После продолжительных раздумий орк всё-таки ответил:
– Я хочу уничтожить древнее проклятие. Орки, которых ты знаешь, – к которым принадлежу и я, – поражены им. К счастью, проклятие это меня не задело.
– Что это за проклятие?
– Ты, как маг, не знаешь его?
– Представляешь, я не знаю! Но вот, имею хорошую возможность узнать.
– Проклятие называется подкруткой. Нас поразила подкрутка.
– Что же это такое? Что оно делает? Как влияет на людей?
– Оно… оно, очевидно, захватывает разум. Поражённые проклятием люди становятся бешеными. Таким же чуть не стал и я… Они заставляли делать меня свои мерзкие ритуалы, жертвоприношения, наносить татуировки… – говорил орк, рассматривая руки, на которых были изображены рисунки, созданные шрамами. – Мне грустно от того, что произошло.
– И мне грустно тоже, – старался поддержать потерянного орка Арсений.
– В их целях захват мира… Они поистине безумцы. Как же… как же исцелить моих братьев?
– Отныне ты не один, – говорил с каким-то нетрезвым воодушевлением Арсений, – ибо я с тобой.
– Противно мне слышать всё это от тебя! – с недовольным лицом молвил ему орк. – Ты же подыгрываешь, да? Думаешь… думаешь, я не знаю?!
– Довольно! Я – великий, верховный маг – маг всех магов, который обладает талантами, которых, как мне сказали, честно, никто не имеет. Я властен над всякой земной тварью: когда магия наполняет меня, я превращаюсь в…
– Поехавшую, сумасшедшую машину смерти, – продолжал за него разбойник, не понимая, что говорит.
– Ты… чудак ты!
На лице орка изобразилась злобная ухмылка.
О чём же говорит диалог сей? О чём писал писатель? Что прочтёт читатель? Всякий автор задумывается об этом. Какую идею хочет донести он до человека? Автор что же хочет рассказать таким же, как и он, человекам? Или всякий человек, составляющий тексты, рисующий буквы, воплощающий нереальное в реальное, выше? Выше ли эти, простите меня, сумасшедшие? Некоторое для вас время назад лирические отступления были совершенно другими – весёлыми, наполненными красоты, оттенка, всякой милой травинки – но что же сейчас? Я вот вижу грусть, печаль, тоску – чувства, ожидаемо следующие за радостью. Задача моя – донести до человека нечто, даже мне непонятное. Когда-то я думал, что просто смогу написать, быть точнее переписать, настоящую легенду, однако всё пошло не так – как, впрочем, бывает всегда. В чём причина сего? Что породило эту беду? В первую очередь, отсутствие опыта. Возьмите пример с детей: когда они рождаются, то и пошевелиться не могут; после делают попытки ползти, а дальше и получается; потом они хотят ходить, учатся стоять, делать несколько шагов – и вот, получается снова. Заметьте, что всё это идёт так, как бы это механизм какой, осуществляющий команды свои в определённое время, приказывает достигать новых высот, когда оно надо. Посмотрите на начало писателя с помощью этой «легенды». Эх, судьба творцов самая горестная! Они крайне несчастные люди, находятся на каком-то особом уровне нравственности, на каком-то непонятном расстоянии от Бога, имеют статус, который не поддаётся никакой расшифровке, никакому смыслу. Бесы, которые видят писателя или кого-то, кто похож на него, хотят атаковать его, замечают, что он иногда говорит, стало быть, об истине. Ангелы хотят его защитить, но как-то… В общем, забудьте о том, что вы услышали: оно, вероятнее всего, вовсе не имеет смысла. Почему Тайлер, новый герой наш, выдал такую колкую реплику, при этом некоторое время назад боявшись сказать что-то не то, не согласиться? Бред великий! Насладитесь лучше следующим описанием природы.
Герои наши шли по дорожке – какой я, на самом деле, не знаю, но шли по дорожке, это точно. Тишина преследовала их, они молчали и не говорили ни слова. Вероятно, в головах их жили различные мысли, думы, размышления, но распознать всё это я, к сожалению, не в силах.
