С пометкой «ЖИЗНЬ»

Свобода, ты – самое прекрасное из моих мыслей.

З.Гиппиус

****

Каждое утро я вынуждена была просыпаться. С тяжестью в голове, с трудом размыкая глаза, и пробуждая свое едва отдохнувшее тело. Признаюсь, я не из тех людей, которые с легкостью открывают глаза и встречают новый день. И я не любитель спать до полудня, нет, просто просыпаться мне нравится без раздражающего звона будильника. Просыпаться и знать, что весь день в твоем распоряжении и если ты пожелаешь, то можешь провести в постели целые сутки. Чувство, что твоя жизнь принадлежит только тебе. Настигало ли оно вас? Открывали ли вы глаза с мыслью, что этот день и день за этим днем вы посвятите тому, что для вас важно? Нет, не так. Не важно, а необходимо для спокойствия вашей души. Был ли у вас день, когда вы не думали, что нужно вставать по зову этой адской электронной машины, не нужно готовить завтрак для мужа, собирать детей в школу, не надо идти на работу и копаться в скучных стопках документов? Я не помню таких дней. Не знаю, возможно ли, чтобы они были. Я мечтаю вырваться из цепи этих «надо» и «должна». Знаю, только глупцы могут мечтать о свободе. Любой разумный человек, скажет вам, что нет никакой свободы. Каждый из нас птица в клетке, зверь, заточенный с рождения за решетку, и отворив дверь этой клетки, мы лишь обречем на гибель тех, кто не знал иной свободы, кроме свободы внутри своего заточения.

Но разве я прошу открыть мне дверь? Нет, я сама научилась отворять ее. В тот момент, когда я закрываю глаза и мысленно покидаю пределы своей темницы. И пусть это лишь грезы, исчезающие, словно дымка от костра и превращающиеся в пустоту, но чувство свободы и радости в такие моменты реальней, чем любой из существующих миров. Я знаю, что абсолютной свободы быть не может, все чего я желаю, это срастись со своими оковами и перестать замечать их существование. Получать радость от своей несвободы, быть с ней в гармонии. Запереть себя в ту клетку, в которой смогу свободно дышать. Хочу открывать утром глаза и с трепетом и нетерпением начинать новый день. Пробежка, среди деревьев, запаха хвои, и утренней прохлады. Бодрящий душ и чашка зеленого чая. Работа, с которой я не захочу уйти пораньше, где буду воплощать свои мечты и фантазии. Ужин с родным по духу человеком. Откровенный разговор, без стеснения, лжи и страха. Мягкая постель и запах чернил от новой книги. И мысль перед сном «Поскорее бы утро». И пусть это все будет окружено тысячью решеток, я и не подумаю покидать этой несвободы. Понимаете, о чем я говорю? Свобода нужна моей душе, мое тело смирится с любыми оковами. Подобные мысли крутились у меня в голове последние два года. Я просыпалась и засыпала с одной лишь надеждой однажды покончить с этим адским кругом, по которому я день за днем вынуждена была ходить, словно цирковая лошадь. Так и случилось. Одним утром, когда я встала с кровати, с трудом размыкая глаза, и подумала: «Пусть лучше меня собьет автобус, чем я снова окажусь в этом офисе».

Эта мысль меня потрясла. Холод закрался внутрь меня и не покидал все утро. Я была несчастна. Точно так же, как и многие люди, собиравшиеся в то утро на работу. И я думала, раз так живут все, почему у меня должно быть иначе? Я была частью этой безликой, несчастной толпы. Но я другая. Вот в чем самая большая проблема. Вся моя жизнь – это поиск счастья, одной или в толпе. Я одержима идеей, выстроить свою жизнь так, чтобы чувствовать себя спокойной и счастливой. Я готова бороться за это, готова всю жизнь посвятить поискам, ради одной секунды или мгновения того счастья, которого я так желаю. Абсурдная идея. До глупости абсурдная. Но именно эта идея и подтолкнула меня к самому сложному шагу в моей жизни. Я решила оборвать эту цепь, покинуть клетку и сбежать. Уйти вглубь леса, в надежде не сгинуть, а обрести нечто новое – новую несвободу и желанное счастье.

