Жаркое лето Хазара

Кто-то из толпы не согласился с ним:

– Думаю, если ты руководитель, вряд ли станешь бояться кого бы то ни было…

– Тогда почему же он переместил его с одного хлебного места на другое? Ведь среди тех, кто в прошлом году пытался приватизировать нефть и газ Туркменистана, был и наш хяким. А руководитель страны взял и издал указ, согласно которому все полезные ископаемые богатства страны принадлежат государству. В противном случае, эти уже давно бы растащили все по своим закромам.

– А, значит, и этого, который покушается на нашу землю, сюда запах нашей нефти заманил. Понятно, его не волнует, как будет отдыхать народ, он не собирается строить дом отдыха для людей, он хочет быть поближе к нашей нефти, деньги-то у него есть.

Люди решили объединить свои усилия в деле спасения своих дач.

– Раньше мы удивлялись, когда видели в индийских фильмах, как богачи бульдозерами сносят трущобы бедняков. Казалось бы, государство должно заботиться о сирых и убогих, о бедных людях, а оно почему-то не защищало их. И вот, пожалуйста, то было в фильмах, а то в нашей жизни реально происходит.

Приободренный поддержкой односельчан, старик, глядя в сторону города, с пафосом воскликнул:

– Не все еще умерли, кто устоял перед танками Гудериана, есть еще порох в пороховницах!

Придя к решению написать коллективное письмо на имя главой государства, соседи разошлись по домам.

Составить текст письма поручили старику и Хасару.

Эти люди, хотя и видели, что творится в стране, продолжали верить, что лидер страны встанет на их сторону и поможет им разобраться в этой непростой ситуации.

* * *

На следующий день после того, как письмо было отправлено в Ашхабад через нарочного и опущено в ящик с надписью «Почта лидера», Тоты позвонила на рабочий телефон Хасара:

– Елдаш мугаллым, это я!

– Я узнал вас, Тоты Тагановна!

– Вам не кажется, что дачный вопрос приобрел острый характер?

– К сожалению, это так. Хяким намерен любыми способами отнять наши дачи, а мы изо всех сил стараемся сохранить их.

– Но если хяким города кому-то продал эту землю, можно ли будет вернуть ее обратно?

– Боюсь, сделать это будет нелегко!

В голосе Тоты была озабоченность, ей хотелось удержать их от опрометчивого шага, сказать: «Хяким есть хяким, у него и власть, и сила…» Но она лишь сказала:

– Я только боюсь, как бы ваша затея не вышла вам боком.

– У нас нет другого выхода, кроме как идти до конца. Посмотрим, что из этого получится. Помните слова майора Клычкова из фильма «Освобождение», когда немецкие танки вплотную подошли к Москве: «Велика Россия, но отступать некуда, позади Москва!» Мы сейчас не в лучшем положении находимся. Некуда нам отступать. Мы вступили в борьбу за правду, в Ашхабад письмо отослали…

– Но у наших азербайджанских братьев тоже есть поговорка: «Сказавши правду, без глаз останется». Как бы вам беды на свою голову не накликать!

– Что ж, будь, что будет. Обратной дороги нет!

– Так-то оно так…

Разговаривая, Тоты слышала, как неровно бьется ее сердце. После разговора с Тоты Хасар понял, что она переживает за него не меньше, чем за своего отца, считает его близким человеком.

* * *

Созданная под руководством старика организация «Оборона» постепенно набирала силу. К нему с предложением действовать сообща приходили и жители соседнего дачного поселка, они приходили советоваться, потому что опасались, что и их дома вряд ли уцелеют, если снесут этот поселок. Попытки встретиться с хякимом города так и остались попытками. Хяким города, зная, для чего люди стремятся увидеться с ним, видеть их не желал. А на письмо, ушедшее в Ашхабад, все еще не было ответа. Люди надеялись, что, если письмо дойдет до Лидера, он не погладит по головке хякима города, который сеет недовольство среди людей, и тогда последний будет вынужден пойти на контакт и объясниться с людьми, которых он сейчас ни во что не ставит.

