Эх, небо! Голубое небо! Бываешь ты не только голубым, но и чёрным, и тёмно-синим, и фиолетовым, и оранжевым, и красным. По тебе ли упорно ползёт каждый день сия золотая улитка? Ты ли принимаешь вечных белых странников, непрестанно молящихся ей? На тебе ли расположилось множество мелких серебристых точек, тихо, уютно спящих в объятиях твоих? Не можешь же ты быть с ними жестоко, о небо, когда наблюдает за тобой большое грустное пятнышко – плачущая луна. То ослепит она нас своим серебристым блеском, показавшись полною; то скроет часть тела своего в тени и мы увидим сияющую, холодную косу; то спрячется она, уставшая, полностью в сказочную, неведомую страну… Тогда мы будем ждать, ждать, ждать её непременного возвращения. Увидим её одевающуюся – обрадуемся, как дети, её встрече и поневоле улыбнёмся… Но что же небо? А небо… Надо ли его описывать? Не можешь ли ты, мой читатель, выглянуть и посмотреть? Нет? Хорошо… Но, боюсь, тяжеловато мне. А всё-таки ты, читатель, не переживай: я тебе помогу… Что же небо такое? Может, зеркало, направленное на море? Облака тогда – его пенящиеся валы, буруны? Не думаю. Такое спокойное небо это голубое… Глядишь – и не понимаешь, какой секрет сокрыл в нём Творец. Туда ли мы все тянемся? Там ли хочет оказаться человек? Сесть бы на плывущую овечку и забыться… Что мне до проблем? Я выше их, не достать им меня с больной, проклятой почвы! Приятно обдувает танцующий ветерок… Слава тебе, Боже! Но, похоже, я так и не описал неба… Но что я вправду могу про него сказать такого, чтобы выполнить пред мной поставленную задачу? Не знаю… Неужели не описал я неба? Голубое… небо… О солнце! Улитка! Как же ты греешь моих героев! Благодаря тебе им тепло, по крайней деле телесно… Право, я не знаю, что сказать. Прости меня, мой читатель, пожалуйста.
Пеньки? Не описывал ли я вас, равно как и другие предметы, следующие выше? Но ладно. И что же мне про вас сказать? Куда подевалось моё поэтическое чутьё? Не вижу я теперь мир красочным: всё стало серым, хмурым, одинаковым… Как вылечить эту болезнь? Как вернуть утраченный дар? Сделаю небольшой перерыв. Для вас его и вовсе не будет, но для меня… Наверное, я должен спать.
Я проснулся. Не хотел я делать абзац, ибо предпочитаю великую строгость тексту, что я создаю. Но что пеньки? Разве вы не знаете? Ничего в них необычного я заметить не могу. Гляжу, гляжу – обычные пеньки: деревья обрубленные. Кто их обрубил? К сожалению, не знаю. Приглядевшись, можно заметить муравьёв… О, это ты, что ли? Помнишь, я с тобой разговаривал? Да, здравствуй! Как мы могли встретиться? Ты ли тот самый муравей, с которым я беседовал ранее? Ну что, как жизнь твоя? Всё так же? А вот герои мои идут, идут… Ты тоже идёшь, но так медленно… Видел ли ты что-то, что дальше нескольких метров? Наверное, нет. А мои любимцы прошли их за несколько секунд! Сколько открыто нам, грешникам, а муравьям сим – нет. Грустно! Я бы мог взять тебя с собой, но не буду вмешиваться в определённый природой порядок. Пока! Жаль, конечно, что я не смог описать пеньков. Но поверьте мне: в них нет ничего особенно необычного. Или попробовать? Вижу я их как великие утёсы, на которых не хватает чьих-то домов. Конечно, тут ползают такие товарищи наши, как насекомые, например муравьи, но… они ведь тут не живут! А я сейчас уменьшусь, перемещусь туда, на пенёчек, не очень высокий, больше низкий. Посмотрю вниз – взвижу мелкую траву, наверх – великие деревья. Эх, дерево! Я же на брате твоём стою! А ты… Но также я вижу, взглянув на окружающее меня ниже, ручейки…
Ручейки? Эх, синие линии, растёкшаяся краска! Один из вас проходит мимо пенька, растекается понизу. Кто рисовал тебя? Какой бог-ребёнок сидел и пытался что-то создать? Где он? Вдруг мир сей суть лишь мысль какого-то дитяти? Не думаю. Но кто же плывёт по тебе, ручеёк? Какие твари водятся в тебе? Чудовища ли? О да, я есмь определённо великое чудовище, про которое тут слагают легенды! Я есмь великий великан, что способен уничтожить всякую тварь здесь. Но я, как уже говорил ранее, вовсе не намерен совершать сие. Бог знает, что там, в этом ручейке: не вижу я ничего, никого. Но, наверное, кто-то там всё-таки есть… Извини мне, мой друг-читатель, что я так вот безответственно отношусь к своей мнимой работе. К сожалению, не знаю, что там водится. Но виден мне ручеёк побольше – река. Может быть, там я смогу найти кого-то?