****

У меня хорошая семья. Действительно, очень хорошая. Рождайся все дети в таких семьях как моя, и мир стал бы гораздо лучше. Моя мать существо нежнейшей души, кажется, любовь и теплота в ее сердце, словно китайская роза, не прекращают своего цветения круглый год. Не помню, чтобы она смотрела на меня холодным взглядом, или чтобы прошел хоть один день, когда я не получила от нее доброго слова и материнской любви. Порой она была слишком навязчива с этой своей заботой, и ее объятия казались капканом, из которого хотелось поскорее выбраться, но, если бы я только знала в те моменты, что не увижу, ни от кого больше подобной любви, я бы упивалась каждым мгновением в этом капкане. Моя мать придала моему довольно жесткому и горделивому характеру нотки своей женственности и мягкости. В детстве я смотрела на нее и боялась стать похожей, но я выросла и переняла многие ее качества. Да, они словно акварель смешались с уже имевшимися у меня чертами и образовали совершенно новые оттенки. Оттенки, которыми был создан мой настоящий образ.

Но на моей палитре есть и краски другого качества. Как писал Наполеон в одном из своих писем к Жозефине: «Природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха». Моя мать придала мне легкость кружева, но вот отец, вдохнул в мою душу нечто воинственное, жесткое, прямое. Что-то, что от природы присуще лишь мужчинам и так не идет женщинам. Именно по этой необъяснимой причине мой отец с таким пониманием и любовью относится ко мне. Он всегда говорит: «Смотрю на нее и вижу себя». Вот так можно объяснить отцовскую любовь, он признает меня частью себя, частью своего рода. И как глава семьи он с неумолимой ответственностью и порой давящей заботой охраняет мой покой. Я привыкла жить в постоянных рамках и ограничениях. Моя несвобода была дарована мне от рождения. И первый замок на мою клетку повесил мой отец. Человек сильный и нетерпящий пререканий. Он не является деспотом или тираном, не хочу вводить никого в заблуждение. Он человек принципов, человек чести. И за всей этой каменной основой и грозным видом цветет китайская роза. А теперь представьте только, какой удар пришелся на моих родных, когда я сообщила о своем решении. Что почувствовали они, когда поняли, что я собираюсь уйти? Мои уже немолодые родители, которые на старости лет вынуждены были оставаться одни. Они с трудом смирились с тем, что своего сына видят не чаще двух раз в год, а теперь еще и я. Так жестоко и бесцеремонно решила покинуть их. Всю свою жизнь я была где-то недалеко, всегда рядом с ними, согревала их сердца своим присутствием, старалась не огорчать, не разочаровывать. А теперь такой удар! Я, конечно, пообещала, что буду навещать их как можно чаще. Но постаралась не уточнять, сколько именно и когда, чтобы не давать им ложных надежд. Знаю, такой малостью не спасти разбитое сердце. И провожая меня за дверь и сажая в такси, они улыбались, мать со слезами на глазах, молила меня найти то, что я ищу и поскорее возвращаться. А я смотрела на отца и не позволяла себе заплакать. Пусть видит во мне себя, пусть знает, что я его рода. Затем дверь такси захлопнулась, шины плавно заскользили по дороге, и я, наконец-то, смогла дать волю своей слабости. Все это произошло пару дней назад. Теперь же, сойдя с трапа самолета и усевшись на поезд, так как до места, в которое я решила переехать, можно было добраться только таким способом. Я забыла о печали и слезах, и наполнилась страхом перед той свободой или несвободой, которая меня ожидала.

****

Обычно, когда едешь в поезде, твои мысли устремляются куда-то далеко. Под ритмичное сердцебиение колес и скрип вагонов ты становишься одиноким путником, искателем приключений или маленьким ребенком, направляющимся к бабушке на выходные. Смотришь в окно, а там все словно кинолента в быстрой перемотке, кадр за кадром проносятся перед тобой дома, деревья, соседние вагоны, фигуры облаков, а ты все оставляешь позади себя. Ты движешься вперед вслед за локомотивом поезда. И странные ощущения охватили меня в этот момент, словно не я управляю своей жизнь, а эта железная машина, гудящая и стучащая, несущая меня в эту смутную неизвестность. И неусмиримое беспокойство, на фоне легкой безмятежности. И всего лишь одна мысль о том, что я вскоре выберусь из этого поезда и быстрым шагом полечу по платформе, не оглядываясь назад, грела мою давно остывшую душу.

Я отвернулась от окна. Мелькавший за ним вид меня слегка утомил и глаза, насытившись этой картиной, требовали смены обстановки. Я обвела взглядом соседние ряды. Почти все они были полупустые. Поезда в эти края особой популярностью не пользуются. Да, можете не сомневаться, я выбрала место, в которое не доходят ветра привычного для меня края. Это небольшой городок на окраине города куда большего. (Его название я предпочту оставить в тайне). Я не могла полностью отказаться от цивилизации. Этот паразит забрался в меня так глубоко, что вытащить его практически нереально. Но жить я все же предпочла в условном уединении. Без лишней суеты, в той степени спокойствия, которая мне необходима. Я закрыла глаза, когда стало вполне очевидно, что ничего интересного для меня здесь не найдется. В дороге я должна была пробыть еще чуть меньше часа. Это радовало, пугало и спутывало все мысли. Я вставила в ухо наушник и по телу заструилась легкая, плавная, словно покачивающийся на волнах челнок, песнь венецианских гондольеров. Тонкий голос, пропитанный грустью, надеждой и мечтой. Это был один из моих способов прекратить поток мыслей. Музыка как лекарство от мыслей.

Шуберт тоже спасался бегством, начал он это, гораздо раньше, чем я, и всю свою жизнь продолжал бежать от людей и мира. Он искал уединения, искал свою собственную свободу, клетку, в которой был бы только он и его музыка. Хотелось бы мне встретить его и узнать, смог ли он найти, то, что искал, смог ли убежать, смог ли хоть на минуту почувствовать себя счастливым? Конечно, я боюсь, что его ответ мог бы меня разочаровать, но тогда я без ложных утопий продолжила бы свою жизнь, осознавая возможный провал и крах глупых мечтаний. Мысли о Шуберте исчезли вместе с его музыкой, его заменил Моцарт, затем Эйнауди, а после мысли и вовсе замедлились и прекратили свое существование. Я уснула. Разбудило меня легкое прикосновение руки. Это была женщина в синей форме. Она смотрела на меня и улыбалась во все свои тридцать два зуба. Я вытащила наушник.

– Мы прибыли, – довольно добродушно и приветливо сообщила женщина. Я кивнула головой, и проводница зашагала прочь. Я осмотрела пустой вагон, и будто приклеенная к креслу не могла пошевелиться. Что-то паническое и трусливое закопошилось во мне. Все до этого момента мне казалось ненастоящим, словно я решила пошутить и конечной станции никогда не будет. Я думала, что открою глаза, а передо мною привычная квартира, знакомые стены и мебель. Та клетка, в которой я прибывала столько лет. Но все было реальным, мой побег не был очередной мечтой, в этот раз вместе с разумом темницу покинуло и тело. Я была здесь. На конечной станции, станции конца и станции начала. Я все же встала. Женщина снова заглянула в вагон и взволновано окинула меня взглядом.

– Ваши вещи уже у выхода, – сообщила она.

– Хорошо, – ответила я и пошла вдоль рядов, навстречу проводнице.