Хочу, как вам уже было сказано мною ранее, поговорить о природе. То голубое небо, которое вам так хорошо известно, стало, быть точнее продолжало, разгораться огнём, как бы кто-то разжигал костёр. Жёлтое пятно, ползшее, как улитка, по тверди небесной, наконец подходило к финишу, ибо островатые пики небольших гор уже почти до него дотрагивались. Где-то там, уже совсем близко, находится место, куда эта улитка должна прибыть. Когда она доберётся до того места, то начнёт свой отдых – и через несколько часов вновь приготовится к этой ежедневной зарядке, эстафете, повторяющейся тысячелетиями (если не миллиардами лет, о которых думают наши учёные), расположившись у начала. О зарядке этой мы с вами, я думаю, узнаем попозже, однако сейчас я хочу понаблюдать за тем, как улитка добирается до финиша. Облака – воодушевлённые выступлением болельщики. У улитки нет противников, разве только иногда серое, иногда белое, грустное, тусклое пятно, которое, впрочем, больше подобает на другого, но необычного, наблюдателя. Болельщики пляшут, радуются. Огонь, который призывает улитка, поджигает их. Иногда облаков нет, но в описываемый момент их было много. Пышные, величественные, красивые, разгорающиеся огнём, они украшали твердь небесную. Посмотришь на начало дистанции – увидишь мрак, тень. Где-то там, на востоке, пробуждается самое тёмное – а ведь недавно и в той стороне был встречавший улитку огонь! Тот был огнём приветствия; огонь, что сейчас, есть огонь прощания. Конец совсем близок, улитка уже почти, почти достигла своей известной точки. Что там! Вот, уже всё, конец.
Праздник не утихает, но жених ушёл и скоро… скоро всё погаснет: облака перестанут праздновать и будут с нетерпением ждать возвращения своего кумира. Но пока этого не случилось и огненный след странствующего жёлтого пятна оставался на небе. Пройдёт минут так двадцать, допустим, восемь – и всё исчезнет.
Вокруг наших любимых друзей жили другие наши любимые друзья – деревья. Они были огромными, красивыми, стройными – в самом деле порождениями природы. Однако такое ощущение, что даже чуть-чуть неестественными. Впрочем, красота природы не в том ли, что она естественна (похоже, я уже говорил нечто подобное)? Не в том ли, что человек как бы воссоединяется со своей, но в то же время и чужой, частицей?
Дорога кончилась. Прошло немного времени, но… что поделать? Дорога кончилась. Так должно быть: герои наши шли, шли и – пришли. Кто не приходит? Все, абсолютно все идут и приходят. Даже тот, кто не делал никогда и шага, – даже тот идёт. Жизнь наша течёт, как река. Иногда она бывает тиха, иногда бывают дожди, иногда река выливается в водопад – там всё очень буйно, ибо стихия разбушевалась, как бывает иногда. Прошу вас заметить, что река сама вас несёт, а не вы по ней идёте. Хотите вы того или нет – вы плывёте, и с этим ничего не поделать. Плыть вы можете, как плывёт разумный человек; можете плыть, являясь человеком неразумным, – свобода! – но вы в любом случае плывёте. Разумный человек умеет управлять, умеет плавать; неразумный же даже не знает, что такое вода! Но что поделать? Боюсь, ничего.
Вот, перед героями нашими изобразилась хата Сан’сана. До сей поры её освещало солнце, а теперь… теперь улитка отдыхает. Представляете, даже ей нужен отдых! Уж изобразились звёзды на небе, облака как-то рассеялись, что, наверное, странно. Красота! Мечтатель, пиит разгуляется по этим бесконечным просторам.
Маленькое окошко в доме Сан’сана излучало свет от крохотной свечи, стоявшей на столе. Не совсем понятно, чем занимался жрец. Возможно, писал что-нибудь… Давайте узнаем?
Тайлер и Арсений открыли врата, пошли к двери дома. Постучались, подождали несколько секунд, услышав охи жильца, – дверь отворилась.
– Здрасте! – проревел Сан’сан.
– Привет, друг! – поздоровался Арсений.
– Здорóво! – сказал Тайлер.
– Кто ты? – спросил Сан’сан у Тайлера, а обратившись после к Арсению, продолжил: – Кто он, а?
– Я нашёл его по дороге в Столицу, – отвечал Арсений, – и подумал, что его стоит привести к тебе, да и вообще – переночевать, ведь, как можно заметить, уже темно.
– Не могу не принять вас, – отвечал Сан’сан.
– Спасибо!
