обещал отплатить втрое больше обычного. От лёгких денег я не отказываюсь, раз подвернулся случай зелени подзаработать, то упускать синицу из рук будет глупо. Ладно, говоря я, приведи ко мне парня и смотри, как это делают настоящие профессионалы. Он силой выволок парня из багажника и оставил юнца посреди взлётной полосы, на ровном поле. Ну, давай, твой черёд, говорит он мне и отбегает в сторону. А парень, оказался, не из робкого десятка и смелости у него на троих хватит, хоть отбавляй. Юнец сверлил меня невозмутимым взглядом, и вызывающе ухмыльнулся. Может он и боялся, но во всяком случае виду не подавал. Смельчак подумал я… Ну что ж, посмотрит, хватит ли тебе духа, от пули увернуться. И решил одним выстрелом развеять миф. Навёл я на него свой пистолет, наметил цель и… Спустил курок!
–И что дальше!?– не терпелось узнать Витасику.
–А дальше не твоего ума дело!– ехидно улыбнулся Микулас и вернулся в спальную комнату.
–Так не делается!– негодовал Витасик.– Это не честно по отношению ко мне! Будь же человеком, в конце концов, расскажи историю до победного конца!– кричал он ему вдогонку, но Микулас точно оглох и на пустые выкрики внимания не обращал.
Микулас юркнул под одеяло, приклонил усталую голову на мягкую перину, закрыл глаза и отдался в объятье пряных сновидений. А Витасик битый час, сиживал на кухне при включённом свете, отгонял от себя муху и упорно чесал в затылке. Интересно, он увернулся от пули, вдумчиво хмурил брови Витасик, или нет? Микулас повёл себя крайне жестоко, не рассказав историю до самого конца. И теперь, вопрос – а погиб ли тот парень? Будет терзать Витасика до скончания веков, пока он не состарится до глубокой седины и не потеряет рассудок. Он вполне мог размышлять о чудной истории, целую вечность, и гадать на кофейной гуще – а увернулся ли тот парень от пули? Но жеманный сон сморил его за доли секунды, и Витасик опомнится, не успел, как щеками он припал к чугунной батарее и крепок уснул.
***
Зимние деньки тянулись вереницей один за другим, и ночи становились намного холоднее, и вечерело довольно рано, и утром без отцовского тулупа во двор, лучше не ступать, иначе снегом подчистую заметёт. И если погода за окном не предвещала хороших вестей, то тесная дружба Витасика и Микуласа со временем лишь крепчала, словно старческий маразм.
Витасик не упускал возможности нанести другу визит и за чашечкой горячего молока обсудить дела на работе, или пустить в адрес товарища весьма колкую шутеечку. Микулас встречал Витасик более чем холодно и ужимал свой ответ до предельной ясности: «Опять ты, а я уж стал надеяться, что тебя в унитазе смыли». Но стоило им найти общий язык и сойтись во взглядах, как холодок в общении уверенно пошёл на убыль и Новогоднее празднество они отмечали за общим столом. Микулас хлебал вино, и дорогущий коньяк, подаренный в знак примирения от именитого дельца, и под конец застолья он смело откупорил бутылочку Столичной. Витасик же в свою очередь, не стал изменять заведённому порядку и беспрестанно пропускал кружочку парного молока. Но имелась у Витасика одна особенность, он быстро хмелел от настоящего меда и время от времени подмешивал сладкий янтарь в стакан горячего молока. Он робко окунал чайную ложечку и языком, трепетно слизывал остатки мёда, а во рту то и дело, оставалось гадкое послевкусие железа.