Снаружи меня должен был ждать арендодатель. Мужчина, у которого я собиралась снимать дом. Он любезно вызвался меня встретить и отвезти к моему будущему жилищу. Он, как мы и договорились, ждал меня на перроне. В руках он держал табличку с моим именем, неаккуратно выведенным маркером на небольшом клочке картона, увидев его, я помахала рукой, так как спустить самой чемоданы мне оказалось сложно. Изначально я собиралась взять только самое необходимое, но как оказалось этого необходимого у меня на целых три чемодана и дорожную сумку. Когда мама увидела мою поклажу, она заплакала, с ужасом осматривая вещи и качая головой. Думаю, ей сразу же стало очевидно, что скоро возвращаться я не собираюсь. И вот теперь с легким недоумением на меня смотрел и этот мужчина: невысокий, коренастый, голубоглазый. От него исходило некое тепло и радушие. Как по мне, порой достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед тобой за человек. Никогда не могла осознать, в чем именно состоит эта магия, таиться она в глазах, улыбке, движениях или чем-то неосязаемом, некой ауре не доступной взгляду, но что-то волшебное в этом процессе определенно есть. В процессе распределения людей и рассортировке их на «своих» и «чужих». Иначе как можно объяснить тот момент, когда ты видишь человека, и уже через пару секунд понимаешь, что тебя не затруднит выпить с ним кофе или сидеть в кино и есть попкорн из одного стакана? Вот и этот невысокий, плотный мужчина, торопливо спускающий чемоданы с поезда, обволакивал аурой доверия и спокойствия.

– Насколько думаете здесь остаться? – спросил он.

– Пока не знаю, – коротко ответила я.

– Почему не остановились в центре? Для молодежи там куда больше возможностей, – мужчина снял последний чемодан и повернулся ко мне. А я замерла в оцепенении, не в силах найти подходящего ответа.

– Мне нужны не возможности, а спокойствие.

Мужчина приоткрыл рот, слегка кивнув головой. Он будто понял, о чем я говорю. Больше он не продолжал эту тему, он взял мои вещи и направился к автомобилю. Загрузившись, мы отправились в путь. Городок оказался еще меньше, чем я представляла. Он был чем-то вроде пригорода, состоящим из частного сектора, небольшого количества многоквартирных домов и узеньких улочек. Машин было немного, пешеходов еще меньше. Мы отъехали от вокзала и начали спускаться вниз по улице. По обе стороны в ряд стояли почти одинаковые ухоженные домики с коричневыми, красными и зелеными крышами, словно из вселенной Тима Бертона. Повсюду было множество деревьев и кустарников. Каждый дом был окружен клумбами и цветниками, будто в прекрасных курортных городках. Затем мы свернули.

– Это наша школа, – заговорил мужчина. Я повернула голову вправо.

– Школа? – переспросила я, потому что не увидела ничего напоминавшего школу. Это было небольшое одноэтажное здание. Настолько небольшое, что здесь вряд ли вмещалось и десять классов. Я тоже выросла в небольшом городке, но наша школа представлялась мне целым замков в сравнении с этим кирпичным лилипутом.

– Да, школа. Здесь учатся те местные дети, у чьих родителей нет возможности возить их в город. У нас здесь не так уж много детей, поэтому нет надобности в большой школе. Рядом со школой есть библиотека, мы ее уже проехали, это на тот случай, если вы любите читать, потому что книжных магазинов здесь нет.

– А город? По телефону вы говорили, что туда ходят автобусы, – поинтересовалась я. У меня есть странная любовь к книжным магазинам, люблю, как пахнет новая бумага и чернила, и, дочитав книгу, мне нравится ставить ее на полку у себя дома, зная, что в любой момент могу достать и прикоснуться к ней.

– Да. Каждый час с центральной площади. До города тут рукой подать. Каких-то двадцать километров, можно хоть каждый день ездить. Поэтому как надоест эта глушь, сможете перебраться туда, – мужчина усмехнулся, и я вынуждена была улыбнуться.

– Что еще интересного здесь есть?

