Психология доверия и недоверия

1.3. Понимание феноменов доверия и недоверия

Как было отмечено выше, в зависимости от философских оснований исследования, научного направления, социальной позиции и политических убеждений авторов ими предлагаются различные подходы к пониманию сущности доверия. Приведем некоторые наиболее распространенные формулировки. Например, Д. Левис и А. Вейгерт характеризовали доверие как «совершение рискованного действия на основе уверенного ожидания, что все, кто вовлечен в это действие, будут действовать компетентно и с сознанием долга» [56, с. 971]. Подобным образом определил доверие и С. Робинсон как «ожидания, предположения или веру (убеждение) в вероятность того, что будущие действия другого будут выгодными, благоприятными и, по крайней мере, не наносят ущерба интересам другого» [69, с. 576]. Дж. Рэмпел, Дж. Холмс и М. Занна указывают на особую значимость предсказуемости, надежности и отзывчивости, заботы о благосостоянии другого человека [67]. П. Ринг и А. Ван де Вен определяют доверие как уверенность в подтверждении ожиданий и доброжелательности другого [68]. В свою очередь, П. Бромили и Л. Камингс дают определение доверия как ожидания того, что индивид или группа честно попытаются вести себя в соответствии с любыми обязательствами, и явными, и подразумеваемыми; будут честными в каких бы то ни было переговорах, предшествующих этим обстоятельствам; и чрезмерно не станут обманывать других, даже если представиться такая возможность [45]. Т. Ямагиши и М. Ямагиши определяют доверие как убежденность в том, что люди не будут эксплуатировать добрую волю других [81]. Некоторые итоги дискуссии, посвященной проблеме доверия в сфере бизнеса, приводятся в тематическом выпуске журнала «The Academy of Management Review» [73]. Во вводной статье Д. Руссо, С. Ситкин, Р. Берт и К. Камерер предлагают следующее определение: доверие есть психологическое состояние, включающее намерение принять собственную уязвимость и основанное на позитивных ожиданиях относительно намерения или поведения другого [70].

Другие важные определения объясняют доверие как более общее отношение или ожидание от других людей и общественных систем (Б. Барбер, Х. Гарфинкел, Н. Луманн). Например, Б. Барбер описывал доверие как совокупность «социально обоснованных и социально подтвержденных ожиданий в отношении других людей, организаций, учреждений и естественных, моральных и социальных порядков, которые составляют фундаментальное содержание жизни» [42, с. 164–165]. Таким образом, в качестве основополагающих признаков доверия упоминаются эмоциональная близость, социальная идентичность, обмен, договор, социальные добродетели и др. Действительно, в разных культурах доверие опирается на ролевые ожидания, моральные добродетели, договорные обязательства. Имеет место также точка зрения о том, что доверие выступает следствием «спонтанной социабельности» (spontaneous sociability) [31]. Под этим Ф. Фукуяма понимает способность индивида «создавать новые объединения и новые рамки взаимодействия» [31, с. 54]. С точки зрения психологии, за этой способностью стоит основополагающая социальная потребность в совместности, общности и близости, на которой базируются потребности в принадлежности и принятии, уважении и признании, кооперации, заботе о других и т. д. Исходя из такого понимания можно говорить о существовании специфической потребности человека доверять окружающим людям и миру.

На представления о природе возникновения, основаниях, критериях, функциях доверия и недоверия оказывает влияние также эволюция в истории человечества их преобладающих форм и видов [8, 17, 20, 21, 25, 38]. Исторически самой древней формой доверия, характерной для так называемых «традиционных обществ», исследователи считают доверие, основанное на принадлежности объекта к социальным группам, наделенным особым психологическим статусом. В традиционных обществах это, как правило, кровнородственные связи. Принадлежность к «своей» группе наделяет ее членов высоким кредитом доверия, который также допускает нарушение норм совместной жизнедеятельности в виде шуток, поддразнивания, заимствования чужих вещей без разрешения, т. е. все то, что от постороннего человека будет восприниматься как оскорбление или преступление. Как отмечает А. Селигмен, это «вовсе не доверие, а уверенность в существовании хорошо репрезентированных (и санкционированных), акриптивных по своей природе ролевых отношений» [25, с. 35]. В данном случае доверие выполняет подчиненную функцию в регуляции совместной жизнедеятельности – оно сохраняет и воспроизводит существующую социальную структуру. Такая роль доверия существенно отличается от роли доверия в современном обществе, когда новые системы социальных связей и отношений формируются на основании доверия или недоверия, которое вызывают друг у друга участники в ходе взаимодействия. В традиционных обществах высокий уровень доверия к «своему» сочетается с недоверием к представителю других групп и особенно к так называемому «чужаку» (Г. Зиммель).

