Вдовец

Глава 3

Я нахожу себя в доме, Кирилл донёс меня, пока я пыталась успокоиться. После истерики приходит затишье, я вымотана и чувствую себя так, словно мне дали дозу успокоительного.

Хотя это обычное безразличие. Он добился своего, я убедилась в невозможности побега и затихла.

– Чай должен быть здесь, – протягивает мужчина, смотря на полки.

На отделке кухни планы как раз сломались. Она стоит полусобранная, с шкафами без фасадов и пустыми отверстиями в каменной столешнице. Дорогая техника пылится в заводских картонках у дальней стены, там же стянуты тележки на колесиках, на которых стоят коробки поменьше. И целые россыпи дизайнерских буклетов – плитка, покраска стен, авторская мебель, витражи – кто-то просматривал их, странички смяты и надорваны, и кто-то выбирал, цветные стикеры выглядывают над корешками.

– Пусть будет черный, – отзываюсь я, когда зеленый чай не находится. – Неважно.

Я смотрю, как он надрывает упаковку крепкими пальцами.

– Здесь никто никогда не жил?

Он замирает на мгновение, будто ждал такого вопроса меньше всего, а потом коротко смотрит на меня. И вновь поспешно останавливает простое движение, на этот раз его взгляд касается мочки моего уха. Но не выше, лица он по-прежнему избегает.

– Здесь ремонт, – отвечает он и ставит высокую кружку с чаем передо мной. – Еще много дел… не получается завершить.

– Дом твой?

– Да.

– Наверное, один из?

Кивает. И вновь молчит, с ним сложно вести светскую беседу ни о чем.

– И несколько машин, – добавляю я.

Я никак не могу уложить его образ и его действия. И деньги мне мешают больше всего. Какого черта, другими словами? Неужели, ему больше нечем заняться и приходится тратить часы на нервные взгляды незнакомой девушки. Я думала, большие деньги почти синоним разнообразия, а оно уж одарит увлекательным сценарием на любой вкус, даже на клинически больной. Или это новое то ли изощренное, то ли изысканное развлечение для закрытых клубов? Когда гольф окончательно приелся?

– Тойота не моя, – он протягивает руку и указывает на окно, что выходит на лужайку.

Да, машина, на которой он меня сюда привез, по-прежнему стоит под окнами. И, когда мы вновь возвращались в дом, я заметила съезд в подземный гараж, мужчина еще молча кивнул, когда прочитал немой вопрос. Бежать с врученными ключами стоило туда.

И ведь он даже не обманул, он дал шанс, дал ключи, просто не уточнил от какой именно машины. Похоже он запрятал важный урок в пробежке сквозь дом и по полю, только я невнимательный зритель. Нечуткий… Мне нужны слова, а не ребусы, хотя, быть может, решение проще, чем кажется – он дал мне выдохнуть. Выкричать страх на ветер.

– Я одолжил ее, чтобы забрать тебя, – мужчина поддается мне и начинает строить предложения длиннее. – Нужна была неприметная.

– Она неприметная по-твоему?

– Из тех, что были под рукой, самая.

– Мой Акцент неприметный.

– Хорошо, я запомню, – он опускает взгляд на свою чашку, к которой не притронулся, и проваливается глубоко в себя.

А я вдруг понимаю, что мы говорим не о том, о чем следует.

– Значит ты спасаешь меня?

Мне страшно произносить прямые вещи, в голове сидит мысль, что он может быть обычным сумасшедшим и кто знает, где у него больное место.

– Тебе нужна защита.

– От убийцы?

Как по тонкому льду. Я слежу за его реакциями и разглядываю волевое лицо.

– Да.

– Как ты понял, что он выбрал меня?

– Типаж.

– Я не чернокожий альбинос.

Неудачная шутка. Он кривится.

– Объясни мне, – я нервно сглатываю, понимая, как рискую.

– Я долго искал его, научился думать как он, – мужчина на мгновение прикрывает глаза, отдаваясь своим образам, а потом продолжает. – Я смотрю на тебя, и понимаю, что он видит, что и как испытывает.

– Но ты не смотришь на меня.

Сорвалось. Я не собиралась касаться этого, не сейчас… И он замирает, словно я ударила его наотмашь, а потом на ощупь делает шаг в сторону.

– Это сложно, – выдыхает он. – Слишком сложно, я оказался не готов.