– Интересного, ничего, – засмеялся мужчина, его голубые глаза сузились, а лицо обрамили морщинки, – Есть все необходимое. Сейчас я провезу вас возле центральной площади, вот видите, – мужчина убрал руку с руля и указал пальцем на небольшой заасфальтированный участочек, окруженный фонарями и лавочками. – Это наша площадь. Сердце городка. Вокруг несколько магазинов. Больших маркетов и торговых центров вы не найдете. Обычные маленькие магазинчики. В других местах магазинов почти нет, так, кое-где, в основном продуктовые. Если идти влево от площади, там пара парикмахерских, аптека, есть бар, но туда вам лучше не соваться, обычно там отдыхают мужчины, пьяные мужчины. Есть одно кафе, обычное, ничего изысканного, оно вверх по улице от площади. Ну, наверное, и все. Если захотите нормальных развлечений езжайте в город.

– Ничего. Этого будет достаточно. Долго нам еще ехать?

– Как я вам уже говорил, дом находится на отшибе, недалеко есть остановка, по городу ходит автобус, поэтому сможете добираться до площади на нем, ну или пешком, если любите прогулки. «Мы уже почти приехали», —сказал мужчина. Машина еще раз свернула, и мы выехали на песчаную дорогу. Красивые домики исчезли и появились полуразвалившиеся, перекошенные лачужки. Словно из сказочного европейского пригорода мы попали в русскую деревню. Мы проехали еще совсем немного, домов больше не было, по обеим сторонам от дороги стали возвышаться рощи из кустарников и деревьев, а впереди виднелся лес.

– Ну, вот и приехали, – мужчина остановил автомобиль. Я слегка оторопела. Конечно, я хотела именно этого, побыть вдали от цивилизации. Но теперь, оглядываясь вокруг, я понимала, что буду здесь совсем одна. И страх за руку с тревогой стали прорастать во мне как семя бамбука. Я буду здесь одна, в незнакомом городе, среди чужих мне людей. Сама себя я ввергаю не в состояние покоя, а в состояние одиночества. А может это одно и то же? Может, нет свободы без одиночества? И если мы не хотим до конца жизни, слышать, лишь свой голос в стенах дома, сходит с ума от невозможности высказать кому-то свою печаль или радость, может тогда мы обязаны связать себя одной веревкой с другими людьми, испытывать дискомфорт, боль, несвободу, но при этом всем не быть одинокими? Нет. Глупости. Разве я не была одинока там, среди друзей и родных? Я была окружена людьми, и в те моменты забывала про свое одиночество, но потом я возвращалась в свою квартиру, открывала дверь и сталкивалась с тишиной. Только она встречала меня там. И я давно научилась быть одна. Заполнять эту пустоту красками, музыкой и книгами. Порой, как бы ужасно это не звучало, я была рада своему одиночеству. Мне не хотелось его терять, быть постоянно окруженной людьми, это ведь значило потерять себя. Но бывали дни, когда хотелось лезть на стену, кричать, что есть сил, задержать дыхание и больше ни делать ни единого вдоха. Хотелось заполнить брешь внутри себя хоть чем-то или вовсе лишиться чувств и сделаться равнодушной ко всему человеческому. Порой у меня бывали такие дни. Но я научилась с ними бороться. В такие моменты я говорю себе: «Сделай что угодно Софи, но, когда проснешься завтра утром, этих мыслей не должно быть в твоей голове. Иди вперед, и эта боль утихнет». Можете не верить, но это действительно помогает. На какое-то время.

С моих слов может создаться впечатление, что я слабый и глубоко несчастный человек, остерегающийся общения с людьми и любого проявления чувств. Но это не так. Встреть вы меня на улице и заговори, вы бы никогда не подумали, что подобные мысли роятся в моей голове. Я люблю людей, некоторых из их вида. И мне несказанно повезло встречать на своем пути только достойных представителей своего рода. Я редко сталкивалась с людьми, которые были бы мне нестерпимо омерзительны. Любой человек состоит из чего-то хорошего и плохого, я не верю в абсолютное зло. По крайней мере, я его не встречала. Но вот в чем я уверена точно, так в том, что есть люди, не озлобленные от природы, а ставшие такими по воле судьбы. Если щенка с детства натравливать на людей или бить палкой, то вряд ли из него вырастет верный друг. Когда я слышу и вижу те зверства, что творят люди, я гашу в себе чувство презрения и злости к ним, и вспоминаю, что они когда-то тоже были невинными детьми, а потом, недополучив любви, испытав боль, унижение, непонимание, они выросли в несчастных взрослых, дарящих лишь, то, что обитает в их душе. И в такие моменты я закрываю глаза и молю Вселенную, не дать мне стать похожей на них. Я верю, что, если даровать каждому человеку, ту любовь, что ему необходима, человечество обретет путь к спасению. Но, к сожалению, наша жизнь устроена как-то иначе. Она испытывает нас, и желает, чтобы, несмотря на все тяготы и невзгоды, мы продолжали оставаться людьми. Как жаль, что не всем это под силу.

