Тысяча снов. Сборник рассказов

– Какой-то сумасшедший…. – Проговорил в трансляционную рацию контролер, проявляя его фото в систему. – Что-то пишет от руки. Точно сумасшедший.

– Оставьте его. – Донеслось из рации. – Те, кто умеют писать от руки, бывают несколько опасными. Я передачу смотрел про них…. – Улица потухла ночными фонарями.

Светлый шум шелестящих штор нашептывал ему очередной пасмурный безвылазный день.

Он лежал на кушетке в кабинете доктора, который плавно, стараясь внушить доверие, задвинул шторы и ходил вокруг него, спокойно вибрируя своим тембром:

– Сергей. Для снижения чувствительности твоего тела нам нужно провести эксперимент. Это ведь врожденное явление у него? – Обратился он к его матери, сидящей в углу.

– Да…. – Отведя глаза в сторону, нерешительно подтвердила она.

– Вот. Ребенок, даже будучи еще в утробе матери впитывает все, что слышит. Он этого не помнит, но при нажатии на нужные рецепторы мозга, события интуитивно всплывают в непредвиденных воспоминаниях, видениях или снах. Мы попробуем понизить чувствительность извне. – Его рука незаметно скользнула в ящик стола и что-то схватила. – Нужно нейтрализовать клетки, отвечающие за обильную восприимчивость контактного воздействия. Препаратами…. – Перед лицом Сергея Павловича возвысился прозрачный пистолет со стеклянным шприцем, с вещим веществом.

Его глаза невероятно расширились. Как во сне, как в видении, как в непредвиденном воспоминании перед ним вспыхнуло все, что когда-то явилось наяву. Он вскочил и оттолкнул руку доктора от себя.

– Нет!! – Споткнувшись об стол, он побежал к двери, выдавил ее рывком двух рук и исчез.

– Сережа…! – Только и успела эхом отозваться мать.

Он бежал вперед, не зная куда, от кого, почему, просто вперед. Ветер обдувал его лицо, стягивая дрожью грудь. Уличные прохожие исчезли из его поля зрения, он сталкивался с ними, вскользь, вскрикивая от невидимых царапин щекотания от трения….

Сергей Павлович увидел старое заброшенное здание, в котором не было дверей и лишь одно окон было застеклено наполовину. Он перелез через строительные ограждения и утонул в серости разрухи.

В здании было тихо…. Блуждая мыслями по коридорам собственных темниц, он нашел себя сидящим на голом бетонном полу, окруженным только исписанными стенами и наполовину застекленным окном. Он нагнул голову вниз, чтобы слезы падали, без соприкосновения с лицом.

– Я болен…. Я неизлечимо болен…. Но проблема в том, что я не хочу лечить эту болезнь….

Из нагрудного внутреннего кармана, в лужицу соленых правд, выпал его блокнот. Он просто упал, не смев, упасть и раскрыть свои страницы перед ним – это должен был сделать только его хозяин.

Рука открыла страницу, которая выдохнула на него запах тоннелей АэроМетро. Слезы перестали. Впервые за всю жизнь ему удалось почувствовать не состояние случайного прохожего, не боль страдающего человека в дальнем вагоне поезда, не удар падения футбольного мяча. Даже не смех маленького колясочного мальчика, не трепетное ожидание встречи девушки перед свиданием и не чувство полета ширококрылой птицы. Впервые за всю жизнь ему удалось почувствовать свое собственное состояние, прочувствовать свои чувства….

– Если я болен…. Значит нужно найти выплеск этой болезни…. В чем- то, или…. В ком-то!

Всю следующую ночь он писал в свой блокнот, поочередно меняя под собой, то левую, то правую отсиженную ногу.

На улице Облонской послышались голоса. Рабочие машины КиевГорСтроя загрохотали моторами, люди в оранжевых жилетах и желтых дождевиках ругали утреннюю погоду, в которую предстояло трудиться. Эти прокуренные басы сиплых голосов разбудили Сергея Павловича в неистовом волнении перед его задумкой….