Герои наши вошли в домик приютившего их человека. Читатель уже знает, что было в его доме, ибо я, повествователь, успел вам об этом рассказать. Повезло! Крупно повезло, хочу сказать! Итак, войдя в дом, друзья наши, или мои и ваши, стали – пропустим мелкие детали – кушать. Арсений сел за деревянный стульчик нелепых размеров, как бы детский. На подобного представителя мебели Сан’сана сел и Тайлер. Юный жрец пошёл за стол – не тот, за которым сидела наша компания, – на котором располагалась разная еда, как то: знакомая вам свинья, огурцы, луковицы, два яблока, хлеб, тёмно-фиолетовая жидкость в стакане. Наверное, было ещё что-то, но я, к сожалению, не могу вспомнить, что именно; надеюсь, вы на меня не обидитесь из-за этого. Жрец вытащил из кармана кинжал или подобие ножа и резкими движениями нарезал сначала лук, потом огурцы, а после – яблоки. Нарезанные плоды, творения природы человек посыпал на сырую свинью. После сего трюка жрец взялся и за хлеб: он разломал его на три больших куска, как бы для всех членов компании.
– Готово! – с великим удовольствием произнёс Сан’сан. – Какой прекрасный ужин! М-м-м!..
Арсений наш ужаснулся, увидев подобное блюдо на столе. Герой наш главный был человеком, если такое слово можно употребить в сей легенде, брезгливым: он не мог есть что-либо грязное, что-либо не очень чистое, что-либо такое, что не привлекает внешним видом своим. Маг вполне мог употреблять отраву, но при условии что она выглядит красиво и, что соответственно, имеет интересный вкус. Тайлеру тоже не очень нравилась сия еда: ибо как можно есть свинину сырую? Приятным приём жреца не оказался ни для первого гостя, ни для второго, но, как можно заметить, Сан’сан пребывал в великом восхищении, глядя на своё блюдо. Тем временем Тайлер начинал думать, что друг Арсения есть настоящий безумец и что если Арсений имеет безумца в друзьях, то он и сам таков. «Может, он всё-таки хочет меня погубить?» – размышлял орк, на которого сошла милость мага.
– Я, пожалуй, откажусь, – сообщил жрецу Арсений.
– Я тоже, – произнёс Тайлер.
После трёх слов, которые выдул маг, орка посетила новая, иная мысль: «Он, похоже, не безумец, как я думал… Или это всё сказано специально, чтобы я подумал, что всё в порядке? Эх! Я уже ничего изменить не могу, даже если он желает меня уничтожить…»
– Друг! – с необыкновенной наигранностью сказал житель халупы. – Ты меня обижаешь.
«А я, интересно, обижаю его? Что он вообще про меня думает?» – новая мысль влетела в голову разбойника.
– Что я поделаю? К сожалению, я не могу есть сырую свинью, как ты. Если ты дашь мне нормальную еду, то я с удовольствием её съем, но ты ведь не дал мне такой.
– Ты хочешь сказать, – с великим удивлением начал речь свою раненый поведением друга жрец, – что эта свинья, которую я приготовил, плохая? И лишь из-за того, что она сырая?? Ты, человек, который привык жрать лишь горячее и «готовое», знаешь ли ты, что моё блюдо лучше всякой ерунды, которую ты вкушаешь ежечасно? Пробовал я есть, что ешь ты, и я с уверенностью могу сказать, что ты ешь такую ерунду, которой не видел даже сам сатана! Я сотворил великое блюдо, съев которое можно ощутить настоящий вкус… Как ты видишь, я вполне здоров и адекватен, ибо питаюсь нормальной едой. Еда – это очень важная вещь! Благодаря еде ты живёшь, значит ты получаешь некоторую энергию с её помощью. Энергия же имеет свои разные виды, она разной бывает! И когда ты питаешься всяким шлаком, то шлак этот и сидит в тебе, то есть ты становишься шлаком; если же я ем еду, которую я ем, то я ем натуральную еду, я натуральным являюсь. Можешь ли ты заменить свинью, которую я приготовил, чем-то другим? Это ведь уникальное блюдо! Блюдо сие ты не найдёшь ни в одном ресторане, ни в одном трактире, ни в одной таверне! Блюдо сие тебе не приготовит ни один повар в мире, даже если ты заплатишь ему сундуком самых разнообразных сокровищ самой разнообразной ценности! Он не сможет так сделать! Не сможет! Ибо для этого нужен специальный ум, специальные знания! Не может никакой повар в сём гнилом мире сотворить такое чудо! И нет… Ты, получивший такую ценность, не хочешь вкусить райской пищи! Да как такое вообще возможно?! Я думал, что ты ценишь меня, потому что если ты даже и не хочешь есть сей шедевр, то сделал бы это ради меня! Но нет, нет, нет! Тебе это не нужно! Потому что ты эгоист, самый настоящий эгоист! Ты думаешь только о себе и о том, как себе угодить! Если бы ты не думал о себе, маг, ты бы не допустил сих слов, которые слышишь от меня сейчас! Как тебе не стыдно, злодей?! Как тебе не стыдно?!?! – кричал посиневший от злости человек.
