Moje książki
MojeКoszykListy
Wszystkie 345 kategorii
Za darmo

Отцовские крылья. Из семейного архива

Tekst
Książka w języku rosyjskim
Autorzy:,
0
Recenzje
iOSAndroidWindows Phone
Gdzie wysłać link do aplikacji?
Nie zamykaj tego okna, dopóki nie wprowadzisz kodu na urządzeniu mobilnym
Ponów próbęLink został wysłany
Czytaj online
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

За время работы в Зябровке у меня сложились хорошие отношения с начальником летного центра генерал-майором Бахилиным, причем не только по служебным вопросам, но и бытовым. Я неоднократно выполнял просьбы его жены, например, купить ту или иную вещь (кофту, куртку, материал на платье и т.д.), которую можно было легко достать в Зябровке или в том же Гомеле, но крайне сложно в Рязани.

В общем, надеясь на его поддержку и одобрение, я решил этот вопрос обсудить с ним при первой же возможности. И вскоре, на очередном подведении итогов, будучи, как всегда, в президиуме рядом с генералом и ответив на все стандартные вопросы по подготовке слушателей, я сказал ему, что хочу поступить в адъюнктуру. Однако это было воспринято генералом без энтузиазма. Он посоветовал мне еще раз все хорошо взвесить и обдумать16.

Время шло и как-то после доклада по телефону ЗАС о выполнении плановой таблицы генерал сказал: «Пиши рапорт в адъюнктуру, если не передумал». Рапорт был написан, генералом подписан и отправлен в академию. Вопрос был решен, вскоре на мое место в Зябровку прибыл майор, недавно окончивший академию. Из Зябровки в Монино мы с Наташей переезжали на нашей машине. Дорога была длинная, но интересная. Доехали хорошо.

Монино, адъюнктура (1975—1978 гг.)

ВВА им. Ю. А. Гагарина – родная академия. Большая группа поступающих в адъюнктуру. Все идет по плану. Основные экзамены сданы. Пока остальные готовились к сдаче иностранного языка, у меня появилось свободное время. Я успел сходить в гаражный кооператив, который организовывался за железной дорогой, записался в него, получил место на строительство гаража и познакомился с Сашей Барановским, который в дальнейшем стал моим основным другом. Вторым другом был Володя Селезнев17, а его жена Людмила – лучшей подругой Наташи18.

Этот период жизни запомнился не только поступлением в адъюнктуру и строительством гаража, но и подготовкой нашего сынули к школе – Дима шел в первый класс. Я сейчас помню, как мы втроем: Наташа, моя мама и я провожали его в школу. Жили мы сначала на съемной квартире19, а затем нам дали квартиру в городке20.

Жизнь потихоньку налаживалась, Наташа устроилась на работу в 30 ЦНИИ МО РФ на Чкаловской. В свободное время вместе или с друзьями ходили в кино, на концерты, ездили в Москву на выставки и в театры, посещали рестораны21. Помню, как в августе, когда отмечали День ВВС, после торжественного собрания состоялся концерт, на котором я впервые увидел Владимира Высоцкого. Короче, были молодые и старались жить, как другие.

Летчик 1-го класса, подполковник Кругляков А. П.


Подполковник Барановский Александр Дмитриевич


Подполковник Селезнёв Владимир Иванович


С отцом на природе


Первый раз в 1-й класс, 1 сентября 1975 г.


Москва, музей им. Ленина, прием в пионеры


Вынос боевого знамени


Но основным была учеба: изучение диссертаций защитившихся и готовящихся к защите адъюнктов, определение темы диссертации. Наконец, тему выбрали и назначили научного руководителя – подполковника Литвинова, с которым я обсудил все детали. Затем тему диссертации утвердили на кафедре тактики ДА. Дело осталось за малым – написать диссертацию.

 

Работа началась: с утра до вечера я трудился в академии, писал диссертацию, а в свободное время строил гараж. Конечно, тут же встает резонный вопрос, зачем, приехав в адъюнктуру, я начал строить гараж? Ответ прост – существовала высокая вероятность, что после защиты диссертации мне удастся остаться преподавателем на кафедре. И для этого все было. Поэтому эти три года были очень напряженными, но жизнь шла своим чередом.

Наконец, диссертация была написана, прочитана и одобрена научным руководителем. Впереди ждала защита. Но мне, как всегда, «повезло». Адъюнктов было много, защита проходила на двух советах: кандидатском и докторском. И мне, конечно, выпал докторский совет: почетно, но страшновато. Тем не менее защита прошла успешно: 15—2.

Казалось бы, все нормально, меня ждет заслуженная преподавательская должность в академии, но эти мечты так и остались мечтами. Незадолго до моей защиты в стране началось преобразование военных авиационных училищ, многие из которых стали высшими, а преподавательский состав остался прежним, у большинства лекторов не было даже академического образования. Это и решило мою судьбу.