О да, река! После тебя я вернусь к своим героям… Но что же в тебе? А вижу я рыбу. Да, рыбу! Какую рыбу – бог знает; но вижу. Она серебристая, рыба сия. Вот и всё. Эх, река! Найду я сейчас настоящий утёс да встречу тебя и, обратившись в птицу, полечу к тебе… Сяду на дерево, расположившееся на нём, и буду смотреть в разные стороны. Внизу, вероятнее всего, будет течь какая-нибудь речка… Знакомая картина? Я ведь видел её, будучи на пеньке, только уменьшенную… Ты, может быть, создание уже взрослого бога? Не знаю… А кто знает? Эх, река… Кто отнял у меня вдохновение? Не вижу я более мира сего… Но ладно – о! Над тобой сейчас мои герои, они идут по деревянному мосту! Хорошо, нужно вернуться к ним.
Так, я с ними. И что же? О, похоже, Столица уже видна! Да! Я помню, что вроде бы как-то обещался описать её. Или нет? Не знаю. Наверное, я говорил про крепость. Ты, впрочем, читатель, знаешь куда лучше меня.
Итак, я вижу деревянные домики. Причём из-за недостатка места некоторые тянутся ввысь. Хотя нет, эти, что выше, были инородные, не такие, как те, из которых они «росли». Они вовсе не росли: всё было какой-то надстройкой, искусственным продолжением. В общем, город не был аккуратным: содержимое его делалось больше для использования, нежели для вида, – без души. Пыхтят там разные машины, разные заводы, так что в городе всегда какая-то дымка, а над сим строением людским парят серые тучи. Жить там тяжело: постоянный трафик, шум, задымлённость, теснота и даже преступность – всё это мешает нормальному существованию.
И это ли описание Столицы? Не верю… Куда подевалась, где затаилась моя способность писать? Я… очень сильно расстроен. Теперь я говорю ровно так же, как говорят и другие, – я утратил свою загадочную индивидуальность. Эх! И что же делать, мой дорогой читатель? Я так хочу тебя обрадовать, взять и нарисовать потрясающую картину, которой бы ты мог любоваться… Увы, нет! Не могу… Не выходит ничего! Слёзы… только слёзы – мнимые, поэтические.
Посмотрим на Столицу глазами наших героев. Подойдя к окраине, они встретили некую арку, приветствовавшую всех, кто пожаловал в город, которая была сотворена из какого-то белого камня, но не ярко-белого, а тусклого. К арке примыкал высокий деревянный забор, служивший границей мегаполиса.
– Вот мы и дошли, – проговорил Арсений.
– А… а для чего мы сюда пришли? – спросил удивлённо Тайлер.
– Неужели ты забыл? – вмешался вдруг Сан’сан. – Мы пришли сюда, чтобы набрать команду для штурма крепости.
– Ох!.. У меня… плохая память.
– Итак, пойдём в здешнюю таверну и найдём там отряд, – сказал Арсений.
– Отряд! И как же мы будем его искать? – вновь спрашивал Тайлер.
– В этом городе полно разных наёмников, – помогал понять орку Сан’сан, – так что найти людей для операции будет нетрудным занятием.