– Кирилл, – я с трудом решаюсь произнести его имя, – послушай, тебе самому нужна помощь. Если ты говоришь правду…

– Я лгу, – он резкой вспышкой обрывает меня. – Я тут и там лгу, и мне уже тошно от этого. Черт! Здесь нет правды! Никогда не было!

Он рывком отталкивается и поворачивается ко мне лицом, и теперь воспаленный взгляд мужских глаз буквально режет меня. Вскрывает.

– Почему я не смотрю на тебя? – скребущая неприятная интонация ввинчивается в его голос. – Ты хочешь знать?

– Нет, это неважно.

– Потому что ты она. Одно лицо, – он надвигается, сжимая мои плечи, – даже глаза, живые, глубокие…

– Кирилл, прошу.

– Она смотрит из твоих глаз. Прямо сейчас смотрит. Что мне делать с этим? Скажи, что?!

И он грубо встряхивает меня, требуя ответ. Но я молчу, даже не стараясь прорвать слова через окаменевшее горло.

– Мне не нужна помощь, – он переходит на шепот, – я не прошу о помощи. Что мне нужно, того уже нет.

Злость отпускает его пальцы, он выдыхает, и я вижу, как приходит другая эмоция. Он продолжает смотреть на меня, вглядываясь в черты, которых только что избегал, и смягчается. Проглядывает то самое живое, сокровенное. И его взгляд опускается на мои губы, которые я нервно закусываю и инстинктивно дергаюсь прочь.

– Я поняла тебя. Да, я услышала…

– Я напугал тебя, – кивает он и делает паузу, за которой я отчетливо слышу немое «прости».

Но он пугает меня теперь, я понимаю, что он не может убрать руки с моего тела. Он держится за меня и неспешно подгибает под себя, миллиметр за миллиметром. Он будто сам не замечает, что делает, скованные судорогой холодные пальцы живут своей жизнью. И я чувствую их цепкое прикосновение, они душат кожу и дарят секундную свободу, только чтобы захватить снова. Он переносит правую ладонь и дотрагивается до щеки, медленно проводит по коже, сдавленно выдыхая и приоткрывая рот.

Его взгляд туманится.

– Иди ко мне, – просьба на словах, но не в руках, которые неумолимо тянут меня. – Вернись ко мне.

Он дотрагивается губами до моих губ. Холодные и неживые, они приносят нервный поцелуй, который я пытаюсь прервать, отвернувшись.

Почему он такой сильный?! Зачем?

Мне удается чуть отстраниться, только когда Кирилл сам позволяет. Кажется, он вновь хочет видеть мое лицо и рождает дистанцию. И это даже хуже, его глаза по-прежнему пугают, он смотрит на меня, но видит что-то свое, то ли из прошлого, то ли из параллельной больной реальности. А мне не за что ухватиться, в ужасной комнате больше нет потолка, пола, я как немая кукла, которую достали из дорогой коробки и теперь не знают с какой фантазии начать.

– Где ты была? – произносит мужчина сдавленно и накрывает мое лицо ладонью.

Он невесомо проводит по коже и вспоминает силу, лишь когда касается подбородка, он грубо зажимает его между пальцами и заставляет меня поднять лицо выше.

– Мне больно, – признаюсь я, зажмурившись. – Кирилл, пожалуйста…

Я все-таки нащупываю его сомнение, он, наконец, замечает меня и замирает. И можно увидеть, как рушится его мираж, приходит замешательство, а следом разочарование, такое яркое, осязаемое… Он пару секунд выглядит совершенно потерянным, а потом показывает на стул рядом.

– Сядь, – он бросает короткое указание и отворачивается к окну, пряча лицо.

Стул тяжелый, поэтому я сажусь рядом и неотрывно смотрю на мужской силуэт, напряженная поза которого не дает мне выдохнуть.

– Этого больше не повторится, – начинает он, но забывает добавить уверенности голосу, чтобы обещание звучало правдиво.

– Хорошо…

– Мне нужно прийти в себя. Да, время, – он кивает, вдруг найдя верный ответ, – нужно время… Ты пока останешься наверху.

– Ты опять запрешь меня наверху?

– Именно это я сказал.

Я чувствую его злость, она вспышкой прорезается сквозь усталость и заставляет его сорвать кухонное полотенце с крючка. Кирилл сжимает его в ладони и не может придумать, что делать с ним дальше. Он неотрывно смотрит на свои пальцы, которые сжимают ворс, и вновь уходит в себя, оставляя меня наедине с собственным дыханием. Больше ни звука в комнате, только беспокойные неровные волны, вдох-выдох, вдох-выдох.

– Ваши голоса тоже похожи, – произносит он после паузы.

Я не уточняю, но понимаю, что он говорит о жене. Он же поцеловал меня.

– Хотя она мало говорила… Она любила писать. У нее был личный дневник, который она прятала от меня. Я до сих пор не могу его найти. Как не пытался.

– Я не хочу наверх, Кирилл. Послушай меня…

– Это временно.

Глава 4

Дневник / 14 июня

Я запуталась, и я идиотка. Я живу чужой жизнью, жизнью мужа… Иногда мне кажется, что он везде. И, когда мы трахаемся, я все чаще думаю, что так хотя бы честно. Я и без влажных стонов в висок чувствую его постоянно, нет ни минуты без него.

Не могу больше.

Я хочу развод, но никак не наберусь смелости.

Хотя дело не только в смелости, мне нужно подготовиться, чтобы потом не бегать полоумной нищенкой по знакомым. Я знаю мужа, как нежного весельчака, но в бизнесе он другой. Есть, как минимум, двое бедолаг, которым он переломал хребет в финансовой плоскости. У них муж забрал все, просто прошелся тараном из сделок и судов и подмял под себя чужие активы. Он умеет быть жестоким, особенно если чувствует за собой право.

Поэтому я терплю.

Я боюсь его.

На прошлой неделе он сказал, что нам нужно завести детей. Его любимое бессмысленное «нам». Нет, это он созрел и теперь хочет детей. А я хочу отсосать его другу.

Мне смешно, я сейчас не могу сдержать нервный смех, потому что ЭТО моя жизнь. Вот к чему всё пришло, я хочу почувствовать себя последней шлюхой, которая готова сама себя сервировать, чтобы ее грязно поимел другой. Муж знаком с… нет, здесь не будет имен. Просто N. Ведь в моей жизни нет места, чтобы спрятать дневник. Я до сих пор не знаю, куда его припрятать.

Кирилл все равно его найдет. Рано или поздно…

Милый, ты его нашел? Читаешь? Еще рано, я только фантазирую.

Я много фантазирую. И помогаю себе руками или твоим телом. Я думаю о нем, когда с тобой. И иногда мне хочется назвать тебя его именем. Специально, чтобы увидеть твое лицо без вечной улыбки.

Вы разные, и это хорошо. N сдержанный, молчаливый, с пронзительным взглядом, от которого мне было не по себе первое время. Мне и сейчас не по себе, но по совсем другой причине. И N всё видит, он не слепой и верно прочитал многое по моим глазам. Я стала задерживаться на его руках, смотрю на длинные с очерченными костяшками пальцы и представляю их на своем теле.

Он умеет ими пользоваться, по нему видно, от него исходит пронизывающий импульс из секса и силы. Опасный типаж, по которому обречены сходить с ума голодные дамы, вроде меня. Я даже иногда ловлю себя на мысли, что боюсь его… боюсь того, что он может сделать со мной. Я слишком много думаю о нем, перебирая в памяти последние дни.

Как N коснулся меня, когда помогал доставать коробки из багажника. Как крепко обхватил ладонь, помогая подцепить ручку, и, играя в неуклюжего помощника, навалился сзади. Всего на мгновение, но я почувствовала тугое сильное тело, и теперь образы в голове стали ярче, почти наваждение, болезненное и тягучее. Он этого добивался? Играет со мной? Черт, я уже проигрываю. И он даже не представляет, насколько легкая добыча перед ним, меня можно просто поманить пальцем.

Я так хочу, чтобы это был именно он. Друг Кирилла.

Хотя это всегда друзья – закон измены и жизни. Помню, как одна наивная знакомая хвалилась, что у нее прекрасные подруги и они никогда даже мысли не допустят и взгляда неосторожного не бросят. Ведь дружба – это святое. Да, святое, и муж ее святой кусок дерьма, который никому не нужен. Вот и весь секрет исключительной честности подруг, конкуренции нет только там, где приходится скидываться на благотворительность.