К концу празднества закадычные товарищи изрядно поднабрались и едва держались на ногах. Поначалу Микулас пил исключительно вино, а по завершению он без просыху хлестал одну только водку, и на горький коньяк не смотрел. Весь вечер малыш Витасик сладко потягивал горячее молоко, поминутно, разбавляя напиток мёдом, а на закусь брал овсяные печенюшки. В скором времени, не дождавшись салюта, он уснул прямо за праздничным столом, однако Микулас протянул до самой речи президента и под бой Курантов успел поднять тост: «За нас!». Он хотел было вернуться к пьяному застолью, но колени при ходьбе ощутимо подкашивались и мир перед глазами пустился в пляс. Микулас свалился подле дивана и отошёл ко сну, а Витасик беспробудно дрых на кухне. И не взирая, на то, что кроме первого бокала, они толком ничего не помнили, но сама пьянка удалась, что называется, на славу. Наутро бедная голова трещала по швам у всех, кто вчерашним днём пил на посошок и горлопанил эстрадные песни конца 90-х годов. И не сказав, на прощанье ни слова, они унылые в силу похмелья разбрелись по домам. Вернее будет сказать, что Витасик возвратился домой, а Микулас продолжил спать до самой обедни. И вне сомнений, что этот новогодний вечер, отложиться в памяти у ребят на долгие годы.
Нынче же в задушевных беседах, они вели себя таки развязно и любые споры сводили на громкую ругань, что называется, кто кого перекричит. И бранных слов они друг от друга понабрались изрядно, и подчас думалось, что дружба их нерушима, а любые невзгоды они утрясут на раз. День ото дня Витасик просиживал штаны у Микуласа в квартире и, услышав, дверной замок, он без единой оглядки мчал отворять входную дверь. Жили они, что называется душа в душу и любые невзгоды преодолевали общими усилиями.
В один из похожих вечеров, Витасик вызвался проводить товарища на работу, и помог ему упаковать старый чемодан. Перед уходом Микулас добавил, что, примерно, через часок он явиться домой, и за чашечкой горячего чая они обсудят очередные успехи. Микулас начистил гуталином ботинки, тщательно причесался, навел марафет и с чемоданом в подмышке, он уверенно отчалил на работу. Однако с работы Микулас, так и не вернулся. Первый час ожидания прошёл крайне утомительно, следом миновал второй, и третий, и четвёртый… И раз так! Подумал Витасия, то я лучше вернусь домой. Ибо утро вечера мудренее… С утра Витасик покорно ждал товарища на кухне, точно пёс ждёт, не дождётся любимого хозяина и скулит, обидевшись на столь суровый мир. И как бы он того не желал, однако мрачная физиономия Микуласа в дверях, увы, не показалась. До самой обедни Витасик прождал товарища и, в конце концов, заподозрил неладное.
Часы пробили ровно двенадцать часов по Московскому времени. И тогда Витасик в полном унынии вернулся к себе домой. Он судорожно наворачивал круги по квартире, словно преступник или наркоман и места себе не находил. Случайно Витасик забрёл в гостиную комнату, где ныне почивала мать и кормилица семейства Цепелиных. Телевизор вещал на удивление тихо, но уши у Витасика чуткие, как ни крути и, будучи в упадке духа он обратил томный взор на плоский телеэкран. Дневной выпуск новостей шёл по ящику, и в эпицентре всех событий была невозмутимая женщина в сером костюме. Она вещала в прямом эфире: «Вчера на проспекте Щумина у светофора прогремел страшный взрыв. Судя по данным, причина страшной трагедии кроется во взрывчатке. Сотрудники правоохранительных органов заявили, что это наглядный пример того, как уличные банды убирают с лица земли неугодных им людей. Кроме того, удалось установить личность погибшего (женщина в сером костюме выдержала мимолётную паузу), им оказался, некто Микулас Шишайова».
Наверняка в городе достаточно людей по имени Микулас, решил Витасик и напряг извилины, пытаясь вспомнить хотя бы одного человек с похожим именем. Увы… Но имя Микулас, довольно редкое и людей со схожим именем он, к сожалению не встречал. Корреспонденты со всех уголков страны продолжили вещать события минувшей ночи и работать во благо достоверной информации. И смотреть выпуск до конца смысла не имело. Дурная весть убитом побратиме ошарашила Витасик своей неожиданностью и ставило его в так называемый – тупик мыслей. И будь на его месте шаблонный, ничем не примечательный человек, каких на свете пруд пруди, то он, вернее всего, хватился бы, оплакивать потерю друга. Но только не Витасик! Слегка взгрустнув, он в крайности впадать не стал, а схватил твёрдую волю за… гланды и принялся делать свою работу, как делает её корреспондент, или как Микулас до недавних пор. На него, в конце концов, взвален груз ответственности и будет глупо, а в особенности опрометчиво, если Витасик махнёт рукой на свои прямые обязанности. Уход за домом никто не отменял и надо отдать Витасику должное, повёл он себя крайне мужественно. И в знак некогда крепкой дружбы, он неохотно обронил скупую слезинку и дрожащим голосом вымолвил: «Жизнь на этом не кончается».
