Писала же она Ястребу просто так, в шутку. Сказала, что он плохо влияет на Сашу, пошутила, посмеялись. А он, оказывается, разболтал. Сплетник чёртов.
–Я.
–И как же он на меня влияет?
–Ты стала… не знаю… круче, что ли. Злее. Как-то огрубела.
Алиса боялась задеть Сашу и боялась сказать ей правду. Боялась обидеть, потому что обижать близких получается почему-то всегда особенно хорошо и незаметно.
–Допустим. А с чего ты взяла, что это из-за него?
–Просто насколько я знаю, у тебя ничего нового, кроме него, за последнее время не случилось, вот я и решила, что он, как всегда, во всём виноват.
Алиса грустно улыбнулась и тихонько посмотрела на Сашу. Та будто выдохнула, как-то осела, откинулась на спинку дивана, словно вдруг ослабела. Отвернулась к окну и долго смотрела на серый, мокрый асфальт школьного двора под мокрым, серым небом.
Они молчали. Потом Саша молча встала, взяла рюкзак и пошла в сторону младшего блока. Алиса, тоже молча, последовала за ней. В пустом коридоре стоял пустой диван, они сели на него и снова замолчали. Корыто с азотом осталось на другом диване. Алиса ждала, а Саша смотрела в окно. Наконец она заговорила, не поворачивая лица, с подозрительно заблестевшими глазами.
–Мне обидно даже не то, что ты подумала на него, совсем не то. Мне обидно, что ты говоришь обо мне за моей спиной. Почему ты всё это мне не высказала?
Саша выжидающе посмотрела на Алису. Глаза у неё блестели, раскраснелись, но слёз ещё не было; она была похожа на искренне обидевшегося ребёнка, который ждёт объяснений и оправданий столько же, сколько потом примирительных объятий и мороженого. Мелькали там и другие чувства: злость, боль, недоумение, а где-то в глубине, в самой тени притаилась бледная, крошечная, робкая и тихая просьба о помощи, почти незаметная. Алиса смешалась и совсем не знала, что сказать. На неё напал тот самый ступор, который так страшен разговорчивым и весёлым людям, когда они из-за короткой паузы выпадают из общего разговора и потом не знают, что сказать, чтобы разом вернуться, и поэтому мнутся рядом, тоскуя и не зная, куда деть ставшие вдруг такими неуклюжими и ненужными руки. Но выдавить из себя хотя бы ползвука было необходимо, и она решила начать с самого простого, а потом пустить всё на самотёк.
–Я. Я не хотела тебя расстроить.
*что я несу и зачем*
–Я не хотела тебя обидеть.
*что происходит*
–Я думала, тебя это заденет.
*какого…*
–Я чувствую, что в последнее время ты отдалилась, и не хотела усугублять. Ты очень изменилась, и пока не могу до конца понять, в лучшую сторону или нет; но я отлично знаю, что ты мне очень нужна, поэтому я не хочу с тобой ссориться каким бы то ни было образом, и решила тебе ничего не говорить. Я не знаю, что у тебя произошло, и если ты не захочешь мне рассказывать, я пойму. Но я просто хочу, чтоб ты знала: я всегда буду рядом.
Саша снова отвернулась к окну и замолчала. Алиса, кажется, пыталась сказать ещё что-то, но звуков почему-то не было. Прозвенел звонок. Саша достала из сумки скомканную салфетку и начала стирать подтёки туши.
–Не хватало ещё разреветься в школьном коридоре, – ухмыльнулась она невесело и прикрыла руками глаза от проходящей мимо библиотекарши. –У меня кое-что случилось, но я не хочу пока об этом говорить. Но это с ним никак не связано.
Они снова замолчали. Саша продолжала смотреть в окно. Потом повернулась и сказала, что случилось. Из глаз снова потекли слёзы – крупные, тяжёлые, прозрачные, они чертили тёмные дорожки по щекам, и Алисе было невыносимо жаль Сашу, дико хотелось её обнять, – но Алиса чувствовала, что пока этого делать не стоит: Саша не вполне довольна собой из-за того, что проговорилась.
–…я уже слишком взрослая, чтобы переживать на это счёт, – тут её голос слегка сорвался, а по подсохшей колее потекла новая капелька блестящей жидкости. –…
–Ну и что, что ты взрослая? Думаешь, от этого становится легче или меньше больно? От возраста отношение к некоторым вещам не меняется, и душа твоя со временем в определённых местах не обрастает мхом и ракушками. Тебе не должно быть всё равно; то, что тебе больно – совершенно правильно. То, что ты заставляешь себя ничего не чувствовать, совсем не помогает. Нельзя загонять себя в самодельные газобетонные стены и потом сбивать костяшки пальцев, пытаясь выбраться. Если ты захочешь поговорить, то я всегда готова. В любое время дня и ночи.
Алиса улыбнулась ободряюще и повернула голову, заглядывая Саше в лицо. Она улыбнулась слабо и стёрла с лица остатки туши.
–Я просто хочу уехать, и как можно скорее… Ну, хватит тут сидеть. Пошли.
Она неестественно легко подхватила сумку и направилась к лестнице. Алиса сгребла в охапку свой рюкзак и поспешила за ней. Поравнявшись, они молча спускались, уступая дорогу учителям. Алиса легонько тронула Сашину ладонь, холодную и дрожащую; после секундной паузы их руки сплелись в замок.
Они оделись, неискренне посмеиваясь над шутками одноклассников, и вышли. Накрапывал мерзкий, холодный дождик, но капюшон никто не надевал. Саша просто была в пальто без ворота, а Алисе не хотелось. Они так и не говорили: клей ещё не просох, не стоило тревожить тонкий слой и потом смотреть на длинные липкие нити, пахучие и жёлтые, понимая, что они уже ничего не починят.
–Я к бабушке. – Саша всё ещё отводила глаза, но уже не так явно. Она мягко сжала Алисе руку на прощание и направилась в ближайшую арку между домами.
–Пока, – Алиса немного постояла, смотря ей вслед, а затем развернулась и пошла в другую сторону. Мелкий и кислый дождь оседал на волосах и брюках, растворял и размазывал по глазам остатки туши. Очень хотелось поплакать, но на улице Алисе это сделать не позволяло самолюбие. Музыку она не включала, во-первых, потому что шум улицы уже был достаточно угнетающим, и, во-вторых, потому что наушники лежали где-то в рюкзаке, и искать их было лень. Алиса доплелась до подъезда, поднялась на этаж и, чуть не уронив ключи в шахту лифта, наконец добралась до своей двери.
–Я дома!
–Привет, ребёнок. Как дела?
Мама сидела в гостиной на диване и смотрела телевизор. Сестра уже убежала в художку, а папа должен был вернуться только через две недели. Кот спал на диване в комнате Алисы. Она бросила портфель на стул и, мимоходом потрепав рыжие пушистые уши, пошла мыть руки.
–Нормально.
Голос еле заметно дрогнул, но маме с её почти животным чутьём этого было вполне достаточно.
–Что случилось?
*катастрофа*
–Ничего.
Глаза предательски наполнились слезами. Проскользнув в ванную, Алиса умылась и глубоко вздохнула. Вроде бы успокоившись, она вышла и направилась на кухню. По пути мама поймала её за руку и, заглянув в глаза, настороженно спросила: