Сектор А
Сектор А принадлежит ученым. Здесь живут те, кто развивает наш город – изобретает новые механизмы, лекарства, программы. Ученые – двигатель Рациоса. Именно благодаря им город становится лучше. Выглядит сектор соответственно – здесь высокие стеклянные дома, чистейшие окна которых бликуют на ослепительном солнце. Одеты здесь все строго. В этом серьезном месте я почувствовала себя немного неуверенно.
Октавия открыла высокую стеклянную дверь и пропустила меня внутрь здания. Не успела я осмотреться, как лифт понес нас наверх. «Тридцать четвертый этаж» – объявил механический голос, и мы вышли в большой светлый холл. Из огромных, до самого пола, окон открывался прекрасный вид на Рациос.
Мы вошли в одну из бесчисленных дверей этажа и оказались в саду. От неожиданности я даже сначала подумала, что мой перегруженный обучением мозг сыграл со мной злую шутку.
– Это симуляция – пришла на выручку Октавия. – Безопаснее разговаривать с пациентами таким образом. В симуляции все как будто по-настоящему, а как будто и нет. Если в ней умираешь, просто просыпаешься в реальности. Удобно, правда?
На слове «умираешь» я вздрогнула. Не каждый раз в нашем спокойном городе можно услышать такое редкое в быту слово.
Октавия вышла на середину комнаты и произнесла «Пригласите Анкуса».
Чуть поодаль, на скамейке, появился человек. Октавия кивнула мне – пойдем. На наше приближение он не среагировал. Просто сидел и смотрел в одну точку. Он был невысокий, или казался таким, сложно было разобрать. Светлые волосы выглядели так, словно не мылись уже месяц, но одежда была чистая.
– Здравствуй, Анкус! – Октавия приветливо подала ему руку.
Человек поднял лицо, посмотрел на нее, но ничего не сказал. На вид ему было около тридцати.
– Это Лета, она поговорит с тобой? Ты ведь не возражаешь? Чтобы тебе помочь, нам нужно больше узнать.
Человек все так же молчал. Октавия повернула голову ко мне и сделала пригласительный жест.
Система вывела на стену информацию о человеке. Анкус, 32 года. Уроженец сектора Б, на распределении оказался в секторе С – общественник. Работал в департаменте порядка, был на хорошем счету у руководства. Не женат, но встречался с девушкой из своего сектора, Петронией, они работали вместе. Увлечения – мастерит домики для птиц. Заболел два месяца назад. Все началось с того, что на работе стал проявлять агрессию к тем, кто нарушал порядок. Расстался с девушкой по той же причине – ей не понравились его злые усмешки в ее адрес и попытки уколоть. Лечению поддается плохо. После отмены Рациума агрессия стала проявляться сильнее, даже пытался наброситься на сотрудника Института.
Я села на скамейку рядом с Анкусом. Симуляция настолько реальна, что мне даже было немного страшно – вдруг он на меня набросится.
– Привет, Анкус. Меня зовут Лета, я инженер психологического поведения. Я хочу помочь тебе справиться с твоей болезнью.
Человек повернул ко мне голову. В глазах его читалась пустота.
– Мне не нужна помощь. В этом нет смысла.
– Но разве ты не хочешь снова стать прежним? Радоваться жизни?
– Радоваться чему? Это не жизнь, это какой-то пластиковый мир, искусственный.
– Почему ты так считаешь?
– Здесь все ненастоящее. Все наши эмоции – плод Рациума. Мы подавляем себя настоящих. Мы носим маски вечного дружелюбия. Мы подавляем наше «Я».
Я переглянулась с Октавией. Интересно, откуда у него такие мысли. В Рациосе нет того, что может на такое натолкнуть. Здесь все живут в мире и гармонии, все, что здесь создается несет только благо – технологии, творчество, наука. Рациос антропоцентричен.
– То есть ты не хочешь быть счастливым?
Анкус смотрит на меня задумчиво и как-то даже сочувственно.