Господи! Господи! Это Ты забрал у меня возможность что-то творить словами? Что произошло?! Где же тот слог, которым я говорил с тобой, читатель? Где же он? Куда он исчез? Тогда я писал для себя либо для особенных читателей, но теперь я с великим нетерпением жду окончания работы, дабы опубликовать сию глупость, смеющую прятаться среди других, гораздо более, извините за столь детское слово, хороших литературных творений, – признак ужасной гордости. Страшно! И что же делать? Теперь мне не доступны речи наших героев; виды, их окружающие. Господи, Иисусе Христе… Что же… делать?
Итак, эти глупые герои направились в таверну! Взору их открывались маленькие деревянные домики, натыканные тут, прямо как в муравейнике. Вот, что-то двинулось сбоку, в тёмном переулке, – то была крыса или мышь (к сожалению, мне трудно их различить теперь). Она вбежала в какую-то грязную разрисованную коробку, полную мух: насекомые тотчас полетели вверх, как дым. Видно, там была какая-то еда! Бог весть какая: моему взгляду недоступна, к сожалению, сия информация. Я бы, конечно, мог туда заглянуть, перевернуть сию коробку, однако – о, умоляю, прости меня, мой единственный друг! – я побоялся либо вони, исходящей оттуда, либо какой-то непонятной заразы, что, возможно, можно подхватить, как мячик какой-нибудь, либо найти там то, что шокирует тебя, читатель. Меня-то то вряд ли шокирует, так как ничто не берёт мой поехавший, помешанный ум, но вот твой, читатель… Ты очень удивишься, осознав, что писанину, предназначенную для представителей рода человеческого, которые более менее опытные на сей земле, то есть просуществовали здесь как минимум лет так восемнадцать, написал человек, которому, Господи, меньше восемнадцати, годика так на два иль три. Спаси Господь от таких авторов! А ведь этот клоун ещё и врёт: в самом начале сказано: «Я, видевший эти события человек, хочу сказать: я не назову лица своего». Эх, истинный клоун!
Я должен докладывать тебе, друг, что окружает наших достопочтенных героев, однако, к великой горечи, к самому страшному сожалению, я отвлёкся и… и… как следствие, почти ничего не написал-таки. Это грустно. Особенно грустно становится, когда взглянешь на то, что отвлекло писателя. Это человек. И человек сей, или существование его, дал мне понять, что я не то что дружить не могу, как один известный литературный герой, – о нет! друзей у меня, можно сказать, никогда и не было, исключая одного непонятного; но и то лишь была карикатура дружбы, – но даже общаться неспособен. Диавол полностью меня захватил. Не боитесь ли вы заразиться сей страшной заразой? Это вам не коронавирус и не обезьянья оспа: это – великая болезнь души, ведущая к вечным мучениям. Ведь люди не хотят болеть, так как это отводит их от счастия, как они думают, или от удовольствия, что не есть одно и то же, хочу вам сказать. Ну и что? И потому боятся всяких коронавирусов. Но никто не думает об заболеваниях души, что это и есть ключ ко счастию, ведь чем ближе душа к Богу, тем она ближе и к счастию. Болезнь же, про которую я вам сказал, суть болезнь, отводящая от Бога и приближающая ко диаволу. Диавол, как полная противоположность Господу, делает нас несчастными. Так что осторожнее, люди! Я, кстати, хочу сказать, что болезнь сия невероятно популярна, так как всякая тварь – всякий человек – болен ею: я здоровых, можно сказать, и не встречал. О, желаю вам, творениям Бога живаго, спастись – исцелиться от сей страшной и, пожалуй, самой опасной болезни (таковой потому, что влияет на душу, а не на тело, – которая во сто крат важнее). Да обратитесь, братия и сéстры, к Отцу нашему Небесному, Который жаждет сего и, как любящий нас, грешных человеков, исцелит обратившихся к Нему непременно! Спаси Господь на сём трудном поприще – жизни нашей минутной, а потому, стало быть, никчёмной!