– Если ты, мой дорогой друг, думаешь о…
– Довольно!!! Спорить я не собираюсь.
Жрец отодвинул коричневый стул, сел за него, произнёс какие-то странные слова и тотчас впился, будто змея, в лежащую на столе свиноту. Проживав всё это с закрытыми от блаженства глазами, он повернулся назад, схватил бутыль с жидкостью и начал наливать сие в три стоявших на столе деревянных стаканчика. Когда дело было кончено, он обратился к сидевшим людям:
– Хлеб хоть будете?
– С удовольствием, – отвечал Тайлер.
Маг, боясь вновь обидеть друга, но, говоря правду, не желая есть хлеб, всё-таки согласился, как и орк.
– Держите, – протянул огромные куски, которые были оторваны ранее, наш любимый Сан’сан сначала Тайлеру, на которого посмотрел со взглядом явно человека не гостеприимного, то есть с каким-то презрением и нежеланием вообще видеть его у себя здесь; после протянул и Арсению.
Тайлер схватил кусок и начал его грызть, но Арсений не мог сделать так, как сделал орк: он должен был обязательно вымыть перед сим свои руки.
– Извини, мой любезный друг, – говорил маг, – но я обязан помыть руки свои перед едой.
Сан’сан в бешенстве уставился на него со злобным взглядом и, ничего не сказав, указал через окно на ручеёк, тёкший по его имению.
Арсений встал, вышел из квартиры его, подошёл к воде, жившей рядом с кустарниками – о! Сан’сан добавил в своё произведение искусства и чёрную смородину вроде бы – и яблонями, и помыл руки. Жрец же смотрел на этого раба, который не мог нормально поесть, и усмехался, но в то же время ему становилось даже его жалко.
Вот и вернулся наш герой, сел за стул и, осмотрев блюдо, начал есть. Что же ещё можно сказать? Стоит знать вам, что гости наши были очень голодными, так что одного хлеба было, мягко говоря, по выражению современности, мало. Тайлер, ещё более, наверное, голодный, нежели Арсений, так вожделенно смотрел на то, как Сан’сан ел свинью, покрытую овощами, ягодами и фруктами, что в него проникла мысль отведать сию аппетитную, извините за слово, штучку.
– Можно мне свинью, пожалуйста? – произнёс Тайлер.
– Нельзя, – отрезал жрец, не посмотрев на орка и таинственно, злобно, презрительно усмехнувшись про себя.
Тайлер сильно удивился сему ответу, ибо обычно люди так не отвечают. Почему он, жрец, так ответил? Ведь ему не нравилось, что его блюдо никто не хочет есть.
– Что же мне можно съесть ещё? – спросил орк.
– Арсений, – обратился к магу нашему любимому Сан’сан, – дай ему еды.
– Какой? – спрашивал в ответ тот.
– Ты не знаешь?
– Не знаю.
– Возьми нож и отрежь мясо с ноги моей свиньи.
Арсений встал, взял нож и отрезал мясо с ноги свиньи Сан’сана. – Эх! Что же было дальше? Я и не знаю. Всё так странно! Вам так не кажется, читатели? Что же мне ещё придумать, чтобы получилось как можно длиннее, а? Ведь сего не было в оригинале. Ладно. Отойди от меня, сатана, ибо я должен работать нормально. – После он подал мясо сие Тайлеру, а тот, схватив, засунул себе в рот. Не помню точно, что он тогда чувствовал, а предположить не могу, ибо я свинью сырую не ел, но… Давайте пропустим сцену сию?
Вот и поужинали герои наши. Не знаю точно, ел ли что-либо ещё Арсений, но вот, ужин кончился – для вас, как минимум, точно. Встали герои наши со стола; Сан’сан показал их спальные места, которые описать я не в силах, и Тайлер уснул. Да, всё было так быстро!