А вокруг моего мужа толпа конкуренции.

И он, вряд ли, отказывает себе. Хотя тут он не подонок, и я ничего не вижу, до меня не доходят намеки или легкие звоночки, ничего… Но я прекрасно знаю, из каких он мужчин, как он привык иметь всё, что ему нравится и ни в чем себе не отказывать. У нас умолчание благополучия, когда я догадываюсь, но делаю вид, что не в состоянии сплюсовать два и два. И не помню даже столь простую арифметику, как то, что он зависим от секса, а между нами осталась однообразная чинная механика.

Оно и к лучшему, я всей душой благодарна девушкам из номеров отелей и уборных ресторанов, что они забирают его у меня, пусть ненадолго, но со всеми его аппетитами. Я бы доплатила каждой.

– Любишь недорогие духи?

Не хочу больше о муже. Спокойный голос N и его вопрос, это лучше. Как лекарство. Он интересно говорит и строит фразы не по шаблону. Я помню каждую фразу.

– Не играешь в роскошь? – N смотрит внимательно и то и дело соскальзывает к моим губам, но каждый раз запоздало вспоминает приличия. – Надоело? Или бунтуешь?

– Против кого мне бунтовать, – я усмехаюсь и пытаюсь поймать его взгляд.

Мне тесно и душно, и я едва заставляю себя следить за реальностью, потому что фантазии желаннее и насыщеннее, я хочу верить в них, я хочу быть в них. Я буквально вижу, как он делает шаг и нависает надо мной, как дотрагивается, тягуче проведя по бедру и собрав край платья…

– Хил, да? – он вновь возвращает меня в нашу столовую, где ничего не происходит, а только томится на пороге.

– Ты знаток духов?

– Женских.

Он позволяет себе легкую улыбку и делает тот самый шаг ко мне. Резко надвигается, что я рефлекторно подаюсь назад от неожиданности, но он чуть отклоняется в последний момент и ставит кружку с недопитым чаем на столешницу. В нескольких сантиметрах от меня, так что его ладонь почти касается моей руки.

– Чего ты хочешь? – вдруг спрашивает он и, наконец, смотрит мне прямо в глаза.

Они бездонные и манящие, я окунаюсь в них с головой и не могу ничего поделать. Меня как будто парализует, я смотрю на него, как завороженная, и просто-напросто жду, что он будет делать дальше. Что принесет этот неожиданный всплеск.

– То есть какие именно? – он поправляет себя, давая мне выдохнуть. – Я хочу подарить тебе.

– Это будет странно…

– Что именно?

– Нет повода, ни 8 марта, ни день рождения.

– Ты очень красива, это лучший повод. У тебя редкое лицо…прости, я не научился говорить изящно.

– Красивое и редкое, значит, – я помогаю ему и тихо улыбаюсь.

– И чужое.

N как приблизился, так и отдалился. И эти качели стоят мне слишком много сил.

– Ты вдруг вспомнил, – из меня вырывается досада, за которую мне через секунду стыдно.

– Я не забывал. Я в его доме с его женой, приехал по его просьбе и завез его вещи из офиса, – N разворачивается и облокачивается на столешницу рядом со мной. – Много «его», согласен.

– Можно попробовать построить фразу по-другому. Без повторений.

Я произношу слово за словом, на одном дыхании, и после поставленной точки сама пугаюсь подтексту.

– Поэтому Хил, надеешься перебить? – он расслабленно улыбается и отводит взгляд. – Только я пахну, как он, тот же ценник.

– А причём здесь ты?

Он смеется, впервые позволив себе яркую эмоцию, и вновь внимательно смотрит на меня. С ответом он не торопится, и мне едва удается удержать язык за зубами. Нестерпимо хочется бессвязными словами заштриховать свой же вопрос.

– Хорошо, Ольга, – он, наконец, отзывается спокойным голосом. – Значит, мне показалось.

Глава 5

Он хочет вновь запереть меня на втором этаже.

Господи, нет!

– Так не спасают, – произношу на выдохе. – Твои слова ничего не значат, когда ты творишь такое. Я боюсь, Кирилл, боюсь тебя, ты понимаешь? И мне не станет спокойнее в четырех стенах…

– Остановись.