Времени, данного жителям дачного поселка для переезда, оставалось совсем немного. Так что людям не оставалось ничего другого, как самим позаботиться о себе. Отчаявшись, жители дачного поселка пришли к решению поднять народ и настроить его против хякима города, чтобы тот повернулся к ним лицом.

Люди решили собраться в воскресенье, когда многие отдыхают, а высокопоставленные чиновники все равно находятся на своих рабочих местах, потому что в любое время им могут позвонить сверху, из Ашхабада, и надо показать себя дисциплинированными хозяевами.

…Когда Хасар, оставив машину в городском доме, в мундире полковника, который очень молодил его и красил гораздо больше штатской одежды, пришел в условленное место, старик и еще несколько человек уже стояли возле хякимлика, ожидая, пока подойдут остальные.

Старик был в парадном костюме со всеми орденами и медалями, поверх него был надет легкий плащ. В руках у него была трость, с которой он не расставался в последнее время.

Вчера прошел дождь. Похоже, это был последний весенний дождь перед началом лета. В этих краях, а тем более в середине мая, никогда не бывало такого проливного дождя.

Листва деревьев была чисто вымыта и блестела, листья стали казаться еще крупнее.

Люди, чтобы раньше времени не показывать, что собрались для протестного выступления, делали вид, что идут мимо, прогуливаются, под мышками у них были свернутые в трубочку плакаты, которые они намеревались развернуть у здания городского хякимлика.

Протестующие начали действовать только после того, как в толпе появилось и зашелестело зеленое полотнище Государственного флага Туркменистана. Здесь были не только жители дачного поселка, но и десятки других людей, в разное время подвергшихся преследованиям со стороны хякимлика. Прослышав о готовящейся акции, они пришли сюда, чтобы присоединиться к бастующим и выразить хякиму свое недовольство и недоверие.

Приблизившись к роскошному зданию хякимлика, бастующие высказывали свое мнение о хякиме города и перекидывались с работниками милиции, которых становилось все больше, короткими репликами. Срочно вызванный начальник городской милиции, подъехав на машине и не успев ступить на землю, стал угрожать «мятежникам»:

– Немедленно разойдитесь! Для чего вы тут собрались?

– Хотим, чтобы хяким выслушал нас!

– Пришли Зимний Дворец брать! – иронично заметил кто-то из середины толпы, где реял зеленый флаг государства.

После этого к своему начальнику стянулись и остальные работники милиции. Казалось, что сейчас обе стороны пойдут друг на друга.

Старик и Хасар стояли впереди всех, они были как бы их застрельщиками.

Если бы хяким города вышел к бастующим, говорить с ним от имени собравшихся пришлось бы именно этим двоим.

Начальник милиции, окруженный своими подчинен-ными, вдруг заметил старика.

– … О… Таган-дяде, вы тоже здесь? – удивленно воскликнул он и посмотрел на него вопросительно.

– Да, сынок, я тоже здесь! Меня тоже обидели и оскорбили пренебрежительным отношением. Нельзя нам больше этого терпеть! Мы пришли, чтобы поговорить с хякимом города напрямую…

– Но ведь ваша дочь занимает такую высокую должность… Если вы будете участвовать в таких акциях, хяким и ее по головке не погладит.

При упоминании имени Тоты всем стало ясно, на что намекает начальник милиции.

– Эх, сынок, была, не была, посмотрим, куда нас выведет кривая.

Из здания хякимлика вышел начальник городской службы безопасности и аккуратно вклинился в толпу. По-чекистки четко определил, с кем ему следует разговаривать. За руку поздоровался со стариком и участливо спросил:

– Старейшины, что у вас тут происходит, для чего вы тут собрались? – он обращался к старику.

Не будучи знакомым с этим человеком, старик все же догадался, что он один из тех, к кому следует обратиться. Внимательно разглядывая его, попытался понять, кто же он.

Старик старался говорить доходчиво, чтобы этому вежливому молодому человеку все стало ясно.

