– Отчасти, поскольку не могу найти логических обоснований для вашего присутствия там. Команда тоже с вами? Вы потеряли звездолёт? Что стряслось?
Финниган опешил, услышав столь неожиданные вопросы.
– Как смеешь ты так беззаботно спрашивать меня о команде? Ты, мразь! – воскликнул Джаред, чувствуя, как горячие слезы бегут по щекам.
Он хотел сказать ещё много всего, но слова застряли в горле и начали его душить. Финниган весь дрожал. Ему казалось, что он вновь переживает эти долгие часы потерь, и вся та боль, которую он прятал в глубине своей души, обрушилась на него новой волной.
– Я допускаю, молодой человек, что вы чем-то крайне сильно расстроены, – спокойно отвечал Менингэм. – Но не позволю вам использовать слова подобного характера. Потрудитесь объясниться!
Глава двадцатая, мужчины не должны бояться
Министр Огоннёров вернулся в страховочное кресло у дальней стены комнаты и оттуда, шумно сопя и отдуваясь, прислушивался к скучной беседе Менингэма с другим судном. Он обдумывал стратегию для достижения своей цели в условиях, которые так стремительно меняются.
Полковник Морозов сохранял молчание, стоя у двери вместе с охранниками. Он был напряжен, внимательно наблюдал за происходящим и всякий раз, как Огоннёров перемещался на мостике, одними только глазами следил за ним. Морозов ощущал себя хищником, ловко сливающимся с местностью. Казалось, никто на мостике его не замечает.
Однако, с того момента, как была озвучена тайна существования иной цивилизации, у Морозова словно земля ушла из-под ног. Он держался, сохраняя видимое спокойствие. Но на втором плане его сознания велась активная борьба со страхом. Конечно, министру было известно, что где-то в космосе, – Морозов не очень хорошо ориентировался в звёздах, как и во всём прочем, чего не касалась воинская служба, потому он не понимал, где находится звездолёт, и что такое “Денеб” – существуют иные расы. Вероятно, рассуждал Морозов, именно ради этих данных они с Огоннёровым и оказались здесь, где бы это “здесь” не находилось. Но принять эту новую данность полковнику не удавалось, и его рассудок предательски ностальгировал о былом.
Горячо обожаемая Родина осталась где-то далеко, скрываясь в материи вечной ночи. Мысль о том, что Морозов сгинет, никогда больше не увидев бескрайних полей Содружества, уверенно разместилась в голове полковника с той самой минуты, как только силуэт человека на экране монитора заговорил на его родном языке. Логичных или хотя бы удовлетворяющих его непонимание объяснений полковник не находил, а потому он убедил себя, что невидимый разум создал иллюзию или коллективную галлюцинацию, чтобы заманить путников и поглотить их без остатка.
Морозов рисовал в своём воображении сцены пыток, поскольку был убеждён, что неизвестные существа, разделавшись с кораблём и его пассажирами, захотят отправиться разорять Землю и прочие планеты Солнечной системы. Но чтобы узнать, откуда прибыл звездолёт, и где находятся плодородные земли, дикие аборигены обязательно станут издеваться над членами экипажа. И вот тут-то Морозов и проявит свои мужественность, стойкость и выдержку, и, невзирая на ужасы, уготованные ему судьбой, ни в коем случае не проговориться. История о его подвиге канет в лету, а Родина никогда не узнает своего героя, но умирая, Морозов будет с наслаждением думать, что сумел защитить детей, резвящихся на бескрайних зеленеющих лугах. Ах, как сладка участь героя, как лестно манила она сознание уставшего полковника.
В это самое время дипломат Карел Чех отстранённо слушал взаимные обвинения обеих сторон. Оглушенный новостью о том, что “Айона” отправилась на другую сторону ради контакта с инопланетянами, дипломат старался избегать мыслей на эту тему. Карел Чех принял решение сохранять профессионализм до конца, и какая бы участь его не ждала, он примет её достойно.