– Этого они и хотят. Им нужно наше счастье, чтобы уничтожить нас. Выход только один – мы должны дать волю нашему гневу, нашим самым плохим эмоциям и чувствам. Тогда они не смогут нас использовать.
Сад исчезает, и мы с Октавией оказываемся в просторной комнате.
– Они? – удивленно поднимаю глаза на Октавию.
– Многие из этих людей упоминают это слово. Мы не знаем, что точно имеется в виду. Возможно, это плод каких-то галлюцинаций. Может быть, побочное действие отмены Рациума.
– А если увеличить дозу?
– Пробовали, конечно, еще на самом первом этапе. Большая доза препарата угнетает нервную систему, люди впадают в глубокую депрессию, подолгу смотрят в одну точку, нет реакций на внешние раздражители. Типичная картина передозировки.
– И много таких?
– Сейчас у нас содержатся двадцать человек. Но я боюсь, что их станет больше. Они из разных секторов, с разными увлечениями, пока не можем понять, объединяет ли их что-то. Самая любопытная – девушка из сектора В. Страдает от неконтролируемых приступов ярости. Завтра я тебе ее покажу, нужно ее подготовить.
Дома меня ждал ужин – Система заранее поинтересовалась, что я буду есть сегодня, и в Рационе – программе для приготовления еды без участия человека – приготовила мне пасту. Наматывая на вилку длинные спагетти болоньезе, я размышляла о том, что узнала сегодня. Почему этим людям не нравится жизнь в Рациосе? Чего им не хватает? Как он сказал – пластиковая жизнь? В каком-то журнале я читала про куклу древних, кажется, ее звали Барби. Все девочки хотели такую – одетую по последней моде, с красивым домиком, машиной. Ее жизнь была идеальна. Теперь каждый живет в таком домике. А ведь он был из пластика…
И кто такие эти загадочные «они»? Анкус не произвел на меня впечатления сумасшедшего. Я, конечно, таких не встречала, но под описания, которые поместило в мой мозг обучение, он явно не подходил. Разве что эти «они»…
Я заложила посуду в посудомоечную машину и решила лечь спать пораньше. События этого дня здорово меня измотали.
Утром я снова отправилась в Сектор А. Октавия уже ждала меня у входа в здание Института.
– Ты как, выспалась?
– Да, я вчера легла пораньше, чтобы сегодня уже со свежей головой попытаться хоть что-то понять.
Октавия засмеялась.
– Мы уже несколько месяцев пытаемся тут хоть что-то понять. Пока еще больше запутываемся.
Мы снова поднялись на лифте к вчерашнему кабинету. При нашем появлении мгновенно появилась проекция сада.
Октавия тронула меня за плечо.
– На этот раз я тебя оставлю, возможно, наедине тебе удастся ее разговорить. С нами она почти не контактирует. Помни: бояться нечего, это всего лишь проекция, здесь никто тебе не навредит.
Девушка стояла рядом с прудом. Ее длинные темные волосы были распушены по плечам. Система выдала мне подсказку:
Либитина, 31год, родилась в СектореВ, была распределена в Сектор Омега. Работала археологом. Не замужем, не состоит в отношениях, детей нет. Страдает приступами неконтролируемого гнева.
Не дожидаясь моей реакции, девушка обернулась ко мне – ее можно было назвать красивой. Жесткие черты лица смягчали большие, чуть раскосые серые глаза.
– Привет, Либитина. Меня зовут…
– Я знаю, кто ты. Ты – это я в молодости.
Я растерялась, не зная, что сказать.
– У меня мало времени, скорее всего, скоро меня переведут в Инсанире. Всех нас переведут. Здесь не терпят тех, кто не вписывается в общую картину умиротворения и счастья.
В мгновение ее серые глаза потемнели и стали почти зелеными, она вся сжалась, руки ее начали судорожно сжиматься и разжиматься, она перешла на крик.