Глава 10
Профессора
Со дня гибели Микуласа прошло достаточно времени и шрамы на сердце Витасика затянулись. Но не припомню я той ночи, чтобы Витасик не поминал закадычного друга тёплыми словами. И оттого Витасик было горестно, что лучший друг зажарился в собственной машине, а он ему и слова прощального сказать не успел. Будь у Витасика минута в загашнике, то ни секунды он бы не трети на пустой трёп. Ему вполне хватит и одной четвертинки, чтобы поведать другу о личных переживаниях касательно его смерти. Грандиозные планы имел Витасик на дружбы с Микуласом, хоть со временем он понял, что собой представляет работа чистильщика, однако мнение он своё в худшую сторону отнюдь не поменял. Они были друзьями! Друзьями и останутся… Кто бы что ни говорил, а Микулас приходился ему верным другом и пущай заработок его не самый честный, а местами так вовсе абсурдный, но память о друге и товарище Витасик не предаст. Да и кто он такой, чтобы судить людей… Витасик ни больше, ни меньше – хранитель домашнего очага и уход за домом его прямая обязанность, а упрекать людей и не знать при этом всех обстоятельств, крайне глупо. Микулас, как и многие другие из ныне живущих людей, горбатился в три погибели на хлеб с маслицем, да икорочкой по празднествам. Ни в коем разе Витасик не оправдывал деяния Микуласа, он умышленно сеял зло и руки его отнюдь не благоухают ромашками, они по локоть в крови. Витасик не вознамерен очернять доброе имя Микуласа, и о друге он сбережёт, как зеницу ока.
Зима нынче выдалась холодной, и мороз лютый до костей пробирал, а вязаные рукавицы, да кожаные перчатки, ничуть не спасали горожан от вечной мерзлоты. И до того колотун жгучим оказался, что собаку нынче во двор не выгнать и прежде чем машину завести, надобно будет двигатель ночью тщательно прогреть. Колотун щёки резал, точно бритвенный нож, ледяным остриём он ласкал румяные лица прохожим, и пальцы на ногах до синевы морозил. И чтобы не прослыть среди Вас читатели голословным я лишь добавлю от себя, что в один из холодных вечеров, житель дома, по возвращении с работы, отморозил на ноге большой палец. Витасик уничижающее глядел на заметённый снегом двор и восторгался тем, как простой люд, не взирая на обширные осадки, лопатами выгребал залежи белых сугробов, уверенно снимал с машин белый покров и второпях мчали на работу. Таковы их обязанности перед семьёй и общества в целом… Они не вправе подвести родню, или оставить детей без ужина, по причине лютого мороза и других погодных неурядиц. Ведь злободневные света за воду, газ и прочее, сами себя не покроют.
Взять хотя бы, профессора Круглова. Молодой и весьма импозантный человек, который год ходит бобылём и работает на успешное развитие отечественной науки. Что в лютые морозы, что в знойную жару, профессор Круглов обязательно явится в научный центр. Работа в лаборатории для профессора, значила немногим меньше женитьбы, или детей. И как бы там ни было, он считал, что на данном этапе жизни, будет глупо заводить семейство в ущерб научной карьере. Профессор Круглов имел конкретный бзик, либо же глубокое помешательство и на заре карьеры учёного он поставил перед собой ясную цель – добиться научных высот и сделать открытие в области генной модификации. К женщинам он относился с толикой равнодушия, и не подумайте, что якобы профессор испытывал сильное влечение к мужицкому телу. Он до мозга костей человек традиционной ориентации. Круглов обыкновенный учёный и всем сердцем обожает науку. С подобным отношением к семье и детям, профессору не пристало думать о скорой женитьбе. И что ни говори, но семья доставляет человеку множество хлопот, а если поверх того приплести уход за детьми, то сил на работу в принципе не останется.