Исследователи отмечают, что «традиционное доверие» – это доверие прошлому; доверие известному и недоверие новому, неизведанному; доверие догмам, а не рациональному знанию; доверие обществу, общине, а не индивиду (как правило, чужому и чуждому); это вера в бога и доверие церкви [8, с. 115]. Анализируя динамику сущности и роли доверия в обществе и ссылаясь на работы шотландских моралистов XVIII в. (Шефтсбери, Миллар, Фергюсон, Блэр и др.) А. Селигмен в качестве следующей за «традиционным доверием» исторической формы выделяет «доверие как естественную симпатию», «естественную благожелательность» [25]. А. Селигмен связывает такое понимание доверия с появлением в указанный период дружбы в ее современной форме. Эта форма социальных отношений чужда мотивам личной корысти и рационального расчета [25, с. 29–30]. Она чрезвычайно сильно отличался от ритуализированной дружбы (кровное братство и т. д.) более ранней исторической эпохи, цель которой состояла в том, чтобы сделать личные отношения частью системы родственных обязанностей, системы, опирающейся на традиции [25, с. 33]. Подлинная дружба и связанное с ней доверие опирается на духовную близость, эмоциональную привязанность, понимание, поддержку и нравственность партнеров.

По мнению А. Селигмена, на протяжении последних двух столетий в центре общественной мысли и политической теории находилась идея поддержания общности людей, базирующаяся исключительно на взаимном выполнении обещаний. Их зарождение А. Селигмен связывает с идеей Э. Дюркгейма о договорных началах (т. е. о необходимости правил, регулирующих рынки и управляющих исполнением договоров) [25, с. 15]. Экономическое и социальное развитие общества увеличивало интенсивность и частоту взаимодействия с людьми, представляющими чужие социальные группы. Кроме того, взаимодействие все чаще становилось обезличенным. Со ответственно, отмечает Ю. В. Веселов, трансформировалось и доверие, произошел переход от «традиционного доверия» к доверию смешанного типа и далее – к «рациональному» и «современному» доверию [8, с. 115]. Общества, основанные на рыночном типе хозяйствования, воспроизводят новый тип моральных отношений и доверия, регулирующий безличные отношения агентов социальной и экономической коммуникации. Этот тип отношений основан на рациональном восприятии действий других в отличие от культурно-детерминированного доверия в традиционных обществах [6, с. 9]. В условиях современности меняется сама природа доверия. Отношения доверия становятся, во-первых, функциональными, во-вторых – рациональными, в-третьих – абстрактными (неперсонифицированными) (то, что А. Гидденс называет доверием «экспертным системам»). Исследователи отмечают, что в настоящее время идея социального обмена представляет собой ведущую социологическую традицию в экспериментальном изучении доверия. Так, Л. Мум и К. Кук выделяют обмен, основанный на предварительной договоренности, и его противоположность – спонтанный взаимный обмен [63]. Если договоренность не была достигнута изначально, предоставление товаров и услуг осуществляется в расчете на то, что реципрокность сработает и получатель вернет долг. Л. Молм, Н. Такаши и Г. Петерсон продемонстрировали, что в данном случае доверие достигает более высокого уровня, чем в процессе обмена по договоренности [62, с. 1398].

Несмотря на популярность модели «рационального доверия» (основанного на взаимном выполнении обещаний, т. е. на обмене) и на высокие возможности этой модели в объяснении экономического поведения, следует отметить, что такой тип доверия имеет гораздо больше общего с расчетом, а не с подлинным доверием, одним из основных признаков которого является безусловность. А. Селигмен считает, что обойти это противоречие позволяет концепция «генерализованного обмена» форму которого приобретает доверие в современную эпоху [25, с. 82]. Генерализованный обмен означает, что субъект соблюдает нормы сообщества, не претендуя на немедленное вознаграждение, а рассчитывая на то, что другие члены общества будут по ступать так же, и это в итоге позитивно скажется на жизнедеятельности всего общества и самого субъекта. Однако, как нам кажется, понимание доверия как особой формы договора или любой формы обмена (персонифицированного или неперсонифицированного, эквивалентного или неэквивалентного) уводит нас немного в сторону от понимания подлинной сути доверия (или сути подлинного доверия).