Он не утратил надежду наладить отношения между делегатами враждующих империи и Королевства и положить начало мирному и цивилизованному диалогу между двумя так сильно отличающимися странами. И в минуты опустившейся на мостик тишины, исключая тихую беседу девушек с неизвестным кораблём, его разум озарила мысль, которую Чех поспешил претворить в жизнь.
– Возможно, – проронил дипломат в тишине, – это та ситуация, в которой вам удастся прийти к взаимопониманию.
Роннинг, обдумывая что-то болезненно трудное, прохаживался кругами, сомкнув руки за спиной. Он замер и поглядел на дипломата.
– Мы на пороге смерти, Карел, – усмехнулся маршал, – а вы всё надеетесь выслужиться перед парламентом.
– Не стоит выражаться так радикально, – сказал министр. – Ещё ничего не известно. Судно в порядке, и мы в любой момент можем повернуть обратно и улететь.
– Вы это очень хорошо подметили, господин министр! – воскликнул Карел. – Давайте представим, что мы уже находимся на пути домой. Какой вывод вы можете сделать, подводя черту под всеми событиями и всеми словами, которые сегодня произошли и, соответственно, были сказаны?
– Не думаете, что рановато делать выводы? – спросил маршал.
– Может, вы уже определитесь, Роннинг? – усмехнулся дипломат. – Только что вы нас хоронили, но вдруг заявляете, что ещё слишком рано для выводов. Вечно вы противоречите собственным словам!
– Когда это такое было? – возмутился маршал, повысив голос.
– Хотя бы в тот момент, – не задумываясь, выпалил дипломат, расплываясь в добродушной улыбке, – когда вы строго запретили отправляться судну на другую сторону аномалии, но затем отправились в путь вместе со всеми.
– Полёт был неизбежен, и я полетел со всеми, чтобы обеспечить безопасность, – маршал сложил руки на груди, чтобы собеседник не увидел, как он сжимает кулаки от злости.
– Допустим, – улыбался Чех. – А как вы объясните двойственность собственных суждений в отношении министра Огоннёрова?! То вы его подозреваете во лжи и шпионаже, то любезничаете с ним, как с лучшим другом… – дипломат поглядел в раскрасневшееся лицо министра. – Без обид, дорогой друг. Мои слова направлены исключительно в адрес маршала Роннинга, и не несут в себе цели унизить вас или оскорбить.
Огоннёров растянул губы в учтивой улыбке и кивнул головой в знак того, что принимает слова дипломата и ничуть не сердиться на них.
Маршал выдержал паузу, в течение которой долгим взглядом сверлил непроницаемое лицо дипломата.
– Я даже не собираюсь отвечать вам, Карел, поскольку в вашем вопросе нет ни капли смысла. А если вашей целью являлось уколоть меня, то вам этого не удалось.
– Вот и чудно! – хлопнул в ладоши дипломат. – Тогда я вернусь к своему изначальному предложению. Нам стоит потратить время с пользой, обсудить все препятствия, стоящие на пути плодотворного сотрудничества, и положить начало прекрасной дружбе!
– Однако, дипломат от Королевства прав, – вмешался министр. – Это время мы действительно можем использовать с лучшим результатом, нежели сыпать взаимными обвинениями. Давайте ещё раз обсудим те обстоятельства, свидетелями которых нам посчастливилось стать и, что наиболее важно, как и каким образом мы будем обнародовать информацию подобного рода, когда вернёмся домой. Я считаю, следует определить лидера!
– Полагаю, – с натянутой вежливостью в голосе отвечал Роннинг, – вы станете утверждать, что лидерство в принятии решений по данному вопросу должно оставаться за Содружеством?!
Министр поморщился, пухлое лицо его испещрили лоснящиеся мимические складки.
– Отчего же? Я как раз хотел предложить образовать коалицию. Некий конгломерат, в который войдут в равных количествах представители от обоих государств. Эта своего рода независимая комиссия сможет непредвзято решать о дальнейшей судьбе нашего с вами открытия.
– Как это замечательно сказано! – обрадовался дипломат. – Здраво и легко реализуемо. Несколько посвященных в вопрос представителей, которые будут принимать важные решения. Ваше встречное предложение, маршал?