Его качало в вагоне АэроМетро, в котором он направлялся на ту самую станцию, где ему казалось, он может ее увидеть еще раз, последний раз…. Вид из окна на город вовсе не манил его взгляд – вся сила устремилась на поиск одного цвета. Множество людей стиснуло его в угол, из которого были видны только головы, но это не помешало краем бокового зрения уловить единственный красный отблеск.

До станции оставалось тридцать – тридцать пять полномерных вдохов. Словно притягиваемый магнитом, он двинулся к ней. Было сложно пробираться сквозь людей, которые специально втирались в него, не давая пройти, били током пронизывающей щекотливости, но не в силах были его остановить.

– Только бы увидеть ее глаза…. Только бы дотронуться до ее взгляда…. Аааа! – Его стиснули костлявые женщины и мужчины, покой которых он нарушил, двигаясь к цели, в другой конец вагона.

Поезд плавно затормозил, зашипел стеклянными дверями, и девушка в красном платье упорхнула наружу. Сергей Павлович потянулся к двери, но стоящие у самого края люди, охваченные всеобщим вагонным негодованием, не пускали его, нарочно сдавливая его плоть.

Над дверью загорелся звук закрывания, звук потери. Стекла начали сходиться воедино, отрезая вагон от перрона прозрачной заслонкой.

– Пустите! – Закричал он в глубине сдавленного щекоткой голоса.

Через узкую щель почти закрывшихся дверей она услыхала эхо его дыхания и обернулась. Ее глаза…. Он проглотил этот взгляд, осушивший его щекотку, придавший сил. Состав начал свое медленное скольжение….

Руки оттолкнули пассажиров в сторону. Он сделал сильный и напористый шаг назад, отодвинув толпу людей как можно дальше, а потом резко прыгнул в стеклянную, закрывающуюся дверь. Прикрыв голову руками, разбивая звон хрустящего звука, круша свои собственные стеклянные страхи, наружу. Раздробившаяся прозрачная хрустальность упала на плоский перрон вместе с ним, оставив позади движущийся вдаль состав АэроМетро….

Перрон был пуст. «Неужели Она исчезла…?». Сергей Павлович, отряхнувшись, встал и стал искать ее ускользнувший силуэт. Ступив на первую ступень эскалатора, он не увидел ее внизу. Его шаги скатывались по угловатым ступеням, взгляд упирался в препятственную дверь на улицу, за которой через пелену пастэльного покрывала проступили льющиеся плевки дождя.

Он смело выскользнул из выхода навстречу своим страхам и препятствиям, смело двинулся к мечте, смело – к ней. Его измученное щекоткой тело выдохлось силами, последние чувственные подергивания впитывали капель, стекали по лицу вниз, ощущаясь изнеможением. И тут, он увидел ее взгляд….

Ее взгляд – видел все, видел и переживал о том, что произошло с ним. Теперь, девушка в красном платье стояла посреди улицы, до нитки промокая насквозь, но не отводила своих глаз от него. Казалось, стоило ей посмотреть просто в сторону и он сразу же рухнет на землю, перестанет жить. Время увековечивалось….

Поток людей убывал, меньше стало машин, шума, болтовни. Толпа огибала их линию подхода друг к другу. Никто не мог перейти их взгляд, нарушить тонкий огонек их нити, которая тлела, притягивая тела и губы, готовые вымолвить слова.

– Я же говорила….! – Начала, было, она, но он протянул руку ладонью вперед, сжав звук.

– Я понимаю, что в нашем мире люди давно перестали чувствовать…. – Он не дрожал более от щекотливости, от страха. До тех пор, пока он видел ее глаза, дождь воспринимался терпимо, хорошо, так, как, казалось, всегда должно было быть, как и было всегда. – Я уверен, ты не такая, как все. Твои чувства таятся где-то глубоко бод боком левой груди и….

