что ж, в любом случае то, что она вернулась, говорит о многом, и пока я готов довольствоваться этим. Пока.
Смотрю в окно – на улице уже темно и автоматом включились фонари, что работают на датчиках. В голову приходит одна мысль, и я подхожу к окну, чтобы разглядеть небо. На нем ни облачка, а вот луна почти полная.
– Хочешь посмотреть на звезды и луну? – оборачиваюсь к Маше, которая до сих пор выглядит задумчивой.
– У тебя есть телескоп? Неожиданно, – удивляется она.
– Ну в фильмах же обычно ставят его в таких домах, вот и я решил.
– То есть это не мечта твоего детства?
– Не а. Это просто тупое следование стереотипам, – улыбаюсь на ее мини-разочарование.
– Ну не самое тупое, конечно, учитывая, что это не надувной розовый фламинго в бассейн, – улыбается Маша.
– Не хочу тебя расстраивать, но я и его покупал летом.
– Серьезно? – смеется Маша. – Ладно, пойдем смотреть твои звезды.
Веду Машу на второй этаж и только на середине лестницы понимаю свой косяк. Осенью я перенес телескоп с мансарды в свою спальню, чтобы он находился в тепле и механизмы не испортились, как объяснял продавец. И сейчас получается я либо должен показать Маше эту самую спальню, либо придумать, почему смотрение неба отменяется.
– Какой у тебя телескоп? Я давно хотела рассмотреть луну при большом увеличении. У меня был телескоп в детстве, только я уже почти ничего не помню из увиденного, – с заметным предвкушением говорит Маша.
Блин. Вот и как теперь ее обломать?
– Я не особо разбираюсь в них. Получается, ты с детства знала, что луну как на фотках в интернете в него не увидеть. А я вот это узнал недавно. Представляешь степень моего разочарования? Я вначале думал, что меня развели, втюхав ерунду.
– Я наоборот радовалась тому, как все хорошо видно, – пожимает плечами Маша.
– Ты сейчас озвучила главную мысль: чем выше ожидания, тем больше может не понравится результат, – делаю вывод я. – Но я все же сумел преодолеть свою неудовлетворенность через какое-то время, хотя осадок все равно остался.
Немного нервничаю, когда мы подходим к закрытой спальне. Поворачиваю ключ в замке и, мысленно пожелав себе удачи, открываю дверь и включаю свет.
– Ого, а я думала здесь кладовка, – осматривается Маша, едва мы заходим. – А почему ты не спал… Здесь, – заканчивает свой вопрос Маша уже не совсем вопросительным тоном. – Ясно, – выдыхает она, сама сделав выводы, и идет к окну, рядом с которым стоит телескоп.
Подхожу следом и берусь его настраивать, стараясь не провоцировать Машу на дальнейшие вопросы.
– Что хочешь посмотреть сначала? Звезды или…
– Луну, – твердо отвечает Маша.
– Тогда нужен фильтр – она слишком яркая. Достаю нужную примочку и прикручиваю ее к телескопу, как показывали при установке, затем регулирую увеличение и, когда более-менее четко вижу луну, уступаю место за телескопом Маше, параллельно выключая свет в комнате.
– Как красиво… И ты еще жаловался на увеличение! Да у тебя просто крутейший телескоп.
Маша рассматривает луну, периодически комментируя кратеры и полосы от попадания метеоритов, а я рассматриваю Машу при этом тусклом свете, что падает в комнату лишь от окна. На ней сейчас одно из платьев, что я ей купил, и я безумно рад, что она сейчас именно в платье, которое облегает и подчеркивает ее женственный силуэт, который делает еще более соблазнительным контурный свет. Волосы, что спадают водопадом по ее плечам и спине вызывают острое желание провести по ним рукой и скрутить, намотав на кулак.
Вся кровь, что есть во мне, вскипает.
Все. Терпение мое кончилось. Подхожу к Маше и довольно дерзко отстраняю ее лицо от телескопа, сразу впиваясь в губы.
Я слишком долго ждал.
Глава 25. Люблю.
Маша
Я слишком долго ждала. Понимаю это сейчас. Слишком долго держала себя в рамках и сопротивлялась как могла. Но все, чего я сейчас хочу – это наконец окунуться с головой в свое истинное желание принадлежать Жене полностью.
Поэтому, когда он сметает мои губы в поцелуе, я сразу растворяюсь в этих трепетных ощущениях, ни капли не сопротивляясь тому, что происходит. И будет происходить – я предвкушаю это как никогда и сейчас точно не остановлю Клыкова.
Женя целует меня голодно, уверенно, еще больше отрезая пути к отступлению, хотя какое может быть отступление, когда я забываю, как дышать от его умелых, уволакивающих в негу поцелуев. Руки его прижимают к его телу так крепко, что хочется растаять в этих сильных и властных объятиях.
В следующую секунду эти же руки ловким движением снимают с меня платье, оставляя меня лишь в нижнем белье – белом комплекте, что купил мне сам Женя.
