Найдем ли мы отравителя по следу? Не знаю. Но чем ближе мы к нему, тем больше шансов, что вороны услышат мой зов. Тогда все будет легко – они просто покажут мне его.

Я не думал, что буду делать при встрече. На месте решу. Главное – найти пока не отравил еще кого-нибудь.

Хорошо, что сегодня будний день. Народу мало и странный тип с собачкой на поводке, который идет, озираясь, и время от времени громко каркает, не привлекает внимания по причине отсутствия тех, кто это самое внимание мог бы на него обратить.

Мы вышли за ворота товарищества, прошли по неплохой асфальтированной дороге и свернули возле зажиточного дома, из-за забора которого на нас с интересом уставился крупный кобель немецкой овчарки.

«Странный человек, за которым летят вороны, через забор заглядывал?» – спросил я его прежде, чем пес начал нас облаивать.

«Да, был недавно, туда пошел… Аааа! Человек говорит! Все сюда, говорящий мужик! Никогда не видел!»

Был… недавно…

Мы его догоняем!

Многоголосый гвалт подхватил вопли заполошного пса.

«Где говорящий мужик? Где? Ты говорящий мужик? А ну скажи, скажи что-нибудь! Скажи, скажи!»

Мохнатые морды высовывали в щели под воротами кожистые носы, пытаясь разглядеть меня хоть одним глазком. Истосковавшиеся за день, они были рады любой потехе, а тут такое чудо.

Собак оказалось немало. Непонятно даже, зачем отравитель отправился именно сюда – так много собак незаметно не перетравишь, люди насторожатся.

Впрочем, возможно, он идет куда-то еще, я не знаю эти места…

Мы пропетляли по тропинке между заборами, вышли к грунтовой дороге вдоль рельсов, перешли рельсы и нырнули в калитку.

Еще одно товарищество.

Я снова издал зов.

«Тута, тута, давай сюда, здесь он!» – откликнулось сразу множество голосов.

Тута-то тута… только куда идти? Звук раздается откуда-то слева и спереди, а дорожка товарищества уходит направо.

«Куда ты, куда? Не туда идешь!» – раздалось над головой.

Часть ворон, потеряв терпение, отправились за мной – поторопить, показать дорогу.

Только вот беда… там, где птица пролетит, человек упирается в забор.

Пришлось петлять до еще одних ворот…

За воротами была дорога и поле. Просто поле, поросшее травой, пересеченное тропинками и колеями.

И там, на другом конце поля, даже отсюда видимые, вились и кричали птицы.

Теперь можно было уже не полагаться на собачий нюх.

«Быстрее, быстрее, давай же!» – подбадривали меня вороны.

«Здесь он, здесь он, здесь!» – доносил ветер приглушенный грай с другой стороны поля.

Я двинулся по дороге через поле… и стая на другой стороне двинулась в мою сторону.

Он шел прямо мне навстречу. Зачем? Почему?

Не знаю.

Но он прекрасно видел, где я нахожусь. Не мог не видеть – надо мною, так же, как и над ним, вились и кричали вороны.

Две стаи ворон двигались друг к другу, чтобы соединиться в одну.

А я шел навстречу тому, за кем гнался и только теперь начинал осознавать, что не знаю, что с ним делать при встрече.

Часть 13. Смерть убийце

Теперь я его видел. Ростом примерно с меня. Худощавый, но не тощий, а жилистый. С широко распахнутыми, почти безумными, глазами. И с небольшим черным пистолетом в руке.

«Вороны, вороны! Почему вороны, что им надо от меня?!» – спросил он меня хриплым голосом.

«Ты. Травил. Собак…» – выдавил я, глядя ему в глаза.

«Собаки… нахрен собак! Новых заведут… почему вороны?» – не унимался он.

А ведь он не в себе. Вороны преследуют его уже не первый час. Тут у кого угодно сдадут нервы.

А еще… зачем ему пистолет. Зачем?

«Он стрелял из этой штуки?» – спросил я ворон.

«Не попал! Не попал!» – ответил мне нестройный хор насмешливых голосов.