Я еще раз оглядела свой будущий дом, снаружи он казался стареньким и ветхим. Одна сторона крыши немного скосилась, а по окну шла трещина. Вокруг был невысокий деревянный забор из штакетника, который выглядел куда новее самого дома.

– Пошлите, я покажу вам дом изнутри. Пока там практически нет мебели, но, если вы все же арендуете его, я сегодня же привезу вам ее, – сказал мужчина. Он вылез из автомобиля, и я последовала за ним. Открыв калитку, мы прошли внутрь, территория перед домом была убрана, трава скошена, по обе стороны от порога располагались клумбы с цветами, за которыми явно давно не ухаживали, но те не менее они продолжали упорно цвести.

– За домом есть небольшой сад, раньше был огород, но мы его снесли. Но если захотите, можете разбить свой. В саду есть яблоня, вишня и слива. Еще какие-то кустарники. Раньше здесь жили мои родители, а теперь дом пустует. Уже три года как. Мы всей семьей живем в городе, поэтому здесь бываем редко. А за домом нужен постоянный уход. Пошлите внутрь, – мужчина отворил ключом железную дверь, и мы попали внутрь дома. В нос тут же ударил спертый и затхлый запах старины и заброшенности. Я словно почувствовала, как дом разлагается и стонет от боли. Его душа была одинока и несчастна, он требовал любви, желал, чтобы кто-то кормил его стены своим голосом, чтобы периодически с него смывали грязь и пыль, чтобы свежий воздух проникал внутрь, и по комнатам разливалась музыка или разносился запах, готовящегося обеда. Он молил о спасении, я поняла это, как только переступила его порог.

– Я оставлю дверь открытой, пусть немного проветрится, – я взглянула на хозяина дома и тот кивнул.

– После смерти родителей я думал обустроить здесь дачу, поэтому сделал небольшой ремонт, но потом мы с женой переехали в город, поближе к детям, и планы с дачей пришлось отложить. Но как видите пол здесь крепкий, стены тоже оббиты деревом, свет и вода в доме есть. Ванную я тоже обновил, – мужчина прошел в комнату справа от коридора, и мы оказались в ванной комнате. Она была небольшая, даже крохотная, но со всеми удобствами и меня это вполне устраивало. Уже счастье, что я смогу принимать горячий душ и не придется каждый раз бегать в туалет на улицу.

– Нравится? – спросил мужчина с улыбкой на лице.

– Даже очень, – все еще думая о горячем душе, ответила я.

– Тогда пошлите, покажу вам кухню, – мужчина прошел вперед и зашел в комнату слева от коридора. – Кухня осталась родительская, старенькая, но я проверил, все шкафчики в порядке, газ здесь не проведен, поэтому я привезу вам баллон к плите, кое-что из посуды, стол и стулья тоже. Когда делали ремонт, мы вывезли отсюда почти всю мебель, а обратно не вернули, – пояснил мужчина и вышел в коридор. Я окинула взглядом кухню. Она была куда больше ванной, но выглядела намного древнее. Слегка пошарканное дерево, местами потемневшее или наоборот выцветшее. Но в ней было то, что я неимоверно люблю в вещах, самобытность истории и жизни. Мне не составляло сложностей представить, как мама этого милого мужчины проводила часами время у плиты, готовя мужу завтрак или обед, возможно, она напевала песню или даже пританцовывала. А ее муж, сидя где-нибудь в комнате за телевизором или газетой, ждал, пока она прокричит ему с кухни, что еда готова и они вместе усядутся за стол.