– В этой чертовой дыре нужно всегда радоваться, нужно всегда улыбаться! Нужно жить среди этого стада, которое дальше своего носа ничего не видит и идет словно овцы на заклание. Чтоб все они сдохли к чертовой матери!
В кустах неподалеку от пруда что-то шевельнулось. Белый кролик выскочил оттуда и нырнул в нору. Надо же, какая реалистичная симуляция.
Либитина не отрываясь смотрела в нору вслед исчезнувшему зверьку. Она больше не кричала.
– Как думаешь, насколько глубока эта нора?
– Я… я не понимаю.
– Следуй за белым кроликом, и узнаешь.
Она сорвала растущий рядом цветок и вручила мне.
– Следуй за белым кроликом.
Я вышла из Института совсем разбитая. Эти люди сводили меня с ума. Нет, их однозначно нужно отправить в Инсанире, они похоже все совсем умалишенные. Запястный датчик завибрировал, и я машинально подняла руку, чтобы посмотреть на экран. Ладонь как-то странно жгло. Распрямив ее, я заметила цифры: «Е 8».
В полной растерянности я взглянула на сообщение на часах: «Сегодня в 18.00 в Секторе Е состоится выставка домашних животных. Приходите с детьми, чтобы пообщаться с коровами, овцами, кроликами. Вход свободный для всех желающих. Сектор Е, строение 8».
Ровно в шесть часов вечера я стояла перед воротами выставки. Честно говоря, я сама не очень понимала, зачем туда пошла. Все это выглядело каким-то бредом, галлюцинацией. Может от общения с этими людьми я тоже стала такой?
Неспешно прогуливаясь вдоль загонов с животными, я даже и не пыталась найти кроликов. Я чувствовала себя потерянной – мой устойчивый счастливый мир только что облили помоями и теперь пытаются доказать, что все наше благополучие – только иллюзия. Но зачем кому-то создавать ее? Ради чего? Это же нелогично и нерационально. Это противоречит всему нашему устройству.
В таких размышлениях я незаметно для самой себя оказалась у загона с кроликами. Их тут было много – разноцветные, какие-то более пушистые, какие-то менее. Были даже кучерявые. Кажется, их называют «рекс». Они мирно жевали траву, заботливо разложенную сотрудником фермы. Здесь даже о кроликах заботятся, не то что о людях!
Я присела, чтобы погладить одного из них – упитанного рыжего пушистого кроля с необычайно длинными ушами. В темноте дальнего угла загона что-то мелькнуло, что-то белое. Сама не понимая зачем, я сделала шаг, затем второй. Когда я подошла совсем близко, часть стены словно исчезла. Просто растворилась в воздухе, обнажив темный проход. Я заглянула внутрь: вниз уходила бесконечная серая лестница с небольшими желобками. Свет от ламп дневного света в загоне чуть освещал ее начало: она была из металла, на кадрах из древности такие были в торговых центрах и метро. По обе стороны от лестницы были сделаны черные поручни. Я взялась за правый одной рукой: он был как будто бы бархатный. Осторожно сгибая ноги, я преодолевала ступень за ступенью. Они были высокие и неудобные для ходьбы. Казалось, что спуск длится вечность. Моя неосторожность, к сожалению, ускорила его: на одной из скользких ступеней моя нога не справилась со своей задачей и предательски подвернулась.
Приземление было жестким. Растрепавшиеся волосы мешали рассмотреть место, куда я попала. Здесь было не так темно, как на лестнице, откуда-то тускло светила лампа. Откинув волосы с лица, я осмотрелась. Совершенно пустая небольшая комната, посреди которой стоял большой круглый стол.
Саб Терра
– Мы думали, ты не придешь – бледный высокий мужчина словно вырос из ниоткуда и подал мне руку.
– Что это за место? Кто вы? – мои глаза еще не адаптировались к яркому свету, и мне было больно на него смотреть.
– Это Саб Терра – подземная часть Рациоса. Когда-то тут было метро у древних. Его останки живы до сих пор, мы использовали их, чтобы построить свое убежище.
