XIII
Один не разберёт, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав достанет мёд.
Кому-то мелочь дашь – навек запомнит,
Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймёт.
Омар Хайям
У Сергея появилась надежда. Его друг Валера позорно потерпел поражение и, очень вероятно, больше за внимание Инессы бороться не будет. Пришло время реванша. Колязин старался убедить себя, что сам просто неграмотно начал общение. Оказалось, что на скаку оседлать коня не получилось, но это же не значит, что это невозможно. Весь март он вынашивал планы и грандиозное продолжение отношений. Снова начал мобилизацию силы, возобновил написание стихов и портретов. Жизнь начала бить ключом, всё ещё может получиться!
Получилось…
В тот вторник на уроке математики была тестовая самостоятельная работа, где Юлия Фёдоровна требовала на листочке только номер задания и ответ, потому что так не надо нести кипу тетрадей домой и проверять проще. Сергей был уверен в себе и сделал все задания за пять минут до конца урока. Чтобы не идти накрывать в столовую, он стал играть в какую-то бесхитростную, но занимательную игру на телефоне. Прозвенел звонок, учащиеся стали сдавать свои работы, после чего уходили трапезничать, у Колязина уровень в игре занял много времени, наконец-то он отпрял от экрана.
В классе оставалось человека четыре, трое из них всё ещё корпели над заданиями или пытались использовать интернет для решения, это было обусловлено отсутствием Юлии Фёдоровны. Её срочно позвали отлучиться к директору или ещё куда, что было на руку оставшимся в классе ученикам. “Лёгкий тест” – заключил Сергей и подошёл к учительскому столу, где лежали работы учеников, ушедших в столовую.
Колязину неожиданно стало интересно, как справилась Инесса. Поскольку Сергей сидел на одной из последних парт один, то мог выбирать себе любой из двух вариантов, садясь на соответствующий стул. Сегодня вариант Колязина совпадал с вариантом Шостакович Инессы. Он скоренько стал пролистывать стопку, поглядывая на дверь. Повезло, её работа оказалась четвёртой по счёту. Он достал листок, на котором красовались немногочисленные ровненькие буквы и цифры, написанные рукой девушки. Сергей стал сверять ответы.
“Ай-яй, две ошибки допустила. Как жаль”. Он провёл класс глазами, троица, не отрываясь от телефонов, пыталась скатать откуда-нибудь ответ. “Блин, переволновалась девочка, неправильно решила два задания.” Ему в голову пришла идея, как ей помочь. Наконец-таки выпал шанс проявить “геройство”, пусть даже которое останется без её внимания. Сергей шустро схватил шариковую ручку из учительской подставки и отправился в конец класса, чтобы точно не было видно, какую махинацию он проворачивает. Он зачеркнул неправильные ответы, и, аккуратно, по образцу из других заданий, вывел буквы, идентичные почерку Инессы. “Вот так, не волнуйся, дорогая”. – подумал Колязин и направился сдавать работы. Свою он всунул в конец, а Инессы – где-то в середину. Довольный собой, он направился в столовую. Весь день просто сиял от радости. Его окрыляло чувство помощи, он воображал разное. Ему так хотелось видеть улыбку, адресованную именно ему, что ради неё он готов был делать всякие невозможные глупости.
Среда. Юлия Фёдоровна проявила чудеса скоропроверки и, когда Сергей вернулся из уборной, дежурные уже раздали проверенные работы. Колязин уверенно подошёл к своей парте и, увидев перевёрнутый листок, задорно предположил: “Соточка!”
“Семидесяточка!” – так же весело, в тон настроению Сергея, ответили красные чернила на его работе.
Он сразу сел. “Как!? Нет!? Стойте, нет!? Не может быть!? Как!? Как!? Нет!? Я же точно решил всё верно!” Он поднял глаза, тупо обвёл класс ими, и в край расстроился. Он был уверен в своих силах, и вот тебе: на! Спохватившись, Сергей посмотрел на парту Инессы. Рыженькая всё ещё гуляла по коридорам, а на её месте лежала проверенная работа. Колязин не знал, какая у неё отметка, но догадывался, что она очень сильно совпадает с его баллом.