Ну так что? Вот, прошёл день. Я возвращаюсь к писанине сей. Итак, где же были герои наши? В Столице. А что такое Столица? Столица суть самый главный город той необычайной и неведомой нам страны, в которой жил наш смешной нам герой. Этот город был огромных размеров, самым большим из всех ныне существующих. К тому же сие место размещалось около большой реки, так что в нём имелся порт. К чему привело его наличие? Верно, к экономическому развитию Столицы. Торговля велась в сём городке удивительно, тут можно было найти даже то, что вы никогда и не знали, да и купите – вот он, бизнес! Сколько там было разных магазинов, разных развлечений, ресторанов, кафе, разной техники, разной… ерунды! Сколько там было всего, господи помилуй! Увы, цена Столицы – уничтоженная природа. Деревья не украшали сего местечка, а трава была подобна углю. В городе, в который прибыли герои наши, царила великая антисанитария, или, используя нормальный язык, не описанная никем доселе грязь – словом, страшная помойка. Куда не взглянешь – мусор, тараканы, вонь и, как любят рисовать в разных мультфильмах, исходящие пары сего. Посмотришь – в каком-то тёмном переулке лежат четыре чёрных мешка для мусора, а понизу им располагаются: две кожуры банана, одна выкинутая недавно, судя по жёлтому цвету, а другая почерневшая, значит валявшаяся здесь подолее первой; старый диван, лишившийся своего драгоценного покрытия, ободранный и потрясающий всякое человеческое существо своим существованием, имеющий какие-то пятна и, по-видимому, служащий домом для какого-то бездомного чудика, так как рядом с сей мебелью живут две пустые бутылки, тёмно-коричневая пластиковая с красной этикеткой и зелёная стеклянная поменьше, а также лежит коричневое с белым, но, увы, на данный момент серым, одеяло, имеющим надпись, сделанную на самом, пожалуй, модном ныне языке: «I live with those who make me happy every day, every hour, every minute and even every second – with my family»5; ползающие тараканы, штук семь, два из которых лежат неподвижно – может быть, померли, да бог лишь знает когда, – а пять бегают туда-сюда, ища, наверное, какую-нибудь еду. О, благо её тут много: никто не умрёт в сей помойке! Валяется три пельменя, далее засохшая капуста, после лежит вскрытый консерв, в котором разместилась порубленная на мелкие кусочки корова. Банка сия красного цвета с жёлтым квадратом на упаковке, из которого выглядывает бык, а выше сего животного сказано: «Натуральная тушёнка». Ха-ха! Что за шутка? Неужели в Столице – превосходнейшем городе региона героя нашего – будет что-то искусственным, ненатуральным, плохим? Ха-ха! Я, впрочем, посмотрю на состав продукта сего. Так… О, господи помилуй! Что это такое? Какие-то натрии, какие-то бог знает что… похоже, усилители, ешки всякие, ерунда какая-то – химия, словом, иль, по выражению пенсионного слоя нашего, таблица Менделеева. Каким-то образом в корове оказался ещё и конь. Ха-ха! Что он там забыл? Да и что же делать вообще? Бог весть. Впрочем, корова-то, стало быть, действительно натуральная, не белка же. Конечно, мне скажут, что я нелепый идиот, так как состав сего столического продукта вполне хорош, но… Спаси Господь!