– София вы идете? – спросил мужчина, и я, наконец, отвела взгляд от кухни.

– Да.

– Тогда последняя комната. Отдельной спальни нет, поэтому здесь и гостиная, и спальня. Вы не волнуйтесь, сюда я мебель тоже завезу, – спокойно заявил мужчина. А я и не думала волноваться. Я волновалась, там, когда стояла за забором этого дома, а теперь я будто бы погрузилась в новый мир, этот дом принял меня, я это чувствовала. Он был рад новому гостю и счастлив от того, что в его стенах разносятся хоть чьи-то голоса. – Я привезу вам диван, кресло, небольшой столик и ковер. Шкаф, как вы видите, здесь есть, – он указал на старенький шкаф, занимающий заднюю стену. Одна его половина была для одежды, другая была сделана под полочки и шуфляды. – Извините, но телевизора нет, он сломался, но могу привезти радио.

Я засмеялась. Этот мужчина казался таким милым, что я на мгновение позавидовала его семье.

–Ничего, я небольшой любитель телевизора. Знаете, мне нравится. Ваш дом, я хочу его арендовать. Сколько хотите за него?

Я увидела, как исказилось лицо мужчины, у меня создалось впечатление, что он вовсе не хочет брать с меня денег или ему просто неудобно называть сумму.

–Семь? – словно спрашивая моего одобрения, произнес он. Я улыбнулась, чтобы облегчить для него эту муку.

–Хорошо, семь. Как завезете мебель, я вам сразу отдам деньги.

–Хорошо, хорошо. Тогда я прямо сейчас и поеду, через час все привезу, – мужчина засуетился и поспешил на выход.

–Извините, – остановила его я, – Могу я вас попросить об одолжении? Мне бы что-нибудь для уборки сюда, ну там швабру, веник, тряпки, чистящие средства, я, разумеется, все оплачу, просто не хочется сейчас искать магазин, а убрать дом хочу сегодня.

–О, – глаза мужчины округлились, – Конечно, никаких проблем. Я как-то об этом даже не подумал. Мужчина, что сказать, – он виновато засмеялся и махнул рукой, – Осмотритесь пока, а я скоро буду, – добавил он, и немного переваливаясь с боку на бок, поспешил к своей машине. Я осталась одна.

****

Фрэнсис Бэкон писал: «Природа покоряется лишь тому, кто сам подчиняется ей». Я давно отдала себя во власть этой уникальной и совершенной форме жизни. Еще с юного возраста мое сердце было покорено и навеки отдано синеве неба, зелени трав и аромату хвои. Часами я могла бродить по лесу, забывая про время и суету жизни. Только в присутствии возвышающихся столпов мира, соединяющих в сакральном браке небо и землю, я ощущала себя поистине частью чего- то важного и вечного, хранящего в себе все тайны бытия. Я закрывала глаза, растворяясь в этом единении прошлого и будущего. Ветер уносил все мои печали и страхи, он разбивал их о стволы деревьев и оставлял среди кроны и ветвей. Многие народы древности верили, что души еще не рожденных младенцев обитают в ветвях мирового дерева. По-моему, моя душа до сих пор осталась там, запуталась в ветвях и не может выбраться, и я воссоединяюсь с ней, только вступая на мягкую хвойную дорожку, окруженную этими идолами мифологии. И покидая лес, я будто теряю часть себя. Стоит мне хотя бы месяц не окунуться в атмосферу этого безмятежного спокойствия, как я подобно цветам без солнечного света или человеку без воздуха, начинаю погибать и вянуть. Но теперь мне это не грозило. Я воссоединилась со своей душой, я стояла на пороге нового дома и чувствовала, как доносится до меня шелест листьев, гул ветра среди макушек деревьев, щебетание птиц и величественные вертикали жизни. И воплощения всех миров будто сходились у их стволов, в кроне и у корней.