– Убежище? Но от чего можно уберегаться в Рациосе?
– От них – человек жестом указал на стену, на которой тут же появилась голограмма. На ней были изображены мужчины и женщины, человек пятьдесят. Все они были в странной одежде, кажется, у древних она называлась тогой. На голограмме они улыбались и были счастливы.
– Кто они? И почему вы их боитесь?
– Это электи. Избранные. Невидимая власть города.
– Значит, мы должны быть благодарны им! Я ничего не понимаю, вы либо какие-то фанатики, либо совсем тут с катушек съехали.
Я резко поднялась и попыталась найти выход.
– Пустите меня! Я хочу отсюда уйти!
Бледный человек устало посмотрел на меня, затем спросил:
– Ты знаешь, что находится за пределами Рациоса?
– Это все знают – там ничего нет, только радиоактивная пустыня.
– Откуда ты это знаешь?
– Этому учат в школе – я попыталась понять по его непроницаемому лицу, серьезно ли он это говорит. – Нам показывали фотографии, симуляции с теми, кто изучал мир, для того чтобы создать Рациос.
– И ты веришь им? Даже несмотря на то, что не видела этого своими глазами?
– А почему я не должна верить? В Рациосе все сделано для людей и все держится на разуме. Никому нет смысла врать.
Бледный усмехнулся.
– Ты безоговорочно веришь всему, что тебе говорят только потому, что тебя хорошо кормят?
На минуту в моей голове возникла мысль: а что если это все действительно неправда? Я же не видела сама, что творится снаружи купола. Почему я верю тому, что говорят в школе, университете, на улице? Потому что в это верят все? Потому что боюсь оказаться сумасшедшей? Потому что мне так удобно?
Я представила, что бы со мной стало, если бы я усомнилась в устройстве Рациоса. Меня бы поместили в Инсанире, друзья и соседи стали бы сочувствовать мне и сокрушаться, что я совсем потеряла рассудок. Меня бы записали в, как это называли древние, конспирологи – сторонники теорий заговора. Надо мной бы смеялись. А почему? Потому что люди боятся даже допустить мысль о том, что привычный ход вещей может оказаться совсем иным. Что они на самом деле живут в симуляции. Что их жизнь – только иллюзия.
Бледный заметил мое смятение.
– Людям сложно поверить в то, чего они не видят. Они закрывают глаза и думают: все исчезло. Человек так устроен – происходящее с другими кажется ему нереальным. Мы уверены, что нас это не коснется. Наш-то мир точно настоящий. Наша жизнь реальна, и мы ее хозяева. Но это не так. Когда-то, тысячи лет назад, в мире была великая цивилизация – называлась Римская империя. Она настолько стара, что даже древние называли ее Древним Римом. В Римской империи общество было разделено на патрициев, плебеев и рабов. Первые были хозяевами жизни, вторые – простыми гражданам, а рабы – невольникам, чьи жизни принадлежали гражданам Рима. Но даже патриции были рабами – богов, императора, мнения плебеев. Каждый в Риме знал, что он раб. И это было более честно, чем то, что мы имеем сейчас. Ты думаешь, ты свободна? Думаешь, что древние были свободны? Нет. Мы никогда не были свободны. Мы всегда служили одному божеству – деньгам.
– Но в Рациосе нет денег, это каждый знает – мне все больше казалось, что этот человек сумасшедший.
– В Рациосе нет. Потому что он всего лишь орудие их добывания. Хочешь узнать, кто на самом деле управляет городом? Что за пределами купола?
Я не знала, что ответить, Казалось, это все происходит не со мной. Это какой-то бредовый сон. Температура. Утром я проснусь, и ничего этого не будет. Но если это сон, ничего плохого же не может со мной приключиться?
– Хочу.
Бледный кивнул кому-то, и перед нами открылась дверь в узкий темный коридор. Он шагнул в темноту. Я, повинуясь какому-то непонятному порыву, послушно пошла за ним.