Ох, какие там были дома! Эта архитектура обязательно должна размещаться в какой-нибудь научной книге, мировой энциклопедии, ибо она меня поистине поражает. Дома усеяны, как, право, в самом настоящем муравейнике. Вон, стоит маленький, рядом с ним ещё два, поверх уселись другие, иные. Всё собрано в одну кучу, как какой-то пластилин. Улицу украшают крохотные, крохотные балкончики, каждый из которых обладает какою-то своею уникальною чертою, ибо ни один из них не похож на другой. Вся эта архитектура какая-то вот резкая, крепкая, медвежья, созданная чисто для использования и никак не для виду; но сие пренебрежение породило свою особенную красоту, удивительную и неповторимую. Простота данная жителей сих так восхищает! Улицы Столицы узкие, переулки их темны и полны разных чудовищ; но также есть и большие магистрали, шоссе, ибо город сей технологичен и, как центр торговли, имеет большое количество транспорта – начиная от свиней и заканчивая самолётами, или вертолётами, или, как говорится, два в одном. Увы, герои наши шли по узкой тропинке, которая уподоблялась, честно говоря, каким-то джунглям, через которые пробираются с великим трудом, с великим усердием, рубя встречающиеся на пути кусты и ветви и смотря под ноги с великим вниманием. Ха-ха! Да, толпа народа заменяла растительность, а лежащее внизу и могущее встретиться с ногами приятелей, ибо бог знает что там за ерунда вообще, – опасности в виде змеек да и прочего, чего мы всё равно не ожидаем увидеть, а посему и описать не можем. Эх, идут, идут герои наши… В Столице так темно! – что же человеки сделали с природой?! Фонари стоят подле них, пытающиеся устранить сию беду, неаккуратные, все разные: один ниже, другой выше; один яркий, другой тусклый; – сделанные из попадавшегося под руку… Один стоит, будто украден из готического замка, в котором вампиры проживают, иной – будто русский богатырь построил, третий – привезён инопланетянами, четвёртый – такой маленький, что гномы, может, и в самом деле существуют. В общем, поразительный город! И то же, нужно отметить, со всем в сём городе. Извиняюсь за отсутствие логики повествования, но домá… дома такие же! И город для птицы уподобляется разноцветным кристаллам, ибо собраны в Столице все стили сего и даже не сего мира. Это отсутствие уникальности и придаёт городу уникальность. Поразительно! Здесь, в самом деле, собрались все народы Вселенной. Я бы описал дома поподробнее, но как-то после; герои… А что герои?
А похоже, герои мои почти дошли до таверны, пока мы тут с вами изучали Столицу. Да, в то самое место, в которое шла троица: коричневое двухэтажное зданьице с многощипцовой, извините не за мои слова, крышей, пять окон, запах шашлычка, вывеска: «Золото в земле»… О да! Почему именно сия таверна? Бог весть.
Вот, мои проказники вошли. Уютно! Видны были большой каменный камин, множество столов, лестница на второй этаж. Сколько народу! Кого тут только не найти: самые разные обитатели нашей планеты! К кому же из всех подойдут наши герои? Посмотрим, кто тут есть.
Вижу танцующих за вожделенные взгляды блудников и деньги полураздетых женщин (Господи, вразуми их и поставь на путь истины!). Думаю, они вовсе не нужны известным героям, так как троица наша состоит (я верю) из людей благопристойных и не позволяющих себе допущения уподобления личностям, о которых я упомянул чуточку выше, – сим похотливым созданиям. Конечно, один особенный читатель может подумать нечто иное, однако… то, мой друг, было лишь искажением истины, творением такого же развращённого ума, которым обладали мужчины, наблюдающие за танцующими женщинами. [Кстати, Алишер, пока ты тут, я хочу сказать тебе, что, к великому сожалению, я допустил грубую ошибку и сообщил читателям, что Тайлер принадлежал к банде зелёных орков, в то время как – ты знаешь это очень хорошо – он был красным. Что ж поделать? Что было, то было. По крайней мере, я видел его именно таким, но ты сообщил другое… Это, впрочем, не очень важно! Читатель, я хочу извиниться и перед тобой – за такое неприятное недоразумение. Надеюсь, в сей Легенде больше не обнаружится никаких ошибок. Хах! Но, даже если мы их и не обнаружим, они всё равно могут быть! Ладно…] Кого же я вижу ещё? Вот, сидит за деревянным столиком у окна какая-то пара людей в фиолетовой и красной одеждах. Бог знает, кто это такие, но, судя по всему, наверное, какие-то чародеи, или колдуны, или маги, или гадатели, или люди, имеющие какие-то другие формы беснования, отличные от перечисленных выше: они перебирают разные камни, разноцветные карты, сияющие амулеты, блестящие золотые монеты… Вероятно, занимаются сии персонажи тем, что дурят народ своим, как они утверждают, предсказанием будущего, и берут за сие деньги – и, скорее всего, не маленькие, видя монеты, которые тревожат, трогают, переворачивают мрачные пальцы сих мрачных бизнесменов. Мошенники ведь! Будущее нельзя никак предсказать: его нет! По крайней мере, именно такого мнения придерживался один известный общественный деятель, имя которого я вам не назову – или из-за какой-то вовсе не понятной робости, или из-за