Страшнее тигра. Серия «Мир детектива»

Тайна

За утренним завтраком Стрикленд рассказал Торну о своем приключении. Он видел, что начальник полиции верит ему лишь наполовину, но, без смущения, довел рассказ до конца.

– Да-да, – успокаивающе поддакивал Торн, словно пытаясь ублажить раздраженного пациента, и Стрикленд это чувствовал.

– Вы думаете, у меня была галлюцинация, а я совершенно уверен, что видел этого человека так, как вижу вас.

– Да, все отлично, – продолжал убаюкивать Стрикленда полицейский, но в его тоне явно было сомнение.

– Я очень хорошо рассмотрел этого человека, – упрямился Стрикленд и снова попытался восстановить в памяти картину той ночи и приметы человека. – Он был свирепым, свирепым как животное, которое голодало на протяжении долгого времени.

Торн тихонько встал на ноги, намереваясь уйти, и продолжал поддакивать. Он старался идти словно на цыпочках. Стрикленд рассмеялся и угрожающе сказал:

– Если вы еще рад скажете: «да, да», я брошу тарелку вам прямо в голову. От неожиданности Торн рванул и очутился на ступенях веранды.

– Я заслуживаю упрека по совсем другой причине, – ответил он. – Сегодня утром мне сообщили, что через пару дней к нам приедет местный егерь. Так что не стоило вас беспокоить.

Торн никогда не отличался особым тактом. Но своим заявлением он пытался убить двух зайцев – показать Стрикленду, что он не верит его словам, а также подчеркнуть тот факт, что полковник не смог выполнить свое обещание.

Только Стрикленд все еще поглощенный воспоминаниями о ночной встрече, был все еще невосприимчив к подобным намекам. Он был полностью поглощен желанием убедить тупоголового полицейского в том, что он говорит правду. А потому он продолжал:

– У меня было ощущение, что этот человек был искалечен морально и изуродован нравственно, хотя и вне своего привычного окружения, – настаивал он. – Прекрасный портрет, почерневший и изуродованный огнем. Словно он пережил несколько ужасных лет, после того как родился и вырос в комфортной обстановке. Он свалился с неба, подобно Архангелу, словно избежал кипящего гнева».

Торн уже собирался в очередной раз поддакнуть, как заметил, что рука Стрикленда потянулась за тарелкой. Он моментально переформулировал свое ироничное согласие:

– Совершено верно, – сказал он в этот раз. А потом задумчиво добавил, – знаете что, вы ведь хотите купить рубин? Так давайте и провожу вас в контору, а по дороге мы зададим несколько вопросов Маунг Х'ла.

– Это кто такой?

– Величайший мерзавец, садовник одного из директоров предприятия. Но он уроженец той деревни, возле которой бродит тигр, и если в тех местах видели вашего незнакомца. Маунг Х'ла наверное об этом знает.

Стрикленд охотно согласился и попросил слугу принести ему трость. Вскоре оба очутились перед большим, низким домом. В саду толстый, потный человек поливал розовые кусты. Торн окликнул его:

– Мистер Додж! Где же ваш садовник?

Толстяк вытер, лоб платком, надел белую панаму и облокотился о калитку.

– Маунг Х'ла? Удрал, черт его побери.

Представив Стрикленда и объяснив причину его приезда в Могок, Торн спросил:

– Когда удрал Маунг Х'ла?

– Третьего дня.

– Почему?

– Из страха.

– Кто же его так напугал?

– Звучит как сказка, но на Востоке уверяют, что только сказки говорят правду. Меня не было дома, но прислуга в один голос твердит, что Маунг Х'ла работал в саду, когда на дороге показался высокий, тощий человек с дубинкой. При виде его мой садовник струсил, как заяц, перескочил через задний забор, и с тех пор его никто не видел. Бродяга вошел, во двор и спросил Маунг Х'ла, но вся прислуга в один голос ответила, что такого не знает. Великан усмехнулся и пошел своей дорогой.