Сложно сказать, сколько мы шли – может быть 10 минут, может быть час. Наконец мы остановились перед небольшой дверью, которую Бледный отпер старомодным ключом, таким же, какой я использовала в симуляции. Дверь отворилась, не издав ни звука, и мы полезли по узкой витой лестнице.
На поверхности уже была ночь. В Рациосе огни на ночь гасят везде, чтобы сон жителей не нарушался электричеством. Когда-то ученые установили, что электрический свет пагубно влияет на качество сна, поэтому все его источники при наступлении тихого часа отключают.
Бледный активировал подсветку – такие используются, чтобы идти по улице в темное время суток. Прибор создает вокруг тебя мягкий ореол, который не мешает спящим жителям в домах.
– Ты была когда-нибудь в Инсанире?
– Нет. Сюда не пускают обычных граждан, чтобы не тревожить местных.
– Вряд ли их можно потревожить.
Бледный отрегулировал подсветку так, чтобы она выхватила объекты вдалеке.
Луч подсветил большой кусок стены, на котором висели люди. Точнее их тела. Запястья и щиколотки их были закреплены скобами с какой-то серебряной жидкостью. От скоб вверх шли провода, скрывающиеся в темноте.
– Это счастливые постояльцы Инсанире – Бледный подсветил мое перекошенное от ужаса лицо.
– Они… мертвые?
– Пока нет. Но это ненадолго. Правда стена разницы не заметит, как только умрут эти, сюда поместят новых.
– Зачем? Что с ними делают?
– Это – Бледный указал на скобы – ртуть. Отличный проводник электричества. Как ты знаешь, человек просто кладезь этого ресурса. Если ты не питаешь электи, ты питаешь город. Все очень просто.
Я не знала, что сказать. Меня обманывают? Возможно это симуляция? Не может быть в Рациосе таких зверств.
– Ты же понимаешь, что электричество не берется из ниоткуда? –Бледный смотрел на меня как на дурочку.
– Все знают, что его производят ветряки… – мои слова звучали неуверенно.
– Ветряки? Как они будут работать, если за пределами купола нет ветра?
В школах почему-то об этом никогда не упоминали. А мы и не спрашивали… Все казалось таким логичным.
Раздался негромкий свист.
Бледный дернул меня за рукав и жестом приказал идти за ним. Мы крались вдоль мерцающих тусклым светом оконных проемов казавшегося огромным здания лечебницы. Одно из окон было открытым, и я услышала голоса:
– Но их становится все больше! Я не знаю, как этому противостоять. Мы не можем делать людей счастливыми насильно! Я не умею! Никто не умеет!
Голос казался подозрительно знакомым.
– Послушай меня, ты, ничтожество! Я возвысила тебя и дала тебе все, что ты имеешь. Я ведь могу и отнять это. Мы теряем ресурсы, мы теряем деньги. Я думаю, тебе не нужно объяснять, что стоит на кону. Реши эту проблему, Клавдий, а иначе мы найдем более умного человека.
В отблеске подсветки Бледного чуть вдалеке блеснул лакированный бок раритетного Ягуара.
***
Очнулась я уже под землей. Бледный сидел на другом конце комнаты, в углу. Рядом со мной суетливо собирала какие-то тампоны медсестра. Если это и сон, то скорее бы проснуться.
– Тебе лучше? – Бледный повернул ко мне голову.
– Лучше? После того, что я видела? Мне уже никогда не будет лучше, чем было за сутки до этого.
Медсестра заботливо поднесла смоченный чем-то диск к моему носу. Я зло оттолкнула ее рукой.
– Я не знаю, что здесь происходит, но в этом замешан Клавдий. Как мне теперь работать с ним? Что говорить, как себя вести? Как я вообще могу теперь туда возвратиться?
Бледный не ответил. Он сидел, задумчиво рассматривая стену, как будто там показывали что-то интересное.
Наконец он начал говорить.