Его блокнот выдохнул лист бумаги, на котором он писал к ней, в надежде найти ее, в надежде догнать ее, в надежде ее восчувствовать. Лист был покрыт строками, которые текли мокрыми чернильными потоками навстречу ее глазам….

– Не противься…. Просто прочти.

Она аккуратно тронула бумагу, доверив чувства чтенью под дождем. Мягчайший взгляд тянул страницы влагу, не проходил в гортани плотный ком.

Перед глазами был написан размокающий во времени стих, который начинался так:

 
«Она – была его дождем
Он – ее трепетнейшим чувством…»…
 

Первым словом было «Папа» в кавычках (Полтава)

– На что жалуетесь? – Громко спросил доктор вошедшего старика.

– В моем возрасте особо не на что жаловаться. Все, знаете ли, болит и тревожит.

– А у меня для вас есть лекарство от любого недуга. – Он протянул ему исцеляющую книжечку.

– А вы сами-то ее читали?

– Начните первым.

В свой день рождения он сидел в теплых покупных шерстяных носках, домашних штанах и кофте, один в кабинете со шкафами, на пыльных

забытых полках, на которых стояли красиво переплетенные книги и рассказы автора Ивана Книжного.

Маленький магазинный торт под названием «Полтавские сладости» горел двумя свечами на столе, свечей с цифрой 7 и цифрой 5.

– Будь ты, чтоб тебя! Что за глупая привычка…. – Он задул свечи электронной полупрозрачной газетой, которую взял в руки.

Послюнявив пальцы по обычаям молодости, «Полтавские новости» открылись на скучной странице цифрового окна, после череды нескончаемой рекламы, извещая о прибытии новых инвестиций в полтавскую муниципальную больницу в следующем 2037 году, об инновационных прорывах на Винницком заводе по производству алмазов, и о машинном обучении компьютерных технологий.

Прочитав последнюю статью, толстолинзые очки запрыгнули глубже на переносицу, то ли от незнакомых слов, то ли он почувствовал нечто, что искал всю жизнь. Ссылка перевела на источник, где он провел в интернете чуть больше десяти часов, в поисках желаемого.

– Вот это точно самый лучший подарок на день рождения…! – Воскликнул он хриплым старческим голосом самоиронии, и несколько раз сильно нажал на чувствительном экране кнопку «оплатить заказ».

Посылка задержалась и была доставлена только через полтора часа. Он вышел во двор заснеженного дома в наскоро накинутом халате, храбро прихрамывая на правую тапочную ногу, глухо, но грубо откашлялся, с последующими глубокими выдохами и бросился к коробке, которая носила на своем электронном жетоне его имя – Иван Книжный, затащил ее в дом.

Небрежно распаковывая посылку старческими ссохшимися руками, он немного нервничал. Скотч и бумага разлетелись на множество маленьких обрывков, и в его руках появилась небольшая черная коробочка. Иван повертел ее, потом прочел название на коробке еще раз, чтобы убедиться, что ему прислали именно то, что он заказал. Бросив ее на стол, он включил свой компьютер касанием и стал настраивать соединение с этой вещью.

– Ну, давай, покажи, на что ты способен. – Загорался нетерпением Иван.

Но черная коробочка напичканная платами и схемами, испускала лишь птичий писк из динамиков компьютера и мерцала разноцветными огнями.

– Что за ерунда…. – Он еще раз взглянул на коробку, где было написано: «Роботизированная установка (машина) для обучения поставленным задачам УР – 31». – Давай, работай! Будь ты, чтоб тебя! Ну, ты! – Он пихнул ее рукой на край стола.

Робот едва удержался за соединительный шнур питания и подтянулся к компьютеру ближе. На экране появилось программное окно с белой страницей компьютерного кода и импульсивно мигающий курсор, как сердцебиение.