– Не нравится мне он, – говорил Сан’сан в темноте. – Какая-то из него выходит нечистая сила.
– Не беспокойся: не думаю, что он что-то нам сделает. Я спас его, и он согласился помочь мне с моей миссией – со вторжением в крепость, в которой находится Марина.
– Беспокойные мысли… Они никуда не подевались, – усмехнулся с грустью Сан’сан.
– Что поделать? Возможно, они пропадут завтра – тогда, когда мы пойдём в Столицу.
– Хорошо. Dalan raka alo!
– Good night.3
Сон… Любим ли мы его? Да… Но не пьянит ли он нас? Люди, резко или недавно проснувшиеся, подобны пьяным, ибо ведут себя так. Эх! Ладно. Кончу тут лирическое отступление своё… не знаю ибо, что писать. Про сон ли? А что про него можно сказать? Неужели я стану описывать сны героев наших? Не хочу. Не буду!
Вот, прошла ночь. Встало утро. Улитка пробудилась. Герои наши должны были идти в Столицу. Первым проснулся Сан’сан, потом встали и Арсений с Тайлером. Ох, для чего же тебе, мой дорогой читатель, нужна эта информация? Мне лично непонятно! Боже, дай мне мудрости, для того чтобы создать что-то достойное вкуса моих дорогих читателей или слушателей – ибо модно ныне слушать книги, а не читать. Это, впрочем, легенда… Ей надобно существовать лишь в устной форме, чтобы каждому человеку рассказывать, пересказывать весь сюжет её!
– Жутко есть хочу, – произнёс Арсений.
– Что поделать? Давай дам тебе яблоки. Возьми их сам, впрочем, с дерева.
Арсений, шедши, вышел из дома, направился к яблоне и увидел на ней великой красоты плоды её. Яблоки были подобны золоту, подобны бриллиантам, кристаллам, драгоценностям, подобны солнцу, которое освещает всякую тварь блеском своим. Яблоки казались такими вожделенными… Вот, в руке оказался кусок чистого золота, член сей пошёл ко рту, поднеся плод… – бах! Волна освежающей силы ударила о камень. Второй укус – подул ветер. Третий – голова закружилась, человек потерял сознание от удовольствия… Или не от удовольствия? Вот, вместе с волной в рот попали песок, грязь и другое, к тому ж оказался червь. Арсений выплюнул морскую воду – но что же теперь? Теперь же он берёт другое яблоко, третье, пятое, седьмое – и сюжет повторяется. Вкус четвёртого, шестого и восьмого был поглощён Тайлером. Вот это я понимаю – завтрак!
После сего друзья наши пошли в дорогу. Я, наверное, упустил многую информацию, которая является бесполезной, но какая вам разница? Ведь вы даже и не знаете, что могло бы быть. Итак, три человека покинули дом. Перед ними оказалась каменная тропинка, и они пошли по ней. Дорога, как говорит легенда, была красивой и долгой. Сейчас я попробую туда проникнуть… – посмотреть на друзей моих и ваших, чтобы своим языком описать сию дорогу.
Вижу: деревья огромные, брёвна, кустарники, кусты, траву, насекомых, облака, небо голубое, пеньки, ручейки, реку. Много было другого, наверное. Итак, по порядку…
Деревья казались исполинами, настоящими гигантами. Биологи скажут, что они живые, и я тоже скажу, что они живые, но не из-за того, что они питаются, а из-за того, что они походят на мистических существ. Какие-то люди, которые уходят в мир иной и становятся там высокими человеками (чаще человеками женского пола, так как они обычно больше нравятся мужчинам для совершения блуда) с голубой или фиолетовой кожей, с длинными ушами могут, если постараются, заметить, что они рождаются в дереве, где растут деревья и где они, деревья, ещё и ходят. Какой-то чудак даже может создать такое дерево сам! Я, в общем, углубляюсь в какие-то вещи ненормальные, сказочные. Вы можете подумать, что Легенда об Арсении и Марине тоже является сказкой, но, мой любимый читатель, не думай так: всё, что тут написано и описано, является правдой, если я, конечно, не говорю об обратном. Итак, деревья, которые друзья наши встретили, были подобны как бы существам из той сказки, ибо имели ветви, похожие на руки, а ветвей, как вы знаете, у дерев много. Вот такие были великаны! Имели они волосы зелёного цвета, как бы зонты или шляпки грибов, очень интересные. Думаю, про деревья достаточно я сказал.