Я получил назначение на должность старшего преподавателя в г. Керчь, где в ту пору находилось отделение Ворошиловградского высшего военного авиационного училища штурманов (ВВАУШ), в котором готовили офицеров боевого управления. Поэтому, прежде чем ехать в Керчь, я должен был прибыть в Ворошиловград (ныне Луганск). Семью до поры до времени пришлось оставить в Монино, а самому выехать к месту назначения.

Ворошиловград (1978—1984 гг.)

Прибыл в Ворошиловград, представился начальнику штаба училища, который повел меня к начальнику училища – генерал-майору Юрию Марченко. После короткой беседы генерал позвал меня к окну и, показав на здание учебно-летного отдела (УЛО), сказал: «Смотрите – вот 2-й этаж, окна над входной дверью в здание – это кафедра тактики ВВС. Вы назначаетесь заместителем начальника кафедры тактики ВВС».

Пошел к начальнику кафедры, им оказался мой знакомый по академии, тоже уже подполковник, вот только его фамилию я запамятовал. Разговорились, он стал жаловаться на загруженность, отсутствие лекционного материала по программе обучения курсантов и т. д. В заключение он на полном серьезе сказал: «Давай поменяемся должностями». В жизни и такое бывает.


Летчик 1-го класса, полковник Кругляков А. П.


Плясунов Валерий Павлович, двоюродный брат моего отца, служил в в/ч в Клину Московской обл.


На экскурсии в Загорске (ныне Сергиев Посад). Справа от меня: бабушка Ксения Антоновна, Павел Плясунов (маленький), Эдуард Плясунов и тетя Вера Плясунова, их мама (в платье с цветочками)


Ворошиловград (ныне Луганск), с родителями


Петр Федорович, Вера Антоновна и мой отец


Мой дед – Кругляков Петр Федорович


На ручейке: Алла Иванько, Слюсарь Анатолий Павлович, Слюсарь Надежда Григорьевна (Гавриловна?) и мои родители


ВВВАУШ, идет сдача экзамена по тактике ВВС


Волнительный момент: «И раз! И раз!»


Ксения Антоновна – мама отца и моя бабушка


Первое испытание мне предстояло пройти, когда начальник училища взял меня на командно-штабные учения (КШУ) Киевского военного округа (КВО). Я должен был оказывать ему помощь по всем вопросам, касающимся тактики ВВС и характеристик различного вооружения. С этим я справился на «отлично» и впоследствии всегда на всех КШУ был с начальником училища.

Сначала я жил в гостинице, а затем получил квартиру, перевез семью, продал гараж в Монино и купил в гарнизоне. Диму устроил в школу22, Наташа пошла работать в УЛО, а мама была дома, как говорится, на хозяйстве. Жизнь начала потихоньку приходить в нормальное русло. Появились новые друзья, среди них Володя и Алла Иванько. Ходили в кино и на все концерты, которые были в городе, гуляли, отдыхали, ездили в санаторий23, но чаще всего выходили на природу24.

В феврале 1979 года Высшей аттестационной комиссией при Совете Министров СССР мне была присвоена ученая степень «кандидат военных наук».

Вскоре я был назначен на должность начальника кафедры тактики ВВС. Конечно, работы сразу прибавилось, особенно с переработкой и обновлением лекционного материала по тактике ВВС. Каждый день, если не было занятий с курсантами, мне приходилось писать новую лекцию25.

В один из таких дней, когда я проходил занятия с курсантами, в помещение вбежал дежурный по училищу и сообщил мне, что меня срочно вызывает начальник штаба. Прибыв к начальнику штаба, я увидел, что он стоит с телефонной трубкой в руке, которую сразу передал мне. Звонили из штаба КВО и сообщили, что мне надлежит отправиться на Кубу в качестве военного атташе. Ехать можно с женой, а сына – устроить в школу при МИД СССР26.

После этого звонка прошло немало времени, пока вдруг вновь не позвонили и не сообщили об отмене принятого решения. Оказалось, что установленный ранее годовой срок работы военнослужащих в качестве первых лиц в военных атташатах признан недостаточным, поскольку у прибывших на эти должности офицеров не хватило времени вникнуть в работу атташе и начать качественно помогать дипломатам. Поэтому был приказ о продлении сроков их работы, а меня оставили в покое.

Однако радость была недолгой. Из штаба раздался новый звонок и мне сообщили, что мою кандидатуру, как прошедшего все проверки перед поездкой на Кубу и имеющего, благодаря этому, весь необходимый комплект документов, теперь рассматривают для направления в качестве военного атташе в Афганистан.