Разделавшись с платьем, он подхватывает меня на руки и, сделав пару шагов, почти швыряет на кровать, только это нисколько не кажется грубым, а наоборот хотя бы чуточку отражает внутреннее желание. И очевидно не только мое.
Возвышаясь надо мной на коленях, Женя снимает футболку, и я даже в темноте вижу, что его торс идеальный. А потом он смотрит на меня. Смотрит как хищник на свою добычу, наслаждающийся своим превосходством, перед тем как съесть.
И он съедает. Голодно, жадно, но так уверенно и умело, что мое тело очень быстро вспыхивает сладкими судорогами-фейерверками.
А потом он проделывает тоже самое опять и опять. То уже нежно и медленно, то снова дерзко, грубо, горячо.
А уже далеко за полночь, когда я почти засыпаю на его плече, Женя тихо говорит мне на ушко:
– Я люблю тебя, Маша…
И нежно проводит рукой по моим волосам.
Просыпаюсь утром, когда за окном уже вовсю светит низкое зимнее солнце. Слегка поворачиваю голову, чтобы поморщиться от его слепящих лучиков и обратно кладу голову на спящего Женю.
Сегодня день моей несостоявшейся свадьбы, и я встречаю этот день в кровати с ним – с моим любимым мужчиной, который несколько часов назад прямо сказал, что любит меня. Как же я сейчас счастлива…
Женя тоже почти просыпается – я понимаю это по его изменившемуся дыханию и руке, что движется по мне от талии до груди, едва не задевая шрам, о котором я ночью чудом ни разу не вспомнила, хотя в первые разы с Ромой только об этом и думала. И еще большим чудом Женя этой ночью его не касался, хотя казалось бы не оставил на мне нетронутым ни сантиметра.
В ужасе я быстро вскакиваю с кровати и прижимаю к себе платье, валявшееся на полу, стараясь целиком спрятать шрам. Не оборачиваясь на Женю, спешно выхожу из комнаты и сразу иду в ванную. Запираюсь и смотрю в зеркало на себя голую и растрепанно-прекрасную, но все с той же уродской шершавой линией на теле. Она никуда не исчезла за эту ночь и даже не стала менее заметной. А как бы я этого хотела…
Мне кажется, я не переживу, если этот шрам оттолкнет Женю. Поэтому принимаю решение – не подпускать к своему телу Клыкова при свете дня – только ночью.
Принимаю душ, чищу зубы, а когда выхожу обмотанная полотенцем, сталкиваюсь с Женей в дверях. Он сметает меня в объятия и ведет обратно в душ, заставляя идти спиной.
– Куда ты так убежала из кровати? Я даже поймать тебя не успел, – говорит Женя, утыкаясь носом в мою шею и берясь за мое полотенце, чтобы снять.
– Женя, стой, мне нужно попросить тебя кое о чем, – останавливаю его серьезным голосом и жестом рук.
– Все, что пожелаешь, – лукаво улыбается он, собираясь продолжить свою “атаку”.
– Женя, мне нужно отдохнуть. До вечера, – не уточняю от чего именно мне нужно отдохнуть, потому что Женя и так все понимает.
– А мне кажется, я больше работал, – усмехается он.
– И все же. Пожалуйста, – остаюсь непреклонна, и мое выражение лица делает свое дело – он, прищурившись, говорит:
– Ладно. Но ночью не жди никакой пощады.
Внутри проносится горячая волна, предвкушающая эту самую “ночь”. Мне и самой хочется сейчас наброситься на него, но разум помогает не поддаваться этому желанию.
Выскакиваю из ванной и спешу скорее одеться, пока Женя в душе. А когда спускаюсь вниз, застаю Женю в штанах с голым торсом.
Мамочки, какое у него все-таки потрясное тело – мое ночное зрение меня ни капли не подвело. Так и хочется подойти и провести рукой по этой коже, под которой рельефно выделяются мышцы. Но делать это вопреки моему же правилу нельзя.
Беру яблоко и сажусь за стол. Женя делает какой-то спортивный коктейль.
– Тебе сделать? Клубничный. Там вроде хорошие ингредиенты – я заметил, что ты следишь за этим.
– Нет, спасибо, – отвечаю я, любуясь его напрягшимися мышцами при взбалтывании бутылки, а потом при легком кашле.
– Как ты себя чувствуешь? – спохватываюсь, вспоминая о болезни.
– Как ни странно, хорошо, хотя обычно болею дольше. Это ты меня вылечила, – открыто улыбается Женя, и я не сразу понимаю в каком контексте он это говорит, хотя наверно уже давно пора привыкнуть к его намекам.
А до меня после его фразы внезапно доходит одна вещь: если бы он не заболел – вряд ли бы я смогла поступить так, как поступила.
Где-то там, в другой реальности сейчас могли быть свадьба, жених, гости. Но я здесь, и мне хорошо настолько, что я просто не хочу об этом думать.
– Спасибо тебе, – вылетает из меня прежде, чем я успеваю подумать о нужности этой благодарности.
Ожидаю уточняющий вопрос, но Женя словно читает мои мысли:
– Рад, что ты наконец все поняла.