чего-то ещё… Увы, он погиб; но для него смерть – новая, лучшая, счастливейшая жизнь. Это хорошо! Не знаю, стоит ли мне описывать лица тех чародеев: нужны ли вам эти подробности? Если нужны, то тогда бы я описал и тех заблудших девушек, что танцуют, – их танец, лица, телосложение, даже их характеры, биографии, истории из их жизни… Я могу описать всё так подробно, вдохновившись идеалами усердия, что в данном мемуаре было бы страниц так, наверное, семьсот. Но не знаю, понравилось бы вам сие… Тем более вдруг я совершу какую-нибудь ошибку? Я вполне способен случайно что-то перепутать, а занятие, работа моя, моя профессия довольно ответственна. Впрочем, если бы я и не сказал, что наш любезный Тайлер не зелёный орк, вы бы не заметили никакой разницы, да и на сюжет, на проблему, которой в этом произведении, может быть, лишь по размышлению автора, не существует, никак не повлияло бы, – словом, деталь, не имеющая никакого смысла. Но давайте перейдём и к другим человекам, пребывающим в таверне. Вижу шумную компанию, сидящую за большим столом, на котором располагаются разные блюда. Лежат, конечно же, блестящие в золотом жире котлеты, похожие формами своими на яйцо, у некоторых со взбитым картофелем, у других с булгуром (крупой, стоит отметить, очень популярной, однако по неизвестной мне причине, в Столице), у третьих с рисом. К тому же некоторые посыпали свои блюда либо броккóли, либо горохом, либо кукурузой; причём последние два продукта сделаны были в нашем знаменитом городе, а вытащены – из прекрасной консервной банки, зелёной для гороха и жёлтой для кукурузы, на которых было нарисовано их содержимое, то есть либо горох, либо кукуруза, для каждого своё. К тому ж в большой тарелочке – у этой штуки явно существует название, но я, к страшному сожалению, пока что не знаком с этим именем! – навален салат, включивший в себя помидоры, огурцы, лук, оливки, маслины, жёлтый и белый сыры, креветки, краб, кальмар, сухари и, конечно же, траву, в разновидностях которой я, к тому же страшному сожалению, совсем не разбираюсь, так что для меня это обычная трава, но вряд ли та, что на полях расстилается ковром. У каждого гостя был стакан пива, чтобы грешить ловчее, и, наверное, какие-то закуски; но для меня это неведомая информация, потому вновь прости меня, мой многоуважаемый друг. Эх, какая же, Господи единый, ужасная компания! Шумят, кричат, сквернословят, танцуют под музыку… Им я тоже желаю вразумления и обращения ко Господу нашему Иисусу Христу. Их длинные бороды, пляшущие во все стороны, и волосы, повторяющие за своими соседями сей некрасивый танец, поистине пугают: что же грех делает с человеком! Как можно заметить, герои наши оказались уж точно не в церкви (стоит сказать, в Столице подобных христианских заведений почти, если почти, не было). Спаси их Господь от искушения! Я, впрочем, думаю, они и не соблазняются. Хочу же, впрочем, заметить, что это ещё не всё. За другим маленьким столиком проводит время своё пара, состоящая из мужчины и женщины. Забавно! Если за ними наблюдать, то можно заметить, что разговор, протекающий, как вода, подаренная дождём, в непримечательную канаву, носит довольно… – увы, я не разбираюсь! – личный, наверное, характер: на лицах сих человеков периодически появляются улыбки, быть точнее увеличиваются, так как на ликах их живёт какое-то настроение, предшествующее растяжению губ и прочих процессов, которые человек не замечает или замечает только тогда, когда занимается сим сложным вопросом, то есть изучением сего. Также раздаётся смех, который я бы назвал скромным; но, вероятно, сия эмоция имеет какое-то своё общеизвестное и общепринятое название, о котором я, к сожалению (страшному сожалению – да!), ещё не знаю. За столом сих людей стояли две тарелки с каким-то красным супом (наверное, томатным) и два стакана с какой-то жидкостью, которую человеки пьют. Она, жидкость эта, не предстаёт передо мной как что-то единое – зрение, что ли, плохое! Сначала появится сей напиток в виде стаканчика какого-нибудь брусничного морса, в котором видны плавающие, как аквалангисты, ягоды; после сменится чашкой чая, по которому, как кувшинка, резвится золотистый лимон; потом родится длинный, вытянутый бокал, наполненный лимонадом – видно, из того фрукта, что до сего лежал в бане, называемой чаем, – с на этот раз плавающими кубиками льда, мятой и… лимоном? А может быть, это не лимонад, а какое-нибудь мохито? В таком случае это плавает тот фрукт, который мы видели в популярном, известном всем согревающем напитке, – он не погиб. В таком случае я должен извиниться, что рассказал о ложной смерти нашего нового друга! Но не знаю. Всё-таки я не хочу смущать нашу любезную пару и, пожалуй, перейду к любимым нами героям…
О, похоже, я заговорился! К героям подошли какие-то люди в чёрной одежде, три лица. «Что вам здесь нужно?» – спрашивают тотчас они. Арсений не дурак, он им отвечает:
– Я ищу наёмников: у меня крайне важное дело. За работу, которую дать хочу, готов заплатить даже больше, чем нужно: всё-таки от этой миссии зависит всё моё, честно сказать, существование!