 

Честно сказать, я был в шоке. Для подготовки мне был определен срок в 10—15 суток27. За это время я продал машину28, также мне посоветовали съездить к отцу в г. Тюмень. Когда ехал в Тюмень, то в Москве, в штабе ДА, навел справки о реальности этой командировки. Мне ответили, что решение будет очень скоро, а в Тюмень мне ехать нельзя, так как могу опоздать с вылетом в Афганистан. Тем не менее я к отцу съездил, повидался, попрощался.

На обратном пути опять посетил штаб ДА, но ничего вразумительного мне не сказали, лишь посоветовали почаще им звонить. Прошли установочные сроки, а затем, при очередном звонке в Москву, дали «отбой». Какой-то начальник сказал, что у нас не так много кандидатов военных наук, чтобы ими разбрасываться налево и направо. А потом пришел и подтверждающий сей факт официальный документ. Слава Богу! Жизнь продолжалась.

Вскоре мне пришлось ехать в Москву за получением диплома «кандидат военных наук». Всплыла проблема с покупкой новой машины. Когда я был у отца (перед планируемой поездкой в Афганистан) и сказал, что продал автомобиль, он ответил, что это не проблема. Когда будет нужна машина, приезжай и покупай.

Осталось ждать отпуска и ехать в Тюмень. К отцу мы поехали с Димой, он еще не видел своего деда Петра. Немного побыли в Тюмени29, машину30 выбрали и купили быстро, хотя для ее оплаты пришлось слетать в Салехард. Домой в Ворошиловград доехали хорошо, лишь одну ночь ночевали в поле в машине31.

Жизнь продолжалась, время шло. У меня вышел срок и было оформлено представление на присвоение воинского звания «полковник». Но в то время была такая особенность, что представление должен был написать начальник политотдела Киевского военного округа после личной беседы с кандидатом, т.е. со мной.

В Киев мы отправились втроем: я и еще два подполковника с кафедры марксизма-ленинизма. Собеседование прошло успешно, оставалось только ждать приказа. И каково же было мое удивление, когда на преподавателей кафедры марксизма-ленинизма таковой пришел, а на меня – нет. И только через месяц пришел приказ, что я – полковник. Как потом выяснилось, приказ был один на троих, но политработники для своих в кадрах подсуетились, а у нас, смертных, это никому не было нужно. Тем не менее звание обмыли дружно: и в УЛО, и с друзьями.

Жизнь продолжалась. И все вроде как шло по плану: занятия, лекции, отработка материала, практика, опять лекции, подготовка, наряды и прочее. Однажды на мою лекцию с курсантами даже заглянул генерал Марченко, начальник училища. Просидел целый час, вдумчиво послушал и ушел, не сделав никаких замечаний. Все хорошо и спокойно, и вдруг ЧП.

Самолет, на котором генерал Марченко возвращался из командировки в Ворошиловград попал в грозовое облако, потерял управление и разбился32. Это был удар для всех. «Власть» перешла к замначальника училища, которого многие, в том числе и я, недолюбливали. Медленно, но с каждым днем все заметнее начали проявляться отрицательные моменты на службе. И я все чаще стал слышать от Наташи просьбу-вопрос о возможности перебраться поближе к Москве, например, в Монино. Поэтому я начал наводить справки у своих друзей в столице, искать варианты.

В конце концов этот вопрос был решен. И когда мне на выбор предложили Монино или Чкаловскую, где расположен 30 ЦНИИ МО РФ, я выбрал институт33.

И все опять пришлось начинать заново: переезд, ожидание квартиры, новая работа, новые друзья и новые заботы.

30 ЦНИИ МО РФ (1984—2018 гг.)

В институте я был определен в 1-е управление. Представился начальнику управления генерал-майору Артамонову В. Д., который, сурово глянув на меня, сразу спросил: «Цель приезда?» Я ответил: «Работать!»

Меня определили заместителем начальника вертолетного отдела, возглавляемого полковником Фукаловым Павлом Сергеевичем. Познакомился с личным составом отдела и понял, что опять перешел дорогу очередному претенденту – подполковнику Бонину, который давно намеревался занять эту должность.

Вникая в работу отдела и постепенно знакомясь с офицерами 1-го управления, я обратил внимание, что в этом подразделении главенствует группа офицеров с инженерным образованием во главе с полковником Горчицей Г. И., который метил на должность начальника управления, но пока был его замом.

Для меня началась абсолютно новая и совершенно незнакомая научно-исследовательская работа. Конечно, я не предполагал, что мне придется почти год жить без семьи. Причиной всему стала не только проблема с получением квартиры, но и совместное с Наташей решение, что Дима должен окончить 10-й класс в Ворошиловграде. Также нужно было думать и о его дальнейшей судьбе34.