– «Если бы акулы были людьми, они были бы добрее к маленьким рыбкам?»
– Что?..
– «если акулы станут людьми, они построят в море для маленьких рыбок огромные садки, где будет вдоволь корма – и растительного, и животного. А чтобы рыбки не предавались мрачным размышлениям, время от времени будут устраиваться грандиозные водные праздники: ибо жизнерадостные рыбки лучше на вкус, чем меланхоличные». У древних был такой человек – его звали Бертольд Брехт. Это он написал эти строки. Он был рыбкой. Я рыбка. Ты рыбка. И все мы плаваем в море под названием Рациос.
– Я не понимаю.
– Как ты думаешь, какова ты на вкус?
***
Я приоткрыла глаза. Широко это сделать было невозможно – слишком болела голова. Все как в тумане. Пыталась пошевелить рукой, но не смогла – руки, также как и ноги, были крепко пристегнуты к креслу эластичными ремнями.
Датчик рядом запищал и замигал красной лампочкой. Видимо на его призыв в комнату вошла женщина в белом халате. Хоть одежда у нее и была медицинская, на врача она была не похожа. Собранные в тугую прическу русые волосы, строгая одежда, местами выглядывающая из-под халата. Она больше походила на управленца.
За ней суетливо спешил другой человек – тоже в халате и уже больше похожий на медработника.
– Вы провели эксперимент? – женщина обернулась к спутнику.
Я напряглась. Какой еще эксперимент? Надо мной?
– Пока нет. Нам пришлось ввести очень большую дозу нейроблокатора, чтобы успешно доставить ее сюда.
– Нас очень жмут сроки. Вы же сами прекрасно знаете, что вакцинация идет недостаточно быстро. Электи успевают помешать нам. Они пока еще не понимают, что это, но скоро до них дойдет. Ускорьтесь.
Женщина развернулась и решительно пошла к выходу, стуча каблуками.
Ученый какое-то время постоял в раздумьях на том же месте, потом, увидев, что я пришла в себя, направился ко мне.
– Здравствуй! Как ты себя чувствуешь?
Я хотела спросить, какого черта здесь происходит, но вышло только промычать что-то.
– Не бойся, это временно. Побочный эффект от лекарства. Нам пришлось ввести его тебе, чтобы ты не покалечилась. Скоро все пройдет.
– Где я? – изо всех сил стараясь, смогла выдавить я.
– Это медицинский центр. Здесь мы тестируем новые лекарства. Сейчас мы разрабатываем вакцину, которая откроет людям глаза. Они должны знать, что на самом деле творится в Рациосе. Ты же видела людей на стене в Инсанире? Это дело рук электи. Они вводят в кровь жителям Рациум. Эмоции притуплены, и даже если ты расскажешь всем, что видела, тебя просто поместят туда же.
– А зачем вам я?
Ученый ответил не сразу.
– Ты – первый в Рациосе человек за всю его историю, которого Система выбрала инженером психологического поведения. А это значит, что твоя психика – другая. Она не просто способна справиться с внешними атаками. Ты можешь влиять на других. Для нас это бесценно. Мы проведем на тебе эксперимент, чтобы улучшить нашу вакцину.
Заметив мой ужас, ученый рассмеялся и добавил:
– Эксперимент – это мое профессиональное. Наверно лучше назвать тест. Это не больно и не страшно. И всего десять минут займет. Меня кстати зовут Фальсус.
Он нажал на кнопку, и мои оковы спали.
– Я покажу тебе, где твоя комната. Приемы пищи в 9, 14 и 19. Можешь свободно гулять, где захочешь. Здесь много интересного.
Он подмигнул.
***
Устроившись в своем небольшом, но уютном помещении, я решила осмотреться. Здание явно находилось под землей – нигде не было окон, но ровным светом горели мощные лампы дневного света. В углах стояли кадки с деревьями и цветами. Взглянув на часы, которые чудесным образом оказались на моей руке, я обнаружила, что уже пора обедать.