– Пройдём ко столу, – предложил самый высокий из них, имевший на лице два шрама, прямо ниже глаз, проведённые вниз. Лицо его было грубым, жестоким, – казалось, стоит убийца, страшный, коварный человек. Окружал его чёрный капюшон. Этому облику не хватало длинной косы: получилась бы самая настоящая Смерть, которую так любят изображать в данном образе! На поясе, как лианы, висели два серебряные кинжала, украшенные многочисленными узорами: на них были выточены и черепа, и кресты, и какие-то полосы, похожие на зимнюю вьюгу (неужто летнюю?); были также вставлены какие-то непонятные чёрные точки. Кроме сего оружия на поясе разбойника висели два небольших мешочка, которые, по-видимому, вмещали в себя дополнительные причиндалы. Что там могло находиться – бог весть. Столица была в состоянии придумать великое множество вещей для профессионалов – адекватных. А если у гостя сего имелись странности какие? Ох, спаси Господь!
Троица наших героев и троица не наших героев – подошли ко столу.
– Какова работа? – спросил всё тот же бандит – описание которого только что минуло.
– Нужно пробраться в крепость С***6 и… добраться до одного человека, живущего там.
– Это небольшая крепость – думаю, работа несложная. Но известно ли точное место проживания – квартира или дом – человека, о котором Вы говорите? Или, может быть, Вы можете предоставить нам информацию о его внешнем виде? Она понадобится, если что-то пойдёт не так: допустим, если этого человека не окажется на месте.
– Хм… Каким же образом мне предоставить вам эту информацию?
– Может, у Вас имеются фотографии?
– Увы, фотографий у меня нет.
Герои впали в размышления: в самом деле, как же наёмникам понять, как выглядит наша загадочная Марина?
– Может быть, вы сможете описать внешний вид?
– Хм… Наверное, будет трудновато. Это человек женского пола, не самого высокого роста, но и не самого низкого; цвет глаз – то ли карий, то ли синий; цвет волос – то ли как у блондинки, то ли коричневые. А впрочем, я и не помню!
Сан’сан усмехнулся.
– К сожалению, данные, которые Вы предоставили, недостаточны для полного понимания облика личности, о которой идёт речь. Может быть, Вам запомнились какие-нибудь отличительные черты, если такие, конечно, были, имеющиеся лишь у небольшого количества людей? Особенно длинный нос, или, может быть, отличительный шрам, или родинка на щеке? В таком случае легко будет определить женщину, о которой Вы говорите, – пытался добиться хоть чего-то, как видно, тот самый наёмник.
Герой наш начал думать, вспоминать, рыться в уголках своей памяти. Давай, Арсений, у тебя получится! Я – надеюсь, и вы тоже – болею за тебя!
– Хм… Даже не знаю… – отвечал наш достопочтенный приятель. – Мне кажется, у неё не было ничего такого… особенного, по чему можно было бы определить её сразу. Но не бойтесь: я скажу вам о ней, когда её увижу! – тут Арсений запылал в предчувствии сего удовольствия, сей яркой, долгожданной встречи с Мариной.