Брёвна были идеальным местом для тех, кто сидит в лесу, любит там гулять. Пойдёшь за какими-нибудь грибами, раз – и отдохнёшь на мёртвом древе. Ах, да! Брёвна сии – погибшие исполины. Очевидно, много лет назад была война – так много лет, что никакой человек тогда ещё не жил, люди, может быть, лишь появились благодаря сей битве; возможно, сия битва была великой, великой битвой – битвой на, так сказать, выживание, на истребление всякой твари – и деревья воевали, взяв топоры деревянные и уничтожая… Итак, брёвна сии выглядели, кто бы что ни говорил, достаточно печально.
Кустарники носили в себе кусты в большом количестве. Сии были великими зарослями, настоящими джунглями. В сих джунглях жили разные народы: жуки, муравьи, гусеницы, пауки и тем подобные твари. Войны также сопровождали их! Ведь война – обычная вещь. Эх, война, война! Почему ты, война, забираешь людей? Почему ты заставляешь нас убивать друг друга? Восстал брат на брата своего… Возможно, скоро начнётся великая война и сия легенда исчезнет – будет грустно. Но что поделать? С таким же успехом можно взять нож и нарисовать им у себя на животе круг. За что же сражались эти народы? Что двигало ими? Почему нельзя жить в мире так, чтобы было всё хорошо? – вопрос детский, да разумный. Кустарники сии могли рожать детей в виде ягод разных, а ягоды сии были нужны для народов; но человек же пуще всего эгоист!
…да! Мы все просто ужасные эгоисты! Знаете, особенным эгоистом, их королём, стал сам я! Да! Именно сей глупый, глупый писатель. Где твой труд, трудяга? Ты пишешь благодаря глупым технологиям… Разве ведёшь ты летопись? Разве сочиняешь романы, длина которых достигает великой высоты? Разве ты написал Библию, Коран иль другие Писания? Разве ты тот самый Гомер, сотворивший «Илиаду» и «Одиссею»? Не думаю, не думаю, что ты в великий зной и жару стоял, молясь, и писал, писал, писал… Ты стоишь – о, нет! сидишь! – в комнате приятной температуры. Ты не испытывал великие страдания небольшой ошибочки, допущенной в результате создания текста… Ты создаёшь всё ровно, плавно – ибо имеешь такую глупую возможность! Но те… те человеки не могли!.. Хорошо. Отдохни. Когда ты хотел закончить переписывание сей Легенды? Когда, я спрашиваю? Да! Это был новый, две тысячи двадцать второй год. Что ж сейчас? двадцатое мая. Хорошо. Хорошо…
Именно так бывает с людьми, которые не хотят работать. А ведь это желание, или, быть точнее, нежелание, в нас вселяет сатана! Но что же, друзья, случилось с героями нашими? Куда они пришли? Ведь я отсутствовал долго, очень, очень, очень долго. Вы этого не заметите, читатели мои и друзья (что логично), но я… Да, впрочем, не так уж и долго я отсутствовал! Да, вот такая вот смешная история! Последний мой визит сюда, в это дикое логово, был марта так двадцать пятого, когда проблемки куда-то исчезли… Пост уничтожен был тогда, к великому сожалению. А ведь было здорово! Но, к счастью, счастье закончилось. К сожалению, я вновь обрадовался! И вот, вы не увидели великого творения! Но ладно, да будет оно сейчас. Да будет…
Друзья наши, друзья мои, шли, как вы знаете, по тропинке в Столицу. Вроде бы я рассказал, какие чудеса они видели. Но я не уверен. Дадите мне время посмотреть? Хорошо, подождите, пожалуйста, чуть-чуть. Уверяю вас: будет совсем недолго!
Похоже, мои… как же мне вас назвать? Я вас так люблю, мои… да как же?! Как же вас назвать, читатели? Это слово – читатель – не передаёт всей любви моей к вам. Да! И что же делать? Как показать сию любовь мою великую к вам? Не дать ли еды? Ну, ловите!
