Жаркое лето Хазара

– Хасар Мамметханович! Туркмены говорят: не узнавши, не уважит. Я хоть и не видел вас раньше, но слышал, что какой-то парень из Красноводска служит в Германии, работает начальником центрального госпиталя советских войск. Гордился тем, что у нас такой земляк. Но кому могло прийти в голову, что вы можете появиться у нас? Сколько лет вы возглавляли госпиталь там?

– Двенадцать лет!

– Это генеральская должность.

– Да, только я полковник.

– Высокий чин. Если бы не случилось всей этой заварухи, и вывода советских войск, через пару лет вы точно стали бы генералом.

– Значит, не судьба.

– Что, правда, то, правда. Но вы прошли завидный путь… Заведующий скорой помощи продолжил разговор в том же духе. – С вашим приходом у меня возникла еще одна мысль. Раньше у нас было хирургическое отделение, но после того, как одни врачи уехали, а другие вышли на заслуженный отдых, мы были вынуждены закрыть его. Вот теперь к нам пришли вы. И хотя говорят, что оперировать должны только в одном месте города, мы что-нибудь придумаем. Даст Бог, обязательно заново наладим работу отделения! – с пафосом произнес он.

Хасар был благодарен главврачу скорой помощи за добрые слова в его адрес, за то, что он узнал его и выказал ему свое уважение. После, раздумывая о случившемся, он согласился с пословицей «Дома и стены помогают».

* * *

Глубокой ночью раздался телефонный звонок, в это время семья Мамметхановых уже крепко спала. Хасар и вовсе спал беспробудным сном. В первый раз, отдежурив сутки на новом месте работы, ближе к вечеру сдал смену другому врачу и, усталый, отправился домой, неся на себе капли дождя с первыми в этом году снежинками. Умывшись и поужинав, устроился удобнее перед телевизором, включил программу «Ватан», чтобы послушать последние новости, но бессонная ночь и усталость взяли верх, и он крепко уснул там же, где лежал, подложив под локоть подушку.

Увидев спящего сына, мать укрыла его, зная, что во сне человек мерзнет, но он тогда проснулся.

– Иди, сынок, ложись в свою постель, там тебе будет удобнее. И не забудь носки снять, пусть ноги тоже отдохнут! – сказала ему любящая мать.

Ходжа, увидев, что старший брат уснул, тоже решил не беспокоить его, выключил телевизор и ушел в соседнюю комнату, чтобы вместе с детьми посмотреть «Ватан» по маминому телевизору, который детишки называли «бабушкиным».

Сквозь сон Хасар слышал беспрерывный телефонный звонок, но никак не мог сообразить, во сне он его слышит или наяву. А телефон продолжать звонить в темноте, как будто что-то хотел сказать. Тем временем послышались шаги Ходжа, который прошлепал мимо комнаты Хасара и заспешил к телефону.

Следом послышался хрипловатый сонный голос брата: «Алло!» И сразу вслед за этим раздались его отрывистые испуганные возгласы: «Где? Когда? Он хоть жив?» Похоже, случилась какая-то непоправимая беда.

Услышав отчаянные крики сына, из своей комнаты, держась за стену, выползла грузная женщина, мать сыновей. Она испуганно спросила:

– Что? Что случилось, сынок?

Ходжа только произнес «Арсланджан», больше не смог сказать ни слова, ком подступил к горлу и лишил его голоса. Он молчал, глотая горькие слезы.

– Ах, горе мое горе! – запричитала старуха, поняв, что с ее внуком случилось что-то страшное, и рухнула на пол. – Что-то с самолетом случилось?

Потом посмотрела на сына так выразительно, что было ясно: она хочет как можно скорее узнать, что случилось с ее внуком.

– Мама, Арслан ехал к нам и около Казанджика попал в аварию.

– Вай, он жив хотя бы?

Не получив на свой вопрос ответа, мать зарыдала в голос.

Проснувшись от ночного шума и голосов. Хасар наспех надел рубашку, кое-как застегнул ее и появился на пороге комнаты.

Ходжа, первым получив страшное сообщение, не сдерживая слез, кинулся на шею брату.