Роннинг удивился, что столь изящная и трезвая идея зародился не у него в голове, но у его оппонента. Маршал одёрнул себя и стал искать подвох в словах министра.
– И как будет происходить отбор в эту вашу независимую комиссию? – спросил он, ища возможности зацепиться за детали, чтобы признать идею несостоятельной, а её автора уличить во лжи.
– Ну вот вы и предложите, маршал! – ответил Чех.
– Идея не моя, потому подробности её исполнения продумывать тоже не мне, – отмахнулся Роннинг и, ощутив себя увереннее, принялся прохаживаться горделивой походкой из стороны в сторону. – Меня больше интересует, станет ли министр Огоннёров просить послабления для себя в обмен на своё предложение?
– А в чём я должен просить послабления, маршал?
– Ну как же? – остановившись, Роннинг развёл руки в стороны и с насмешкой поглядел на министра. – Вы будто уже забыли?! Или надеетесь, что мы забудем о вашем проступке, раз уж вы выдали столь замечательную идею!?
– Если вы хотите в чём-то обвинить министра, – произнёс дипломат, – говорите прямо, потому что недомолвки, намёки и догадки нужны нам в последнюю очередь.
– Маршал хочет сказать, – Огоннёров взялся сам пояснять слова Роннинга, – что его обвинения в шпионаже в адрес меня лично и моего государства всё ещё не сняты, и он хочет получить честный ответ на свой вопрос.
– Так, – кивнул дипломат учтиво, – и что же вы скажете?
– Источник мне неизвестен. И я считаю, что это не так уж и важно. Я готов согласиться с заявлением маршала, касательно того, что у меня была конкретная цель, когда я намеренно отправился на эту сторону вместе со всеми. Считаю, этого достаточно.
– Давайте будем открыты, господин министр, до конца, и будем называть вещи своими именами. Вы утверждаете, что знали о… – маршал замялся на секунду. – О другой цивилизации. Вам было известно о них?
Айхан Огоннёров коротко кивнул головой.
– Отвечайте вслух, чтобы потом у вас не было возможности отрицать свой ответ! – Роннинг зло прикрикнул на министра.
Огоннёров зорким взглядом из-под нависающих век обвёл взглядом залитые любопытством лица.
– На самом деле, нет, – соврал Огоннёров, сдерживая улыбку, отчего губы его несколько дрожали. – Мне не была известна ваша тайна, господин Роннинг, которую вы так тщательно старались скрыть. Я лишь знал о том, что на этой стороне было обнаружено «нечто», чем нельзя было позволить вам завладеть единолично.
Маршал замер, раскрыв рот. Он был в шаге от своей цели, но скользкий и вёрткий министр Содружества снова выкрутился. Роннинг с силой стиснул челюсти, будто превозмогая нестерпимую зубную боль, крутанулся на месте и снова принялся бродить из стороны в сторону. Нервы его были на пределе. Неоднозначная ситуация давила сама по себе, а тут ещё неуловимый министр – известно наверняка, что шпионы Содружества проникли в святыню Королевства, в руководящий состав Парламента, но без признания этого прохвоста доказать что-либо невозможно. На каждый прямой вопрос проклятый проходимец увиливает от ответа. «А, может, – устало спрашивал себя маршал, – бросить это?»
Роннинг оглянулся на министра, тот в очередной раз утирал платком своё сальное раскрасневшееся лицо. Защитный костюм Огоннёрова, вероятно, был ему тесен, очень плохо отводил излишки тепла и именно поэтому министр всё время потел. Хотя, задумался маршал, люди потеют от волнения, стресса. Он был на волоске от провала, но ему удалось увернуться – вот и пот ручьем. В глазах маршала вспыхнул плотоядный огонёк, а его размышления повели его по тропе поиска стопроцентной стратегии.
Тем временем дипломат Карел Чех продолжал направлять беседу.
– Давайте подробней обсудим идею независимой комиссии, – сказал он. – Сколько, по-вашему, господин министр, в неё должно входить человек?