– Прислуга описала вам его наружность? – спросил Торн.

– Еще как! Все уши мне прожужжали. Вообще, у меня создалось впечатление о дьяволе в образе Аполлона, или наоборот.

Стрикленд и Торн обменялись быстрыми взглядами.

– Вы сейчас идете в контору? – сказал мистер Додж. – Идите вперед, я догоню вас через десять минут, и мы вместе выберем камень.

– Не нравится мне эта история, – сказал Торн, шагая рядом со Стриклендом по дороге. – Ясно, что бродяга отправился в джунгли искать Маунг Х'ла. А я, признаться, думал, что он вам померещился! Нам направо.

Стрикленд пристроился рядом с ним, и большую часть пути они шли молча. Торн то и дело поглядывал на своего спутника и открывал было рот, чтобы что-то сказать, но затем снова закрывал, так ничего не говоря. Его обязанности давили на него, превращая в педанта. Они преодолели половину расстояния до группы зданий, среди которой был и офис компании, прежде чем Торн снова заговорил. Но даже тогда его речь не дала Стрикленду никакой полезной информации, поэтому была огорожена оговорками и секретами.

– Вы сказали, что Маунг Х'ла величайший мерзавец, – вспомнил Стрикленд. – Почему? Что он сделал?

– Видите ли… собственно, я не имею права рассказывать. Официально я ничего не знаю, кроме того, что Маунг Х'ла с детства работал в шахтах, просеивая песок и гравий через сито. Там же он выучил английский и уехал в Рангун, где устроился носильщиком, служил гидом и устроился на постоянную работу лакеем в одну из английских семей. Вместе с ними объездил полсвета, и наконец с ними же осел в Англии. Он прослужил у этих людей несколько лет, но потом там произошла какая-то грязная история.

Казалось капитан Торн делает все, чтобы его повествование было максимально безэмоциональным и бесцветным. Но на этом моменте ему пришлось остановиться. Однако Стрикленд не замечал ничего, он все еще находился во власти предчувствия, которое захватило его вчера. Здесь, на поле раскинувшемся между городом и офисом компании, с дорогой из белых камней под ногами и высокими, крутыми, покрытыми джунглями склонами вокруг, светящимися изумрудной зеленью под безоблачной синевой неба, предчувствие было слабее. Опасность была далеко. Но он готовился к встрече. С наступлением ночи предчувствие вернется, убеждение, что он видел начало какой-то грандиозной битвы, в которой придется задействовать вся его энергию. Пока же он тщетно искал подсказки.

– Против него не было доказательств, – продолжил свой рассказ Торн, после томительной паузы, – но ему пришлось вернуться сюда. Не то, чтобы его выслали – он уехал добровольно. Но…

– Рад был выбраться из Англии подобру-поздорову, – сказал Стрикленд, резюмируя запутанную речь начальника полиции. – Давно все это было?

– Почти два года назад.

– Теперь, вероятно, вы следите за тем, чтобы он больше не попадал на службу к туристам?

– Его вычеркнули из списка всех агентств, – нехотя ответил Торн, очевидно, полагая, что и так рассказал Стрикленду больше, чем полагалось.

У здания конторы их нагнал мистер Додж.

Рубин для леди Ариадны

Нет ничего более универсального, и более понятного для любого человека, как любовь к драгоценным камням. Невероятная красота и ценность заключены в таком маленьком и сияющем камешке. Даже педантичный Торн забыл о своих обязанностях, когда сапфиры и рубины были разложены перед Стриклендом на столе.

Стрикленд оказался разборчивым клиентом в плохом настроении. На столе перед ним лежали прекрасные камни, редкой величины, а он все колебался. Ему не нужен был камень длиной с торпеду или, с другой стороны, круглый, как тарелка. Большую часть драгоценных камней он положил обратно. Ему нужен был камень, чистый, как стекло, и глубокий – ну, такой же глубокий, как пара глаз, о которых он мечтал вот уже два года.