– Собрались мы, сынок, потому, что желаем, чтобы хяким города выслушал нас.

– Но если у вас жалоба,– работник госбезопасности окинул взглядом толпу, – разве не могли вы записаться на прием и просто прийти к хякиму, а не собираться на площади?

– Не получилось. Много раз приходили. И ни разу он не принял нас, все время ссылался на занятость. Мы даже домой ему звонили, жену его просили, чтобы она посодействовала нам во встрече с хякимом, ничего не вышло. Наш сегодняшний сбор – вынужденная мера, акт отчаяния.

– У нас не было другого выхода!– поддержал старика Хасар.

Ответственный работник госбезопасности стал

убеждать людей, что они поступают нехорошо, непорядочно, в то время как лидер страны так много делает для блага своего народа, заботится о нем. А их поведение вряд ли кому-то понравится, и вообще, теперь и вовсе никто не захочет их выслушать. Словом, он перевел разговор на политические рельсы.

Выходило, что он встал на сторону хякима, и старика, который уже начал было оттаивать, это возмутило и задело до глубины души.

– Если он не хочет обижаться на народ, пусть ставит руководителями честных людей, а не этих разбойников!

Поняв, что уговорами толпу не разогнать, работник госбезопасности снова сделал тактический ход:

– Друзья! Вы здесь подождите немного, а я сам пойду и поищу хякима! – и он отправился в кабинет, чтобы оттуда созвониться с Ашхабадом и получить указание, как действовать дальше.

Кто-то издевательски крикнул ему вслед:

– Зачем же искать хякима, он давно находится на месте – вошел в здание через черный ход!

После ухода работника госбезопасности рядом с протестующими из руководства остался только побледневший от страха начальник милиции вместе со своими перепуганными подчиненными.

Войдя в здание, сотрудник госбезопасности зашел в первый попавшийся кабинет и оттуда позвонил в Ашхабад и доложил обстановку. Получив сверху необходимые указания, поднялся этажом выше и пошел к хякиму.

Хяким города, опасаясь, что начнут забрасывать камнями окна его кабинета, проводил срочное совещание в другом месте – в кабинете своего заместителя. Он был взбешен. Видел, как забастовщики размахивают руками, показывая на его кабинет.

В тот момент, когда сотрудник госбезопастности вошел в кабинет, он распекал руководителей соответствующих ведомств за то, что они заранее не приняли мер и допустили это столпотворение на площади перед зданием хякимлика.

Не зная, на ком еще сорвать зло, хяким набросился на сотрудника госбезопасности, как только тот вошел в кабинет:

– И что, эти звери теперь так и будут стоять там?

В его словах был упрек в адрес работников госбезопасности, которые были обязаны предвидеть такой оборот дела.

Сотрудник, выяснив мнение людей, не спешил с ответом на вопрос хякима. Взял стоящий в стороне стул и сел на него рядом с хякимом. И лишь после этого посмотрел в глаза хякима, давая тому понять, что намеревается говорить с ним откровенно.

– Чашев Меркезович, вам необходимо выйти к людям!– потребовал он.

– С какой стати я должен выходить?

Хяким недовольно посмотрел на сотрудник госбезопасности:

– Существует специальные органы, которые обязаны следить за порядком в городе! Так неужели же нельзя взять зачинщиков этих беспорядков и как следует «поговорить» с ними?

– Чашев Меркезович, у нас не та ситуация. Сейчас надо попытаться по-хорошему поговорить с людьми!

– Неужели эта безумная толпа надеется, что заставит меня отменить принятое решение? – высокомерно воскликнул хяким. Он становился все надменнее. – Думаю, заставить Чашева Меркезовича взять свое слово обратно невозможно!

С ненавистью разглядывая сквозь окно толпу, хяким дошел до точки кипения, он и не собирался успокаиваться. Он был недоволен работниками правоохранительных органов, выпустивших ситуацию из-под контроля, а главное, вообще допустивших ее. Считал, что они могли бы проявить большую бдительность, тогда ничего этого не случилось бы.