– Не более двенадцати, но не менее шести, – не задумываясь, отвечал Огоннёров. – Возраст и пол не имеют значения. Но членами подобной комиссии должны быть учёные, медики или антропологи и обязательно военные. Наука наукой, а безопасность превыше всего!
– Это разумно, – согласился дипломат.
Карел Чех испытывая гордость за себя и свои дипломатические таланты, и готов был привести двух заклятых врагов к перемирию.
– И в самом деле разумно, – согласился Роннинг из дальнего угла мостика. – Но вот в чём дело. Сдается мне, – маршал медленно приближался, – что господин министр окончательно заврался. Ваше предложение, если оно конечно ваше, звучит слишком продумано и заученно. Будто вы заранее готовились.
Министр на секунду утратил своё хрупкое спокойствие, залившись багряным румянцем, он задышал часто и поверхностно. Огоннёров перевёл взгляд на радушное и доброжелательное лицо дипломата и расплылся в улыбке.
– Вовсе нет, – ответил министр и вынул платок.
Маршал подошёл к нему и, наклонившись к его лицу, схватил за руку, державшую влажный скомканный платок.
– Попытайтесь ответить так, чтобы ваши зрачки не дрогнули, а со лба не капал пот. Министр, предложение о комиссии и об её составе было подготовлено ещё на Земле?
Огоннёров, почти не дыша, глядел на маршала, усилием воли пытаясь подавить волнение. Кожа лица покрылась мириадами сверкающих капелек пота.
– Вы потеете, потому то вам жарко? – спросил вдруг Роннинг, не отпуская руки министра.
– Да, – с натянутой улыбкой отвечал тот.
– У вас неудобный костюм? Он будто не даёт вам свободно дышать?
– Да, есть такое, – отвечал министр в некотором замешательстве, голос его звучал сдавленно.
– Вы не проголодались, господин министр? Мы столько времени тут проговорили… я бы уже поужинал. А вы?
– Пожалуй, да, я бы перекусил чего-нибудь, – напрягшись всем тучным телом, просипел Огоннёров.
– Так вы мне всё время лжёте, министр? – спросил маршал, с силой сжимая предплечье министра.
– Да, – сходу ответил Огоннёров всё тем же задушенным голосом, словно незримая рука сжимает ему глотку. Но в следующую секунду исправился. – Да как вы смеете?! – воскликнул он хриплым, надорванным тенором.
Однако, было уже поздно. Роннинг, отпустив министра, круто развернулся и снова взялся шагать по кругу, но уже с чувством глубокого удовлетворения. Дело оставалось за малым.
– Не так я себе представлял, – пересохшим горлом прошелестел Огоннёров, обращаясь к дипломату, – попытку прийти к соглашению.
Сам он в этот момент вдруг подумал о том, как странно ведёт себя человеческий организм – истекает влагой каждой клеткой кожи, при этом во рту сушит, что и двух слов не сказать. Какая нелепица!
Отвлёкшись таким образом, министр Огоннёров взял себя в руки, спрятал мокрый платок в рукав защитного костюма и поднялся с места.
– Дорогой господин Чех, вы, я это вижу, приятный в общении человек. Но ваш компаньон всю дорогу ищет, в чём меня упрекнуть. Я не намерен более служить ему ради его собственной потехи. Посему я отправлюсь в свою каюту. Прошу вызвать меня, когда судно, – кого бы оно ни несло на борту, – пришвартуется к нашему кораблю.
Грузной поступью Огоннёров направился к выходу.
– Если вы сейчас покинете мостик, господин министр, – бросил маршал тому в спину. – Это будет означать лишь одно!
– И что же? – не оборачиваясь, спросил министр.
– Вы проиграли. И, возможно, из своей каюты вы выйдете только в наручниках и только тогда, когда мы прибудем на Землю.
Огоннёров обернулся и поглядел маршалу в глаза.
– Значит, если я останусь, вы снимите ваши нелепые обвинения в шпионаже?
– Нет, но у вас будет шанс защитить себя от тюрьмы, рассказав всю правду.