Сапфир идеально подходил под его описание: голубой, как тропическое море под летним небом. А рубин должен гореть глубоким сиянием заката и блеском рассвета.

«Даже утонченная леди, случайно зайдя утром в ювелирный магазин на Бонд-стрит, и не собираясь вообще ничего покупать, была бы менее разборчивой, чем вы, сэр», – сказал Торн с легкой иронией. Но вспомнив о своих обязанностях, он направился к невысоким перилам, окружавшим веранду.

В конце концов, мистер Додж провел пальцами по остаткам своей шевелюры нерешительно сказал:

– Есть у меня один рубин… Мы сейчас ведем переговоры насчет него с бомбейским купцом, который надеется, в свою очередь, продать его Читапурскому радже. Сделка еще не состоялась, так что мы имеем право показать его вам. Только он дорогой…

– Я хотел бы взглянуть, – сказал Стрикленд и добавил. – Мне нужен очень хороший камень, так как он предназначается для леди Ариадны Ферн.

Имя леди Ариадны произвело впечатление. Лица сразу расплылись в почтительную улыбку, служащие с интересом посмотрели на Стрикленда. Даже капитан Торн, собиравшийся уходить, насторожился и вернулся к столу.

– Вы знаете леди Ариадну Ферн? – спросил, он.

– Да. А что?

– Я вам завидую, больше ничего, – ответил Торн, но Стрикленду опять показалось, что начальник полиции задал вопрос неспроста.

На мгновение темные предчувствия прошлой ночи вновь охватили его. Но какая могла быть связь между леди Ариадной и странными происшествиями, разыгравшимися в Могоке?

Директор тем временем взял ключи от несгораемого шкафа, вышел в другую комнату и вернулся с небольшим мешочком из черного бархата.

– Вы увидите, полковник, что это рубин настоящего кровавого цвета и исключительной чистоты.

Приказав убрать все остальные камни. Додж благоговейно достал рубин и положил на бархатную подушку. Размером и формой камень напоминал крупный лесной орех. Глубина и чистота его, действительно, были поразительны. Он горел и переливался, как живой. Стрикленд был в восторге, но, не желая набивать цену, сказал:

– Пожалуй, этот подойдет. Сколько он стоит?

Додж назвал цену. Она была высока, но Стрикленд вспомнил, что за два года, проведенных в странствиях, он сэкономил немало денег.

– Отлично. Я сейчас выпишу чек.

Его провели в кабинет и усадили в директорское кресло. Чек на четыре тысячи фунтов стерлингов перешел в руки Доджа, бархатный мешочек с рубином – в руки полковника Стрикленда. Додж любезно заметил:

– Такой камень украсит даже леди Ариадну Ферн.

Везде, куда доходили английские иллюстрированные журналы, знали леди Ариадну Ферн. Ее портреты украшали обложки, в каждом номере ей посвящалось несколько столбцов светской хроники. Фотографы не знали покоя, пока не добивались чести ее снять, ни одна картинная галерея не обходилась без ее портрета. Ей было двадцать три года, но вокруг ее имени уже сложились легенды. Говорили о ее красоте и изяществе, смелости и доброте, о спортивных рекордах и о том, как собственными руками она изготовляет себе вечерние платья, вызывающие зависть лучших домов моды. Даже здесь, в Могоке, Джон Стрикленд стал выдающимся и интересным человеком не потому, что купил прекрасный и дорогой рубин, а оттого, что купил рубин для нее.

Простившись и выйдя из конторы, Стрикленд, с удивлением увидел поджидавшего его Торна.

– Вы еще здесь? – весело спросил он. – А я, признаться, думал, что вы чрезвычайно занятой человек! Как это вы решились прогулять целое утро?

– Может быть, вы еще поблагодарите меня за мое безделье, – загадочно сказал Торн.