Звонок. В класс добегали последние ученики, среди них и Инесса со своей подругой. Все стояли, приветствуя учителя, в этот момент девушка решила перевернуть свой листок…
Сергей видел её со спины и немного сбоку, но и этого было достаточно, чтобы понять, что отметкой она не довольна. Юлия Фёдоровна попросила всех сесть и поинтересовалась, кого сегодня нет в школе. Староста Галина Щедрина перечислила отсутствующих, а Колязин, как прокажённый, сидел и смотрел в одну точку.
После этого математица стала по журналу называть учеников, а те должны были назвать ей свою отметку, предварительно сказав, что тест подавляющее большинство написало ужасно и что она очень разочарована. Некоторых она даже пропускала. Очередь дошла до Колязина, а его мысли занимала только Инесса. Он буркнул свой балл. Ему плевать было на собственную отметку теперь, он был готов получить двойку за четверть, даже за год, только чтобы не пострадала она.
– Шостакович Инесса. – прозвучал голос Юлии Фёдоровны
Сергей в ужасе предвкушал триумф своей идиотской затеи. Неужели всё так глупо и закончится? Но та ничего не ответила.
– Инесса, что у тебя? – повторила Юлия Фёдоровна.
– Это не моя отметка, – сурово ответила девушка.
– В каком смысле, не твоя отметка?
– Я не писала эти варианты ответов!
Многие учащиеся сидели в телефоне, пускали слюни или нарезали резьбу в носу от нечего делать, но тут большинство из них повернулось в сторону Инессы.
– Что это значит? – нахмурилась Юлия Фёдоровна.
Сергей сидел в агонии, и, однако, в предвкушении, потому что надеялся на лучший исход теперь. Он напрягал все свои умственные способности, чтобы случайной репликой с задней парты помочь Инессе. Неужели ему придётся признаться в содеянном, чтобы не запятнать чужую репутацию? Это будет стыд такого масштаба, что он не сможет находиться в одном городе со сверстниками, не то что учиться в одном классе.
– Здесь есть ответы, которые я не ставила.
Юлия Фёдоровна не понимала, что хочет сказать ученица, и подошла к ней.
– Вот, – немного раздражённо говорила Инесса. – Смотрите, снизу мои ответы и вот одно моё исправление, а вот эти два я не исправляла. Это не мои зачёркивания.
Юлия Фёдоровна поднесла листок к собственным глазам, что-то ей подсказывало, что её просто водят за нос:
– Что ты такое говоришь, это же твой почерк.
– Нет, я их не ставила, это не мой почерк и не мои исправления! Они даже другим стержнем написаны!
Её сосед, Иван Астравчук, заглянул в листок и тоже сказал:
– Не помню, чтобы она такое ставила.
Юлия Фёдоровна отдала работу Инессе назад и заявила:
– Вы меня обдурить хотите? Это же абсурд какой-то.
– Это не мои исправления!
– А чьи тогда?
– Не знаю.
– То есть, ты хочешь сказать, что кто-то взял и без твоего ведома зачем-то влез в твою работу и изменил твои ответы?
– А на что тогда это похоже? – вызывающе отвечала ученица. –Я честное слово эти два исправления не де-ла-ла!
Сергей уже три раза пытался признаться в совершённом преступлении, но логика и шкурный интерес глушили в нём отчаянную отвагу. Он думал: “Только бы она не сказала, что давайте сверим результаты с другими учениками, чтобы вычислить, у кого такие же ответы, и, возможно, таким образом, выйти на подозреваемого”. Лучшее, что созрело в его голове, он сказал вслух:
– Дайте написать другой вариант.
– Не собираюсь я писать другой вариант! – повернулась Инесса к источнику непрошеных советов, и так посмотрела на Сергея, что тот сник как половая тряпка, и никаких попыток ничего сделать уже не предпринимал.