На короткое время повисла тишина, в которой разносился шорох раздувающихся ноздрей от тяжёлого и напряженного дыхания министра Огоннёрова.
– Маршал, – полушепотом обратился к нему дипломат. – Вы знаете, что в Содружестве делают с предателями? Если этот человек вам что-либо сейчас скажет, его расстреляют. А возможно и всю его семью. Думаете, истина, которую вы добиваетесь всё это время, стоит человеческой жизни?
Роннинг усмехнулся, глядя в глаза дипломата.
– Этот человек подписал себе смертный приговор в тот самый момент, когда заступил на пост министра военной космонавтики.
Ощущая себя оскорблённым, Огоннёров подошёл к маршалу и заглянул тому в глаза снизу вверх.
– Я начинаю думать, что у вас ко мне личная неприязнь, маршал Роннинг. Пусть так, меня это не беспокоит. Однако вы ищите повод навесить на меня обвинения, чтобы выслужиться перед своим начальством. Не нужно! Это вас ни к чему не приведёт, а лишь усложнит процесс переговоров между двумя государствами по вопросу более важному, чем вы или я.
– А вы не считаете, что это справедливо и в отношении вас? – усмехнулся маршал, всё ещё ощущая себя победителем. – Не думаете, что будь вы честны и откровенны, процесс переговоров и принятия дальнейших решений пошёл бы гораздо проще?!
Министр ничего не ответил, но маршалу удалось уловить на дне бледно-карих глаз Огоннёрова крупицу сомнения, толику раздумья. Тогда он решил дожать своего оппонента.
– Ваше откровение, министр, упростит ситуации, а главное поможет вам избежать обвинений в шпионаже и Королевской тюрьмы. Пусть вы не боитесь нашего суда. Но я могу гарантировать вам вашу безопасность от преследований спецслужбами Содружества. Мы сможем уберечь вас и вашу семью.
Огоннёров широко улыбнулся. Ему нравилось водить Роннинга вокруг пальца, подпускать поближе, приманивая возможностью быть пойманным, и тут же срываться с крючка. Он чувствовал в этом свою власть, и это безусловно нравилось ему.
– Всё, что мы здесь говорим, господин Роннинг, можно отнести как ко мне, так и к вам. Это игра, как вы верно подметили. И я буду вести её до конца, до победы.
Министр натянул вежливую улыбку на свой уставший рот, и величественно проследовал к неудобному креслу в защитном костюме, пропитанном его потом.
Карел Чех приглушённо ахнул. Очередная его попытка примирить оппонентов провалилась в бездну.
Йодель Роннинг снова оказался у не пробивной стены с шишкой на лбу, которым он неустанно пытался пробить ложь Огоннёрова. Маршал Королевства, только что победно возвышавшийся над загнанным в угол министром Содружества, теперь силился не показать посторонним свои растерянность и чувство досады из-за ускользнувший из его рук жертвы.
Находясь так далеко от родной Солнечной системы и человечества с его сложившейся историей и сводом произвольных правил, которым так приятно следовать, не обременяя себя лишними вопросами и рассуждениям о правильном и неправильном, маршал Роннинг чувствовал себя на краю пропасти. Новый мир, в котором, возможно, проблемы будут гораздо глобальнее, чем попытка уличить другое государство в шпионаже; мир, в котором нужно будет искать место не только человеку, но и другим, ещё неизвестным, существам; этот мир со всей своей неожиданной откровенностью пугал маршала.
Человечество страшиться неизвестности, и лишь единицы находят в себе силы и храбрость, чтобы изучать всё то новое, что готовит для на них Вселенная. Роннинг ощущал себя не готовым к таким потрясениям. Узнать от третьих лиц о возможном открытии иной цивилизации было чем-то отвлечённым и настолько не конкретным, что маршал воспринял доверенную ему тайну, как очередной абстрактный приказ от своего правительства. Но оказаться лицом к лицу с той реальностью, которая угрожала сейчас человечеству всеми мыслимыми и немыслимыми гипотетическими опасностями, было для маршала в его зрелых годах сравнимо с ударом.