Но работник городской службы безопасности Худайберен держался спокойно и невозмутимо, словно был уверен в том, что все закончится миром.

Он вел себя как мудрый сановник Петра Первого, сумевший успокоить его, когда тот понес потери в сражении с турками под Полтавой и был растерян, не знал, как выйти из тупика.

– Вам советуют выйти к людям и объясниться с ними, постараться успокоить их! – требовательно произнес он.

– Кто это говорит?

– Сейчас Ашхабад выйдет на связь по прямому телефону в вашем кабинете. Я только что разговаривал с ними…

Эти слова переполошили кичливого Чашева Меркезовича. Если о происшествии уже знают в Ашхабаде, его точно не погладят по головке… Поглаживая свое мясистое лицо, он вдруг согласился:

– Ну, раз сверху велят выйти, значит, надо выйти. Но и эти мятежники, которые так опорочили меня, после этого спокойно жить не будут!

Захватив с собой несколько человек, хяким наконец-то вышел на площадь, где собрались люди. Он за руку поздоровался с теми из них, кто стоял в первых рядах, «выказал» им свое уважение. А затем как ни в чем не бывало обратился к собравшимся:

– Друзья, вы, вероятно, пришли сюда, чтобы узнать о судьбе дачного поселка? Вон как много вас тут собралось! Честно говоря, мы и не знали, что там живет так много людей, – сочувственно произнес хяким, окидывая взглядом толпу и мысленно прикидывая, сколько же человек может находиться на площади. Он старался найти слова, которые бы успокоили толпу. – Да, территория дачного поселка подпадает под генеральный план реконструкции города. Но проведенные там несколько дней назад замеры показали, что грунтовые воды подходят слишком близко к поверхности почвы, поэтому это место непригодно для большого строительства. Так что зря вы пришли сюда, могли бы и не приходить, потому что вопрос этот снят! Нет никакой проблемы у вас!

Старик старался встретиться с хякимом взглядом, потому что знал, что язык человека может солгать, но никогда не солгут его глаза, поэтому хотел заглянуть в глаза этого человека и удостовериться, правду ли он говорит. А хяким, словно почувствовав это, все время отводил от людей взгляд, вертелся, как уж на горячей сковороде, время от времени поправляя падающие на лицо волосы. Его бегающий взгляд ни на ком не останавливался, хотя казалось, что он смотрит на людей.

Начал накрапывать дождь. Те, кто предусмотрительно захватил из дома зонты, сейчас раскрыли их над своими головами. По лысой голове старика начали скатываться дождевые капли, и тогда те, кто пришел с зонтом, укрыли его от дождя.

Кое-кто спасался от дождя плакатами и флагами, развернув их над своими головами.

То ли поверив в высокопарную речь городского головы, то ли не желая больше мокнуть под дождем, люди стали потихоньку расходиться.

Хасар повез старика в поселок на своей машине.

Старик не представлял, каким будет результат их выступления, но возлагал на него большие надежды. Однако, сегодняшний итог их встречи с хякимом был ему не по душе.

Некоторое время он сидел молча, о чем-то думая, потом вдруг произнес:

– Эх, кажется, нас снова обманули! Ну и хитер же этот хяким!

– С чего вы это заключили? – спросил Хасар, полуобернувшись к старику.

– Ты смотри, что он придумал. Гм… видите ли, дачный поселок находится в низине, его земля непригодна для строительства. Но строят же и на более низких землях, куда же денутся грунтовые воды, когда рядом шумит море! Я-то помню, наш тогдашний начальник сам ездил туда, выбирал место для дачного поселка и выбрал именно этот участок, потому что он был чуть выше других.

Хасар понял, что старик расстроен и считает себя проигравшим эту битву, потому что его обманули и унизили. Ему обидно, что они не сумели добиться того, за что так отчаянно бились.

Хасару стало жаль старика. Но он не знал, что ему сказать, чтобы утешить его. Задумчиво молчал. А старик, занятый своими мыслями, и не ждал от него каких-либо слов поддержки.