Все исследователи сходятся во мнении, что в современном обществе все более интенсивным и частым становится тип взаимодействия, когда отсутствует духовная близость или единство целей и ценностей. Нередко взаимодействие носит деперсонифицированный характер. Часто партнеры лишены возможности достаточно хорошо узнать друг друга и заключить надежный договор. Таким образом, взаимодействие протекает в условиях неопределенности и в отсутствии каких-либо гарантий получения эквивалентного блага. И тем не менее люди продолжают доверять друг другу и сотрудничать. Какой же тип доверия может заменить в этом случае рациональное доверие? Этот вопрос возвращает нас к объяснениям кооперации и сотрудничества людей существованием некоторых базовых социальных потребностей (социальных инстинктов, «органической солидарности» по Э. Дюркгейму, «спонтанной социабельности» по Ф. Фукуяме). Действительно существует некоторая базовая социальная потребность, а именно потребность человека в жизни в сообществе, на которой строятся все остальные социальные потребности: в совместности, общности, принадлежности, уважении и т. д. Э. Дюркгейм видел основу органической солидарности людей в единых для всех людей нравственных ценностях, т. е. таких, которые соответствуют «общей концепции человека»: «поскольку в каждом из нас есть доля человечности, совесть каждого индивида содержит нечто божественное и, значит, знает, что должна быть чистой и нерушимой перед другими» [51, с. 52]. Однако в ситуации высокой неопределенности, которая может сопровождаться противоречиями или даже конфликтами мировоззрений, целей и интересов, «органическая солидарность» не может выступать достаточным гарантом безопасности взаимодействия и снизить риски. Поэтому еще одной особенностью современного состояния доверия в обществе является тенденция одновременного присутствия в отношениях доверия и недоверия между партнерами – баланса оптимальных уровней доверия и недоверия.

Наличие некоторых устойчивых характеристик доверия в различные исторические периоды и в различных сообществах людей позволяет говорить о культуре доверия [7, 25, 31]. Культура доверия – это не только исторически сформированные установки, нормы и ценности социального взаимодействия, но и активно воспроизводимая в социальных практиках структура отношений, которая может сознательно планироваться и регулироваться [7, с. 32]. Различные культуры отличаются значимостью доверия, критериями его формирования, основными составляющими (основаниями) степенью их выраженности, правилами и традициями регулирующими доверительные отношения. Ф. Фукуяма, рассматривая национальные культуры доверия, разделяет со временные государства на три группы в зависимости от того, какую роль играет доверие в этих обществах [31]. Первую группу с самым высоким уровнем социальной кооперации и доверия составляют США, Япония и Германия. Ф. Фукуяма связывает высочайшее развитие экономики в этих странах с той ролью, которую играет доверие в их экономической жизни. Вторую группу с более низким уровнем доверия составляют Китай, Италия и Франция, где доверие поддерживается семейными структурами (или сходными с ними). Третья группа, характеризующаяся наиболее низким уровнем доверия, объединяет постсоциалистические страны. Несмотря на высокую долю условности и обобщенности, эта модель является в настоящее время одной из наиболее популярных. Хотя ее критики отмечают, что вряд ли воз можно объединять различные в культурном плане страны (Япония и Германия, Китай и Франция) в одну группу. Ясно, что Китай и Япония будут понимать доверие в рамках конфуцианской морали (например, уважение и доверие старшим). США и Франция, Англия и Италия как государства прежде всего христианские (хотя и разные – протестантские и католические) будут едины в общей морали и признании ценностей человеческой жизни, гражданского общества, прогресса [7, с. 30].

Что касается постсоциалистических стран, то некоторые исследователи подчеркивают, что именно в странах западного мира, особенно в США, наблюдается разрушение и упадок традиционной куль туры доверия, а страны Восточной Европы представляют собой пример актив но формирующейся культуры доверия [75, с. 99]. И это несмотря на то, отмечает Ю. В. Веселов, что в последние годы своего существования коммунистические режимы способствовали созданию особой культуры недоверия: граждане не доверяли государству, государство – гражданам [7, 8]. Основной зоной доверия была семья или круг близких друзей. В период начальной трансформации эта ситуация недоверия еще более усилилась: старые механизмы формирования доверия были уже разрушены, а новые еще не заработали в полную силу. В результате еще более возросла криминализация общества, недоверие формировало силовую установку в отношениях между людьми и особенно между экономическими организациями. Так возникли понятия «крыша», «силовая поддержка», «силовое предпринимательство». Недоверие распространилось и на экономические институты – вместо денежных отношений использовались бартерные, люди перестали доверять свои сбережения банкам, банки перестали доверять своим клиентам и кредитовать предприятия. Однако, отмечает Ю. В. Веселов, в настоящее время «мы становимся свидетелями замечательного явления, когда уровень доверия в постсоветских странах поднимается с нулевой отметки до сравнительно высокого показателя» [7, с. 31]. Таким образом, научные представления о сущности и происхождении доверия, так же как и имплицитные представления о нем, культурно и исторически обусловлены.