Потому, чтобы не сорваться в пропасть безумия, лишившись рассудка, он цеплялся за привычные для него мысли, цели и задачи. Находясь на одном корабле со своим врагом, – а именно так Роннинг воспринимал Содружество в целом и каждого отдельного его члена в частности, – он искал способ доказать, что Огоннёров, и весь правительственный аппарат, виновны в нарушении безопасности Королевства.
Над пультом вспыхнула голограмма Менингэма.
– Взгляните на этих чиновников, – разнёсся металлический голос. – У них перед носом разворачиваются события, о которых человечество мечтало столетиями. А их волнуют лишь их собственные политические интриги!
Глава двадцать первая, друзья
Сигнал радиопередачи усилился, рельефный рисунок чёрно-белых крупиц стал чище, приобрёл чёткие линии и формы. С экрана на Лиду и Джареда смотрело сгенерированное нейросетью лицо немолодого господина Менингэма. Черты его показались Лиде изящными, чувственными, с ноткой высокомерия. Глаза Менингэма выглядели глубоко озадаченными и несколько удивлёнными.
Справа от него на экране показались лица девушек, мисс Люки и доктора Сандовал, которые слушали рассказ Джареда и искренне сопереживали его горю.
– Ты говорил, что он всего лишь компьютер? – шепотом спросила Лида.
– О да, – прошипел сквозь сжатые зубы Джаред. – Тебе достаточно объяснений? – спросил он, обращаясь уже к Менингэму.
Лицо ожило, скинув с себя задумчивость.
– Эксперимент по копированию сознания оказался провальным, – заключил Менингэм. – Видите ли, молодой человек, когда я отправлял с вами своего двойника, я рассчитывал, что, когда вы вернётесь, я загружу себе его знания и буду обладать его опытом, не покидая Земли. Этот вариант казался мне безопасным и разумным. Но технологии интеллектуального квантового компьютера ещё новы для человечества и не все подводные камни изучены.
– Сейчас ты примешься сыпать хитросплетёнными объяснениями, чтобы отвлечь моё внимание от того факта, что ты безжалостный манипулятор и убийца?
Менингэм постарался придать лицу выражение скорби.
– Прошу мне поверить, мистер Финниган, но ничего из того, что с вами произошло, не было спланировано мной. Вы знаете, дорогие друзья, что есть интеллект? – спросил Менингэм и тут же начал отвечать на собственный вопрос. – Сознание чистого разума в своём естестве является самым безжалостным в мире. Человечность – это комплекс эмоциональных реакций. Боль, гнев, сострадание, любовь… Без них наш разум становиться бездушной машиной, способной ставить цели и достигать их любым путём. Я полагаю, что именно это и произошло с моей копией. Я сумел передать ему свои знания, стремления и идеи, свой характер и целеустремлённость, но эмоции… Их он оказался лишён.
Финниган увлечённо слушал добродушное лицо на экране, как в ту первую встречу в Лондоне. Джаред противился словам Менингэма, но не мог не допустить, что голограмма на «Лингане» выглядела искусственной и бездушной в сравнении с рисунком Менингэма на экране, таким живым и человечным. В сердце Джареда по-прежнему зияла пустота, выжженная скорбью, гнев кипятил кровь в жилах, и ему ещё хотелось отомстить, отыграться, уничтожить Менингэма ради памяти потерянных друзей. Но сейчас Финниган ясно сознавал, что в этом нет никакого смысла.
– Так что случилось с «Линганой»? – спросил Менингэм. – Он бросил вас и явно намеревался вернуться на Землю. Где же он?
Финниган пожал плечами. Он был уверен, что звездолёт вернулся.
– А сколько прошло времени с этих событий? – спросило пульсирующее на экране лицо. – Хотя бы примерно?
Джаред оглянулся на Лиду. Как отмерять время без секундной стрелки? Как посчитать дни без восходов и закатов Солнца?
– Я думаю, – проронила Лида, – Здесь оно течет несколько иначе, нежели мы привыкли считать. Хотя я не могу найти тому подтверждений, но мне кажется, что мы провели в исследовательском центре наших спасителей около месяца в земном исчислении. Может, два.