По-видимому, начальник полиции решил раскрыть карты, но Стрикленд по опыту знал, что сделает он это не просто и не скоро и зашагал рядом, не задавая вопросов.

Дойдя до большой дороги. Торн остановился.

– Видите этот дом?

– Вижу.

– Это мой. Не зайдете ли выпить чего-нибудь?

– С удовольствием.

Они вошли в большую гостиную, обитую светлыми обоями. По стенам висело множество фотографий, все почти исключительно групповые – футбольная команда, товарищеский обед, выезд на охоту. Оксфордские студенты… Ни одного женского портрета! Серебряный призовые кубки стояли на полках и столиках, высоко под потолком висело весло. Одна стена была сплошь уставлена книжными полками.

– Я вас оставлю на минуту, пока приготовлю коктейли, – сказал Торн, придвигая к Стрикленду пепельницу и папиросы. Стрикленд уселся на диван и закурил. У дверей Торн обернулся и с нарочитым равнодушием добавил:

– Может быть, хотите посмотреть журналы? Они старые, но вы знаете, как долго сюда идет почта.

Он собрал несколько номеров «Панча», «Тэтлера», сверху положил последний номер «Лондонской Жизни» и, подав Стрикленду, вышел.

Стрикленд начал рассеянно перелистывать «Лондонскую Жизнь», но дойдя до середины, замер. Когда Торн вернулся с подносом, он еще сидел с раскрытым, журналом на коленях, неподвижно глядя перед собой.

– Бакарди с несколькими каплями гренадина, – сообщил Торн, ставя поднос на стол. – Ага! Прибавил он, взглянув на раскрытую страницу, – быстро вы нашли это!

– Быстрее даже, чем вы рассчитывали, – спокойно ответил Стрикленд, беря стакан.

«Это» была фотография, снятая в Гатвике, во время скачек, в дождливый день. На первом плане стояли две девушки, в наглухо застегнутых макинтошах. У каждой в руке был карандаш и книжечка, а на лице выражение сосредоточенности и заботы. Под снимком было напечатано:

«Леди Ариадна Ферн (справа) и знаменитая танцовщица Коринна (слева), на скачках в Гатвике».

– Да, я пригласил вас для того, чтобы показать эту фотографию, – признался Торн. – Вы не видите в ней ничего особенного?

– По-моему, это превосходный снимок.

– А кроме этого?..

– Кроме этого? Вижу, что обеим дамам явно не повезло на скачках!

– А еще? Вы не находите ничего странного, – настаивал Торн.

Отложив журнал в сторону, Стрикленд спокойно посмотрел Торну в глаза.

– Я вижу, что лондонское общество стало гораздо умнее и шире во взглядах по отношению к людям, которые вышли из низов и сумели талантом и трудом пробить себе дорогу. Вас, в вашем захолустье, по-видимому удивляет дружба леди Ариадны с танцовщицей Коринной, а я давно знаю, что у нее много друзей в самых различных слоях общества. Прошу вас помнить, капитан Торн, что и я считаю себя одним из ее верных и преданных друзей.

– Поверьте, полковник, у меня нет ни малейшего желания вас оскорбить, – ответил Торн. – Если бы оно было, я во всяком случае не приглашал бы вас для этого в свой дом. Но вы только что истратили целое состояние на драгоценный камень, предназначенный для леди Ариадны. Из этого я заключаю, что ее благополучие вам не безразлично.

– Очень дорого, – искренне ответил Стрикленд.

– Потому я и решил поделиться с вами некоторыми сведениями, хотя, строго говоря, не имею на это никакого права, – продолжал Торн. – Так вот: если бы Маунг Х'ла попал в Англии на скамью подсудимых, – а по моему твердому убеждению, он должен был туда попасть, – знаменитая танцовщица Коринна предстала бы перед судом вместе с ним!