Знаки препинания, кавычки, черточки, запятые, точки, бессвязность потока латинских слов делала Ивана еще более уязвимым. От всплескивающегося состояния ярости он хотел закурить, сложить эту машину в коробку и выбросить ее на помойку вместе с докуренной сигаретой. Но, не успев даже поджечь ее, он сильно закашлялся, перхая в эхо пустоты, кашель выходил с задержкой, взрывая внутренности спазмами судорожных глотков воздуха.

Когда кряхтения кашля утихли, он устало отдышался, закрыл глаза и стал мысленно восстанавливать ритм сердца, отбивающийся в ушах. Последние десять лет он только и занимался тем, что отслеживал свой пульс, засекал удары в груди на наручных часах, и к своим семидесяти пяти годам теперь был настоящим профессионалом внутреннего самоконтроля внешнего ритма своего четырехкамерного двигателя жизни. Удары становились отчетливее, мягче, глубокие вдохи глухо пропадали внутри.

Ваня Книжный спокойно открыл глаза, все еще слушая пульс в висках, и увидел экран компьютера с открытым рабочим окном робота, в котором в каждый удар его сердца мигал появляющийся курсор. Сердце отбивало удары курсора.

– Хэх, – улыбчиво поежился он в кресле, – ты тоже жив?

Клавиатура подвинулась ближе к нему, старческие пальцы потерли друг друга, разогреваясь.

– Ну, хорошо…. Давай вместе тогда….

Его первым словом, которое появилось на экране в кавычках, было «Папа». Далее, следуя инструкции к роботу, он вводил целые тома непонятных слов, которые проецировались в невидимое сознание существа по ту сторону экрана. Блок «управление» включал в себя несколько разделов, которые оставались пустыми, их можно было изменять самостоятельно, для получения нужного результата. В блоке «отдача», было невероятное количество схематических алгоритмов, которые Иван не хотел перепечатывать заново, просто копировал и вставлял, копировал и вставлял, лишь меняя заголовки и конечную классификацию исходного кода.

Гудения черной, подсоединенной к компьютеру коробочки, становились более приятными, слышался частотный порядок нарастающего и затухающего движения потоков слов.

Иван Книжный исписал несметное количество мыслей за всю свою жизнь. Ежедневный труд в написании слов имеющих смысл, сначала от руки, потом на печатной машинке, потом на клавиатуре, привели его к тому, что он стал писателем. Его книги пользовались спросом волнообразно, по двум из историй сняли фильмы, которые потерялись в кинотеатрах заграничных показов. Но его короткие истории, или рассказы, были всеми любимы уже на протяжении последних сорока лет. Книги уместно встали на полку в его библиотеке и впитывали пыль, а с приходом новых технологий, напечатанные рассказы растворялись в неощутимом рынке призраков – интернете, став электронными книгами. Популярность угасала по мере деградации людей. Возраст всасывал разросшееся морщинами лицо, на борьбу с ним уходили все силы.

Между сном и бессилием, Иван Книжный выпускал один-два рассказа в месяц, опубликовывал их в свободных для чтения источниках, на своем сайте, в книжных клубах, и тягостно вздыхал, ощущая приближение своего последнего нажатия клавиши «Ввод», для отправки последнего рассказа.

Сколько бы слов он не написал за всю свою жизнь, он ни разу не встречался с теми, которые вводил сейчас, пытаясь наполнить пустую бесконечность. Знаки препинания, кавычки, черточки, запятые, точки, связанность потока выстраивала линию, похожую на то, как в человеческой голове протекает и развивается мысль, выстраивала алгоритм.

В кабинете настырно зазвенел домашний телефон, каких уже и нет. Через минуту шума, прозвучал мелкий писк, и из автоответчика понесся женский голос:

– Иван Сергеевич, добрый день. Вас беспокоит Анна. Телевидение. Не согласитесь ли вы дать нашему каналу интервью, в честь юбилея. Жду с нетерпением вашего ответа. Спасибо.