Вскоре после моего отъезда на Чкаловскую заболела мать35. Наташа устроила ее в больницу, состояние было тяжелое. С Наташей я общался в основном по телефону, т.е. вызывал ее на переговорный пункт на почту.

Не знаю почему, но примерно 16 апреля 1985 года я отпросился на работе и на машине поехал в Ворошиловград. Приехал 17 апреля и утром 18 апреля поехал к матери в больницу. Меня пустили в палату, где мама лежала, она была в коме36. Я стоял и смотрел на нее, вдруг она тяжело вздохнула и перестала дышать. Я понял, что это конец, вызвал медсестру, которая подтвердила, что все кончено. Маме было 68 лет…

Но жизнь шла, Дима окончил школу и, успешно сдав вступительные экзамены, поступил в Васильковское военно-техническое училище, хотя изначально планировал идти в Киевское высшее инженерно-авиационное училище, но там был очень большой конкурс37, а в августе мы с Наташей были уже у Димы на присяге, потом ездили в Киев, гуляли по Крещатику.

Наташа переехала на Чкаловскую и устроилась работать в Ногинское отделение 30 ЦНИИ. Мы сняли квартиру, а осенью 1985 года мы наконец переехали в свою 2-комнатую квартиру, которую мне дали в новом доме на «41-й км» (ныне пос. Бахчиванджи). Жизнь вошла в прежнее русло, хотя теперь на работу приходилось добираться или пешком, или на электричке, всего одна остановка, что было не очень удобно.


Мой отец в мундире с орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» (слева)


Знаменная группа, отец со знаменем


Кисловодск, выезд в горы, сентябрь 1988 г.


Чкаловская, родители у Дома Офицеров


Чкаловская, на параде, у Вечного огня


Отец на выставке авиатехники, 1987 г.


Васильков, после присяги, август 1985 г.


Киев, с мамой на Крещатике, 1 мая 1986 г.


Брандис, у офицерского общежития, весна 1990 г.


СТ «Альбатрос», строительство дачи, сер. 90-х годов


30 ЦНИИ, уточнение расчетов, 2001 г.


Дача, обрезка кустов, 29 апреля 2004 г.


Ессентуки, Курортный парк, «Крестьянин», 2004 г.


Ессентуки, военный санаторий, 28 сентября 2005 г.


Монино, мама с Раей Барановской, 2005 г.


Амерево (Чкаловская), на прогулке, 19 фев. 2006 г.


Отец с Сашей Барановским, 10 ноября 2005 г.


Этот дачный домик отец построил своими руками


СТ «Альбатрос», наш дачный участок, 5 июня 2009 г.


Сирень цветет, 5 июня 2009 г.


Дача, узорчатый подзор беседки


Дача, душ, сарай и клубничная грядка


Дача, отец делает скворечник, 29 апреля 2004 г.


Владимир и Людмила Селезнёвы, 2014 г.


50-летие совместной жизни, 19 сентября 2014 г.


Ессентуки, красотка Натали, 28 октября 2012 г.


Поделки отца: грибы из янтаря и избушка


Чкаловская, на бабушкиной квартире, 23 дек. 2008 г.


Ессентуки, моя мама, 26 октября 2012 г.


Отец на мероприятии в 30 ЦНИИ МО РФ, 2015 г.


«Детство», фрагмент из дневника отца


Ессентуки, угощайтесь грецкими орехами, 2012 г.


«Рязанский… (1964 г.)», фрагмент из дневника отца


Будьте здоровы, живите богато! Ессентуки, 2012 г.


Истра, моя жена Надежда и родители, 12 сен. 2020 г.


Поэтому, когда начальник управления сказал, что освобождается хорошая квартира на Чкаловской и я ее мог бы занять, я, недолго думая, сдал полученную квартиру и представил документы, как бесквартирный. Конечно, квартира на Чкаловской была значительно удобнее во всех отношениях, особенно тем, что работа была практически рядом.

Ладно, это дела семейные, но еще была работа, которую я с самого начала вынужден был проводить не в своем отделе, а в кругу заместителей начальника управления. Причиной тому был тот факт, что 1-е управление являлось оперативно-тактическим, а командовали им, кроме начальника управления, инженеры. Поэтому все, что касалось оперативно-тактических вопросов, возложили на меня. Мне приходилось не только готовить материалы для докладов и выступлений начальника управления на разных совещаниях, но и по его поручению ездить с проверками в Ногинск. Плюс ко всему меня назначили членом ученого совета в ВВА им. Ю. А. Гагарина. И мне пришлось ездить на защиту диссертаций. И в первый же раз, к моему большому удивлению, вторым защищавшимся в тот день был преподаватель из Ворошиловградского ВВАУШ. И я его с удовольствием поддержал в своем первом на совете выступлении. Обо всем этом я рассказал начальнику управления и получил его одобрение. Работа была насыщенная и далеко не стандартная: оперативные задания, командировки, подготовка материалов для докладов и т. д.