Ото дня в день профессор Круглов выполнял исключительно монотонную работу, как в научном центре, так и за его пределами. Рано утром, с первыми петухами он наливал себе чашечку крепкого кофе, приступал к утренней трапезе, наводил марафет, затягивал потуже ремень, укрывал горбатый нос длинным шарфом и топал на работу. В отпусках он бывал редко, а если и бывал, то всякий раз посещал именно Лондон и жил там от недели до месяца. Вечные дожди, запах рыбы на пристани и относительно большие траты на проживание, его ничуть не смущали. Он предпочитал дождливый Лондон, солнечным курортам, и терпеть не мог отдых на пляже. «Сидеть на берегу, среди толпы незнакомых мне людей и при этом пялиться на солнце, я и дома могу, зачем мне попусту время тратить. «Ведь настоящий отдых, это перво-наперво отдушина для ума и, само собой разумеется, иностранная кухня», заключил однажды, профессор Круглов и покинул трап самолёт.
Временами профессор Круглов считал нужным дать потомство и выполнить одну из немногих обязанностей перед обществом, но отыскать среди кучи фианита достойный бриллиант тяжело. Опять же, в подборе женщин профессор Круглов был крайне осмотрительным, у первой нос излишне длинный, у второй ноги весьма коротки, а у третьей так вовсе ягодки в поле не уродились. Несомненно, профессор Круглов находил явную потребность в женской ласке. Работа и впрямь занимала большую часть свободного времени, но ему очень хотелось видеть на кухонной плите кастрюлю горячего борща, а под боком жену красавицу. Временами профессор Круглов думал о личной жизни, чаще всего это случалось за обедом в фешенебельном ресторане. Профессор неохотно полагал, что работая круглыми сутками, он невольно стремится заполнить душевную пустоту, перекрыть клапан одиночества и окончательно притупить хроническую боль на сердце.
Подчас он вяло дрыхнет на диване, отдыхает после трудовых будней и ладонью ищет по соседству женскую ручонку, но из раза в раз находит лишь пустоту и отчаянье. Перед сном, профессор Круглов, не прочь слегка приобнять женскую талию, уткнуться носом в изящное плечико, всем телом прижаться к ней и ощутить себя любимым. Но всякий раз, ложась на боковую, профессор Круглов неизменно обнимает холодную подушку и грезит поскорее найти даму сердца. А с утра пораньше он наливает чашечку крепкого кофе и топает на работу. Он любил женское тело, и терпеть не мог мужское, а в особенности своё откормленное брюхо, и грудь, и талию. Профессор Круглов смотрелся в зеркало, но чрезмерной любви к себе, он, увы, не питал, скорее тупое презрение. «И как же собой любоваться, если твоё тело сплошь и рядом – кусок жирного сала», ругался профессор.
С малых лет, Круглов был склонен к полноте, он отнюдь не находил себя излишне толстым, но и стройным телом похвастаться не мог. Кругом сплошные недостатки, думал профессор, брюхо из штанов выпирает, талия широкая, как у бегемота, а грудь самая что ни на есть, первого размера, хоть лифчик надевай. Он понятия не имел, как ему с такими данными укрощать дамские сердца и быть всюду желанным гостем. Профессор Круглов стыдился в особенности посетить на досуге городской пляж и искупнуться в речке. Оголившись до трусов, он ощущает себя беспомощным и слабым, ему кажется, что люди смотрят на него и в уме осыпают грязью, мол, поглядите до чего огромное пузо, большая грудь и жирные бёдра.
Профессор Круглов слишком стеснялся знакомств с женским обществом и причина тому, боязнь получить отказ и стать вечным посмешищем для всего рода мужского. Но в то же время он находил себя весьма привлекательным, в особенности ему нравились черты холёного лица. Профессор лукавить не станет, он действительно заплыл жиром и былая красота, неохотно прячется за сальной мордой. Но и сейчас в нём проясняется некий шарм, и если завтра Круглов примет окончательно решение – на корню изменить образ жизни, то он вполне может сгодится на роль видного жениха.