Преподавательница раздосадовано покачала головой и направилась назад на учительское место:
– Вот от кого-кого, а от тебя, Инесса, такого я не ожидала. Понимаю, отличница, олимпиадница, везде хочешь быть лучшей, но надо уметь и достойно принимать поражения. Отметка не твоего уровня, понимаю, обидно, но опускаться до обмана, мне кажется, не позволительно в любом случае.
Девушка от порыва злости со всей силы ударила ладонью по столу и скрестила руки, теперь уже даже тот, кто витал в дальнем космосе, исследуя червоточины отстранённости, обратил внимание на неё.
Юлия Фёдоровна тоже обернулась на этот жест, но решила не разговаривать с распсиховавшейся учащейся. Присела на своё место.
– Хорошо, ставьте, – приказывала теперь Инесса.
Юлия Фёдоровна взяла стержень и глянула на ученицу. Она с непоколебимым видом вызывающе смотрела прямо на преподавательницу, от этого у учителя пробежал холодок по коже. Она немного покрутила ручку и зачем-то медлила.
– Давайте, ставьте! – торопила её девушка.
Сергей не мог терпеть это. Просто не мог, а приходилось! Ему никогда ещё не было так стыдно, даже когда он обижал свою мать или обворовывал дачу мастера по древесине.
Психологический барьер или совесть не позволила Юлии Фёдоровне поставить отметку. Она резко встала и положила пишущий предмет, началась копошиться в своей папке.
– Так, я тебе дам другой вариант, и все, у кого балл меньше …, все садитесь по одному, будете писать другой вариант. Мало ли что? Хотела ошибки разобрать, а придётся новую тему проходить.
Сергей выдохнул, не всё оказалось настолько неразрешимо. Инессу отсадили в конец класса рядом с партой Колязина и дали чистую пару листов. Юлия Фёдоровна теперь заставила писать и решения, чтобы не было подобной мухли, а сама стала объяснять новую тему.
Сергей попытался взять себя в руки и начать вникать в надписи на доске, но сидящая рядом Инесса и произошедший по его вине инцидент слишком взбудоражили его мозг. Не во что вникнуть не мог. Он только трепетно поглядывал на девушку. Вместо привычного милого выражения, её лицо было похоже на фасад дворца: красивые черты, но сделано из камня. Инесса мерно прописывала что-то на бумаге строчка за строчкой.
Вместо вникания в алгебраические азы, Сергей копил силы. Он хотел помочь ей, искупить такой самоуверенный и опрометчивый поступок. Собравшись, он осмелился и шепнул ей:
– Инесса, тебе помощь нужна?
Она не ответила, может, не услышала. Сергей подождал полминуты, он томился от желания хоть чем-нибудь загладить свой позор, хотя, казалось, всё пронесло.
– Может, тебе помочь? – сочувственно интересовался провинившийся.
Инесса, не меняя выражения лица и не отрываясь от варианта, грубо послала его:
– Себе помоги, Колязин.
Он был сравним с лондонской дворовой потасканной псиной во время зимы, зашедшей в паб22 погреться, а местный выродок из пролетариата выпнул её наружу, наградив тяжёлым и увесистым ударом сапога в ключицу. А та, прихрамывая и скуля, отправилась на поиски лучшей доли для своего ущербного существования.
Сергей отсел как можно подальше от неё и уже ничего не хотел. Словно дубиной огретый, он ушёл в себя. Такие слова, да и ещё от той, к которой ты неравнодушен. Он ничего не хотел слышать и видеть, ему было грустно. На оставшихся уроках он просидел как неодушевлённый предмет, сожалея о своём поступке. В тот день он скурил пол пачки. Его самооценка, которая и так падала в геометрической прогрессии, ускорилась до экспоненты.
“Вдруг поняла, вдруг догадалась! Неужели, ну как же!? Как же так!? Зачем я это сделал!? Зачем!? Может, у неё почти всё правильно было! Зачем!? Зачем я влез!? Какой же я дурак! Какой же недоумок! Взял и испортил репутацию Инессе! Она-то молодчина, не стала молчать, а я настоящий придурок! Ненавижу себя! Ну почему!? Почему!?”