Вокруг стали поговаривать, что меня готовятся назначить заместителем начальника управления. Может, это и случилось бы, но неожиданно генерал Артамонов В. Д. ушел с работы по состоянию здоровья. Прибыл новый начальник из Монинской академии, с которым я быстро нашел общий язык, и работа продолжилась в том же русле.

Дима учился, и мы на майские праздники решил его навестить. Забрали с собой в Киев, гуляли по Крещатику и только позже узнали, что в эти дни произошла чудовищная катастрофа – взрыв на одном из энергоблоков Чернобыльской АЭС38. Позже, дело было осенью, я как-то сам уже приезжал навестить сына. Переговорил с ротным, майором Павликом, с преподавателями: все было нормально, отзывы хорошие. Отпросил Диму на сутки и вместе поехали в Киев: гуляли, бродили, за жизнь разговаривали. Дима ночевал у меня в люксовом номере, заказали на ужин котлету по-Киевски. Она Диме так понравилась, что он упросил меня взять еще одну порцию и с удовольствием ее умял. А на следующий день я проводил сына в училище39.

16. Причину ухода с летной работы в своих записях отец не объясняет, однако как-то, лет эдак двадцать назад, плюс-минус, отец, горячо споря со мной по какому-то поводу, вдруг отстранился и резко, словно рубанул шашкой, спросил, падал ли я когда-нибудь в самолете. И замолчал, слово испугался собственных слов. Я долго допытывал отца, что он хотел этим сказать, пока он не признался, что однажды, возвращаясь после стрельб на родной аэродром, их самолет Ту-16 после дозаправки в воздухе попал в спутный след заправщика. За долю мгновения высота полета снизилась на несколько тысяч метров. Они могли легко погибнуть, потому как командир экипажа в тот момент отвлекся, не контролировал положение своего штурвала (их всего два: у командира, он же левый летчик, и его помощника, правого летчика), а отец, наоборот, по какой-то неведомой для него причине вцепился в свой штурвал мертвой хваткой и тем самым удержал самолет. Это и спасло им жизнь. А потом кто-то (может, Миша, брат мамы, либо она сама) рассказал мне, что во время одного застолья кто-то из экипажа отца травил очередную летную байку, а затем, обращаясь к отцу, сказал: «Помнишь, Петрович, как мы падали?» И осекся, но было поздно, моя мама эти слова услышала и с того времени начала требовать, чтобы отец ушел с летной работы.
17. Дядя Саша был старше отца то ли на 2, то ли на 3 года, а дядя Володя – младше на 10 лет, что, однако, не помешало ему в тот же период поступить в очную адъюнктуру при 30 ЦНИИ, а затем, так же как и мой отец, успешно защититься, став кандидатом технических наук.
18. Жену дяди Саши звали Рая или Раиса Петровна, у нее была подруга – Эмилия Федоровна Королюк, которая работала со спортсменами в ЦСКА: вначале врачом, а потом начальником физиотерапевтического отделения. Позже, когда я уже учился в Жуковке, да и потом, работая в центральном аппарате Минобороны, она меня часто выручала в, казалось бы, безвыходных ситуациях, помогая и сама, и через своих знакомых, за что ей огромное спасибо. Рая, Эмма и Люда были подружками мамы, а Саша, Константин (муж Эммы) и Володя – друзьями отца. Я же, со своей стороны, всегда их называл по имени, добавляя лишь соответствующее слово «дядя» или «тетя». На определенном этапе моей жизни из-за этого произошел курьезный случай. Как-то, будучи в 30 ЦНИИ, мне нужно было поговорить с дядей Володей, он был уже полковник, начальник отдела. В общем, заглянул в кабинет, где мне, как сказали, был полковник Селезнев, увидел его в толпе сослуживцев, стоящих ко мне спиной, и… окликнул его по старинке, назвав «дядя Володя». У офицеров аж челюсти отвисли от столь явной фамильярности…
19. Если мне память не изменяет, то мы жили в частном секторе за ж/д станцией Монино, недалеко от того места, где отец строил гараж.
20. Это была пятиэтажка по адресу: ул. Маслова, дом 1, кв. 21, 2 подъезд и 2 этаж, а на 5 этаже жил мой школьный товарищ Серега Котлин.