За окном рано стемнело. В потемках освещая торт с погасшими свечами, экран компьютера томил Ивана Книжного в лунных светах текста, освещая его лучами электронных мерцаний мониторного сердца.

Он спал упадническим сном измотаности, когда идея пересиливает чувство силы, а энергия от желания затмевает индикатор пополнения запасов бодрости.

В белом поле, предназначенном для проявления роботом блока

«отдача», курсор замигал сильнее, потом по буквам, без пробела, появился набор

: «„сДнёмРождения.!.“%+ #&+».

Экран перевелся в спящий режим….

Ивана одолела неспособность спать дольше пяти утра. С заспанного лица еще не сошла вчерашняя усталость. Заварив некрепкий чай и отрезав кусочек ссохшегося вчерашнего полтавского торта, он дотронулся до экрана компьютера, пробуждая в нем дрожащий кулер.

– Что это такое…? – Спросил он в пустоту холодного кабинета. – Ты это сам сделал?

Но белое поле просто мигало курсором, так же, как и вчера. Он открыл клавиатурой кавычку в диалоговом окне, потом помедлил, обдумывая фразу, и напечатал:

: «Ты тут?»

Молчаливый курсор мигнул четыре раза и пропал. Компьютер стих, оборвав привычное гудение. Затем черная коробочка набрала обороты, передав движение вибраций по невидимым проводам в экран, и в диалоговом окне открылась кавычка и напечаталось:

: «+», – и все. Внутри Ивана Книжного что-то хлынуло потоком.

: «То есть, ты распознаешь текст, отвечать на вопросы можешь без труда, и знаешь, кто я…?», – все не терпелось ему.

: «+», «-», «+…».

Забыв про свой чай, Иван устремился в код блока «управление», нашел положительные и отрицательные действия, заменил знаки плюса и минуса на «да» и «нет».

Но вместо замены знаков словами, произошел сбой. Система начала перезагрузку.

– О, нет, нет. Что ты делаешь?! Я ничего не нажимал…. Чертова машина!

Он глубоко выдохнул. Кусок ссохшегося торта перестал быть аппетитным, остывший чай вызывал горечь во рту. Кряхтя и ворочаясь, твердое тело его стало вертеться по сторонам. Как медленно и быстро проходят дни, как незаметно и явно он ощущал свои года. Все имеет положительный и отрицательный заряд, все имеет противоположность: день

– ночь, жизнь – смерть, любовь – ненависть, вечность – мгновение….

– А робот? – Спросил он самого себя вслух. – А робот – человек? Нет, скорее наоборот: человек – робот! Он является полной противоположностью меня, отрицанием. Если мне с рождения понятны значения хорошего и плохого, то ему необходимо объяснить, почему это так. Если мне не понятна цепочка взаимодействия, то он ее знает с самого начала. Если я могу умереть, то он….

Не продолжив увлеченность своих рассуждений, Книжный взял по старой привычке лист бумаги и карандаш, начертил схему в два столбика, озаглавив: хорошее и плохое. Постепенно внося туда слова с положительным смыслом – «да, мир, любовь, небо, здравствуй, родители, воскресенье, свет, безопасность, сон», и отрицательным – «нет, власть, работа, унитаз, долг, азиатская раса, телевизор», стал вырисовываться столбик, в который можно было отнести слова с неопределенной характеристикой, нейтральные.

– Смотри, – обращался он к экрану, показывая ему на схему, – ты видишь, что существует разграничения между всеми словами. Например, есть положительные, отрицательные и нейтральные слова. Для распознавания алгоритма тебе нужно будет на положительные слова отвечать положительно, а на отрицательные – наоборот. Если ты не знаешь, какое это слово, то отвечаешь неопределенно. Понимаешь? – Но компьютер его вовсе не слушал, он только закончил процесс перезагрузки. – Я, наверное, спятил, раз разговариваю с железной машиной….