Он приказывает холодным тоном и я осекаюсь. Я не понимаю, как с ним нужно разговаривать. Я вижу перед собой запутавшегося и упрямого мужчину, который уверен в своей правоте. Он не слышит меня… Может ли? Откуда мне знать, что происходит в его голове? Я стараюсь не вспоминать ужасные фотографии, которые он показал мне в первый день, иначе всё мое самообладание пойдет прахом.

Он ведь может оказаться кем угодно. Может обманывать меня и играть в свою игру.

– Я должна остановиться? – переспрашиваю я, заставляя его обернуться и посмотреть на меня. – А то что? Это угроза?

– Просьба.

– Просьба? Значит я могу ослушаться?

Я поднимаюсь на ноги и смотрю на мужчину.

– Саша, – он слегка растягивает мое имя и качает головой.

– Мне не нужна твоя помощь. Я хочу домой.

Быстрый шаг в сторону не застает его врасплох, Кирилл реагирует молниеносно и вдруг оказывается рядом. Он преграждает мне путь, закрывая телом все вокруг, и так вновь случается душная близость. Внутри все обрывается, и жалобный голосок подает сигнал – «доигралась».

– Так не просят, – произношу я спокойнее, пытаясь справиться с слабостью, которая впивается в тело и подсказывает самое простое – закрыться руками и начать клониться к полу. – Я больше не пойду на второй этаж.

– Ты уверена? Нам обоим станет сложнее.

– Зато честнее. Я слабее физически и нахожусь здесь против своей воли, а еще ты поцеловал меня и у тебя ключ от всех спален. Даже не знаю, где ты здесь нашел сложность для себя. Ты все отменно продумал.

Я запоздало понимаю, что провоцирую его. Специально и устав от подвешенного состояния. Словно хочу проверить, что стоят его слова. На что он способен…

– Хорошо, я покажу тебе, – он кивает через себя. – Я нашел дом, в котором он держал одну из девушек. Там были личные вещи…

Он делает шаг к лестнице, но останавливается.

– Я же могу оставить тебя одну?

– Все ключи у тебя, куда я денусь.

Ему не нравится мой ответ, но он уходит. И комната тут же оживает, я слышу прилипчивый шепот каждой двери и закрытого ящика. Открой, толкни, найди… Если не выход, то хотя бы защиту. Что-то тяжелое, острое, ведь больше шанса может не быть. Или это проверка? И он стоит за углом, притаившись, и высматривает мои движения.

Слишком быстро, его отлучка занимает не больше минуты, так что я не успеваю уговорить себя на лишний выдох. Может, оно и к лучшему.

Он возвращается с другой стороны. Тихо открывается задняя дверь, которую не видно за выступом кухни, и уверенные шаги чертят дорожку в дом. Когда коридор, наконец, иссякает, я вижу перед собой незнакомого мужчину, и мое замешательство отражается эхом на его хмуром лице.

Я инстинктивно делаю шаг к нему и протягиваю руки.

– Вызовите полицию, – боюсь говорить громко и поэтому сбивчиво шепчу, – прошу вас, вызовите…

Меня обрывает сработавшая сигнализация. Со стороны ворот наплывает неприятная волна из коротких вскриков сирены и ритмичного мерцания. Я замечаю, как окна ненадолго окрашиваются в желтый оттенок, а потом снова и снова… Это аварийка, тот самый крузак, который я пыталась открыть неправильным ключом, кричит на всю округу и вспышками освещает двор перед домом.

– Он услышит, – произношу я, возвращаясь взглядом к вошедшему мужчине.

Тот, наконец, отходит от удивления.

– Где он? – спрашивает он, быстро оглядываясь по сторонам. – Он в себе?

Я накрываю уши ладонями, чтобы приглушить крик сигнализации, и стараюсь не потерять мужчину из виду. Потому что он очнулся и задвигался, уверенно и быстро, и в каждом его жесте я читаю простой смысл – ему не надо объяснять ситуацию. Он всё знает.

– Оставайся здесь, – командует мужчина и направляется к входной двери.

Он собрался на улицу… Да, шаг, еще шаг, и злая решимость, что исказила его молодое лицо.

– Нет, нет, – качаю головой, как заведенная, и быстро обгоняю его, чтобы преградить путь, – не уходите! Дайте мне телефон, я прошу вас, я сама позвоню…

– Я поговорю с ним, и всё закончится, – произносит он с нажимом и в следующее мгновение оказывается рядом, и теперь я могу ощутить его напор всем телом, он сжимает мои плечи и грубым касанием заставляет замолкнуть. – Послушай, я его друг и знаю, как с ним нужно разговаривать.