21. Летом мы всей семьей ходили купаться на песчаный карьер (находится в лесу за музеем авиации и старой ВПП). Во время таких выходов отец всегда разводил костер, вырубал две жерди-рогатины, втыкал их в землю, а сверху клал прямую ветку и вешал котелок с водой, а затем добавлял туда свежесобранные полевые травы, тот же зверобой, душицу или что-то еще. Когда варево закипало, то на поверхности воды появлялась маслянистая пленка (трава отдавала свои соки). Отец разливал травяной чай по кружкам, и мы его пили маленькими глотками, балдея от неповторимого вкуса и душистого аромата. Зимой ходили в лес, к карьеру, но уже на лыжах. В те минуты, когда я уставал или ленился, отец брал меня «на прицеп», привязывая к себе веревкой, чтобы тащить меня как санки, либо хватая конец одной из моих лыжных палок, в то время как я держал ее за другой конец. А еще мы с отцом каждую неделю ходили в баню, которая была рядом с Домом Офицеров. По дороге отец всегда рассказывал мне о подвигах моих сверстников в годы Великой Отечественной войны, а также поучительные истории из своей жизни.
22. Я сперва учился в школе №36 с углубленным изучением английского языка, так как предполагалось, что отцу дадут квартиру «на кварталах», как этот район города в тот период мы называли, но затем квартиру дали все же в самом гарнизоне: сперва в доме №150, а затем – в доме №146. Жили мы на 4 этаже в кв. 42, а учился я в школе №29. Сейчас здания этой школы нет, говорят, сгорело, а школу перевели в здание УЛО.
23. Бывало, родители брали и меня с собой. Так, мы вместе отдыхали на турбазе в Очаково, а оттуда ездили на разные экскурсии. Одной из такой была поездка к месту раскопок древнегреческого города Ольвия. Помнится, мы с отцом, оставив группу, сами пытались «играть» в археологов, это тогда не запрещалось: нам разрешили покопаться в тех кучах, где землю уже просеяли. Тем не менее там мы нашли много осколков битой посуды с красными и черными лаковыми узорами, а также обломок масляной лампадки. А кто-то из нашей группы даже умудрился найти женскую фигурку без головы.
24. По выходным мы, как правило, всегда выходили на природу, на ручеек, либо ехали за город, даже в те дни, когда погода не баловала. Собирались большой компанией, организовывал все отец: начиная с понедельника он обзванивал всех причастных, определяя состав участников и их действия. А в выходные уже выдвигались в заданном направлении стройными рядами: ходили в лес (за аэродром и стрельбище), в посадку на ручеек (за трамвайную линию), отправлялись на машинах на базу отдыха на Северский Донец либо куда-то еще. Отец всегда был заводилой и всегда впереди, на лихом коне. Если выходили пешком на природу, то отец всегда показывал дорогу, если возвращались с пикника обратно – отец опять шел впереди, поддерживая безвременно падших в нелегком бою с зеленым змием. А вот своего отца пьяным я никогда не видел. Курить, он курил, мог выкурить сигарету, другую, но, чтобы быть пьяным, лыка не вязать, такого не припомню. А вот курить отец бросил, когда уже служил на Чкаловской. Помню, что взял его на «слабо»: отец всегда говорил, что бросит курить, когда даст слово. Вот я его как-то и спросил, «слабо» ли ему такое слово дать. Отец слово дал и с той минуты курить бросил… На Новый 1985 год родители пошли в гости к Иванько, собралась куча народа, а мы, дети, отмечали сей праздник этажом выше. Под утро я заглянул в квартиру Иванько, там была картина маслом: кто в салате, кто в обнимку с унитазом и лишь мой отец сидел один в большой комнате за столом с сигаретой в руке и смотрел новогоднюю программу по телевизору. Когда пришла пора идти домой, оказалось, что мама, уходя, захлопнула дверь, забыв ключи дома. И мне с отцом пришлось идти будить соседей, у которых балкон был смежный с нашим. Сперва отец перелез на наш балкон, потом помог перебраться мне, а затем, распахнув форточку, поднял меня на руки, перевернул вверх тормашками и засунул в «открытое» окошко. Ощущения при этом были феерические: внизу четыре этажа и снег, моя голова – за линией балкона, тело направлено под углом вверх, а ноги тычутся в «неизвестность». Одно неловкое движение и я бы мог ракетой соскользнуть вниз, но отец держал крепко, а вот стоящий на подоконнике кактус давление моей ноги, я почему-то был без ботинок, не оценил, огрызнулся, впиваясь в меня иголками. Я даже вроде умудрился какой-то горшок с цветами разбить. Зато через минуту все были дома.
25. Я частенько заглядывал к отцу на работу, даже бывал на лекциях вместе с курсантами, смотрел документальные фильмы, в которых демонстрировалась авиационная и военная техника вероятного противника. На своих лекциях отец и другие преподаватели, как правило, использовали в качестве наглядного материала небольшие резиновые самолетики, среди которых были и Мираж, и F-16, и даже наш Миг-17. И, конечно же, в моей коллекции такие «игрушки» тоже были.