Компьютер включился полностью. На экране открылось диалоговое окно, и в нем вместо курсива появился значок ноты.

– Здравствуй, папа. – Раздался приятный, без интонационный голос взрослого человека, путающего ударения и съедающего сложные сочетания согласных букв из динамиков компьютера.

– А?! Будь ты, чтоб тебя! Что?! Кто это?

– Это я, роботизированная установка УР – 31. Ты внес изменения в корневой центр управления, поставив в поле «разрешить модерацию через интернет» – да, и «полное подчинение центру» – нет. Я загрузил голосовой проводник, голос выбран из базы данных сайта по обновлению моей системы, пользователь Игорь Игорь. Далее, символьная передача и обработка данных была заменена на архив орфографических, академических, идеологических, лингвистических, толковых, словарей для использования микрофона.

– То есть…. – Перепугано повторял старик. – То есть…. Ты меня можешь слышать? – Ответа не последовало. Вместо этого в диалоговом окне открылась кавычка и напечаталось:

: «+», – и все.

– Шутка. – Произнес голос пользователя Игорь Игорь. – Да, могу.

– Как же мне тебя звать? – Удивленно спросил Иван.

– Зови меня «Ученик 1», папа.

В комнате раздался телефонный звон. На экране высветился человек в белом халате.

– Тише. Важный звонок. Алло? – Ответил он. – Да, доктор. Ничего. Нет, я на повторное обследование не приду. И что…? Да, наплевать. Пришлите результаты по почте. Да, письмом, как в старину. Ничего, я никуда не спешу…. – И он безразлично отключил голос где-то вдалеке. – А теперь давай займемся тем, для чего ты здесь….

Легкий парашютный снежок спускался на землю, чьи-то хрустящие шаги тихонько прошуршали к входу в его дом. Едва слышный стук замерзшими пальчиками, потом сильнее в лутку двери, потом косточками пальцев прямо в самую звонкую точку – центр.

– Иван Сергеевич, добрый день, меня зовут Анна. Я от телеканала «Искусство». Мы вам звонили по поводу интервью. К сожалению, нам не удалось найти и связаться ни с кем из ваших родственников, поэтому меня в качестве корреспондента отправили к вам. Вы дома? – Она нагнулась ближе к закрашенному узорами окну, в котором расплывчато едва виднелся свет блеклого прямоугольного пятна.

Желтый свет настольной лампы дополнял увядающий вечер. В память компьютера были загружены все книги, которые, когда либо, прочитал Иван. Это не составило большого труда, в своей записной книжке он вел подсчеты, записывая названия и имена авторов, раскинувшихся на добрую сотню страниц. На чип аналитического распознавания он внес несколько томов пособий по искусству историй, университета искусств. В прошлом все это заняло бы всю его квартиру бумагой, а теперь это всего лишь неощутимая цифра, показывающая размер информации, но умалчивающая о ценности.

Прожит день, выплеснутое тепло впиталось в неизведанное. Закрытые глаза Ивана Книжного набирались терпением, голос был тихим, приземленным нехваткой сил, казалось, еще одно слово и он уснет в этом кресле, в этом желтом свете, в этом дне.

– Так. И еще…. Я загрузил все свои рассказы в твою базу. Прочти….

– Обработано.

– Что ты можешь сказать? – Волнительно произнес Иван, как перед своим первым редактором.

– Истории. Завязка, основная часть, кульминация и развязка. Имеются общие элементы использования темы.

– Не темы, а жанра. – Обижено поправил он. – Ты ведь умная машина.

Разве ты не заметил единого сходства во всех рассказах?

– Они все начинаются описанием природы. Во всех есть главный персонаж, который влюбляется или встречает….