– Хасар дяде, Арслан джан попал в аварию!

– Где, когда?

– Около Казанджика.

– Откуда ты знаешь?

– Только что из Ашхабада позвонила его сестренка Мяхри джан. А к ним звонили из Казанджика. Его мать уже выехала в эту сторону на машине.

– Как его состояние?

– Из больницы сообщили, что он в очень тяжелом состоянии. – Ходжа решил не говорить всей правды, чтобы до смерти не перепугать мать и брата, оставить им крохотную надежду, хотя звонившие просили их забрать тело погибшего.

Поняв, что случилось самое страшное, Хасар почувствовал, как по телу его пробежал ток.

Зашумело в голове, уши перестали слышать. Мысль о том, что его сын, его любимый Арслан, погиб, заставила его задрожать всем телом. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не зарыдать во весь голос.

Немного успокоившись, Ходжа занялся поисками родственников и друзей, которые бы вместе с ним поехали за Арсланом. Первым делом он позвонил младшему брату своей жены.

Когда на том конце провода подняли трубку, он сразу же представился: «Нияз, это я!»

– У вас все хорошо?

– Нет, не хорошо. Слушай меня! – решительно произнес он, давая понять, что спешит. – Ты оденься и срочно приезжай к нам, мы уже готовы тронуться в путь… Не забудь захватить водительское удостоверение, машину вести придется тебе. Свою машину ты не бери. На моей и Хасара машине поедем в Казанджик!..

Во втором доме, куда позвонил Ходжа, никто не поднял трубку. Подумав о том, что они на ночь отключают телефон, чтобы никто не беспокоил, Ходжа рассердился на двоюродного брата.

– Ну что они за люди такие! Зачем надо телефон отключать!

Разбуженный сосед быстро оделся и пришел к ним. Теперь путников стало четверо. Они уже открывали ворота, когда из дома вышла мать:

– Заверните в Небитдаг и возьмите с собой одного из дядь! – напомнила сыновьям о своих родственниках.

Хасар с братом сели в его машину, ее вел Ходжа. Они ехали молча, и вид у них был такой, будто они только что поссорились.

Все струны души были натянуты до предела, в голове были только мысли об Арслане, о его тяжелом состоянии. Уже начало светать, но все вокруг, особенно в тех местах, куда не доставал свет фонарей, находилось во власти тьмы, деревья и дома казались перевернутыми и похожими на миражи, тихо плывущие в ночи.

Пока ехали по городу, машины иогда сбавляли скорость и ехали тихим ходом. Улицы были пустынны, люди все еще находились во власти сладкого предутреннего сна. В такую пору выехать из дома человек может только по нужде, тем более не хочется покидать теплого дома в такое холодное время года.

Когда выехали из города, они словно опять оказались в ночи. Машины, почувствовав простор, прибавили скорость. Сейчас они были похожи на людей, спешивших к тому месту, где Арслан, ехавший из Ашхабада к отцу в Красноводск, попал в аварию и перевернулся на своей машине, чтобы опередить его и забрать с собой прежде, чем он окажется на этом гиблом месте.

Еще через какое-то время Хасар вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха, и опустил стекло со своей стороны. Тотчас же с улицы ворвался холодный воздух и стал биться по стенам кабины, как попавшая в клетку птица. Влажный воздух был пропитан терпким запахом растущей в этих местах полыни.

Воздух постепенно начал сереть, и ночь вынужденно уступила место нарождающемуся дню.

Состояние Ходжа было не лучше, чем у его брата, стиснув зубы, он молчал и неотрывно смотрел на дорогу. Он размышлял о несчастьях, свалившихся на голову его брата в последнее время, и считал это закономерным. Все его беды были следствием разлада в его семье, и неизвестно, когда все это закончится. Больше всего Ходжа расстраивался из-за того, что ничем не может помочь брату, и эта мысль угнетала его.

Он видел Арслана юношей в расцвете сил и думал: «Это ты должен был хоронить нас, а вон ведь как все повернулось, мы едем, чтобы забрать твое тело!» Он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, глотал слезы и давил рвущийся из груди стон.