Столовую найти было несложно – ко времени приема пищи туда стекалось много людей. Я зашла и села за первый попавшийся стол, на котором уже было накрыто: салат, суп и второе.
– У нас тут не очень разнообразно, но вкусно. Можно я присяду? – улыбающийся светловолосый парень вопросительно на меня смотрел.
– Да, конечно, садись.
– Я Юстиниан. Живу тут пару месяцев. А как тебя зовут?
– Лета. Я попала сюда только сегодня. Что это за место?
– Это лаборатория Саб Терра – тут разрабатывают вакцину против Рациума. Если долго его принимать, эмоции все слабее, и в итоге человек становится управляемым. Ученые из Саб Терры пытаются сделать лекарство, чтобы вернуть людям возможность быть самими собой.
– А ты чем здесь занимаешься?
– Я помогаю ученым. Ухаживаю за лабораторными животными, навожу порядок, слежу, чтобы все было на своих местах – реактивы, пробирки, ну все такое. Это важно, нужно не перепутать. А иначе работа многих недель буде насмарку. Ты тоже приехала тут работать?
– Нет, мне сказали, что на мне будут тестировать вакцину.
– О, доброволец!
– Ну… Не совсем так. Если честно, я даже не знала, что меня сюда привезут. Мне что-то вкололи, и очнулась я привязанная в кресле. Это нормально?
Юстиниан на минуту задумался.
– Не знаю. Вообще наверно нет, но значит так было нужно. Может быть, Сопротивление боялось, что электи могут помешать. Они все усилия приложат, чтобы предотвратить освобождение.
Я съела ложку горячего ароматного супа. Он действительно был вкусным.
– Но ведь в Рациосе все счастливы. Может и не стоит их разубеждать? Зачем?
– Они же не знают, зачем на самом деле нужны!
Я подняла голову от тарелки с супом.
– Я тоже до сих пор не знаю.
Вид у Юстиниана стал немного виноватым, словно он сболтнул лишнего.
– Тебе разве не сказали?
– Нет. Только обещали. Но раз уж ты начал, то продолжай.
– Я не знаю, можно ли мне говорить…
– Если вы боретесь за свободу, разве разговор – не часть ее?
Юстиниан опустил глаза, молчал. Наконец он заговорил:
– Я сам не очень хорошо знаю, тут все сложно. Как образовался Рациос, ты знаешь. Это все правда, действительно после Бойни выжить удалось только тем, кто укрылся в этом безумном, как тогда считали, проекте. Основатели выбрали для города модель самоуправления, потому что она самая справедливая. Любое государство, любая власть – это насилие над гражданами. Власть – это иерархия, а иерархия – это всегда несправедливость. Поэтому Рациос был создан так, чтобы люди могли решать все проблемы сами. Чтобы инициатива всегда исходила снизу, а не сверху. Чтобы все были равны. Первые годы, пока люди были напуганы еще свежими воспоминаниями об ужасной катастрофе, все шло гладко. Все жили в гармонии и понимании. Модель работала. Но как только ужас стал притупляться, в городе появились те, кто посчитал себя умнее всех. Появились несогласные, которые стали возмущаться, почему кто-то работает меньше, а получает благ столько же. Те, кто занимался физическим трудом, попытались силой захватить интеллектуалов и их собственность. В городе начался хаос, который снова поставил под удар выживание. И тогда на Совете города было принято решение выбрать несколько десятков Избранных – Электи – чтобы они взяли власть в свои руки до разрешения противоречий. Электи смогли подавить конфликт, но уже почувствовали вкус власти. Отдавать свои привилегии они не захотели. Будучи умными людьми, они понимали, что устоявшаяся модель общества будет эффективна, если будет казаться, что люди сами себе хозяева. Поэтому электи заставили ученых отстроить еще один купол за пределами Рациоса, где создали свой мир роскоши и богатства, откуда стали незримо управлять городом. А для подавления любых человеческих проявлений, способных вызвать конфликт, они придумали Рациум.