Итак, да будет трава. И стало так. Трава казалась небоскрёбами, которые мы можем легко с вами на сегодняшний день встретить. Зайдя в эти заросшие просторы, можно было бы увидеть великую живность: везде ползали жители необъятной зелёной страны самого разного рода. В одной стороне летали гусеницы, в другой – скакали пауки, в третьей – бегали улитки. Великая была живность в сей среде, и мне бы так хотелось туда вернуться! Хотя был ли я там когда-то? Был… но был в той, что существует у нас. Видел я тогда траву разных зданий, людей, машин, небоскрёбов… Всё казалось симпатичным, красивым, но где-то в глубине души я осознавал, что нахожусь в аду, – и всё красивое оказывалось уродливым, всё милое – страшным и гадким, всё, казавшееся полезным, вредило так, что это было нельзя – и сейчас нельзя – описать словами. Хотя почему нельзя? Думаю, всё возможно – верующему! Страх был великий. Лучше бы было, если бы на меня наступил какой-нибудь великан – человек, три представителя которого (Арсений, Тайлер да Сан’сан) шли по дороге. Впрочем, герои наши сии не шли по траве, но по дороге – там, где не было небоскрёбов. Эх, небо! К тебе ли тянутся сии маленькие зелёные травинки? К тебе ли тянутся жители их? Чего они хотят? Могут ли взлететь к тебе? Могут. Вон, посмотрите вокруг: сколько бабочек, мух, букашек, мошки, пчёл, оводов и тому подобной твари Божией! Они все намного выше небоскрёбов. Ну так что? Куда ты тянешься, житель сего города? Разве не можешь взлететь подобно им? Тебе всё возможно, друг мой… Даже если не имеешь крыльев. Эх, красота полёта! Бабочка прилетела, села на цветок – планету, покрытую симметрией жёлтых оттенков. Её белые крылья, подобные кварцу или блеску чистых зубов (сравнение, может быть, не самое лучшее, или неуместный гротеск), мерцают тёмными, чёрными пятнами, как будто показывая контраст сего мира. Вот, летит бабочка, а гусеница ползает на чреве! Но нет: вскоре бабочка погибнет, упадёт наземь, а несчастная гусеница станет ею. Да! Тогда она будет носит сие знамя справедливой несправедливости – и так будет продолжаться до бесконечности: один страдает, другой радуется; после радующийся плачет, а плачущий радуется. Забавная цепь! И кто спрашивал нас, хотим ли мы тут быть? Человек не хочет быть в Царствии Божием, а тут, в ужаснейшем, гнилом, грешном мире, ему хочется существовать. Как забавно! И что же творит наше людское неверие?
Насекомые… Не затрагивал ли я вас? Вы ведь участвовали в сей Легенде. Хорошо. Я не отстану от вас. Вы так поразили мой ум… Вот проблема, которую я подниму (или, может, опущу?): зачем же ты, человечек, так к ним несправедливо относишься? Думаешь, они бы мешали тебе, если бы знали, что тебе мешают? И ты так можешь к ним относиться, думаешь, из-за их непонимания? Неужели из-за того, что ты чуть-чуть умнее их, ты позволяешь себе считать их какой-то дешёвкой, неживой тварью? А тварь-то живая! К тому же, друг, почему ты ценишь какие-то вещи – автомобили, компьютеры, телефоны, квартиры, деньги, безделушки, талисманчики, идолы всякие и многое иное, – а живое существо не ценишь? Можешь ли ты его сотворить? Никак. А автомобили, компьютеры, телефоны, квартиры, деньги, безделушки, талисманчики, идолы всякие и многое иное – можешь ли сделать? Можешь. И можешь много. Можешь много создать деревянных существ и поклоняться им, думая, что твои руки сотворили живое – но нет, нет там живого! Живое есть в насекомых сих, которых ты убиваешь! Идёшь – а там, под ногами, катаклизм, страх, плач и скрежет зубовный! И всё сделал ты, мой дорогой друг! Зачем? Хочешь, я с тобой такое сделаю? Хочешь, вмиг появится огромная нога и раздавит всех твоих друзей, соседей, детей, жену, маму, папу, бабушку, дедушку, племянников и племянниц, братьев и сестёр? Хочешь? Хочешь, я спрашиваю? Если хочешь, то я не хочу. И не хочу, чтобы ты, мой дорогой друг, убивал сиж.. ой! Я, похоже, допустил ошибку. Извините, мне помешала какая-то букашка, которую я обнаружил. К счастью, я её убил. Видите, какой я сильный? Итак, не хочу, чтобы ты, мой дорогой друг, убивал сих прелестных созданий Бога нашего Живаго.