Придя обкуренным домой, он завалился в постель и стал слушать грустную музыку, естественно, не взяв в рот ни крошки. Сестра заметила, что от брата воняет, но тот придумал какое-то дешёвое оправдание и попросил его не трогать. В его голову толпищей повалили блаженные сны, он пытался забыться, но не смог. Унижение себя вперемешку с благоговением, он обливался этой одурью, и, провалявшись с вечера, он так и не заснул до самого подъёма.
Утром он сказал матери, что ему откровенно плохо, Алёна Витальевна возмущалась, конечно, но видя, что сын в любом случае в школу не пойдёт, стала писать заявление о пропуске.
Сергей остался один дома. Его мутило от себя и собственной оплошности. Он опять залез на страничку Инессы в социальной сети. Едкими теперь казались её лица на фотографиях. Больно было смотреть до рези в глазах. Он чудом вышел из этой топи и установил запрет на посещение её профиля. Она была для него так далека и недоступна… Он пролежал на кровати до самого прихода отца. Он сегодня должен был приехать и вот теперь это случилось.
Отец подумал, что дома никого, потому как никто не стал его встречать. Сергей от своей слабости и равнодушия выронил из правой руки телефон, и он стукнулся о пол, создав такой ненужный шум. Ленивец нехотя осмотрел гаджет и не обнаружил на нём сколов или трещин на экране. В комнату зашёл отец, и его очень удивило нахождение здесь сына, однако больше его привлёк звук:
– Что упало?
– Телефон. – выдавил из себя Сергей.
– Ясно. А почему ты не в школе? Разве уроки так быстро закончились?
– Я сегодня в школу не пошёл. Мне нездоровиться.
– Температура какая?
– Не знаю.
– А чего ж тогда сразу пропускать? Померяешь сейчас. – сказал отец, и ушёл за градусником на кухню.
“Тридцать шесть и четыре – фикция у тебя, а не болезнь, сынок” – ухмылялся старший Колязин, после измерения температуры.
– Я не сказал, что я болен. Мне просто плохо.
– Отчего?
– Не знаю. – врал Сергей, стыдясь настоящей причины.
– Это твой такой трюк просидеть всё утро в телефоне, пока никого нет?
– Не, мне реально нехорошо.
– А что болит хоть?
– Голова. Мне сильно болит голова. – отчасти, сын говорил правду, от переживаний ему действительно начало что-то болеть в висках.
– К врачу, получается, точно не ходили.
– Нет. Не ходили.
– Ну, лежи тогда, лежи. Посмотрим, что твоя мать на это скажет. Я её придумал летом свозить куда-нибудь. В Хорватию или Болгарию. Вместе давно не были.
– А меня с Еленой?
– А вас – к тёще. Посидите недельки две у деда с бабкой. – ответил отец.
Сын, чью голову просто изрешетили вспышки от фотографий рыжевласой Инессы за границей, досадовал на этот отцовский финт:
– Да как же так? Опять?
– Вас дорого брать, я в твоём возрасте дальше своего городка в семь тыщ ничего не видел. Вот пойдёшь на свои хлеба – заработаешь, и катай свою жену или кого хочешь. Если меня не возьмёшь, я и слова тебе не скажу.
– Хотя бы Елену возьми, она так хочет на море. Вместо меня, раз так дорого.
– Подумаю. Но ради этого придётся браться за командировки без заезда домой, сам понимаешь, под кустом я деньги не найду.
С тем он и ушёл из комнаты. Сергей заново распалил топку печи самосожжения. Он углублялся в воспоминания и негодовал, изредка шептал: “Инесса, милая, милая”. Задыхался и будто в бреду ворочался со стороны в сторону. А сам думал: “Не может быть. Не может быть! Зачем? Я просто хотел быть с ней вместе, почему всё обязательно должно быть таким невыносимо непроходимым? Как я её буду видеть изо дня в день? Мне же плохо без неё. Мне и сейчас без неё плохо. Я просто обожаю её и не могу с собой ничего поделать. Я жалок”. От таких мыслей ему становилось ещё хуже.