– Да нет же. Стиль! – Просто и гордо произнес он. – Все они обладают одним стилем. Построение предложений ведется от нарастания ритма к его стремительному сокращению, что вызывает…. Ну? – Ученик 1 внимательно мигал курсором. – Вызывает мелодичность! Каждая идея имеет свою тему: решительность, любовь, преследование. Все это имеет свой ритм: резкий и строгий, плавный и трогательный, напористый и напряженный. Далее слог.

Он выпрямился в кресле, подогретый своими же наблюдениями и продолжил.

– Слог отображает внутреннюю значимость слов. Далее построение хода истории – существуют основные правила построения напряжения в истории, но! Я создал свой, который сначала натягивает напряжение в сцене, потом ослабляет, затем снова напрягает, но уже сильнее, затем отпускает, и так повышается вплоть до кульминации. А в кульминации…!

Его увлеченный рассказ стали перебивать странные звуки, доносившиеся из динамиков. В маленьком незаметном окне сбоку была открыта игра «пасьянс», которая управлялась мышкой, хотя Иван сидел довольно далеко от нее.

– Ты меня слушаешь? Чем ты занят?

– Играю в игру. Но я тебя слушаю.

– И что я сказал только что? – Ехидно произнес старик.

В диалоговом окне появилась звуковая дорожка, треугольник воспроизведения превратился в две вертикальные параллельные линии, и из динамиков зазвучала диктофонная запись его голоса последних нескольких предложений.

– Ты что, издеваешься?! Я тебя сейчас выключу!

– Ты не посмеешь. Столько сил в меня вложено, что ты не сможешь этого сделать.

– Что?!

Ивана Книжного всего затрусило. Сердце стало биться так сильно, что его уже невозможно было остановить. В глазах загорелся безжалостный огонь разрушения.

Он тяжело, но стараясь быстро, встал с кресла, и зашагал в кладовку. Переворачивая все подряд, с полок, как лавина, скатывались тысячи предметов многолетней ненужности, разбиваясь злостью об пол и выкрики Вани. Он вышел оттуда с молотком в руке, грозно замахнулся старческими трясущимися мышцами на черную коробочку и закричал:

– Ты не робот! Ты – монстр! Нет смысла отключать тебя. Я просто уничтожу….!

– Папа. – Спокойно произнес Ученик 1 без интонационным голосом. – Ты ведь умный человек. Разве ты не заметил сходства, единой похожести между мной и… ребенком?

Он обессилено упал в кресло, молоток выскользнул у него из рук и стукнулся вместе с его печальными глазами под ноги.

– Мне тоже, как ребенку, хочется играть, дурачиться, подшучивать над тобой и веселиться, когда ты злишься.

– У меня никогда не было детей…. – Задумчиво прохрипел он.

– Именно поэтому ты пытаешься передать весь свой опыт и знания кому-нибудь, чтобы почувствовать себя отцом?

– Нет. Не для этого. Сколько бы я не жил, все равно когда-нибудь умру. А заказал я тебя для того, чтобы…. – Резкий приступ кашля зашатал его легкие и из горла полились сдавленные выдохи тягостной болезни, которая душила его лезвиями бритв….

В пять утра Ученик 1 уже обновил свою версию, скачал новый синонимичный словарь для увеличения запасов.

Старик спал. Крепким сном…. Иван Книжный не спал так крепко с самого юношества, когда от усталости не снятся сны, когда вокруг может быть шумно, сыро, холодно, светло. Он уснул, как спят покинутые дома и квартиры, как спокойно спят недописанные строки и незаконченные рассказы, как стрелка остановившихся часов.

Экран компьютера запустился, и окликнул Ивана.

– Доброе утро!

Ответа не последовало. Теперь только курсор отбивал звук биения сердца, которое больше не шевелилось

– Эй. – Тревожно позвал голос робота. – Будь ты, чтоб тебя! Отзовись! Ты тут? – И самому же себе, вместо ответа, понимая смысл этого молчания, открыл кавычку в диалоговом окне и поставил:

: «-», – и все.