…ах! Друзья! Вновь прервал я своё повествование сей Легенды… И что же делать? Как мне покаяться? Право, мне очень жаль… Вообще, я сильно согрешил. Но какая вам разница, мои друзья? Стоит сказать, что сейчас на календаре первое июля. Забавная дата, ведь вчера было тридцатое июня, а теперь вот – первое июля! Но что поделать? Таков мир – забавный и чудный.
Надеюсь, у героев наших тоже всё хорошо. Так-с… На чём я остановился? Дадите чуточку времени, дабы взглянуть мне на мою писанину? Нет? Почему ж нет? А как тогда писать? Я должен писать, ибо как тогда? Дадите? О, благодарствую, мой незнакомый читатель-приятель!
По моим расчётам, друзья-слушатели, мне следует рассказать вам про облака… Эх, вспомнить бы, что там да как!
Итак, взор всякого там пребывающего, – если б был немного полюбопытнее да повнимательнее этот взор, – увидел бы поразительной красоты облака, что я, право, очень люблю, ибо они есть то, что соединяет нас, земных и ничтожных тварей, с Отцем нашим Небесным. Я, скажу вам втайне, имею целую коллекцию разных снимков порталов сих неземной красоты… В самом деле сия красота суть красота неземная! Ибо эти пышные, летающие всеминутно странники, как говорил один наш замечательный друг, редко сближаются с земными тварями, каковыми являемся мы с вами (или я, если вы так боитесь за свою мнимую (искренне прошу прощения) честь). Как вы думаете, оскудела ли во мне Христианская любовь? Боюсь, что да, ибо согрешил я, как согрешили первые люди: просто взял да нарушил прямое указание Бога… Эх, грешник! Каким же страданиям положил я начало! Но ладно… Вам ли нужно слышать нытьё, когда вы хотите знать об Арсении и Марине? Простите… Простите меня, пожалуйста! Итак, не буду я прерывать сей абзац, потому что не люблю так делать: говорю я об одном, в самом деле, – об облаках, чудных наших отшельниках, вроде бы и знакомых нам, а вроде бы и чуждых нас. Эх, знаете, изливается мысль моя, как ручеёк! Пожалуй, придётся поделить… Или нет? Не буду делить. В общем, смотрю я на облака и вижу: скачут, как лошадки, сии белые, пышные, точно живые (может, и вправду живые: кто знает?), создания – определённо создания! – Бога. Вот, виден самый большой, похожий на… О, много на кого может быть похоже сие поразительное, фантастическое творение! Но, пожалуй, уподоблю его овце. Итак, идёт по морю сему, плывёт овечка4 моя – самая большая! И сия овечка движется, движется, а за нею маленькие, детишки её, плывут, следуют… «Идите за мною, ребятки!» – говорит она. А те ещё не выросли, говорить пока не умеют… Милая картина! Проследить бы за сими странниками… Куда же они направляются? Где окажутся через день? С какою целью? Чего ищут? Еды ли? Да нужна ли им, вечным созданиям, еда – вещь, неоспоримо земная и плотская? О, конечно же нужна! Еда их – сие бесцельное скитание. Иногда они плачут, грустно им. Отчего же? Что случается в их скитальческой жизни? Бог весть; не знаю. С курса сбились, что ли? Потерялись? Иль потеряли кого-то? Иль перемены у них в их царстве-государстве, коль оно одно? Новый правитель – злой, хмурый, жестокий… Как тут им не плакать? Иногда приходят в ярость, бешенство и призывают раскаты: ба-бах! – ударило по земле, родились искры. Второе нападение – прямо в дерево! Творение сие подпрыгнуло, разлетелось на мелкие щепки, листва его безжалостно сгорела, вторя страшным слёзам, падающим с неба… А там и ветер обрывает некоторые листочки, которых не затронул гнев наших овечек; летят они, печальные, в неведомую даль, все промокшие и – никому, Господи, не нужные. Лучше ли облакам сим после этого? Легче ли? Успокоились? Не знаю… Но не гневались, к счастию, белые отшельники, когда шла известная нам троица. Хотя Арсений сильно любил дождь; не знаю, как другие. Облака мирно летели высоко в небесах, и, похоже, им было вполне весело сейчас.