Пришла сестра. Они с папой о чём-то продолжительно разговаривали в коридоре, после чего Елена довольная пришла в комнату и, подойдя к брату, возрадовалась:
– Папа мне сказал, что меня ждёт какой-то сюрприз на день рождения. Представляешь?
– Глупый эгоцентричный праздник. – брякнул Сергей, параллельно намекая, что он сейчас не добрейшей души человек.
Елена попробовала спросить, как у него дела и что он делал, но тот некрасиво отшил её, как бабку-хабалку на базаре. Тогда второклассница занялась своими делами, достала пластилин и стала лепить героев своего любимого мультсериала.
Сергей так и не смог собраться с силами, чтобы противостоять слабости и унынию. Ещё позже вернулась и Алёна Витальевна. Были слышны голоса отца и матери где-то за дверью. Вскоре она зашла к сыну, поинтересоваться, стало ли ему лучше. Получив отрицательный ответ, она сказала, что завтра придётся сходить на приём к врачу. Она попыталась заказать талон к неврологу в интернете, но чудеса не случились, и свободных талонов не оказалось. Отцу придётся идти с Сергеем в порядке живой очереди. Сам Сергей этого не хотел, но уже отговариваться было поздно.
Он практически без воды и еды провалялся до утра пятницы. Где-то в часов восемь он с отцом собрались в поликлинику. Очередь была пренеприятнейшая, стены облазили, всё пахло старью, хорошо хотя бы кабинеты были поновее, а в них сидели профессионалы. Сергей рассказал свои симптомы врачу, по типу апатии, общей вялости, беспомощности, головной боли и нежеланием выходить в люди. Невролог Абрам Вайсман провёл небольшую диагностику и посоветовал обратиться за помощью к психотерапевту. Отец и сын спустились этажом ниже, просидели у двери полчаса, чтобы узнать, что посещение психотерапевта осуществляется только по талонам. В регистратуре сказали, что свободных окон у психотерапевта нет вплоть до следующей среды в 9:20. Отец его взял, на всякий случай. Выходя из поликлиники, он уточнял у сына:
– Придётся терпеть до среды. Так ли тебе плохо, в самом деле?
– Да нет, наверное. Может быть не так уж. – ответил Сергей.
– С понедельника в школу планируешь пойти?
– Да.
Отец до автомобиля шёл молча, а за рулём вдруг спросил:
– Пивом отметим? Не люблю врачей.
– А мать?
– Не узнает.
– Нет. – однозначно дал понять Сергей.
– Тогда и я не буду, – поддержал инициативу сына отец.
Дома Сергей пытался занять себя хотя бы компьютерными играми. Но что-то в них уже было не то. Шутера и стрелялки казались какими-то тупыми. Военные стратегии казались унылыми. Казуальные игры он даже включать не хотел. Масштабные и реалистичные проекты было лень качать, из-за того, что порог вовлекаемости, как всегда, окажется слишком высоким. То ли “парашу” стали делать, то ли ему они все опостылели разом, интереса никакого. А к затёртым до дыр играм начала нулевых возвращаться не хотелось. “Да и как эти жалкие игрушки могут сравниться с неповторимой Инессой”. – размышлял Колязин за компьютерным креслом. И понеслась…
Провалялся в грёзах до прихода матери. Она сразу же бросилась к сыну.
– Что, не проходит?
– Не особо.
– Что на тебя так повлияло, может, унизил тебя в школе кто-то или девочка какая взаимностью не отвечает?
– Мне просто болит голова, – лукавил Сергей, боясь наступить на мину.
– Что врач сказал?
– Сходить к психотерапевту.
– Талон взяли?
– На среду.
– Дотерпишь?
– Дотерплю как-нибудь.
– Вот и умничка.
Она ушла разговаривать с отцом, а ему стало дурно. То ли от вранья, то ли от этой липовой болезни. Стыдился сам себя, противно было до жути. И что главное с этим поделать?
XIV
Не строй себе кумира и никакого
изображения того, что на небе вверху,
что на земле внизу, что в воде ниже земли.