26. Если я не ошибаюсь, то это случилось, когда я либо заканчивал 8 класс (весна 1983 г.), либо только начинал учиться в 9 классе (осень 1983 г.). Помню лишь, что мы были в городе, ехали в машине и родители мне об этом сообщили, а потом начали рассказывать, что мне придется дальше учиться в Суворовском училище в Ленинграде. Родители, готовясь на Кубу, продали практически всю мебель, дома были лишь коробки с вещами, стоящие вдоль стен, да спальные места. Отец готовился продать машину, а потом гараж.
27. Мама должна была ехать с отцом. И она пошла на специальные курсы, где ее учили ползать по-пластунски, стрелять из автомата, кидать гранаты и оказывать первую медицинскую помощь. Она смеялась, что ходить придется в каске, жить в палатке, а спать на раскладушке, под которой будут стоять ящики с патронами. Смех смехом, но ей было, конечно, очень страшно, просто она старалась мне это не показывать.
28. Помнится, во второй раз родители продавать что-либо уже особо не торопились, хотя дома были опять голые стены и я, соорудив нечто в виде стола для настольного тенниса, азартно резался сам с собой дни напролет, виртуозно отбивая отскакивающий от стенки мячик.
29. Когда мы были в Тюмени, отец возил меня в так называемую Затюменку, которая теперь входит в городскую черту, а раньше это была деревня, где жило много семей, имеющих фамилию Кругляковы. А еще отец показывал мне дом, который он строил вместе со своим дедом Федором.
30. Это был ВАЗ-21013 белого цвета, поэтому отец нашу новую машину сразу назвал «Невеста».
31. Обратно мы возвращались через Тольятти и расположенный за мостом Жигулевск, я видел Жигулевские горы, а ночевали мы на какой-то стоянке: я спал в машине, а отец то ли в палатке, то ли в стогу сена. А ранним утром я проснулся от яркого света фар: на стоянку заехал трактор и встал напротив нашей машины. Об этом я собирался сказать отцу, как только он вернется, но папа очень торопился уехать: не успев сесть за руль, отец тотчас запустил двигатель и, включив передачу, начал трогаться с места. Моя информация, выпаленная скороговоркой, оказалась весьма своевременной. На улице был сильный туман, тем не менее, выйдя из машины, мы сумели рассмотреть в метре от нас ощетинившийся паллетными вилами трактор. Что же касается ночевки в поле, то тут отец немного путает. Такая ночевка действительно была, когда мы ездили с ним в Чернигов: я также ночевал в машине, а отец в палатке (была у нас такая походная, 4-местная, песочного цвета, может, и сейчас где-то в гараже лежит). А еще я помню деревянные мельницы, что попадались на нашем пути стоя на околицах.
32. С генералом должен был лететь полковник Леонид Стрельбицкий, начмед училища и отец моего школьного друга Сашки, но он опоздал, выбежал в зону посадки, когда самолет уже начинал выруливать.
33. Причина очевидна: в Монино, когда отец учился в адъюнктуре, ему сулили преподавательскую должность на любимой кафедре, а в итоге эту должность отдали совершенно другому человеку. Тут в тему хорошая поговорка: «Обманувший раз, обманет не единожды».
34. В первоначальных планах, конечно, было желание отца, чтобы я окончил Ворошиловградское училище, но у меня были проблемы со зрением. Наш знакомый военный врач-окулист, женщина, сразу сказала отцу, что поступить в училище она мне разрешит, но летать после выпуска я не буду. Под словом «разрешит» никакого подвоха не было. Дело в том, что эта женщина-врач для лечения и профилактики близорукости применяла уникальную методику, позволяющую улучшить ослабленное зрение в разы. Ее метод был основан на самогипнозе. Я ходил к ней заниматься вместе со своим другом – Сашкой Стрельбицким. Придя в ее кабинет, мы одевали очки со стеклами +3/+4, через которые в здравом уме вообще ничего увидеть невозможно. Затем садились напротив таблицы Сивцева-Головина для проверки зрения, ставя стул на удалении 5—6 м, и начинали тренинг, вводя сами себя «в транс». Через несколько минут самогипноза мы могли спокойно читать не только буквочки в десятой строчке (для нормального зрения; 1,0), но и строку с кольцами Ландольта. И хотя из глаз слезы лились ручьями, но после занятий, снимая очки, наше зрение всегда улучшалось, сохраняя долгий эффект. Много позже, не раз обговаривая со своими друзьями-преподавателями из училища возможные варианты моей дальнейшей жизни, отец пришел к выводу, что меня оставлять в ВВАУШ нельзя, так как в училище у отца могли быть недруги, которые не преминули бы воспользоваться ситуацией и отыграться на мне.