Профессор Круглов, до того был неуверенным в себе человеком, что помимо собственных изъянов, он глубоко стыдился всего на свете. Он считал, что тот или иной гражданин, любит хвастовство и занимается исключительно притворством. Профессор терпеть не мог зазнаек и испытывал стыд, когда знакомый ему человек либо умничает, либо говорит излишне мудрыми словами. На людях он вёл себя скромно и рот держал под замком, как рыба в воде, боясь прослыть перед публикой навязчивым человеком. Чрезмерная робость в общении привела к тому, что среди знакомых он имел дурную репутацию нелюдимого паренька.
Друзей профессор менял часто, и, как правило, величал их поголовно – приятелями. И на вопрос, а есть ли у него под боком родственная душа, он отвечал предельно коротко и сухо – нет. Объясняет профессор это тем, что близкие связи, уместны только на работе, а за его пределами исключительно общение для поддержания морального духа. В свободное от работы время, профессор Круглов, как правило, набирался духу, поднимал трубку и звонил давнему товарищу – доценту кафедры теоретической физики. В мешковатом костюме и с массивной тросточкой, профессор Ливнёв, не первый год учит уму разуму молодых студентов и слегка хрипатым голоском объясняет им основные законы теоретической физики.
Под рукой у профессора, есть лишь две вещи, которые беспокоят его на каждом шагу, и если первая, это извечный гастрит, то вторая, это массивная тросточка в исхудалом кулаке. Много с тех пор воды утекло, и дни те былью поросли, однако массивная трость, который год подряд, исправно сопровождает хозяина на каждом шагу. Давным-давно, в бытность аспиранта, молодой профессор лениво встал с кровати и метнул резкий взор на часы. «В глазах, что ли двоится!?», Ливнёв сощурил оба глаза, и смерил взглядом минутную стрелку часов.
«О нет!», шёпотом вымолвил профессор, на ходу натянул штаны, поверх накинул рубаху, завязал наспех ботинки и очертя голову побежал на работу. Он мчал по тротуару, уверенно сносил на своём пути менее расторопных граждан, тотчас же просил прощения и сверкал пятками, будто убегал от своры диких собак. Время на исходе, и считанные минуты оставались, прежде чем зазвенит звонок и студенты, все как один, побегут на пары.
До института рукой подать, и знакомая профессору черепичная крыша лихо маячила на горизонте, надо лишь поднапрячься и он наверняка успеет вбежать в пыльную аудиторию. Тогда профессор Ливнёв, собрал волю в кулак и срезал путь, но стоило ему смахнуть с тротуара, как чёрный внедорожник насадил его на капот. Он мигом свалился на тёплый асфальт, расшиб себе лоб и потерял сознание.
Сильнее обычного пострадала лодыжка, а в остальном же профессор Ливнёв отделался парой ссадин и тяжёлой гематомой на лбу. А вот машине пришлось не сладко, удар головой оставил на чёрном капоте солидную вмятину и опять же водитель, резко нажав на педаль тормоза, носом клюнул о твёрдый руль и понятно дело, случился перелом.
Операция на лодыжку, прошла успешно, однако был риск, что кость не срастётся, но всё обошлось, и в скором времени профессор Ливнёв встал на ноги. Первое время, врач рекомендовал найти Ливнёву подходящую трость и снизить нагрузки, иначе есть риск получить рецидив травмы. Выслушав врача, профессор Ливнёв в срочном порядке купил коричневую трость и носился с ней, точно маленький ребёнок с конфетой. Он мнил себя интеллигентом, поскольку трость придавала ему высокий статус в общении с людьми и задавала строгий тон его слегка вычурной походке. Шли годы, раны затянулись, лодыжка окрепла, и профессор Ливнёв мог бы запросто выкинуть дешёвую трость на помойку. Однако мысль навеки расстаться с любимой палкой и мельком не посетила профессора, напротив, он узрел в этом некую выгоду, теперь в маршрутке ему смело уступают места, а об очередях он не слышал давно. Но прежде всего Ливнёв поднялся в глазах у женщин, они то и дело строили ему глазки и норовили познакомиться со статным человеком. В скором времени, он сменил дешёвую трость на более дорогую и ни под каким предлогом он не оставлял посох дома. Будь то поход в супермаркет, или ужин в ресторане, профессор Ливнёв обязан был прихватить с собой длинную тросточку. Однажды, он ей отбивался от грабителей и надо сказать, делал он это искусно, словом мушкетёр отражал атаку кавалерии.