Я вывожу усталым шепотом «нет» и не могу поверить в его слова. Замкнутый круг, я даже сейчас не различаю их, просьбы/приказы повторяются и мужские голоса звучат для меня хором, они буквально вторят друг другу, окутывая. И никто здесь не собирается слушать меня.

– Только не глупи, – добавляет он мягче, – не кричи или еще что-то… Сделаешь хуже.

– Вы на машине?

Я ловлю его ладонь, когда он почти проходит мимо, и вцепляюсь со всей силой. Да, силу я не жалею и вижу, как он болезненно морщится и первым делом опускает взгляд на мою хватку, словно не может поверить, что женские пальцы могут так зверски сжимать.

– Да, – он отвечает, чтобы отмахнуться.

И выдергивает руку, с его рывком я ничего поделать не могу, успевая сдавить лишь воздух.

– Тогда уедем, просто уедем. Не нужно с ним разговаривать.

Сирена замолкает, и я понимаю, что Кирилл выключил сигнализацию и сейчас возвращается в дом.

– Помогите мне, – добавляю, пытаясь удержать взгляд мужчины.

Незнакомец отводит глаза, смотря поверх моего плеча, а потом неожиданно меняет вектор. Он тянет меня к себе и быстро шагает к задней двери, к той самой, из-за которой появился.

– Хорошо, – выдыхает он, – но очень-очень быстро.

Он почти несет меня, он крупнее и выше Кирилла, и противиться ему бесполезно на уровне намерения. Но он идет, куда я прошу, он все же слышит меня. Я устало прикрываю глаза, когда мягкая ткань пиджака касается щеки. Мое лицо утыкается в его грудь, и я позволяю вести себя, как слепую, лишь бы прочь и «очень-очень быстро».

Компактный спортивный седан стоит за изгородью, там узкая дорожка по плавной дуге уходит к задней части участка, которая никак не освещена. Я не знаю, что там, окна спальни выходили на другую сторону, но меня успокаивают уверенные движения мужчины. И краем глаза я зацепляю грязевые следы от протектора шин, что уводят как раз в темную гущу. Он приехал оттуда, где-то зацепив влажную почву.

– Саша!

Громогласный крик Кирилла заставляет вздрогнуть всем телом, я даже промахиваюсь мимо ручки дверцы и на секунду теряю всё вокруг. К счастью, его голос слышится из дома.

– Он услышит звук мотора, – бросаю, рывком забираясь в салон вслед за мужчиной.

– Услышит, – мужчина кивает и тяжело выдыхает. – К черту, я много раз пробовал по-другому.

Мы трогаемся, и мощь мотора уводит стремительно вперед. Участок вдруг сжимается и становится таким крошечным, недостаточным для разбега, а резкий поворот направо, который вдруг выхватывают фары из темноты, и вовсе не дружит с физикой.

Нет, не впишемся!

– Не бойся, – бросает мужчина, отвечая на мой всхлип.

Он родился в этой машине! Проходит на последних миллиметрах, ввинчиваясь на жуткой скорости в поворот и успевая нажать кнопку на брелке. Пластиковые ворота из горизонтальных полос ползут вверх, освобождая выезд с участка. Они медлят, и мужчине все же приходится тронуть педаль тормоза, чтобы не чиркнуть по ним крышей спорткара.

Мы выезжаем с участка и оказываемся на общей дороге. И тут, на просторе, его машина может добавлять и добавлять, я даже боюсь смотреть на спидометр.

Тянусь к ремню и пристегиваюсь.

– Вроде тихо, – отмечает мужчина после десятого взгляда, кинутого на зеркала заднего вида. – Хотя рано или поздно он начнет звонить на сотовый, он поймет, что я приезжал.

– У вас были ключи, – я припоминаю, что в дом незнакомец тоже вошел через запертую Кириллом дверь.

– Я близкий друг семьи.

– А ваше имя?

– Итан.

У меня нет сил удивляться, но он улавливает мое короткое движение головой.

– Мои родители давно живут в Европе и думали, что я сделаю тот же выбор.

– Саша.