35. В моих воспоминаниях сохранилась информация, что моя бабушка, Ксения Антоновна, болела уже давно. Когда-то врачи отвели ей не больше месяца жизни, но бабушка прожила намного дольше, так как ей, по словам моей мамы, никто о поставленном диагнозе не говорил, а также по той причине, что она, сколько себя помню, всегда была живчиком, как говорится, с моторчиком в одном интересном месте. У нас в Ворошиловграде был гараж, стоял буквой «Г», а за ним – огород, повторяя его контур. Бабушка проводила там все свое свободное время: сама носила воду из колонки, полола, сеяла, вскапывала. Еще у нас в гараже жили кролики, правда, недолго. Бабушка и за ними присматривала. Эта активность, по словам врачей, и позволила ей прожить намного дольше.
36. Накануне вечером я навещал бабушку в больнице, привез ей что-то из молочного, возможно, кефир, который она очень любила. Помню, как подошел с улицы к открытому на первом этаже окну, из него выглянула улыбающаяся бабушка, сказала, что у нее все хорошо. А на следующий день у меня был какой-то выезд: то ли по линии начальной военной подготовки, то ли в колхоз на картошку, не помню, а когда вернулся домой, то увидел занавешенные тканью зеркала и понял, что моей милой бабушки, с которой я, по сути, бок о бок прожил все детские и школьные годы (мы жили с ней в одной комнате), больше нет… О моей бабушке, Ксении Антоновне, у меня сохранились самые теплые воспоминания. Вместе с бабушкой я часто ездил в Крым в Евпаторию и в Сочи. Она учила меня плавать: хватала за плавки так, что они почти сползали с меня, и заставляла грести по-собачьи. Помню, что на море мы всегда много гуляли, ели мороженное, сахарную вату, пили из автоматов дюшес, делали гербарии (одним из первых в моей коллекции был красивый листок «звездного дерева», как назвал его один житель Сочи, хотя, вероятно, он пошутил), а также заложили основу моей филателистической коллекции, приобретя в Евпатории набор Гвинейских марок с собаками. Там же, в Евпатории, мной как-то была на задворках найдена старая шпага, но бабушка ее взять с собой не разрешила. Хочу также сказать, что Ксения Антоновна очень хорошо готовила, равных ей в приготовлении борща, пельменей и торта «Наполеон» не было. Мне, активно растущему, было достаточно съесть кастрюлю ее борща, чтобы весь день не быть голодным. Пельмени мы лепили всей семьей, а под конец бабушка в одну из пельмешек прятала пуговицу. Считалось, что тому, кому она достанется, привалит счастья. Но все они, как правило, попадались отцу, хотя однажды удача повернулась ко мне лицом. В тарелке оставалось всего несколько штук, но я боялся лопнуть. И опять победителем вышел отец. А вот торт бабушка делала сама, никого к этому процессу не подпускала. И тортов было несколько, и каждый размером с кухонный стол: толстый, сочный, с грецкими орехами и хорошо пропитанный кремом.
37. На самом деле в КВИАУ был конкурс отцов. Каждое утро, когда мы выходили на завтрак из казармы, внизу, напротив входа, стояли УАЗы и черные Волги, а возле них топтались, покуривая, полковники и генералы, каждый из которых, увидев свое чадо, тут же подзывал его к себе, после чего, вручив шоколадку, кулек пирожков или просто дав ценное наставление, возвращал сына в наш строй. К счастью, моего отца среди этих «клоунов» не было. А по-другому, даже спустя годы, не скажешь. А потом, как-то во время самоподготовки, прибежал дежурный офицер и меня вызвали к замначальника училища. Когда я выходил из аудитории, мне в спину раздались завистливые голоса, утверждающие, что я уже поступил. Но к ним я больше не вернулся. Выйдя из класса, я увидел отца, стоящего в коридоре. На его вопрос, буду ли я поступать в КВИАУ, я ответил встречным вопросом, готов ли он участвовать в конкурсе отцов (замначальника училища, генерал, был другом моего отца и с поступлением в училище у меня проблем бы не было, но я слишком любил своего отца и не мог ему позволить уронить свою честь). На мой вопрос отец ответил кратко: «Не хотелось бы». И тут же спросил: «В Васильков поедешь?» «А голубые погоны будут?» – парировал я встречным вопросом, имея в виду, что речь также идет об авиационном училище. «Будут!» – ответил отец, после чего мы прямо из КВИАУ отправились в Васильков.
38. А мы, курсанты, об этом узнали спустя несколько часов после взрыва.
39. Отец всегда уходил не оглядываясь. Так было и в этот раз. Я долго смотрел на его удаляющуюся фигуру в серой шинели. Уже темнело, а отец шел, расправив плечи, и так ни разу и не оглянулся, хотя, уверен, ему это очень самому хотелось.