На следующий день сотни средств массовой информации по всему миру сообщили о том, что в Красноводске на улицу вышли люди, недовольные действиями городского головы.

Из Ашхабада приехала специальная комиссия, чтобы расследовать данный инцидент.

У людей появилась надежда, что все это станет для хякима города хорошим уроком. В тот раз в городе нашлось много людей, которые выразили сожаление: «Эх, жаль, что мы ничего не знали, а то бы присоединились к вам!».

* * *

Поменявшись сменами с Фатимат Алиевной, Хасар поехал в Ашхабад. Он очень сильно скучал по внукам, хотел повидаться с ними. Он довольно часто разговаривал с ними по телефону и слышал их голоса, но ему хотелось видеть их, обнять и прижать к сердцу, любоваться ими. Каждый раз, когда он звонил, они задавали ему один и тот же вопрос: «Дедушка, когда ты приедешь?» А однажды младший внук Сердар даже спросил: «Дедушка, а у тебя не бывает выходных?» От кого угодно, но не от такого малыша ждал Хасар таких слов. Ребенок по-детски дал понять деду, как скучает он по нему.

Хасар тогда подумал, что больше всего ребенок тоскует по отцу, с которым так жестоко разлучила его судьба, и от этого расстроился еще больше.

Поезд прибыл в Ашхабад рано утром, на рассвете. Хасар намеревался сначала заехать к дочери, выпить у нее пиалу чая, узнать, как дела в ее семье. Но потом счел неудобным так рано являться в дом, беспокоить людей, и решил, что заедет к ним днем. К тому же и багаж у него был солидным, большая часть подарков предназначалась детям Арслана. Это была одежда и обувь, которые он покупал всюду, где они попадались ему на глаза.

Кроме того, он вез целую сумку рыбной продукции, которую так любили его внуки. Несмотря на его протесты, свою долю икры и копчено-вяленой красной рыбы внесла и мать. «Отнесешь часть Мяхриджан, возьми и это, лишним не будет, детям полезно есть рыбу, тем более нашим, выросшим у моря!» Мать тогда привела рассказ об одном ценителе рыбы.

– Сынок, ты слышал, наверно, о быкынлинском Рахман-дяде? Он большой ученый из Ашхабада, много книг написал.

Так вот, вспоминая молодые годы, проведенные у моря, он пишет: «… Когда мама разводила огонь в тамдыре, чтобы испечь лепешки, мы фаршировали рыбу всякими ароматными травами, луком и чесноком, накалывали ее на шомпол и опускали в тамдыр, запекали ее на углях. Такая вкуснотища получалась, пальчики оближешь!»

Решив, что так будет лучше всем, Хасар не пошел ни к дочери, ни к себе домой, снял номер в гостинице. Побрившись и приняв душ, часам к десяти он отправился к теще, посчитав, что к этому времени Дунья уже должна быть на работе.

После гибели Арслана Дунья вынуждена была вернуться в дом матери, как бы ни хотела жить отдельно. О том, что в их квартире она сделала ремонт и теперь сдает ее внаем иностранным гражданам, Хасар узнал в свой прошлый приезд. И хотя с ним никто не советовался, решение Дунья он одобрил, понимая, что так она поступила ради блага своих внуков.

В доме, проводив членов семьи – кого на работу, кого в школу, оставались только мать Дуньи с младшим внуком. Она отнесла на кухню посуду после завтрака и понемногу прибиралась в доме.

Услышав стук в калитку, мать Дуньи открыла ее и увидела на пороге Хасара с тяжелой сумкой в руках. На ее лице сразу же отразилась радость от встречи с любимым зятем:

– Хасар, сынок, ты приехал?

– Да, это я, дайза!

– Заходи, родной! – Она вдруг вспомнила счастливые дни жизни с Арсланом и Хасаром и расстроилась. – Дети очень скучают по тебе, все время только и говорят об этом. – Голос старой женщины дрогнул, и она заплакала. Концом черного платка, который не снимала с головы со дня гибели внука, вытерла слезы.

Хасар выпил с тещей чаю, потом посмотрел любимые игрушки и красочные книжки Сердара. А вскоре пришел со школы и старший внук Айназар. Увидев любимого деда играющим с его младшим братом, глазам своим не поверил. Но это был не сон, это была явь. Причем, явь, которую он так долго ждал. Спешно сняв со спины школьный рюкзак, он бросился в объятья деда: «Дедушка, ты приехал!»

Услышав голос правнука, бабушка, занятая на кухне приготовлением обеда, вышла оттуда и, увидев счастливого ребенка в объятьях деда, снова расстроилась: «Господи, за что ты лишил меня счастья?.. Отчего они расстались?.. Почему же им не жилось вместе, о, Господи?..»

Хасар, радуясь встрече с внуками, отметил про себя, как они выросли за то время, что он не видел их, как повзрослели они и многое стали понимать.

Он успокаивал свою израненную душу мыслями о том, что совсем скоро они вырастут и займут место погибшего отца.

В конце рабочего дня, перед самым возвращением Дуньи с работы, Хасар засобирался, пообещав внукам снова прийти завтра утром и быть с ними до вечера, до поезда, сходить с ними в город, навестить вместе с ними их тетку, а его дочь Мяхри. Как ни просили внуки и теща, чтобы он остался, Хасар не согласился, не хотел он встречаться с Дуньёй. Сославшись на неотложные дела, уехал в гостиницу.

После гибели Арслана Хасар, скучая по внукам, приезжал в Ашхабад несколько раз. За эти полгода он видел Дунью всего один раз, да и то издалека. Чувствовал, что она тоже не жаждет встречи с ним. И потом, все, что могло случиться, уже случилось, поэтому им нет никакой надобности во встречах. Зная это, Хасар старался навещать внуков в отсутствие Дуньи.

Вернувшись в гостиницу, Хасар разделся и лег на кровать, чтобы дать ногам отдых, а сам думал о том, как хорошо было бы принять душ, чтобы вместе с мыльной пеной с него сошел весь негатив. Лежа на спине, он дремал, в полудреме вспоминая отдельные эпизоды из своей семейной жизни.

… Вот счастливая Дунья с внуком на руках, завернутым в белое покрывальце, выходит из роддома…

Хасар вместе с Арсланом стоят в сторонке, возле машины, встречают их. А вот они уже дома, муж и жена вдвоем разглядывают своего новорожденного внука, лежащего в кроватке.

– Смотри, как он похож на своих дядь.

– А ты посмотри на его глазки, вырастет и станет похожим на отца…

Хоть и ненадолго, но ему снова удалось вернуться в тот мир, в котором когда-то присутствовала Дунья, и почувствовать себя счастливым.

Приняв душ, Хасар сел за стол, чтобы выпить чаю, и в этот момент раздался стук в дверь. Есть ему не хотелось, теща от души накормила его любимыми пельменями с добавлением курдючного сала.

Открыв дверь, Хасар не поверил глазам. Перед ним стояла Дунья.

– Можно войти? – не глядя на Хасара, спросила она. Вместо ответа Хасар посторонился и впустил ее в номер.

Он не сразу сообразил, с чем связан визит Дуньи, но потом решил, что это каким-то образом связано с их внуками. Сегодня он пообещал внукам летом забрать их с собой и отвезти на море. Он уже представлял, как внуки будут плескаться в море, а он, наблюдая и ухаживая за ними, будет на седьмом небе от счастья.

Первое, что пришло в голову при виде Дуньи, была мысль об ее несогласии с тем, что он хочет увезти внуков на лето к себе, поэтому она и пришла сюда, чтобы выразить свое недовольство. Дунья выглядела так, словно пришла на свидание. На ней было красивое серо-коричневое платье, подстриженные волосы, выкрашенные в золотистый цвет, аккуратно уложены в каре. Она по-прежнему была хороша собой. Он, конечно, допускал, что может увидеть Дунья, но не думал, что женщина, носящая по сыну траур, может так вызывающе ярко одеться. Может, ее рана затянулась до времени?

Пригласив Дунья за стол, Хасар налил ей чаю и протянул пиалу.

– На, выпей чаю!

– Наверно, чай крепкий? – этими словами Дунья хотела сказать, что она знает, какой чай он пьет.

– А что же это за чай, если он не настоялся?

Этот спор на чайную тему на какое-то время вызвал иллюзию возврата к их прежней жизни.

– В гостинице поселился? – сказала Дунья, давая понять, что он мог бы и дома остаться, правда, сама она этого не очень-то и хотела.

– Здесь не так уж и плохо. Самое главное, я повидал своих внуков. А завтра мы с ними собираемся на прогулку,– вежливо в тон ей ответил Хасар.

Когда Дунья появилась у него в номере, Хасару показалось, что она зашла на минутку: сейчас скажет ему что-то и тут же уйдет. Но та никуда не спешила. И потом, разве она пришла сюда не затем, чтобы откровенно поговорить с бывшим мужем и предъявить ему требование?

Незаметно разглядывая Хасара, Дунья отметила про себя, что он похудел, щеки ввалились, а глаза ушли еще глубже. Человек, привыкший жить в паре, а тем более мужчина, оставшись один, чувствует себя осиротевшим и нуждается в покровительстве. Женщинам проще, они быстрее привыкают к одиночеству, потому что им есть о ком заботиться и чем занять себя.

Увидев, как преобразилась Дунья внешне, Хасар отметил, что развод ей явно пошел на пользу.

Взяв из рук Хасара пиалу с чаем, она расстегнула нижние пуговицы пальто и села удобнее.

Дунья расспрашивала Хасара о том, о сем, но прямо посмотреть ему в глаза не решалась. Чувствовалось, что она волнуется, на щеках ее выступили алые пятна.

Хасару даже почудилось, что Дунья снова смотрит на него с прежним обожанием и даже готова соединиться с ним.

Ему эта мысль пришлась по душе, хотя он и не знал, как поведет себя, если она вдруг намекнёт ему об этом. Но потом понял, что это не так, что он обманывает себя, мечтая о несбыточном.

Понял он, что все еще гонится за миражом – за тем временем, когда Дунья присутствовала в его жизни. Помня, что Дунья любит кофе, он насыпал в чашку растворимого кофе, залил кипятком и протянул ей.

– На, выпей горячего. Ты ведь по-прежнему любишь кофе?

– Ну, и чем ты занимаешься в эти дни? – вопросом на вопрос ответила Дунья.

– Сижу на берегу и любуюсь морем…

Дунья восприняла его ответ как шутку. Она подхватила его тон и спросила:

– Ну и что, ты до сих пор веришь в это?

– Во что?

– Что из воды выйдет русалка и бросится к тебе в объятья?

– Гмм… – Дунья напомнила Хасару, как он однажды сказал жене: сидя на берегу, я испытываю такое чувство, словно из воды должна показаться русалка. А потом он говорил: вот ты и есть та самая русалка! – и страстно обнимал выходящую из моря с капельками воды на теле Дунью и шептал ей на ухо эти ласковые слова.

Разглядывая сидящего перед ней Хасара с поседевшей головой, Дунья наконец отважилась сообщить ему о причине своего визита.

– Я к тебе пришла по делу, Хасар! – начала она, и брови ее нахмурились, на лицо набежала тень. Было видно, что для нее этот разговор непростой.

– Говори, коли пришла, что ты хотела!

Пока она собиралась с мыслями, в наступившей тишине за дверью раздались веселые голоса женщины и мужчины, проходя мимо, они что-то говорили друг другу и громко смеялись.

– Видать, градус себе подняли!– прокомментировал Хасар поведение людей в коридоре.

– Мы живем в стране, которая постепенно переходит к рыночной экономике,– начала Дунья издалека, не решаясь прямо в лицо сказать Хасару зачем пришла к нему. Как человек осторожный, умеющий добиваться своего, она хотела сначала подготовить мужа, а уж потом выдать по полной программе. – Создано много авторитетных национальных фирм, компаний. Они сейчас ведут большую работу по преобразованию страны, изменению ее облика… – Одна из таких компаний – наша, и ее работа получает все больший размах. Если хочешь знать, мы сейчас занимаемся вопросом приватизации нескольких месторождений нефти.

Хасар не выдержал, перебил Дунью вопросом:

– Как это нефтяные очаги могут быть проданы первому встречному? Разве сам лидер страны не сказал, что может быть приватизировано все, кроме нефти и газа, железной дороги, путей воздушного сообщения и еще каких-то важных объектов, что они должны оставаться в собственности государства?

Дунья и не думала уступать ему:

– Ну и что, что говорил? Во всем мире все становится предметом торга, купли и продажи. Это игра по-крупному, а в игре не бывает безвыходных положений. Мало ли что лидер страны говорит, мир-то уж давно перевернулся. Буря, которую в океане жизни поднял Ельцин, потопила огромный корабль под названием СССР. А наша страна – кусочек, доставшийся нам при разделе после той бури. И ведь на волне этой бури он выплыл в лидеры и стал во главе целого народа, так что, хочет он того или нет, а ему придется, как Ельцину, делить богатства страны с находчивыми бизнесменами. А если не станет делиться, его постигнет та же участь, какая постигла глав отдельных государств, вот увидишь…

Хасару показалось, что Дунья говорит с ним не своими словами, а повторяет чьи-то, собственно, это были речи Аннова, которые выслушивала она, оставаясь с ним наедине и мечтая о богатстве. Да разве мало этих новых богатеев, мечтающих приумножить свои неправедно нажитые доходы любым путём?

Дунья распалялась все больше:

– Думаешь, Ельцин и его окружение делали все это ради блага народа? Как бы не так! В первую очередь они заботились о собственном благе, о своих семьях. Они хотели обеспечить сытую жизнь и всем своим потомкам.

– Значит, вы тоже ждете, когда во главе нашей страны встанет такой же человек?– Хасар дал понять, что ему не по душе этот затянувшийся разговор.

– Он не просто человек. В жизни не Ельцин, а те, кто не знает собственной выгоды, ведут себя глупо.

– По-твоему выходит, любой, кто зацепился за должность, должен хапать все, что попадется под руку, ни с кем не считаясь и заботясь только о собственном благе?

– Я же сказала, что того требует наступившая эпоха. Социалистические лозунги типа «Человек человеку – друг, товарищ и брат» сегодня уже не работают. Сегодня действует неписаный закон: «Человек человеку – волк, лиса, свинья». Кто больше награбит, обманет, со свиным рылом в Калашный ряд пролезет, тот и больше заработает. В этом мире добиваются своего только те, кто действует по новым правилам, они-то и становятся честными олигархами.

– А разве богачи могут быть честными?

Хасар пожалел, что вступил в спор с Дуньей, он уже давно понял, что она пришла сюда вовсе не затем, чтобы поспорить с ним, а для чего-то другого, и ждал, когда же она перейдет к цели своего визита.

Дунья и без того знала мнение Хасара о новых туркменах, которых он считал воплощением зла за то, что они наживали свои состояния на несчастье народа, что в желании быть капиталистами они становятся безжалостными фашистами, похожими на хитрых и беспощадных баев прошлых времен. В те дни, когда Дунья увлеклась бизнесом, такие разговоры между ними были довольно частыми, во всяком случае, их беседы на эту тему были не единичными.

Сегодня Дунья в очередной раз убедилась в том, что по данному вопросу Хасар не изменил своего прежнего мнения.

Хасар верил, что то, о чем говорит Дунья, в какой-то степени имеет место, но все равно не верил, что так будет всегда, что отдельные личности будут богатеть за счет обнищания масс, а народ будет это терпеливо сносить. Верил, что рано или поздно интересы народа обязательно будут соблюдены

Дунья еще какое-то время ходила вокруг да около цели своего визита, но потом все же решилась. Ей этот разговор был нужен позарез.