– Месяц? – сорвалось с губ доктора Сандовал. – Но так не может быть?! Мы виделись с тобой почти уже четыре месяца назад.
– На самом деле разница может быть, – задумчиво протянул Менингэм. – Я запущу у себя программу для расчёта вероятностей искажения времени. Но расскажите, мистер Финниган, что он вам сказал? Он как-то объяснил свой поступок?
– Он? – усмехнулся Джаред. – Второй Менингэм? – Финниган пожал плечами. – Думаю, он принял нас за мусор, расходный материал, сопутствующий ущерб. К чему делиться добычей, если можно всех убить и завладеть стопроцентной долей?!
– Мне очень жаль, – Менингэм жалостливо изогнул брови. – И это не просто слова. Когда я отправлял с вами свою копию, я возлагал надежду на то, что он, будучи высокоинтеллектуальным попутчиком, поможет вам выжить. Но всё вышло иначе. И всё же, что случилось с судном?
– Мы отправились за ним, я уже говорил. Один из моих людей был талантливым программистом. К слову сказать, ваша копия регулярно с ним соревновалась во всех этих цифровых штучках… Конечно, «Стрекозе» не хватало мощности, чтобы угнаться за таким сверхскоростным кораблём, каким была «Лингана». Мы пытались взломать мэйнфрейм и перехватить управление звездолётом. Расстояние было слишком огромным… – Финниган замолчал.
Перед его взором снова разворачивались эти ускользающие из-под контроля события. Он видел, как наяву, сосредоточенный профиль Антарес, пытавшейся не думать о гибели супруга, её суровый взгляд на панель приборов и ловкие пальцы, порхавшие над сенсорной панелью управления. Спокойная снаружи, внутри она рычала и бросалась, словно львица, загнанная охотниками в клетку.
Лида заметила это замешательство в друге, взяла его за руку и крепко сжала в своих ладошках, закованных в защитные перчатки.
– У нас осталась флэшка с программой-взломщиком от нашего программиста. Мы пытались взломать защиту «Линганы». Если бы у нас вышло, то мы смогли бы перехватить управление звездолётом. Но ничего не получилось, – Джаред вздохнул, на его щеке подсыхала слеза. – Теперь же я думаю, что хоть как-то нам удалось сбить “Лингану” с курса.
– “Лингану” обнаружить не удалось, ни здесь, ни в Солнечной системе. Скорее всего, вирус повредил защиту второго Менингэма, – задумчиво подытожил Менингэм. – Мистер Финниган, вы помните луну, на которой обнаружили месторождение руды?
Финниган кивнул утвердительно.
– Отлично! Никому не говорите. Храните эту информацию, пока мы все не окажемся в безопасности.
– А вы не в безопасности? – удивилась Лида.
– Лейтенант Хорошева, безопасность – понятие ситуативное. И в данный момент для людей безопасность – это планета Земля. Что же касается «Линганы», то если вирус сумел пробиться через защиту другого Менингэма, он мог очистить всю память сервера. Скорее всего, звездолёт сбился с пути и пролетел мимо аномалии. Возможно, «Лингана» продолжает бороздить просторы космоса, неся в себе искусственную жизнь. Мы этого никогда не узнаем. Дорогой мистер Финниган, – голос Менингэма сделался торжественно-трагичным, – от меня лично и от имени всей моей компании примите соболезнования в связи с утратой ваших друзей. Мы позаботимся об их семьях, и их имена никогда не будут забыты. Мисс Люка, внесите это в список важных дел. Ну, а теперь, ответьте, дорогие друзья, на мой вопрос. Где, во имя Плутона, вы находитесь?
Лида оглянулась на высокое существо, которое всё это время увлеченно слушало беседу, не понимая ровным счетом ничего, что не отнимало важности происходящих событий. Лида приложила ладонь к груди, склонила голову и произнесла:
– Друзья. Они, – девушка указала на экран. – Мы, – указала пальцем на себя и Джареда. – Друзья, – и Лида сложила ладони в подобие кольца. – Друзья, – повторила она.