– Это не самое разумное действие, но… так уж и быть. Что по поводу цены? – спросил всё тот же человек.
– Предлагайте сами.
– Я думаю, штуки две.
– О, конечно же, мой любезный! – говорил Арсений, ожидая… – Я дам даже больше – четыре. Вы разрешаете вопрос всей моей жизни – я не могу поскупиться.
Лицо Сан’сана сделало такую недоумевающую гримасу с увеличившимися в размерах глазами, желающими вылезти наружу, в неизведанные тайны, в космос, как две ракеты, – гримасу, которая как бы говорила: «Ты что, совсем дурак, что ли?»
– Благодарю. Надо сказать, Вы должны дать задаток в размере половины от суммы – две, – говорил наёмник.
– О, конечно!
Арсений вынул свой коричневый кошелёк, расстегнул его, посмотрел – один и нуль восемь, или два без двух десятых. «Как так? А где деньги? Я думал, они у меня есть. Но что же сказать? – размышлял он. – Как объяснить это недоразумение человеку?»
– Видите ли, я совсем забыл деньги дома… – выдумал наш грешный герой.
– Ничего, ничего, мы подождём.
– Давайте тогда завтра договоримся? – предлагал Арсений. – Уже довольно поздно, а дом у меня, знаете, далековато… Вы же будете здесь?
– Да, конечно. Приходите завтра в обед, да там и отправимся в крепость.
– Хорошо! Конечно придём!
Герои наши встали из-за стола, раскланялись сим помощникам и пошли из таверны. Лишь только вышли, Сан’сан выкрикнул Арсению:
– Друг, ты что, совсем дурак, а?
– Почему это?
– Да потому, что у тебя денег нет, а ты ещё и платишь в два раза больше, бес!
– Да я же не знал, что денег нет… Я думал, они есть. А что я побольше заплатить предложил – это хорошо, ведь делают благое дело, спасают жизнь человеку! Грех тут жадничать. Ты не бойся: пойдём работать, а там и заработаем. Немножечко не хватает – нуль и два. Эту задачу мы быстро решим. Вакансий много в Столице, везде требуется работа. Думаю, всё будет хорошо.
– А как же остальные две? – спросил Тайлер.
– Да это… – Арсений не знал, что ответить. – Да, думаю, всё нормально будет.
– Сначала ты думал, что будет хорошо; после – что нормально. Потом станешь, уверяю тебя, ожидать плохого! – говорил герою нашему Сан’сан.
– Да что ты как… Не переживай!
– Мне кажется, врать не нужно было: как мы успеем заработать деньги за ночь? Что будем делать завтра в обед? – не понимал Тайлер.
– Кто-нибудь пойдёт из вас в таверну и расскажет наёмникам, что Арсений-де отравился, температура поднялась, лежит в горячке, бредит – словом, заболел, плохо ему, а потому и штурм нужно перенести как-нибудь на недели две после.
– Я не пойду, – преждевременно предупредил Сан’сан.
– Ну что ж… А ты, Тайлер, что думаешь? – спросил у орка нашего Арсений.
– Придётся идти; делать нечего, – отвечал тот.
– Вот и замечательно!
– Не вижу ничего замечательного, – начинал своё нравоучение Сан’сан. – Ради того, чтобы, как ты сказал, не грешить, мы будем обманывать людей? Неужели греха нет? Смотри: во-первых, ты обманул наёмников с тем, что деньги дома, да и к тому же хочешь обмануть их и завтра, послав своего нового приятеля, – говорил он, удивляясь, как можно человеку – бывшему разбойнику, с которым знаком два дня, что-то доверять и тем более делать его частию команды. – Во-вторых, ты не заплатишь четыре! Не заплатишь!! Ты сказал, что заплатишь, но у тебя нет таких денег, так что ты никак не заплатишь! Ты совсем, что ли, с ума сошёл, чёрт окаянный?! И нету греха? Или, может, меньше его? Никак нет! Он есть и его даже больше! Бес! – выкрикнул юный жрец.