Машины мчались по заснеженной дороге, обгоняя друг друга, чтобы как можно скорее добраться до места.

Небо над серым полем снова превратилось в белый купол. Снова появились снежинки, которые парили в воздухе, словно белые пушинки, оторвавшиеся от небесной подушки. Почва под колесами машины примерзла и хрустела, как под подошвой сапог, топчущих сухие ветки.

На подъезде к Джебелу Ходжа увидел в зеркале заднего обзора две машины, догоняющие их на большой скорости.

Задние, увидев, что передние машины обратили на них внимание, стали часто мигать фарами, давая понять, что у них есть какое-то сообщение.

Ходжа снизил скорость, чтобы узнать, что за сообщение приготовили им задние машины, и взял немного в сторону. В это время задние машины догнали их и поравнялись с ними.

Это были родственники Хасара, спешно последовавшие за ним сразу же, как только узнали о его отъезде, чтобы в трудную минуту быть рядом.

Неожиданное появление родственников вызвало у

Хасара прилив благодарности, он почувствовал себя так, будто его взяли под защиту. Губы его задрожали, он снова расстроился и едва сдерживал слезы. Пока брат разговаривал с ними, он безучастно смотрел по сторонам, стараясь не выдать своего состояния, а потом и вовсе отошел в сторонку.

Хасар походил немного, разминая затекшие ноги, и вернулся к машине. В это время Ходжа и другие родственники, поливая друг другу из баклажек, умывали руки и лица, отгоняя от себя последние остатки ночного сна.

Хасар тоже умылся холодной водой, которая освежила его и привела в чувство.

А через некоторое время они въезжали в Небитдаг, но уже на четырех машинах, хотя из Красноводска выезжали на двух.

* * *

Они уже приближались к Казанджику, к тому месту, где в сентябре 1975 года были расстреляны три поэта, а Хасару сказали, что и Арслан разбился примерно там же. Из трех убитых поэтов Хасару был знаком только Курбанназар, и он представлял себе, как бы он сейчас встретил его здесь живым и невредимым.

Курбанназар был уже широко известным поэтом, когда Хасар учился на начальных курсах медицинского института.

Однажды поэт с несколькими своими коллегами пришел на встречу в институт. С того времени Хасар помнит неординарную внешность этого поэта: он был высок и строен, а его красивые глаза небесно-голубого цвета излучали какой-то особый свет. Он стоял в центре зала и, уставившись в одну точку и размахивая рукой, вдохновенно читал стихи, втягивая всех вокруг в орбиту своего поэтического мира и заставляя забыть обо всем на свете.

В тот раз поэт и его коллеги-друзья сумели в очередной раз убедить юных слушателей в том, что поэзия – это не просто рифмованные строки, а нечто большее.

Каждый раз, проезжая в этом месте по пути в Красноводск или же на обратном пути в Ашхабад, Хасар думал о Курбанназаре Эзизове, который так рано, в самом расцвете творческих сил, ушел из жизни. И всегда печалился и расстраивался. Разве могло ему тогда прийти в голову, что через несколько лет в этом же месте погибнет и его собственный сын?!

Доехав до места гибели поэтов, они не обнаружили никаких следов аварии, поэтому стали выспрашивать у проезжающих и выяснили, что им надо проехать чуть дальше.

Памятный камень, установленный на месте гибели поэтов, был полностью занесен снегом, так что выведенные на нем имена скрылись под белым пушистым покрывалом.

Сейчас камень был похож на вставшего на колени путника с тяжелым грузом на горбу, изо всех сил пытающегося встать и идти дальше.

Хасар подумал: «Место расстрела этих несчастных должно быть недалеко от этого камня». Думая так, он невольно сравнивал судьбу расстрелянных в те далекие годы поэтов с судьбой своего сына Арслана, словно пытаясь понять, что общего между этими двумя событиями.

… Это случилось в сентябре 1975 года. Только что на берегу Каспия завершил свою работу ежегодный

Всесоюзный фестиваль поэзии. Приехавшие из разных концов страны поэты выступали перед своими читателями, и на разных языках вдохновенно читали свои стихи.

Курбанназар, как и разделившие впоследствии его судьбу поэты Юрий Рябинин и Василий Шабанов, тоже выступал перед собравшейся публикой.

… Три друга возвращались из Ашхабада на машине. В той машине ехал и Василий Шабанов, приехавший из Москвы с группой русских поэтов и возглавивший организацию данного фестиваля. Уезжая из Красноводска, он взял с собой в закрепленную за ним машину Юрия Рябинина, а потом они поехали в Красноводский аэропорт и забрали оттуда Курбанназара Эзизова, который как раз в это время поднимался по трапу самолета, вылетавшего в Ашхабад. Друзья крикнули ему: «Поехали с нами!», и он, ни минуты не раздумывая, последовал за ними.

Поэты ехали, любуясь природой, обменивались впечатлениями, читали стихи. Настроение у всех было приподнятое, они были уверены, что еще засветло доберутся до Ашхабада.

В машине они читали запомнившиеся стихотворные строки других поэтов, приехавших на фестиваль поэзии Махтумкули, Пушкина, радовались жизни, веселились. Настроение у всех троих было превосходное.

Подъезжая к Казанджику, они вдруг решили сделать в чистом поле, на свежем воздухе, привал, поесть-попить и немного отдохнуть, а затем продолжить путь. Свернув машину с дороги, остановились, достали еду и напитки и пошли искать удобное местечко для привала, и как раз в это время случилось это непредвиденное событие.

А случилось вот что. Неподалеку в укрытии прятался солдат с автоматом в руках, дезертировавший из соседней воинской части. Увидев поэтов, вышедших из машины и направившихся в его сторону, он даже мысли не допустил, что это могут быть обычные проезжие, решил, что это люди, вышедшие на его поиски. Недолго думая, он расстрелял всех троих. Поэты даже не успели понять, что происходит. Кто знает, может, злой рок давно подстерегал их? Говорят же, от судьбы не уйдешь, а иначе как объяснить, что им захотелось сделать привал именно в этом месте, где прятался сумасшедший дезертир? Ведь они могли чуть дальше от этого места остановиться, да и дезертир мог бы прятаться где-нибудь в другом месте… Он мог бы выйти из укрытия и подойти к ребятам, объяснить свой поступок, может, они и подсказали бы ему выход…

Да, судьба…

Хасар и прежде, вспоминая поэтов, много думал о случившемся, но так и не смог найти объяснения, которое бы устроило его.

Проехали еще немного, вдруг Ходжа, посмотрев влево, охнул и снизил скорость. Там, подняв два колеса кверху, на боку лежала машина Арслана. Один милиционер ходил вокруг нее и время от времени делал какие-то пометки в своем блокноте.

Там были еще два человека, у одного в руках была лопата, а другой держал ведро. Они лопатой соскребали оставшиеся кое-где следы крови, убирали их из-под ног.

Милиционер, увидев подъехавших людей, понял, что это родственники пострадавшего, и подошел к ним с печальным лицом, всем своим видом показывая, что у него нет хороших вестей. Он только сообщил, что парня увезли в районную больницу, что только что тут проехал прибывший из Ашхабада джип и сразу же отправился следом. Хасар догадался, что это Дунья, и понял, что они приехали вовремя, до того, как она увезет тело сына в Ашхабад.

* * *

Чем ближе они подъезжали к больнице, тем сильнее билось сердце Хасара. От горя лицо его почернело.

Ему даже в мыслях было трудно представить, как он, отец, обнимет мертвое тело своего сына. Для него это мгновение было сродни концу света.

В таком же отчаянии был Хасар и после смерти отца. Получив сообщение о его кончине, он пересаживался с самолета на самолет и прилетел в Красноводск, тогда он едва успел к похоронам. Но нынешняя утрата была несравнима с той, и сердце в груди сжималось и болело еще сильнее, чем в тот раз.

Подъехав к больнице и узнав, где находится морг, они увидели сидевшую в сторонке закутанную в черный платок согбенную Дунью. Врач в белом халате и еще какой-то парень по очереди о чем-то говорили с ней. Услышав звук подъехавших машин, они обернулись, и тогда Хасар узнал в парне своего зятя, мужа дочери, и понял, что Дунья приехала вместе с ним.

Выйдя из машины, Хасар поспешил в больницу, Ходжа и другие родственники последовали за ним, чтобы быть рядом, когда потребуется их помощь.

Зять пошел навстречу Хасару и стал объяснять:

– Дайза увидела его и упала в обморок. Доктор сделал ей укол, мы вывели ее на свежий воздух, чтобы она хорошенько пришла в себя. А Арслана уже подготовили в дорогу. Как только дайза оклемается, можно будет трогаться....

На ходу кивнув зятю, Хасар вместе с сопровождающими вошел в палату, где лежал его сын.

Будучи врачом и повидав много разных смертей, на этот раз Хасар не смог взглянуть на сына как на обычного покойника. Всхлипнув, он крепко обнял холодное тело сына, лежавшее на металлическом столе – «Что же ты наделал, сыночек?!»

Видно, сильный удар пришелся в голову, кровью из раны была залита часть лица покойного, а потом кровь стекла ему и на грудь.

Находившийся здесь же врач попросил: «Останьтесь два человека, чтобы помочь, а остальные подождите на улице», но он не спешил отдавать тело сына родственникам. Зная, что Дунья собиралась увезти тело сына в Ашхабад, попросил родных: «Посоветуйтесь и с матерью покойного!», давая понять, что у нее свои планы.

Плача и всхлипывая, Ходжа сразу же понял, что к чему, и отправился к гелнедже (жена старшего брата). Хасар, занятый мыслями о сыне, не совсем хорошо понял, о чем идет речь, он просто молча вышел на улицу вместе с дядей.

Когда Ходжа ушел, он подумал, что тот пошел к машине, чтобы принести саван, в который они должны завернуть Арслана.

Но тот стоял около своей гелнедже и пытался ей что-то внушить.

Даже не слыша их голосов, по тому, как горячо говорил Ходжа, жестикулируя руками, как отрицательно качала головой Дунья, Хасар догадался, что они о чем-то спорят и не могут прийти к согласию.

Он подозвал брата.

– О чем речь?

– Я говорю, что мы увезем Арсланджана и похороним его у себя, а гелнедже говорит, что надо выносить его из его собственного дома.

Только теперь до Хасара дошло, о чем они переговаривались. Нахмурив брови, он недовольно посмотрел в сторону Дуньи, как бы говоря ей: «Что ты такое придумала?», а затем командным голосом распорядился:

– Мне лучше знать, что делать с моим сыном. И потом, сейчас не время для споров. Ты, Дунья, позвони матери, пусть она возьмет невестку и внуков и едут к нам. Сегодня Арсланджан будет гостем дома, мы дождемся их приезда!..

Думали, что Дунья станет упрямиться и настаивать на своем, но после решительного заявления Хасара она не посмела открыть рот.

Видя, что вопрос уже решен, Ходжа вместе с товарищами вынес завернутое в белое тело племянника и аккуратно, чтобы ему было удобно, уложил его на заранее подготовленное сиденье своей машины. Хасар подошел с другой стороны и устроился на заднем сиденье, рядом с телом Арслана, лежащим с вытянутыми в его сторону ногами. Перед отправлением он подозвал к себе растерянного зятя и дал ему указания:

– Ты сядешь рядом с тещей. Присмотришь за ней, если вдруг по дороге ей станет плохо. Следуйте за нашей машиной, а если будет совсем плохо, сообщи, у меня с собой есть уколы.

Когда машины одна за другой стали выезжать с больничного двора, Дунья вскочила с места, вид у нее был как у овцы, у которой только что отняли ягненка. Ей не оставалось ничего другого, как последовать за отъезжающими.

Дунья ехала сюда с мыслью о том, что заберет сына с собой, поэтому о такой развязке и подумать не могла.

Она и после долго не могла понять, правильно ли поступила, отдав тело сына отцу, который одним лишь взглядом решил все так, как считал нужным он.

В голове ее роились противоречивые мысли. С одной стороны она чувствовала себя обделенной, человеком, у которого отняли сына, а с другой, она даже была благодарна Хасару, что тот взял на себя эти трудные хлопоты, сняв с нее и переложив на свои плечи этот тяжкий груз.

Помня, что Хасар уже ей не муж, с которым в мире и согласии, любя друг друга, они прожили тридцати лет, она пожалела о том, что не настояла на своем и всю дорогу оплакивала сына, которого сегодня у нее отняли окончательно…

* * *

Тоты стояла возле ограды небольшой площади перед железнодорожным вокзалом, с которой уходили автобусы дальнего следования. Она провожала на учебу младшую дочь, всего на один день приезжавшую из Ашхабада, чтобы повидаться с матерью. Скоро автобус будет отправляться, он уже стоит на своей стоянке, готовый тронуться в путь. В автобусе сидят несколько пассажиров. Каждый раз, когда приезжали дочери, Тоты сама провожала их на автостанцию, на вокзал или в аэропорт, чтобы хотя бы еще немного побыть с ними.

Мать и дочь стояли немного в стороне от автобуса, о чем-то говорили и не могли наговориться, расстаться друг с другом.

Девушка беспокойно озиралась по сторонам, потом она попросила: «Мама, поправь мне воротник пальто!» – и повернулась к матери спиной. Тоты отметила про себя, как выросла и похорошела ее дочь, совсем взрослой девушкой стала, вон и крылышки выросли, скоро вылетит из родного гнездышка. Тоты любовалась и по-матерински гордилась ею. С любовью поправила воротник пальто, а потом обняла дочь со спины. Она вдруг заметила, что ее дочь все время куда-то напряженно смотрит, и, повернув голову в ту сторону, заметила на углу вокзала высокого симпатичного юношу, пальцами нервно расчесывавшего волосы, то снимавшего, то надевавшего кепку, которую сжимал в руках. Он делал вид, что не смотрит в сторону автобуса, хотя не мог оторвать от него взгляда. «Мать дочери глазами ищет зятя!» – есть такая поговорка у туркмен, вот и Тоты обратила внимание на парня, которого высматривала ее дочь.

«Если не считать, что тощ, совсем даже ничего, этот юноша», – подумала она, не придавая своим мыслям особого значения. Но потом, заметив, как беспокойно ведет себя дочь, даже находясь в ее объятьях, как смотрит в ту сторону, где стоит юноша, своим материнским сердцем поняла, что это не просто юноша, а суженый ее дочери. И стала думать о том, что этот парень не простой пассажир…

Обнимая дочь и нюхая ее волосы, дала ей понять, что она обо всем догадалась:

– Он?

– Кто? – дочь сделала вид, что не понимает вопроса матери.

– Не притворяйся! – требовательно произнесла Тоты, желая знать всю правду. – Да ты посмотри на него, он же глаз от тебя оторвать не может… – а дальше в ее тоне можно было услышать: а ты пытаешься делать из этого секрет, скрыть от меня.

– Он, – тихо и нежно произнесла дочь, заливаясь краской стыда от того, что ее тайна оказалась раскрытой, и еще больше прижалась к матери.

– Это он вчера вечером звонил тебе?

– Да.

– Вы вместе учитесь?

Младшая дочь ничего не рассказывала, но от старшей дочери, недавно приезжавшей к матери на побывку, Тоты узнала, что в Ашхабаде ее сестренка встречается с юношей, с которым они вместе учатся.

– Значит, ты вместе с ним приехала из Ашхабада?

– Да.

– А где он был вчера вечером?

– В гостинице. Оттуда и звонил.

– Тогда почему же ты не пригласила его к нам домой? Могла бы сказать, что он твой однокурсник, приехал сюда повидать родственников, но их не оказалось дома, и привела бы к нам. Неужели не сообразила?

– Но он стесняется…

– И что, так и уедешь, не представив его мне?

– Ну, мам, всему свое время.

– Откуда он?

– Какая разница?

Тоты поняла, почему ее дочь избегает открытого ответа, она помнила, как обиделась на мать ее старшая сестра, когда та пыталась пристроить ее к своей родне.

– На местных ребят он не похож.

– Тогда откуда же он, как ты думаешь?

– Неужели и он марыйский?

– Нет, он из Иолотани.

– Симпатичный юноша, видный!

– А как же? – гордо произнесла девушка, давая матери понять, что ее дочь не станет встречаться с первым попавшимся.

Тоты еще раз тайком бросила взгляд на юношу, который старательно делал вид, что не знает их, внимательно рассмотрела парня, набивавшегося в ее будущие зятья.

– Если вы любите друг друга, если он умный парень, тогда ничего.

– Мама, он очень хороший!..

Как мать Тоты поняла свою дочь и только улыбнулась в ответ на ее восторженное заявление

– В следующий приезд обязательно познакомь меня с ним!

– В этот раз он увидел, где мы живем, а в следующий раз, говорит, пришлет сватов.

– Тогда надо будет и с отцом твоим посоветоваться.

– Но у них они уже были!

– Что они ответили?

– Папа сказал: кого полюбит моя дочь, того и я полюблю. Но в Балкане живет ее родная мать, вы должны будете и с ней тоже говорить!

– Значит, вы хотите заставить меня поехать в Мары?

По изменившемуся тону матери девушка подумала, что та недовольна, и резко повернулась к ней:

– Мамочка, разве ты станешь противиться? – в голосе девушки звучала озабоченность.

Тоты ласково обняла встревоженную дочь и расцеловала на прощание.

– Разве могу я быть против твоего счастья, доченька?– голос ее был и сердечным, и радостным.

Только сейчас она поняла, почему дочь так настойчиво просила ее не провожать.

Простившись, Тоты пошла обратно, но на полпути оглянулась и увидела, как ее дочь, о чем-то жарко споря с юношей, который все это время не выпускал их из виду, с багажом в руках садится в автобус.

Она вспомнила то время, когда сгорала от страсти по Хасару, подумала, что и ее дочь сейчас переживает схожие чувства, но, в отличие от нее, дочь, конечно же, счастливее. Эта мысль согрела ее материнское сердце, наполнила ее душу теплом и светом.

Попрощавшись с дочерью, Тоты направилась к своей машине, поставленной в сторонке, там, где было свободнее, и увидела кортеж машин, ехавших на небольшой скорости со стороны востока. Доехав до круга перед вокзалом, машины повернули на юг и свернули в переулок.

Они проехали мимо Тоты, которая в это время переходя дорогу, собиралась сесть в свою машину. Замыкал кортеж машин красивый джип вишневого цвета, заметно отличавшийся от всех остальных машин.

По виду машин Тоты определила, что это траурный кортеж, который возвращается после проводов человека, ушедшего в мир иной.

Первым ехал старенький «Мерседес», когда он, с треском взрывая замерзшую землю, проезжал мимо нее, в приоткрытом окне машины мелькнуло лицо, показавшееся ей знакомым.

Лицо человека показалось ей хмурым и очень усталым.

Пропустив машины мимо себя, она вдруг поняла, что сидевший в «Мерседесе» человек похож на Хасара. Подумала о том, что он похоронил кого-то из родственников.

Она пока еще не знала, что конец света наступил для ее собственного учителя.

Узнала она о случившемся лишь на следующий день, когда сослуживцы стали заходить к ней в кабинет и говорить: «Мы идем к Хасару Мамметхановичу, сегодня он хоронит своего погибшего в аварии сына. Вы с нами пойдете или же потом, на три, семь дней покажетесь?»

И тогда она мысленно еще раз увидела тот траурный кортеж, проехавший мимо нее. Теперь Тоты отчетливо увидела лицо сидящего в головной машине человека.

* * *

Покойного Арслана на одну ночь оставили гостем в доме отца. Утренним поездом из Ашхабада должны были приехать два его сына, сестра и бабушка, другие родственники, чтобы в последний раз увидеть его и попрощаться с ним.

Во дворе Ходжа с несколькими родственниками занимался приготовлениями к проводам Арслана в последний путь.

Хасар сидел в доме в окружении нескольких старейшин. В соседней комнате вокруг лежащего покойника сидели и в голос рыдали женщины. Через открытую дверь непрерывно доносились их плачущие голоса. Хасар узнавал эти голоса. Громче всех, отчаяннее всех плакали его племянница Айтувак и дочь Мяхри, словно надеялись криками своими разбудить уснувшего вечным сном брата.

– Арсланджан, братишка, что же ты делаешь с нами?! Как же мы будем жить, не видя твоего родного лица?! Как жить нам, скажи!.. Мы ведь так гордились тобой, когда видели самолеты в небе, думали, что это ты сидишь за штурвалом! Все, все ты оставил здесь – и жену оставил, и детишек прекрасных, родителей, бабушек бросил…– рыдали они.

– Наверно, поезд приехал! – сообщил кто-то, и на машинах поехали встречать людей. А через некоторое время, крича в голос, в дом вошли бабушка Арслана, его жена и двое сыновей.

Мать Дуньи кинулась на тело внука и запричитала: «Ах, сыночек мой любимый, внучек родной, солнце мое закатилось… Айназар, несчастный Айназар! Ты оставил меня здесь для того, чтобы я до этих черных дней дожила, почему ты не забрал меня с собой, тогда бы мне не довелось хоронить собственного внука. Аллах, почему ты вместо внука меня не забрал?» – заливаясь слезами, она взывала к душе давно почившего мужа, обращалась к Богу.

Иногда среди плачущих голосов Хасар узнавал хриплый голос матери, которая со вчерашнего дня не вставала с постели, горе сломило ее. Только плачущего голоса Дуньи не было слышно, видно, она не позволяла себе кричать, плакала тихо. Пусть она не кричит, она ведь мать, и сердце ее разрывается от невыносимой боли, она не в силах вынести это испытание, нежданно-негаданно свалившееся на нее. Перед самым утром она снова потеряла сознание и рухнула на пол, тогда ее перенесли в другую комнату, подальше от тела покойного сына, сделали укол и привели в чувство. Когда она начала приходить в себя, Хасар поручил одной из женщин присматривать за ней, а сам вернулся в другую комнату к мужчинам.

Не зная, что находилась в обмороке, Дунья, затуманенным взглядом увидев наклоненное к ней лицо Хасара, никак не могла понять, почему он оказался рядом с ней и снует у нее перед глазами.

Мужчины окружили Хасара, сопереживая и соболезнуя ему, они печально кивали головами и перекидывались короткими фразами. Рядом с Хасаром, прислонившись к стене и вытянув негнущиеся ноги, сидел его дядя. Он жалел племянника, сочувствовал ему и никак не мог понять, как такое вообще могло случиться, и только время от времени повторял: «О, Аллах!» Ему хотелось найти для племянника какие-то утешительные слова, но почему-то сейчас такие слова не шли на ум. Да и какие слова могут утешить боль от потери единственного и любимого сына?!

Смерть сына сломила дух Хасара.

Мир стал для него тусклым и неинтересным, жизнь утратила всякий смысл.

Хасар много раз слышал, что нет ничего страшнее потери своего ребенка, но и подумать не мог, что такое испытание выпадет на его собственную долю. Не думал и не гадал, а оно случилось.

Похоже, эта беда давно подстерегала его, чтобы однажды неожиданно ворваться в его жизнь и разделить ее надвое.

Слишком много для нее было предпосылок, чтобы беда могла обойти стороной Мамметхановых. Сначала жена внесла в его жизнь смуту, потом и вовсе разрушила спаянную, как казалось всем, семью.

Вслушиваясь в плачущие голоса, Хасар временами уходил в воспоминания о счастливых днях жизни Арслана.

… Детство Арслана… Малыш весело носится по дому, а потом садится то на колени деда, то на руки бабушки. А то кидается в объятья отца, Хасара, потом бежит к матери – Дунье, что-то щебечет. Чувствуя, как все вокруг любят его, заливается счастливым смехом. А вот они с невестой в свадебных нарядах входят в дом… Вот он играет с сыновьями, которые по очереди прыгают на него и «воюют» с ним, одерживают победу…