Стрелял, значит. По птицам…

«Ты каркаешь! Каркаешь! Это твои вороны!» – закричал он, срываясь на визг.

Отвлечь его, отвлечь разговорами и подойти вплотную, тогда смогу отнять оружие.

«Ты. Убивал. Собак».

Я продолжал идти, глядя в широко распахнутые, покрасневшие серые глаза отравителя.

«У тебя глаза, глаза, глаза зеленые!!!» – визжал он, поднимая пистолет.

Вскинуть руку я успел. Поэтому боль пронзила не лицо, а предплечье. Хлопок-боль, хлопок-боль. Несколько раз.

А потом я просто дошел и выхватил пистолет из его руки.

Он не сопротивлялся. Смотрел на меня, не пытаясь бежать.

Рука пульсировала от боли. Запястье что-то щекотало, словно травинка.

Я поднял руку.

Да.

Вся кисть в струйках крови.

Он убивал собак. Он пытался убивать ворон. Теперь он попытался убить меня.

Убийца…

«Убийца!!!» – каркнул я и ударил его пальцем в лоб, оставляя кляксу своей крови.

Сейчас не май, но вороны все поняли правильно.

«Убийца! Убийца! Убийца!» – клич заполонил небеса.

Теперь стая не кружила над отравителем, преследуя его. Птицы точно знали, что надо делать с убийцей. Куда лучше, чем я.

Он бежал, петляя, спотыкаясь, прикрывая голову руками. Птицы пикировали раз за разом, нанося удары крепкими клювами, и поднимались ввысь, уступая место собратьям, таким же разъяренным, как они сами.

Я шел следом, постепенно отставая от бегущего человека. Но это было не важно, стаю было и видно и слышно издалека.

Стая остановилась достаточно скоро. Теперь точно можно не торопиться.

Да. Уже никуда не побежит.

Вороны загнали его в прудик. В мелкий прудик с песчаными берегами. Там, раз за разом ныряя, чтобы увернуться от очередного клюва, он и стоял по грудь в воде.

Остановившись на берегу, я поднял правую, целую руку. Я ведь в ней что-то держу… что-то важное держу.

Черный, тяжелый, небольшой и опасный.

Это та штука, которая испортила мне руку.

«Убийца! Смерть убийце!» – кричало небо десятками голосов.

Да. Смерть. Смерть убийце.

Они не могут до него добраться в воде. Но я-то могу. Прямо отсюда.

Подняв пистолет, я прицелился… попытался…

Нет. Не смогу. Слишком быстро мельтешат птицы.

Значит, надо подойти вплотную и тогда…

«Стасик! Стасик, стой!»

Кто эта женщина, почему она держит меня за одежду?

Часть 14. Горячий чай

«Стасик, Стасик, не надо! Ты его убьешь, а тебя посадят. Пусть он сам утонет!»

Он… утонет? Тут же не глубоко…

Убийца снова нырнул, уворачиваясь от клюва. И снова. И снова.

Сколько он тут стоит в воде? Сколько вороны еще будут его мучить?

Он… утонет…

«Пойдем, у тебя кровь. И на руке кровь, и на лице кровь. И под ногами кровь, лужа целая!» – продолжала теребить меня женщина.

Кровь… да, из меня течет кровь. И мне больно. И я устал. Сильно устал…

«Нет, не садись. Пойдем! Я тебя дома в тепло посажу. На теплый диван. И дам чаю, крепкого теплого сладкого чаю!»

Чай. Я хочу чай. Да. Я очень сильно хочу пить. Теплое и сладкое.

«Пойдем», – каркнул я.

Она посмотрела на меня странно. И повела. За рукав.

Я не знал, куда мы идем. Я не помнил, кто эта женщина. Кажется, она меня знает. И она не враг. Значит, все хорошо.

«Ты сам на себя не похож, ты не в себе, давай всебяйся!» – гомонил кто-то у моих ног.

Пес. Серый с седыми усами пес. Кажется, он тоже меня знает.

Почему так путаются мысли?

Я подчинился и просто пошел. Женщина меня вела куда-то, значит, знает, куда идти. Вот и хорошо.

Мы шли, и шли долго. Потому что быстро у меня идти не получалось.

А потом пришли в дом.

В доме было тепло. Она сказала правду.

Я понял, что замерз. Понял, что на улице было холодно. Только теперь понял, оказавшись в тепле.

Чай у нее был, большая кружка. Не горячего, теплого. Стояла на столе. Я схватил кружку и начал жадно пить. А когда выпил, женщина дала мне еще одну…

Кружка за кружкой – не помню, сколько я их выпил. Но мысли потихоньку перестали путаться.

Эту женщину зовут Лида. Я помогаю ей спасать стаю собак.

Это дом Лиды. Дачный дом.

Я пью чай. Лида уматывает мне руку в кокон из бинтов и ваты. Зачем такой большой кокон? Не знаю. Наверное, надо.

Я Стас. Станислав Владимирович Бересклет. И я дурак. Попер на напуганного вооруженного человека, думая заболтать его и отобрать оружие.

Это срабатывает со зверями. Их можно заболтать.

А вот с человеком не сработало. И теперь я ранен.

А он…

Он остался в пруду, откуда сможет вылезти только ночью. Сентябрьской ночью. В мокрой насквозь одежде и с израненной головой и руками.

Если вообще выберется.

Лида…

Ангелица… вот как ее называю…

Ангелица не пыталась его спасать. Совсем.

Она спасает меня. Как может. Отпаивает чаем. Забинтовала руку (все-таки, зачем такой большой кокон?)

«Стасик, ты как?» – спросила Лида, завязывая на коконе огромный узел.

«Лучше. Мысли не путаются. Спасибо», – ответил я.

«Ко мне Сильвер прибежал. Ну, ты его зовешь Старик. Один, с поводком и без тебя. И начал кричать. Он не лаял. Он кричал почти как человек. Ну, я с ним и побежала. Поняла, что случилась беда. А там…»

А там то, что не объяснишь словами, потому что такого не бывает…

«Я позвонила Анюте, она скоро приедет и посмотрит твою руку. А пока велела сделать ватно-марлевую повязку, чтобы кровь не шла. И еще у тебя на лице кровь, давай пластырем залепим».

Я покорно повернул голову, позволив налепить на себя здоровенный кусок пластыря.

Надо так надо.

Медленно подтащил к себе здоровой рукой по столу пистолет. Осмотрел.

Да уж. Я безумно везучий дурак!

Пистолет оказался спортивным. Из тех, которые стреляют шариками. Медными снаружи и стальными внутри.

Настоящий боевой пистолет пробил бы мою руку насквозь.

Из таких стреляют по мишеням. Некоторые, которых лучше бы не было, по собакам и птицам.

А бывает, используют вместо травматических – на эти, спортивные, разрешений не нужно.

«Это же его, да? Вы же не как ковбои каждый со своим пистолетом пришли?» – уточнила Лида.

«Да, его. Я у него отобрал».

«Вот просто так отобрал?»

«Подошел вплотную и из руки взял. Он боялся, поэтому отдал».

«Я бы тоже испугалась. У тебя глаза были такие… зеленые…»

«У меня всегда зеленые глаза».

«Нет. Совсем зеленые. Как в мультиках. У людей таких не бывает».

Не знаю, о чем она. Убийца тоже кричал про зеленые глаза.

«А сейчас какие?»

«Сейчас как всегда. Зеленые, но в меру».

«Спасибо… что остановила меня… и помогаешь».

Собаки, по одной, пробрались в дом и расселись вокруг нас кто на полу, а кто и на диванах. Мы их не гнали.

Так мы и будем сидеть, пока не приедет Анюта.

Потом, скорее всего, будет рентген. Вряд ли получится вытащить пульки без него. Надо же знать, где они находятся. Потом – много швов… А потом все будет в прошлом, и мы будем жить дальше.

Почему-то сейчас мне было хорошо. Рука пульсировала от боли. Где-то там, не так уж и далеко, стая ворон мучила человека-убийцу, не выпуская его из пруда. А мы с Лидой сидели, пили чай в компании восьми собак, и мир был невероятно уютен и прекрасен.

Часть 15. А говорил «не твоя женщина»

Анюта приехала вместе с Мишей, мужем. Осмотрела меня, диагностировала болевой шок (вот почему так мысли путались!) Посмеялась над коконом, в которую многострадальную руку мою запаковала старательная Лида. И, на Мишиной машине, повезла меня сдавать в травмпункт.

По дороге обдумали, что следует рассказать полиции – на такую травму вполне могут вызвать полицию. Не огнестрельное, конечно, но все-таки ранение, и на несоблюдение техники безопасности не спишешь.

Отредактированная версия выглядела просто и глупо: я занимался социализацией пса – приучал его ходить на поводке. Для удобства вышел в поле. В поле увидел стаю ворон и человека, который стрелял по этим воронам из пневматического пистолета. Подошел, сделал замечание. Человек открыл стрельбу по мне. Так как я находился близко, выхватил у него из руки оружие, после чего он убежал, вопя на ходу что-то бессмысленное и нечленораздельное – неадекватный, в общем, был человек.

В результате, хозяйка пса подобрала меня в состоянии болевого шока, отвела домой, отпоила сладким горячим чаем, оказала первую помощь и вызвала знакомых, которые отвезли меня в больницу.

Вполне складная версия, которая объясняет все. Даже состояние отравителя-вора-убийцы, если его вдруг обнаружат – живым или нет.

Анюта с Мишей довезли меня до травмпункта и уехали. Лида осталась со мной. Почему-то от осознания того, что там, в приемной, меня ждет эта девушка, на душе становилось спокойнее и теплее.

Она ждала все время, пока меня расспрашивали, делали рентген, вынимали из руки застрявшие в плоти шарики, накладывали швы на руку и скобы на скулу.

Несколько часов.

Почему я раньше не ценил ее способность беззаветно заботиться о ком-то?

Я вышел через несколько часов, рука в бинтах, на лице большой пластырь. А меня ждали…

Заботливо и деятельно, словно она не была измотана бессонной ночью, Лида выяснила мой домашний адрес, вызвала такси и повезла меня домой.

Домой…

«Эммм… Лида… У меня дома живут животные… вы их не пугайтесь».

«Почему их надо бояться? Они опасные?»

«Нет. Они покалеченные. Двое выглядят страшно. Еще у одного просто лапы не хватает».

«Раз покалеченные, то не страшные, а бедные», – сухо отрезала она.

Бедные так бедные. Надеюсь, она будет это помнить когда увидит Чуку. Некоторые визжат при первой встрече…

***

Руки слушались плохо, пришлось отдать ключи Лиде – она и открывала дверь.

«Ты привел свою женщину? Ой… ты ранен?»

Протиснувшись мимо Лиды, Чука, словно зрячая, бросилась ко мне. Здесь, где она знает каждую неровность линолеума, это легко.

«Бедная кошка… что с ней случилось?» – сдавленно спросила Лида, глядя как покрытая шрамами, почти везде лысая кошка с бельмами вместо глаз сноровисто карабкается вверх по одежде, а потом заботливо обнюхивает и ощупывает усами мои руки и лицо.

«Живодеры керосином облили. И подожгли», – сдержанно ответил я.

«Надеюсь, они об этом пожалели?»

«Да. Очень», – ответил я совершенно искренне.

Больше вопросов Лида задавать не стала. Выяснила где хранятся гостевые тапки, переобулась и ушла захватывать мою кухню.

Неуклюже сняв старую потрепанную ветровку, которую мне Лида выдала вместо моей простреленной и окровавленной, я пошел следом.

«А говорил „не твоя женщина“. А она уже на твоей кухне еду готовит. Кто же она еще?» – насмешливо протянула Чука.

Вот чего я не понимаю в этой кошке, так это ее маниакальное желание организовать мне женщину. Мы, вроде, и так все неплохо живем. Без женщин.

«Стас, где тут еда для людей, а где для остальных? Одноногая птица только что отобрала у меня курятину, это был ее завтрак?» – раздалось с кухни.

Началось. Хавчик решил покомандовать.

Вздохнув, я отправился усмирять свой паноптикум. А то ведь и впрямь запугают ее. Не своим внешним видом, так наглостью несусветной. Они все такие – пробивные и готовые бороться за жизнь даже там, где не нужно.

Часть 16. Никто не поверит

К следователю меня вызвали через два дня.

Был следователь со мной вежлив, хоть и сдержан. Сразу понятно: для него я – свидетель, а не подозреваемый.

Кратко еще раз расспросив об обстоятельствах моего ранения, и сверившись при этом с некими записями (не теми ли, которые с моих слов составили в травмпункте?), попросил посмотреть несколько фотографий и сказать, не знаком ли мне кто-нибудь из людей, изображенных на фотографии.

Узнал я отравителя сразу. Бледный, облепленный пластырями, но вполне живой и с двумя глазами. Только странными какими-то глазами. Широко распахнутыми, словно у сильно напуганного человека.

«Вот этот человек в меня и стрелял, да. И его оружие я отдал вашему сотруднику».

«Скажите, а он себя не вел как-нибудь странно?» – уточнил следователь.

«Вел», – подтвердил я. – «Открыл по мне стрельбу и кричал что-то странное про то, что у меня зеленые глаза».

Следователь посмотрел пристально в мои глаза. Ну да, зеленые…

«Этот человек сейчас находится в отделении психиатрии. Из палаты выходить отказывается. Говорит про „колдуна с зелеными глазами“, который натравил на него ворон. Вы можете это как-то прокомментировать?» – все так же вежливо уточнил следователь.

«Ну… когда он по мне стрелял, он уже вел себя странно. Очень странно. И вороны вокруг него вились, это да. Вороны вились, а он по ним стрелял, но при мне ни одну не подбил. Это все, что мне известно».

«А эти вороны, они просто вились или нападали на него?»

«Когда мы встретились, просто вились», – честно ответил я.

«А потом?»

«А потом он убежал, а мне стало сильно не до него. Больно, плохо и мысли путаются. Поэтому что с ним дальше случилось и почему у него столько повязок на лице и голове, я не знаю».

«Он сказал, что вы обвинили его в том, что он отравлял собак и натравили на него за это ворон».

«А он отравлял собак?» – уточнил я.

«Это не относится к делу. Вы его в этом обвиняли?»

«Я знал, что в окрестностях отравили нескольких собак. Но не знал, что это сделал он».

Следователь честно помучил меня каверзными вопросами. Что ж, работа у него такая. Убедился, что я не намерен рассказывать, почему на собачьего отравителя напали вороны и как это связано с отравлениями собак.

«Благодарю за сотрудничество», – наконец, закончил он допрос.

«Один вопрос. Это действительно тот самый человек, который травил собак? Можно переставать бояться и следить круглосуточно за подопечными?»

«Можно. Он сознался в отравлениях собак и более чем в десятке краж. Если его признают вменяемым, отправится под суд. Если нет, то сами понимаете. В таком состоянии его никто на улицу не выпустит, да он и сам отказывается выходить».

«Спасибо!» – искренне поблагодарил я.

Что ж. Вот она, кара небесная. Сколько бы ни работали с убийцей психиатры, он-то знает, что произошло на самом деле. Он знает. Я знаю. Вороны знают. Но никто, никто из людей ему не поверит.

Телефон зазвонил так неожиданно, что я чуть не уронил его, доставая из кармана.

Лида. Ангелица…

«Стас, поговори, пожалуйста, с собаками. Они залезли в теплицу и отказываются оттуда вылезать. А мне ее надо на зиму консервировать. Они должны уйти! Включаю громкую связь, теперь они тебя слышат».

Никто, говорите, не поверит?

Часть 17. Птица уходит из клетки

Если телефон звонит в семь утра, кто это может быть?

Ну конечно же, мой личный ангел. С очередной благой вестью…

«Стасик, прости, если разбудила, у меня к тебе одна хорошая новость и две просьбы».

«Начинай с просьб», – выдохнул я.

«Так вот, новость в том, что я нашла хозяев Иржику».

Похоже кто-то меня не услышал…

Иржик. Рыжий отец собачьего семейства. Видный рослый кобелина. Команды мы с ним за прошедший месяц отработали весьма достойно. Правила поведения в доме освоили и испытание на домашнюю собаку пес прошел успешно.

Прекрасная новость. Ждем просьбу… две просьбы…

«Пожалуйста, повыясняй, не сдает ли кто-нибудь из знакомых у тебя квартиру недорого, и чтобы можно было держать там собаку».

«Сколько собак?»

«Наверное, одну. Я надеюсь остальных раздать до холодов. А Сильвера оставляю себе. Только мама против. Поэтому я от нее съезжаю… И в этом вторая просьба: у меня до зарплаты денег почти не осталось… помоги, пожалуйста, вывезти мои вещи на дачу!»

Вот так поворот. Никогда не интересовался личной жизнью Лидии Ангелицкой. А теперь придется поучаствовать.

«Ты уверена на счет Сильвера?»

«Да! Это самый надежный пес на свете, никому его не отдам!»

Надежный, согласен. И очень, очень смышленый. Я помню, что он сделал в тот самый день. Такое не забыть… Но чтобы ради него Лида решилась изменить всю свою жизнь?

Ангелица, как всегда, парит в своем неведомом и непонятном мне мире…

«Я буду свободен вечером, после пяти. Тогда и созвонимся».

Да уж.

Ради собаки… ради старого пса…

Такое мог бы учудить я… собственно, и учудил когда-то… но я их слышу, могу говорить с ними и мы друг друга понимает лучше, чем люди.

Но она? Обычный «глухой» человек?

Это… неразумно, но вызывает уважение. Поэтому отказывать я не стал.

***

Вещей оказалось немало. В основном – книги. Несколько коробок книг. Две сумки с одеждой и обувью и один большой пакет с зимней курткой. Личных вещей явно меньше, чем книг.

Помогая выносить коробки из квартиры, я отчетливо слышал сопение, вздохи и шаги в одной из комнат. Но никто не вышел попрощаться.

Что ж…

Нет у меня права лезть в чужую жизнь и чужую семью. Но в этой квартире, где множество безделушек, тщательно протертых от пыли, стоят на чистеньких салфеточках, покрывающих все горизонтальные поверхности, животным и впрямь не место. Ни животным, ни такому непредсказуемому чуду в облике человека, как сама Лида.

Много, много безделушек… и всего две сумки личных вещей у Лиды. Остальное – книги в пыльных коробках, которые, похоже, давно не открывали.

«Прости, что коробки такие пыльные. Я их только-только с антресолей вытащить успела, не протерла… это папины книги, они так там и лежали после того как папы не стало…»

«Лида, ты не представляешь, что и насколько грязное перевозилось в этой машине. Смахни пыль и тащим», – ответил я.

А что еще ответить?

Эта квартира со всеми бесчисленными салфеточками и статуэточками была похожа не на жилье, а на какой-то музей. И жить в ней было нельзя. Только присутствовать. Как посетитель в музее.

Я забирал оттуда девушку и ее вещи. А казалось мне, что забираю какую-то странную птицу из клетки, настолько тесной, что птица эта так и не научилась летать.

«Мне только до зарплаты продержаться. Обычно я половину маме отдаю, на домашние расходы и еду. Еще четверть уходит на постой коня. А если себе все деньги оставлю, мне хватит и на жизнь и на съемное жилье, думаю, ну, на самое-самое простенькое», – продолжала щебетать странная черноволосая птица Лида, накидывая ветровку поверх своего нелепого свитера.

Мне так и виделась нелепая голенастая черноголовая хохлатая птица, которая вышагивала своими голенастыми лапами, волоча за собой неуклюжие белые крылья, и пела, пела, пела… немного испуганно, но воодушевленно.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?