Я вдохнула, так глубоко, чтобы каждая клеточка, каждый атом, составляющий меня, наполнился этой первородной энергией. Я желала чувствовать жизнь. Ту жизнь, что проистекала из древности времен, с того момента как первое зернышко проросло сквозь еще неплодородную землю и по истечении веков, когда это зерно дало свои плоды. После, я обошла дом и заглянула в сад. Несмотря на то, что он был оставлен и брошен, он все еще жил. Я ощущала его пульс, слабый, угасающий, но дающий надежду. На деревьях висели яблоки с небольшим красным полосатым румянцем. Мне сразу же захотелось сорвать одно и вкусить этот плод, но я одернула себя, подумав о Еве и ее глупой ошибке. Здесь же, в углу, склоняющаяся во все стороны и переваливающаяся через забор, стояла вишня. Все ягоды на ней почти опали, а те, что продолжали висеть, налились пугающей чернотой. По периметру забора были высажены несколько кустарников смородины и малины. И маленькая слива, совсем загнувшаяся и неплодоносная. Я оглядела этот одинокий сад Эдема, представляя, какими красками и запахами он был наполнен еще недавно. А теперь, цветы были скошены, розы погибли от холодов или засухи, а яблоки гниющим ковром лежали на земле, смешиваясь с остатками вишни. Будь здесь моя мама, она тотчас принялась бы реанимировать это место. Она бы вдохнула в этот сад былую жизнь. Она бы снова сделала из него Эдем. Но я куда меньше понимаю в этом. Я не сажала цветов и не ухаживала за яблонями, я скорее предпочитаю созерцать, нежели творить. Но раз уж у меня образовалось так много свободного времени, я могла бы хоть что-то сделать для этого сада. Подлатать его, промыть раны и наложить швы. Продлить ему жизнь, насколько это будет возможно. Я подняла взгляд к макушке дерева и заскользила им по просторам неба, пока в голубизну небосвода не втиснулось темное пятно. Я прищурилась, пытаясь разобрать, что именно я вижу: это было не дерево, скорее это напоминало верхушку башни или церковного купола. Я еще какое-то время осматривала это строение и сад, а затем услышала звук мотора автомобиля и поспешила к воротам, чтобы встретить хозяина дома. Он, как и обещал, привез мне мебель и кое-какие вещи для уборки, проявив небывалую доброту и заботу, он помог мне все это разместить в доме, и думаю, если бы я попросила его помочь мне с уборкой, он вряд ли бы отказался. Но я не стала злоупотреблять мягкостью его сердца, и, отдав причитающиеся ему деньги, поблагодарила за помощь.

–У вас здесь поблизости церковь? – спросила я, когда мужчина уже был у выхода. Он нахмурился, будто мой вопрос застал его врасплох. Затем он выгнул брови. Наверно вспомнил.

–Здесь есть небольшая церквушка, но она в другой стороне. «Вы посещаете церковь?» —слегка удивленно спросил он, будто я не походила на глубоко верующего человека. И он был прав. Моя вера не вписывается в церковные каноны, она слишком велика для той религии, которую нам пытаются навязать. Моя вера не имеет границ, она не описана в книгах и не нуждается в посредниках. Мне не нужны обряды и атрибуты, чтобы верить. Мой Бог не просит рабского поклонения или жертвенности, не грозит адом и не заманивает раем. Мой Бог –это Мир, Вселенная, Природа. Я верю только в них. Верю в законы Вселенной и мировой порядок, верю, что добро и зло, совершенное нами, имеет обратный эффект, верю, что природа – это часть нас, а значит, мы часть божественного. Моя вера глубока, но не фанатична. Я живу по законам этого мира, по законам, к которым не приложил руку человек, по законам нашей природы.

– Нет. Я просто видела купол из сада, вот и спросила. Решила, что церковь в глубине леса, это странно. – пояснила я. И тут на лице мужчины возникло прозрение. Он приоткрыл рот.