Профессор Круглов познакомился с Ливнёвым на ежегодной встрече учёных, где молодым дарованиями присуждали награды, а древние старики в чёрных костюмах толкали длинные речи. Рука об руку они сидела в одном ряду, по соседству и безучастно глядели на театральную сцену. Профессор Ливнёв находил представление унылым, он тяжело вздыхал и время от времени поглядывал на золотые часы. Круглов разделил с ним взгляды относительно церемонии награждения и между тем заявил: «Я бы лучше, перечитал все четыре тома о принципах нейрохирургии, нежели сунулся сюда в очередной раз». Профессор Ливнёв ухмыльнулся в ответ, а сосед Круглова, недовольно заявил: «Что Вы имеете против нейрохирургии?». Он встал с места и покинул зал, а Круглову вдруг стало не по себе, и он в срочном порядке рассупонил две верхние пуговицы.
–А я погляжу Вы человек, с чувством юмора… Мне такие по нраву- вполголоса шепнул профессора Ливнёв.
–Пожалуй, Вы правы, шутка действительно удалась. Вот только жалко того господина, наверное, обиделся на меня.
–Поверьте мне на слово, он только рад сбежать от столь вялой атмосферы, просто повода не находил. Я Вас уверяю, сейчас он мчит в буфет за рюмочкой коньяка.
–Возможно… Возможно…
На пару с Ливнёвым, профессор Круглов не став дожидаться конца унылой встречи, незаметно юркнул в полупустой вестибюль и вежливо отдал гардеробщике позолоченные номерки. С тех самых пор, они взяли привычку вместе коротать свободные вечера, ходить по дорогим ресторанам, вести огненные дискуссии и спорить обо всём на свете.
Не редки те случаи, когда профессор Ливнёв наносил дружеские визиты в квартиру Круглова и распивал там чаи, поглощал то бублики, то пряники, в общем нахлебничал. К себе домой он пригласить Круглова понятно дело не мог, поскольку его конура, разве что сгодится на весьма скромные посиделки за бедным столом и доценту кафедры теоретической физику, будет стыдно показывать скудное убранство затхлой квартиры. Профессор Круглов не в силах был возразить наглости друга и слово поперёк вставить, он не решался. Опять же, профессор находил общество и повадки слегка сутулого человека довольно интересными. Всякий раз, когда Ливнём приходит в гости, профессор Круглов наливает им по рюмашке коньяка и горячо спорит на злободневные темы.
И в последнее время, что у того, что у другого на работе сплошной голяк, хоть шаром покати, а сидеть в душных помещениях и грустно взирать на высокие потолки… наскучило. Профессор Ливнёв за годы тесной дружбы, ни разу не назначил встречи, обычно этаким делом занимался сам Круглов и первым набирал номер телефона. Сегодня, как и позавчера, Ливнёв не стал нарушать правил игры и выжидающе сидел напротив телефона. Он прекрасно знал, что рано или поздно Круглов наберёт номер телефона и пригласит его на рюмочку коньяка. Долго ждать не пришлось, профессор Круглов по заведённому порядку, набрал номер телефона и пригласил товарища на крепкий чай.
–Жду тебя в восемь, и отговорки не принимаются.
–Накрывай скатерть, я в пути.
Ливнёв, поймал у института такси и ровно в восемь вечера он стоял на пороге дома… Минута в минуту. Осмелюсь заявить, что по нему можно вполне сверять часы. Профессор Ливнёв постучался в гости, дверные звонки он обходил за милю, и на то была веская причина. Однажды, отец, установил в подъезде звонок, надавил на штуковину пальцем, и его шибануло током. С тех он к дверным звонкам относился с явным презрением. Круглов открыл товарищу входную дверь и впустил гостя в дом. Профессор Ливнёв тщательно вытер ноги, оставив на синем коврике уличную грязь, и пошёл распивать с коллегой спиртные напитки.