Из десяти заповедей, данных Моисею
За выходные Сергей немного отошёл от странного состояния. Снова пошёл в школу. Учителям он был по большому счёту безразличен, и неожиданные работы легли на ответственность незаинтересованного ученика. Ему это было по боку. Он молча украдкой смотрел на объект любования и ничего с этим не делал. Из хорошего: он узнал от Валеры на физкультуре, что тот нашёл себе девушку в приложении для знакомств, они сходили на первое свидание и приятель остался от неё в полном восторге. Сказал, что она романтичная, смешливая, любит экстрим и ужастики. Объяснил тонкости общения с девчонками и только хотел рассказать, почему с Инессой ничего не вышло, как физрук погнал на передовую двух здоровых бугаёв, отсиживающихся на скамейке, играть в баскетбол. Сергей сразу отметил для себя, почему Валеру так развезло на базар по этой теме. Он просто был очень рад тому, что всё так хорошо пошло в его жизни, и решил поделиться этим с другом. Ему даже не важно было, поймут его или в душе оклевещут. Нужно было выговориться и поделиться эмоциями – он это b сделал.
В среду Сергей пошёл в поликлинику, дабы талон не сгорел просто так, пропустив первые три урока. Психотерапевтом оказалась какая-то совсем молоденькая Жанна Владиславовна Цилюк, которая мединститут окончила пару лет назад. Она выслушала Сергея, который с красками описал симптомы и подавленное настроение. Причиной назвал перегрузки в школе и переутомление. Жанна Владиславовна дала ему несколько советов и выписала рецепт на пластинку таблеток кастодерола23 от головной боли. Но порекомендовала их не пить, если случаи не обострятся, и не придётся прийти с визитом в следующий раз. Так сказать, пока ждёшь талон, чтобы не скрутило совсем. Сергей посоветовался с мамой. Алёна Витальевна купила таблетки, но, как и договаривались, пить он их будет при обострениях. В любом случае, настоятельно рекомендовала появиться Сергею здесь же через месяц.
В школу стал ходить исправно, но только некоторые события выбивали его из колеи. Они были мелки, но очень показательны. Когда Сергей выходил из школы, то заметил, что сзади идёт Инесса с подругой. Он решил открыть им дверь и пропустить. Встал как швейцар и лицезрел следующее: Инесса просит свою подругу выйти соседней дверью, расположенной в двух метрах дальше. Над “швейцаром” они только незримо посмеялись. Это было почти не видно, но Сергей это прочувствовал. Когда у рыжеволосой девушки внезапно закончилась пишущая ручка, то она сначала попросила своего соседа Ивана, тот сказал, что сам гол как сокол и ничего ей не предложил, тогда она обратилась к Галине Щедриной спереди. Колязин услышал просьбу и окликнул Инессу: “На, держи”. Она обернулась, и он протянул ей шариковую ручку. Та смотрела на него с каменным лицом, потом на ручку, и не взяла. Отвернулась и стала ждать, пока нерасторопная Галя достанет что-нибудь для письма. Через пять секунд та дала Инессе ручку, за что получила огромное спасибо. Кажется, мелочь, а как больно. Он крыл её как мог, находил самые изощрённые оправдания её действиям, но безуспешно. Он опять скис, приняв наконец-то тот факт, что она его сознательно чурается и сторониться.
Он, набираясь смелости несколько дней, отправил ей сообщение:
– Зачем ты так со мной?
На что не получил ни единого слова. Он это ожидал и был готов, но всё равно в край расстроился. Было неприятно. Тяжело было признать, что всё кончено, даже не начавшись. Больше ему ничего не хотелось. В порыве чувств он написал ей прощальное стихотворение.
К сожалению, красивый уход был обречён. Переписка с Инессой заканчивалась издевательской фразой: “Вы не можете отправить сообщение этому пользователю, так как находитесь в чёрном списке”. Она окончательно отгородилась от Колязина. Всхлипывая, он выпил одну таблетку кастодерола. Особого эффекта он не почувствовал, однако сильно захотелось спать. Он и вздремнул часа на два. Возможно, ему стало лучше, но от проклятых мыслей не было спасенья. Он наложил табу на блаженные сны и соглядатайство, стал придерживаться ещё ноябрьской тактики. Он жалел, о колоссальном зря потраченном времени и растратой того лучшего, что было в нём на какие-то несуществующие отношения. С усилиями, но как ни как, он объявил себе, что никаких попыток подружиться с Инессой, он предпринимать не будет.