Стрикленд вскочил на ноги. Сжав кулаки, он несколько секунд молча и упорно смотрел Торну в глаза. На его лице не было гнева, только беспредельный страх за участь любимого существа. Человек – Тигр из джунглей, Маунг Х-ла, танцовщица Коринна, Ариадна Ферн! Так вот откуда грозила опасность. Недаром с первого дня приезда в Могок он ощущал странное беспокойство, недаром всеми нервами предчувствовал непонятную опасность!

– Вы можете сообщить мне подробности?

– Я и так уже сказал больше, чем следует, – ответил Торн.

Он решился, однако, дать Стрикленду еще одну дополнительную подсказку. Стрикленд, которого ничто больше не удерживало в Могоке, так как этим утром пришло известие, что один из подчиненных Торна приезжает через два дня и займется тигром, решил в тот же вечер сесть на пароход. Разместив багаж и двух слуг в большом автомобиле, Стрикленд занял место рядом с шофером и тронулся и в путь. На дороге его поджидал Торн. Когда автомобиль остановился, начальник полиции подошел, смущенно теребя подстриженные усы.

– Счастливого пути, полковник! Когда будете в Англии, просмотрите документы следствия по делу о смерти Елизаветы Клэттер.

Он быстро отступил, точно опасаясь новых вопросов, и сделал знак шоферу ехать дальше. Стрикленд хотел, было, протянуть ему руку, но Торн, отдав честь, повернулся и зашагал прочь.

Леди Ариадна

Стрикленд вернулся в Лондон в конце марта. На следующее утро, не успев даже распечатать груду накопившихся писем, он сунул рубин в жилетный карман и отправился в клуб. Читальня клуба, к большому облегчению Стрикленда, оказалась пустой, он мог, не теряя времени на разговоры, приняться за дело. Забрав со стола несколько журналов, он уселся в кресло и начал быстро просматривать страницу за страницей. Скоро он нашел то, что искал. В разделе театральной хроники он прочел:

«Нам сообщают, что оперетка Вальтера Розена „Чародейка Соня“, в течение двух лет не сходившая со сцены венского „Фолькстеатер“², будет поставлена в Лондоне в театре „Рубикон“ в конце июля или в начале августа. Роль Сони исполнит леди Ариадна Ферн».

Стрикленд не особенно удивился. Ариадна всегда вытворяла что-нибудь необыкновенное. Кроме того, он догадывался о причине ее решения. Герцогский дом Броуденов, достигший высшего расцвета в конце восемнадцатого столетия, постепенно беднел. Нынешний герцог Броуден отец Ариадны, задыхался под бременем непосильных налогов, не зная, что делать с многочисленными землями и родовыми поместьями, содержание которых стоило дорого и покупать которые никто не хотел. Семейные традиции, к тому же, обязывали его к широкой благотворительности, от которой почти невозможно было уклониться.

«Остается верна себе», подумал Стрикленд с улыбкой, но в это время его взгляд упал на другую заметку и улыбка сошла с его лица:

«Подтверждаются слухи о помолвке леди Ариадны Ферн с молодым адвокатом и членом парламента Юлианом Рэнсомом. Последние выступления господина Рэнсома в палате общин по вопросу о доминионах обратили на себя внимание печати и лидеров партии. Юлиан Рэнсом несомненно является восходящей звездой политического мира».

Надежды Стрикленда рушились. Сложив газеты, он просидел целый час в тихой и пустой комнате, браня себя за безумие, заставившее его уехать на столь долгое время. Временами он старался убедить себя, что произошла ошибка и газеты врут. На самом деле, если, Ариадна собиралась выйти замуж за Юлиана Рэнсома, разве стала бы она выступать в венской оперетке? Кто не знал Ариадны, сказал бы «нет». Но от нее можно было всего ожидать. Оставалось одно – спросить ее самое.

Сняв с вешалки шляпу, Стрикленд вышел из клуба и направился через площадь святого Якова к большому Броуденскому дому на углу Парк-Лейн.