Я поворачиваюсь и смотрю на мужчину. Недостаток света не дает разглядеть его внешность в деталях, но я припоминаю и дорисовываю. В доме он стоял прямо передо мной, тогда мне было не до цвета его глаз, но сейчас я понимаю, что многое запомнила безотчетно. Правильные красивые черты лица, которые так любят развороты с рекламой мужских духов и часов, карие глаза с теплым отблеском, тонкие губы и взлохмаченные волосы, кажется, темно-русые… или он вовсе шатен.

И он похож на Кирилла. Того же круга. Одет во всяком случае так же, светлая рубашка, от которой идет чарующий аромат свежести с сандаловыми нотками, и песочный костюм, свободный, неофициальный, но с ценником смокинга.

– Нам нужно где-нибудь остановиться.

– Я хочу домой, – признаюсь и вдруг вспышкой припоминаю другое свое желание. – Мне нужно позвонить родным, маме или… Где ваш телефон?

– Что вы скажите им?

Его голос становится вкрадчивым, пожалуй, даже осторожным.

– Простите? – я хмурюсь и чувствую, как воздух в салоне становится каменным.

– Что вы скажите родным?

– Что случилось, например.

– Давайте это обговорим, – он отрывает правую руку от руля, прося у меня короткий тайм-аут. – Я сейчас остановлюсь на обочине, и мы поговорим.

Я не хочу останавливаться, я хочу телефон и родной голос на том конце. Или голос диспетчера 112. Но я молча сижу в машине, которая плавно сворачивает с бетонного полотна и замирает. Итан тоже не двигается некоторое время, проснувшаяся осторожность мешает ему начать говорить.

– И? – не выдерживаю я.

– Нам стоит обсудить то, что произошло.

– Я не хочу сейчас ничего обсуждать. Не в машине на темной обочине.

– У Кирилла сейчас сложное время, – мой тяжелый выдох сбивает его, но он быстро собирается и продолжает давить мелодичным голосом с хрипотцой. – Он совершает странные поступки, я понимаю, недопустимые… Он, наверное, напугал вас.

– Напугал? Черт, вы серьезно?! Напугал, – я повторяю идиотское слово и закрываю лицо ладонями, заставляя себя успокоиться.

– Простите, – произносит он сдавленно.

Его слова задели меня, в горле стоит ком, а слезы подступают, и я с силой надавливаю ладонями, чтобы они не потекли по щекам.

– Простите за него, за всё. Я хочу всё уладить, чтобы вы вернулись домой и чтобы не было проблем… Поймите меня правильно, вы можете пойти в полицию, но он уладит это в любом случае. Заплатит… я сам заплачу за него, если будет нужно.

– Вы же близкий друг.

– Ему сейчас не нужны неприятности, – Итан пропускает мою шпильку и осторожно дотрагивается до плеча, словно хочет, чтобы я посмотрела в его сторону. – Саша, он поступил ужасно, но я даю гарантии, что он больше не появится в вашей жизни. Давайте забудем, что произошло.

Центральный замок непреклонен, и мое касание до ручки отзывается лишь глухим щелчком.

– Откройте дверь, – прошу я шепотом.

– Вам не стоит…

– Вы даже не спрашиваете, что именно он сделал, – я поворачиваю голову и смотрю ему в глаза. – Сколько продержал у себя? Вам плевать?

– Он не монстр.

– Он болен. Он показывал жуткие фотографии и говорил, что меня хотят убить.

Как мягкая волна, безбрежная, ласковая… Я опускаю лицо, чтобы спрятаться от его взгляда, потому что еще мгновение, и не справлюсь с собой и потянусь к нему. Он смотрит так участливо, будто и правда готов понять меня. Утешить.

– Столько бреда… Он бредит, Итан.

– Нет, это правда. Не во всем, но такое невозможно выдумать.

Я качаю головой, только прозвучавшие слова не хотят исчезать.

– Кирилл потерял жену, – добавляет он и даёт мне мгновение тишины на осмысление, – она стала первой жертвой.

Пауза. А потом он продолжает, словно не может сдержать слова.

– Ее нашли десятого октября… я на всю жизнь число запомнил, я тогда возил его в морг на опознание, – мужской голос наливается дрожью и начинает спотыкаться об слоги, – сам не стал заходить, отсиделся в коридоре. Кирилл черным вышел… Нет, он не бредит, он просто не знает, как справиться.