К Дню Победы надо было подготовить транспаранты и детские письма ветеранам. Поскольку гимназия собиралась дать концерт после шествия для героев-участников Великой Отечественной Войны, нужно было соответствующе обклеить сцену и сделать массу различных дел. Этим, конечно, занимался педагог-организатор, но в помощь ему припрягли активы девятых и десятых классов. Сергей уже раз пятьдесят пожалел, что вступил в этот треклятый актив. Особенно после подготовки подарков к восьмому марта. И тем более он ему опротивел оттого, что раз он присоединился не в конце августа, а в середине учебного года, то никаких льгот он не получал, работая на благо гимназии, потому что оповестить учителей эта дура Галина Щедрина не удосужилась. На концерте будет участвовать оркестр и ансамбли из музыкальной школы, они сыграют песни военного времени. Лучшие монтажёры и клипмейкеры сообразили небольшой фильм, в память об ушедших, чьи подвиги и самопожертвования приближали победу над нацистами как могли, хоть и не застали её. Остались вечно молодыми и юными, чья жизнь оборвалась в самый неподходящий момент. Их планы и мечтания были безбожно уничтожены и разорваны в клочья реалиями современности, изоблачив то, как далеко может зайти человек в поисках желаемого. Их кости и тела перемолоты жерновами в горнилах войны, продукта животной сущности в людях. Жажда и погоня за ресурсами и материальными благами. «Никто не забыт, ничто не забыто!» – было лозунгом фильма. Ребятки постарались на славу.
В эту субботу активам десятых и девятых классов предстояло помочь украсить сцену, распорядиться гелиевыми красные шарики и написать письма. Последнее нужно было для городской программы «Спасибо за мирное небо!», которая позволяла отправить письма детей с благодарностями и пожеланиями к ветеранам войны, коих в городе было не больше пятнадцати. Ожидалось, каждому ветерану придёт по десять штук, спросы всё же упали до пяти, но настоящих писем от силы наскреблось всего двадцать семь. Организаторы акции были расстроены результатом и на добровольно-принудительной основе порекомендовали директорам школ и гимназий заняться этим вопросом. Светлана Васильевна, директриса, откликнулась на их мольбы и распорядилась попросить учеников младших классов написать письмо для героя Отечественной Войны, взывая к сознательности подрастающего поколения. Поскольку кроме лестных слов от завуча и собственной гордости за эту работу материальных благ никаких не полагалось, то на такую добрую акцию откликнулась всего одна проникнувшаяся девочка. Руководство гимназии было крайне недовольно, а времени на клич в старших и средних классах уже не оставалось. И чтобы не выставить себя в неприглядном свете, решили выполнить норматив в двадцать пять писем за счёт активов, пришедших в эту субботу в школу.
Из класса Колязина в субботу явились всего трое учеников. Галина Щедрина, как староста, Инесса Шостакович, потому что ответственная или её заставили, да и сам Сергей, который не смог отмазаться от личной просьбы классной руководительницы Татьяны Владимировны Королько. Все остальные участники актива не пришли, предъявив разного рода причины. Независимо от их правдивости и угроз со стороны классного руководителя, явились только трое. Ну не подло ли?
Сергей посчитал это невероятной подставой, он и так был не рад посещать это заведение в выходной, а теперь он оказался единственным парнем в чисто женском коллективе. Ситуация оказалась не настолько приторно беспросветной, сегодня пришёл на сборы и знакомый ему ударник ансамбля «Севилья» – Максим Войницкий. К нему Колязина не слишком тянуло, но, по крайней мере, если заставят работать в команде, то он организует межклассовый синдикат из себя и Максима.