Там точно ждали его прихода, и Стрикленда сразу провели на третий этаж, где находилась комната Ариадны. Многих, кто знал Ариадну, эта комната удивляла. Вместо ярких красок, хаоса ковров и безделушек, посетители видели, строгие стены с натертым до зеркального блеска полом, с гравюрами Морланда на белых обоях. Мебели было мало. У окна стоял рояль, а против него большой диван со множеством подушек.

Ариадна, повязав белокурые волосы пестрым шелковым платком, сидела около спиртовки, варя какое-то зловонное зелье в серебряном чайнике. При появлении Стрикленда она вскочила и протянула ему обе руки.

– Дорогой! Я прочла в газете, что вы приехали вчера, и ждала вас с минуты на минуту! Знаете, я сделала ужасную вещь!..

У нее была милая привычка встречать друзей после долгой разлуки так, точно она расстались буквально вчера. Несмотря на все свое горе, Стрикленд невольно рассмеялся:

– Аридна, вы нисколько не изменились! Вы всегда делаете ужасные вещи.

– Да, – созналась она. – Я хотела узнать, идут ли мне рыжие волосы, буду ли я действительно похожа на девушку с картины Тьеполо³. Я решила покрасить маленький кусочек, но нечаянно покрасила целую прядь, и краска оказалась совсем не рыжей. Это рецепт, как выводить краску, – она кивнула головой в сторону чайника, – но он не действует! Посмотрите!..

Она сорвала платок и сокрушенно взглянула в зеркало. Стрикленд увидел маленькую стриженую голову с очень светлыми, курчавыми и шелковистыми волосами, разделенными пробором с левой стороны. От пробора через всю голову шла широкая полоса ярко-красного цвета.

Ариадна в эту минуту напоминала обиженного и рассерженного мальчика.

Но у мальчика не могло быть такой нежной кожи, этих мягких красок и больших, светло-синих глаз, темневших в минуты горя и зажигавшихся золотыми искорками при смехе…

– Да, вышло неважно, – согласился Стрикленд.

– Придется как-нибудь спрятать, пока волосы отрастут.

– Увы, ничего другого не остается.

– А до тех пор я буду похожа на обезьяну.

– С этим уже ничего не поделаешь, – улыбнулся Стрикленд.

Ариадна весело рассмеялась и, взяв Стрикленда под руку, потащила его к дивану.

– Садитесь! Мне надо с вами поговорить. Дайте папиросу из той коробки, и возьмите себе. Спасибо. Ну, а теперь спичку.

Закурив, она опустилась на диван рядом с ним и изменившимся голосом спросила:

– Вы знаете моего Рэнсома?

– Значит, это правда?

– Правда.

– Поздравляю, – сказал Стрикленд, беря ее руку.

Пока что, он был доволен собой. Голос его звучал ровно и спокойно, ничем не выдавая глубокого внутреннего разочарования. Отвернувшись, он стряхнул пепел с папиросы и спросил:

– Были неприятности с семьей по поводу помолвки?

Ариадна кивнула головой.

– Были, конечно. Партия считалась неподходящей… Теперь все в порядке.

Она подперла подбородок рукой и задумчиво посмотрела на блестящие носки лакированных туфель.

– Рэнсом именно тот человек, который мне нужен. В январе со мной произошел ужасный случай… Стрикленд, я должна все подробно вам рассказать.

– Я хочу все знать с наибольшими подробностями.

– Я была на вечеринке в Челси. Знаете, одна из тех вечеринок, где все сидят на подушках на полу, подаются одни устрицы, и в общем бывает довольно скучно. Все это уже тогда было старомодно, но многие этого еще не сознавали, в том числе сам хозяин. Юлиан был там, конечно. Рядом со мной сидела девушка, которая принесла какой-то новый наркотик и ужасно им хвасталась. Конечно, мне захотелось попробовать. Она дала мне один порошок, но я ничего не почувствовала – никакого подъема, ни малейших сладких видений, ничего! Разумеется, я была разочарована. Ну, она одолжила мне второй…

– «Одолжила», – вставил Стрикленд. – Это мне нравится!..