–Ну, рассказывай, как дела на работе.– начал Круглов и откупорил бутыль дорого коньяка.
–Дела идут, контора пишет, а студентики мои, как и прежде, думают лишь о гулянках, да попойках, а учёба их нынче вовсе не тревожит. Сессия не за горами, а в голове одни развлечения. Ой… Не знаю, на кого я эту страну оставлю!? И ведь цветом нации себя величают… Сплошное декадентство.
–А ты себя вспомни в молодые годы…– заявил профессор Круглов и до краёв наполнил хрустальную рюмочку.– И не такие вещи вытворял.
–Я в молодости вёл себя благопристойно и на гулянки не ходил. Я окончил школу между прочим, с золотой медалью, поступил в институт… Сам! Без чьей-либо помощи! Успешно выучился, получил красный диплом и стал читать лекции в высшем учебном заведении.
И на кой тебе золотая медаль сдалась!? И диплом красный, как по мне, это лишняя трата времени. Знавал я одного паренька, в равной степени, как и ты, окончил Вуз с красным диплом, отучился на юриста, а теперь стоит у кассы, да заказы принимает. И сдалось ему это образование, как собаке пятая нога. Он лучше бы, капиталом начальным обзавёлся и по карьерной лестнице на пару этажей поднялся, а не в институт ходил. Какой ему теперь прок от этой корочки цветной, разве что подставка для чашек и не более того.
–Ты не прав, нынче без диплома никуда! Смотрел я вакансии по трудоустройству, а там сплошь и рядом графа о наличии высшего образования. В любом случае, если он и не станет работать по специальности, то без бумажки ты какашка. Прости меня за мой французский. Будет себе ходить от места к месту, и как нынче молодёжь выражается, шабашить круглые сутки, точно раб на галерах!
–Да не в этом дело, ты пойми, что человек пять лет вставал по утрам, ходил на учёбу, тратил деньги и что в итоге!? Он работает не по специальности! И где это видано, чтобы дипломированный юрист стоял у кассы! Взять хотя бы Европу, ежели ты на юридический поступил, или на дизайнера отучился, то пару лет ты точно отработаешь по специальности. А наше, отечественное образования, в народе, к сожалению, не чтят, скверно отзываются и сожалеют о зазря потраченном времени. Оно и правильно, на первых порах ученик строит воздушные замки, парит в облаках и желает стать востребованным юристом, а на выходе он понимает, что пять лет потрачено впустую и все его замки, идут коту под хвост.
–Я с тобой не соглашусь, наше образование одно из лучших в мире, как и страна в целом. Пока европейцы читают детские повести, наши умы вовсю штудируют великих прозаиков, по меньшей мере, я в их возрасте цитировал философов. И так везде – математика, физика, биология и прочее. Советская власть, оставила потомкам большое наследие! Местами оно и взаправду испещрено красными пятнами, но между тем имеются места, где светлые пятна идут один за другим, в том числе наши институты, школы и многое другой.
Профессор Круглов вежливо протянул рюмашку коньяка и Ливнёв за милую душу принял жгучий напиток. Они чокнулись, да с таким треском, что эхо в комнате стояло, и махом опустошили рюмки до дна. Профессор Круглов покраснел и сморщился, точно дольку кислого лимона откусил. Он в мгновение ока перебил горечь во рту шоколадной конфетой и облегчённо выдохнул – Фууух… А Ливнёв конфету пробовать не стал, он решительно держался стародавней традиции – после первой не закусываю! С минуту он поморщился, а вслед за тем, распрямил осанку, вытянул ноги и положил локоть на стол. Хороший коньяк, подумал Ливнёв, и между собеседниками нависла гнетущая тишина.
–Ну что ж, как знаешь!? А я всё же останусь при своём. Нынче от высшего образования проку, как с козы молока.– настаивал профессор Круглов.– Понятно всё с тобой… Дела идут старым порядком, а ты не молодеешь. Расскажи-ка лучше, как в личной жизни дела обстоят? Всё ли тебя устраивает?