Высокое существо, зорко следя за знаками своей пленницы, искало логическую связь в абстрактных символах.
– Они тебя не поймут, – вздохнул Джаред.
– Кто не поймёт? – спросил Менингэм. – Кто у вас там?
– Менингэм, вы не поверите, – усмехнулся Финниган. – Ждите.
Лида была не готова сдаться. Её короткий опыт общения с чужими существами говорил ей, что они легко идут на контакт, и, так или иначе, понимают то, что она им говорит. Значит, нужно пытаться дальше. Столь интеллектуальная и математически развитая раса должна уловить связь между звуками, словами, символами и действиями, которыми Лида изъяснялась.
– Вы, – девушка указала пальцем на высокого тейиды и его помощника, казавшегося растерянным. – Друзья, – и Лида снова сложила руки кольцом.
– Не так, – улыбнулся Джаред. – Они как-то связаны друг с другом, но не обязательно, что они друзья.
– Ты хочешь пофилософствовать сейчас? – в нетерпении воскликнула Лида.
– Возможно, – продолжал улыбаться Финниган, – ключевое слово здесь «связь»?!
Лида на секунду задумалась, после чего повторила свои действия, заменив в них символ кольца на сцепленные в замок пальцы.
– Они. Мы. Друзья, – проговаривала Лида, повторяя свои действия. – Вы. Друзья.
Высокое существо подняло конечность, призывая Лиду замолчать. Несколько секунд оно размышляло, разглядывая Лиду и образы на экране. Существо обратилось к своему товарищу, издав несколько мягких щелчков. Они что-то обсудили, после чего высокий тейид указал сперва на себя, затем на существо с фиолетовыми бугорками, затем на Лиду и Джареда, после чего неумело сцепило длинные фаланги конечностей в подобие замка.
– Мы и Вы, – дрожащим голосом переспросила Лида, сопровождая слова жестами. – Друзья?
Высокое существо утвердительно кивнуло головой. От восторга Лида захлопала в ладоши.
– Мы с ними друзья! Мы друзья! – воскликнула она, обращаясь к зрителям на экране.
Лида поклонилась существам в знак признательности. Но радость быстро сменилась замешательством. Как же Лиде объяснить ту сложную просьбу, которая вертелась у неё в голове?
Она указала на экран и показала уже известный жест «друзья», после чего помахала ладонью, приглашая существ приблизиться к экрану и войти в зону видоискателя сканера пространства и объектов. Высокое существо, обратив своё лицо к Лиде, проронило пару щелчков своему напарнику. Тейид с фиолетовыми бугорками склонился над рычагами, кнопками и сенсорами панели управления. Картинка на экране погасла, после чего включилась обратно, но Лида и Джаред увидели в изображении себя. Существо продолжало работать над настройками, задавая параметры для сканера. Его объектив сместил линзы, расширив угол обзора, и теперь на экране размещался весь мостик, включая существ. Экран погас и переключился на принимаемый сигнал с земного звездолёта.
Встревоженные лица девушек и Менингэма дополнило вытянувшееся от удивления лицо Шамиля. Асмия, доктор биологических наук, принялась с особой тщательностью рассматривать на мониторе неизвестных существ. Высокие и статные, в раскроенных одеждах, они имели верхние конечности с противопоставленной фалангой, крупные бугристые головы, пазухи для дыхания и узкую ротовую полость.
– Что это? Что это такое?! – прошептал Шамиль, изумлённо глядя на экран. – Это какие-то куклы. Разве, возможно, чтобы они были живые?
– Помолчите, молодой человек, – возмущенно отвечал ему Менингэм. – Благодарите Вселенную, что они не понимают вашего языка, иначе столь дикий и примитивный подход был бы встречен ими негативно.
– Посмотрите на их череп, – прошептала доктор Сандовал, – Менингэм, заметили ли вы эти бугорки?!
Господин Менингэм помедлил с ответом, словно его компьютерному разуму требовалось время, чтобы оценить вопрос и подыскать для него ответ.