– Не перебивайте! Я проглотила второй порошок, – и опять ничего! Разозлилась, и приняла третий. Тут-то и началось. Мне казалось, что я умираю. Это было кошмарно. Я летела в какую-то пропасть, все ниже, и ниже… Сердце не хотело работать. Никогда в жизни я не испытывала такого томительного чувства! Боли не было, а именно отчаянное, безвыходное томление…

Ариадна сжала голову руками и закачалась взад и вперед, словно опять переживая мучительное действие яда.

– Все решили, что я при смерти! – продолжила она. – Хозяин вечеринки хотел вызвать такси, чтобы я умерла в автомобиле, а не в его злосчастном доме. С девушкой, давшей мне порошки, сделалась истерика. Все остальные суетились, потеряв голову и не зная, что делать. Все, кроме Юлиана. Он был чудесен!

– Что он сделал? – спросил Стрикленд, и помимо воли резкая нота ревности прозвучала в его голосе.

К счастью, Ариадна, погруженная в воспоминания, ничего не заметила.

– Он спокойно сидел рядом со мной, как будто ничего не случилось. Когда я стонала: «Теперь конец! Вот теперь конец!», он только гладил мою руку и говорил: «Ерунда. Ариадна, пройдет!» Никакого волнения, вы понимаете, и никакой жалости! Это было замечательно среди общей суматохи, когда все остальные, уже собирались звонить в похоронное бюро и заказывать гроб. Через час или полтора я начала приходить в сознание. Кто-то вызвал такси, и Рэнсом повез меня домой. Только когда мы остались вдвоем и опасность прошла, он признался, что тоже не на шутку перепугался. Он сжал меня в объятьях, – он страшно силен – и всю дорогу мое сердце ныло: вот мой жених, вот мой жених!

Ариадна замолчала. Стрикленд чувствовал, что надо что-то сказать, порадоваться ее счастью, – но не находил слов. Он отправился в странствия два года назад, чтобы не мешать ей сделать выбор по сердцу, усыпить свою ненужную любовь. Но сейчас, чувствуя на щеке ее дыхание, слыша ее голос, он с трудом подавлял ревность, клокотавшую в сердце. «Он страшно силен»… Может быть, в ту самую ночь, когда он, Стрикленд, сидел на веранде, в Могоке, мучимый темными предчувствиями, опасность грозила здесь в Челси, в прокуренном ателье какого-то художника. Юлиан Рэнсом оказался на месте, чтобы защитить ее, – а не он!

Ариадна прервала его горькие размышления. Стрикленд уловил по тону ее голоса, что она удивлена и даже обижена его молчанием.

– Что вы мне скажете, Стрикленд? – спросила Ариадна.

Он склонил голову к ее рукам и пробормотал:

– Браво!

– Почему-то я всегда думала, что выйду замуж за вас, – сказала Ариадна, и рассмеялась, увидев, как Стрикленд вздрогнул.

– Не пугайтесь, теперь вы в безопасности! Но я, правда, воображала, что в один прекрасный день вы скажете: «Ариадна, выходите за меня замуж», а я сделаю глубокий реверанс и отвечу: «С удовольствием, сэр. Когда же наша свадьба?»

Она помолчала с минуту, но видно Стрикленду суждено было до дна испить чашу в это утро. Ариадна встряхнула головой и продолжала:

– Подумайте, как ужасно было бы для нас обоих, если бы я потом встретила моего Рэнсома!

– В сорок два года поздно жениться на двадцатилетней девушке, – шутливо ответил Стрикленд. – Разве я могу соперничать с вашими молодыми поклонниками!

Он не хотел признаваться, что именно это рассуждение было настоящей причиной его двухлетних скитаний. Он надеялся, что в разлуке любовь превратится в ровную, безболезненную дружбу, но давно понял, что ошибся, – и вернулся для того, чтобы, все-таки, попытать счастья. Судьба решила иначе – он опоздал.