Классная руководительница быстро собрала свой актив для разъяснений. Она ничем особо не выделялась. Говорила постоянно, что она ученикам как вторая мать, но на деле её опека сводилась к помощи олимпиадникам и отличникам в исправлении неудовлетворительных отметок за четверть. На успеваемость остальных было ей как-то по барабану. Ещё нянчилась с двоечниками и хулиганами. Старалась быть с подростками на одной волне, но в этом предприятии звёзд с неба ей ухватить не удалось.
– Спасибо большое, что пришли, – распиналась перед своими подопечными классная Татьяна Владимировна. – Мы должны подготовить зал к Дню Победы. Кто из вас хочет заниматься украшениями и шариками, тот должен подойти к педагогу-организатору, она скажет вам, что делать. Это первое. А второе, это нужно сесть вот за эти столики и написать по образцу два или три добротненьких письмеца для ветеранов. Писать лучше разным почерком и не слишком однотипно. Уже придумайте, чтобы откровенно не повторялось одно и то же. Конверты, маркеры, карандаши, блёстки, если вам понадобиться, я дам. Инесса, тебе, к сожалению, выбирать нельзя. Ты пишешь письма.
– Почему так? – нахмурилась Шостакович.
– Потому что не звёздочки же тебе вырезать. – ответила Татьяна Владимировна.
– Я чур тоже письма. – вызвалась Галина. Она пришла сегодня в джинсах и толстой байке с костями и черепами (шестой школьный день не облагался обязательством ходить в школьной форме).
– А ты Сергей? – обратилась Татьяна Владимировна к самому молчаливому.
Тот не совсем понимал, что от него хотят. Он был так сконцентрирован на соблюдении своей доктрины, что слушал классную в пол уха.
– Я… – сомневался Колязин, – Я пойду зал что ли украшать?
– Хорошо, поднимись на сцену к Эмилии Николаевне. Она даст тебе работу.
Сергей не хотел искушать себя, сидя за столиком неподалёку от девушек, поэтому выбрал первый вариант. Он взобрался на сцену в два прыжка. Там, с помощью лестницы и покрикиваний, на заднюю штору по бокам от проектировочного покрытия для фильма вешались картонные цветы, блёстки и ленточки. Сергей стоял возле педагога-организатора Эмилии Николаевны и ждал, пока на него обратят внимание. Это случилось спустя полторы минуты.
– Чего тебе? – спросила Эмилия Николаевна в белых брюках и пиджачке на бордовой блузке.
– Меня отправили сюда что-то делать.
– Хорошо, спустись вниз вон к тем девочкам, они тебе покажут, вы должны будете вырезать звёзды и ленточки из цветного картона.
Сергей поморщился от такого задания.
– А где Максим Войницкий? – решил начать с козыря Колязин.
– Он… Сейчас с шариками возится.
“Ну, это хотя бы самое мужское занятие здесь”. – подумал Сергей и сказал, что он может помочь Максиму с шариками.
– Хорошо, их надо выгрузить из машины. Помоги ему.
Колязин умчался прочь от Эмилии Николаевны. Искать пришлось на улице. Но когда Сергей приблизился к Максиму, то оказалось, что все шарики из грузовика он уже в здание перенёс. Осталось только расставить их в вестибюле, по дороге к актовому залу и по краям сцены.
– Здорово, что тебя прислали мне помогать. – обрадовался по-детски такой чепухе Максим. – Возьми эту охапку, понесём к входу в концертный зал.
Сергей схватил шарики, привязанные к одному грузу, и понёс их рядом.
– Тебе давали выбрать задание? – спросил Войницкий.
– Да.
– Мне особенно понравилось написать письма для ветеранов с образца. Я понимаю, что задумка-то хорошая, к героям с письмами от детей, это к ним с почтением. Но блин, каким образом это делается, да так неискренне. Понятное дело, что ветераны не узнают, но это, честно говоря, какое-то кощунство. Скатай с интернета пять писем за час и будь молодцом.
– Алиса, ты что, забыла, в какой стране чудес мы живём? У нас и не такие сказки бывают. – иронизировал Сергей.