–Тут и говорить не о чем! Разве есть нынче время на женские прелести!? С утра до вечера, одна только работа в душном помещении, а я, между прочим, астматик и мне вредно пылью дышать. Но такова ноша в этом бренном мире, либо семья, либо карьера… Да и о женщинах в последнее время думать не приходится, что ни день, то очередное приключение. Например, вчерашним днём, я заприметил на полу мышиный помёт, а ближе к сумеркам, я услыхал в соседней комнате весьма подозрительный скрежет. Но это лишь цветочки, худшее из всех бед в моей спаленной комнате, это чужеродное отверстие на потолке. Что б ты знал! Хвостатая нечисть прогрызла целый гипсокартон. Другими словами, моё пристанище осадили хвостатые грызуны, что б их… чёрт побрал.
–Да не горячись ты так, сбереги нервы, они тебе в скором времени пригодятся! И мышей прогнать дело плёвое, проще пареной репы, как говорится.– профессор Круглов отложил рюмашку в сторону.– На днях, мне довелось опробовать на лабораторных мышах, одно весьма любопытное средство. Ты не бойся понапрасну, ничего страшного в нём я не вижу, но если вдруг, отрастёт третья нога, или того хуже, на оба глаза ослепнешь, то я умываю руки и обо мне ты знать, не знаешь.
–Обнадёжил, ты меня, конечно…
–Ты сперва послушай, а потом делай выводы.– профессор Круглов выдержал короткую паузу.– Это новаторская выдумка моих достопочтенных коллег. Недавно они получили некий тендер от частной фирмы на исследование формулы любви. Звучит бредово, но против начальства не попрёшь. Раз надо, то флаг тебе в руки и вперёд, работай на благо страны. И вечно они голый зад отечеством прикрывают, видите ли, патриотизм дело благородное, а как по мне, то всё это брехня. Патриотизм он идёт от сердца к народу, а не от ненависти к западному врагу.
–Ты ближе к делу давай…– оборвал на полуслове профессор Ливнёв.
–Учёные испытали это средство на лабораторных мышах, и результат, к несчастью для начальства, оказался весьма плачевным. Мыши, однако, не проявили должную симпатию к собрату, напротив, они бросились врассыпную, зубами впились в стальные решётки и дружно запищали. Формула любви не удалась, но на борьбу с грызунами вполне сгодится. Сегодня тебе несказанно повезло, поскольку я прихватил с работы один образец. Думал на досуге, наукой займусь, но тебе нужнее, потому бери и не стесняйся. Распыляй и о последствиях не думай. Я потом сходил и проверил, что, да как там с мышами. Все живы, ни одна гадина не сдохла.
–Хорошо… Раз даром отдаёшь, то нос воротить не пристало. Опять же, мышей изведу и спать буду крепко. А то, в последнее время недосып утомил жуть до чего, и глаза слипаются на каждом шагу. Вчера, например, прямо на лавочке уснул, как последний пьяница.
–Сиди тут, а я скоро вернусь.– заявил профессор Круглов и оставил гостя наедине с бутылкой спиртного. Ливнёв времени терять не стал, он неспешно придвинул к себе выпивку и пока хозяин суетливо бродил по огромной квартире, он втихомолку пропустил одну рюмашку. Ну и хоромы он себе отгрохал, возмутился профессор Ливнёв и закинул за ворот очередную рюмку. Буржуи подлые… Коммунистов на них нет, Ливнёв окончательно захмелел, оба глаза окосели, и щёки кровью налились. Всего лишь пару стаканов употребил, а он и двух слов связать не в состоянии. Совсем он пить разучился, в молодости, помнится мне, бутылку вина за раз опустошал, а теперь четыре рюмки и размяк. Тогда профессор Ливнёв впервые закусил коньяк шоколадной конфетой, и наотрез отказался от очередной рюмки горячительного напитка. На сегодня хватит, он и без того лишнего выпил, а теперь на друга наговаривает. «Морда пьяная… Стыдно должно быть… Он тебя двери открыл, обогрел, и выпить дал, а ты о нём в плохом свете говоришь…», шептался профессор Ливнёв.