Ариадна присела к роялю, пробежала рукой по клавишам и спела куплет какой-то легкомысленной арии. Подойдя к ней сзади, Стрикленд взглянул на ноты. Они были написаны от руки.

– Значит, это тоже правда?

– Что я буду играть «Чародейку Соню»? Конечно, правда. Мы начинаем 27-го июля.

Она пропела второй куплет.

– Нет ли противоречия в ваших планах, Ариадна?

Девушка повернула голову и с сожалением посмотрела на Стрикленда.

– Милый мой, так рассуждали пятьдесят лет тому назад! Теперь, слава Богу, можно выступать на сцене и в то время быть женой члена парламента. Я все продумала, – продолжала она, и ее синие глаза засветились нежностью. – Я помогу Юлиану сделать карьеру. Женщина может заработать большие деньги, пока она молода, мужчине же нужно время, чтобы пробить себе дорогу. Когда мне будет лет тридцать или тридцать пять, я отойду на задний план… настанет очередь Юлиана…

Голос ее оборвался, в глазах мелькнула тревога.

– Сумеет ли он? – подсказал Стрикленд.

– Нет, нет, – воскликнула Ариадна, – в этом я не сомневаюсь! Я боюсь другого… Я боюсь, что Юлиан оставит меня, когда я немножко постарею, немножко… увяну…

Она подошла, к окну и задумчиво взглянула на улицу. Потом, встряхнув головой, обернулась и протянула Стрикленду руки:

– Теперь вы знаете все приключения Ариадны Ферн за два года! Расскажите, что делал в это время ее друг. Джон Стрикленд?

– Джон Стрикленд купил рубин на копях в Бурме, – ответил Стрикленд, опускал руку и карман.

Ариадна захлопала в ладоши:

– Для меня?

– Для вас.

Он вложил в ее руку бархатный мешочек. Ариадна открыла его, радостно волнуясь, и ахнула от восторга. Громадный рубин лежал на белой ладони, горя таким огнем, что, казалось, должен был обжечь кожу. Глаза Ариадны заволоклись, лицо стало серьезным!..

Красота и величина камня встревожили ее. Припомнилось загадочное молчание Стрикленда при встрече, стремление избежать ее взгляда…

– Джон, – сказала она. – Дайте-ка посмотреть на вас!

Она взяла его за руки, повернула лицом к себе, и прочла в глазах то, что Стрикленд тщательно скрывал. Ариадна угадала, что он привез ей не только рубин, но и сердце.

– Милый, – прошептала она.

Волна стыда прилила к сердцу при воспоминании о легковесной болтовне, с которой она встретила его после двухлетней разлуки.

– О, Джон, простите меня!..

Ее первой мыслью было вернуть рубин. Но природная доброта подсказала Ариадне, что нельзя нанести ему большей обиды, чем отказаться от подарка. Порывистым движением Ариадна прижала камень к груди.

– Спасибо! Я буду беречь его всю жизнь.

Она сунула камень в мешочек, и Стрикленду показалось, что не рубин, а его собственное сердце прячет она в бархатный чехол. Ощущение было так неприятно, что он встряхнулся и с усилием произнес:

– Рубин надо носить, Ариадна!

– Ну, конечно! – улыбнулась девушка. – Только старухи прячут драгоценные камни под матрац.

– Как вы будете его носить?

Ариадна задумалась.

– Для кольца он велик, для браслета… не модно! Для сережек нужен второй такой же. На шее, лучше всего.

Стрикленд взглянул на часы.

– Хотите, пойдем к ювелиру и закажем?

Ариадна кивнула головой и исчезла в соседней комнате. Через несколько минут она вернулась в маленькой, ярко-синей шапочке и темном пальто с большим лисьим воротником, обрамлявшим, словно снегом, молодое лицо.

– Идем! – крикнула она и побежала вниз по лестнице.