Неудивительно, что взгляд на природу доверия отличается у представителей различных социальных наук, а также различных отраслей психологической науки в зависимости от того, на каком объекте и в какой сфере его жизнедеятельности изучается доверие. Однако должны существовать также и некоторые наиболее универсальные и устойчивые основания доверия. Сделаем попытку выявить их, сопоставив признаваемые многими исследователями точки зрения на его содержание. Как было отмечено выше, доверие часто понимается как позитивное ожидание, или ожидание благоприятного по отношению к субъекту поведения контрагента [2, 28, 53 и др.]. Однако мы не боимся получить от людей, которым доверяем, также и негативную оценку, наказание или порицание в том случае, если они нами заслужены. Мы ждем от них справедливого отношения, поведения, соответствующего нравственным нормам.

Ожидание справедливого поведения не единственный и не ключевой признак доверия. Не может выступать таковым и ожидание субъектом пользы от взаимодействия. Т. П. Скрипкина определяет доверие как «способность человека априори наделять явления и объекты окружающего мира, а также других людей, их возможные будущие действия и собственные предполагаемые действия свойствами безопасности (надежности) и ситуативной полезности (значимости)» [28, с. 85]. В этом определении в качестве основных признаков доверия называются безопасность и полезность (значимость). Однако, как будет показано ниже в главе, посвященной соотношению доверия и недоверия, оценки объекта как опасного или безопасного в большей степени являются дескрипторами недоверия. Значимость другого человека, несомненно, один из основных признаков доверия, в то же время ее не стоит однозначно понимать как ситуативную полезность. Так, А. Селигмен называет «первородной» формой доверия доверие безусловное, которое не базируется на каких-либо взаимных договоренностях и обязательствах. «Ареной» этого вида доверия «является не рынок, не место для гуляний, не биржа и никакое другое публичное пространство, а приватная сфера дружеских и любовных отношений» [25, с. 140]. В чем же заключается полезность такого общения? В первую очередь в возможности субъекта открыться, быть выслушанным и понятым. Никаких конкретных благ не ожидает и младенец, с улыбкой протягивающий ручки к новому яркому объекту. Таким образом, безусловное расположение, интерес и открытость первичны по отношению к другим составляющим доверия.

Данный вывод подтверждают и результаты нашего эмпирического исследования доверия и недоверия. Они показали, что интерес к другому человеку является одним из основных критериев доверия. Не случайно нашими респондентами как вызывающий доверие оценивается человек веселый, сильный, активный, имеющий широкий круг интересов. Эти показатели не имеют связи с ситуативной полезностью для субъекта данного человека и со значимостью оказываемой им помощи. Кроме того, анализ имплицитных представлений о доверии позволяет утверждать, что большинством людей доверие другому человеку воспринимается, в первую очередь, как собственная готовность к справедливому и честному отношению, как готовность оказать поддержку и помощь без каких-либо условий. Все это дает основание считать первоосновой доверия и его начальной формой эмоционально-позитивное отношение, интерес и открытость субъекта по отношению к партнеру. Более «зрелая» форма доверия характеризуется также готовностью проявлять добрую волю в отношении партнера, и только затем следует ожидание справедливого и честного отношения.

Определив основные признаки доверия как социального явления, необходимо перейти к анализу доверия и недоверия как социально-психологических феноменов. Доверие может быть отнесено и относится отдельными авторами к различным классам понятий, в частности, оно понимается как чувство, ожидание, состояние, представление, психологическое отношение, способность, процесс и т. д. Нередко доверие понимается как форма социальной компетентности (умение и готовность строить доверительные отношения), культура (совокупность правил и норм), социальная ситуация и т. д. Например, В. Н. Минина исследовала недоверие как социальную проблему, понимая под ним ситуацию дисбаланса интересов субъектов социального взаимодействия, в результате чего за интересованные группы формулируют требования по изменению сложившихся условий или существующего общественного устройства и оказывают воздействие на власть, общественное мнение с тем, чтобы выдвигаемые требования были удовлетворены [19, с. 160].

Для социальной психологии наиболее перспективным является подход к доверию и недоверию как к психологическому отношению. Актуальным является также анализ доверия как взаимоотношения партнеров, формирующегося на основе сопоставления взаимных оценок, установок и ожиданий. Так, доверие предполагает не только оценку другого участника взаимодействия и ожидания его действий, но также и представление о том, как тот оценивает доверителя и какое поведение он от доверителя ожидает. При такой постановке проблемы второй участник взаимодействия может быть назван «объектом» с очень большой натяжкой, поскольку доверие предполагает высокую зависимость от его отношения и поступков. В доверительных отношениях социальных объектов взаимное оценивание, готовность и ожидания приобретают решающее значение, поэтому можно скорее говорить о двух сторонах доверительных отношений, нежели о субъекте и объекте доверия. Именно поэтому в своей работе мы не используем термин объект, предпочитая называть второго участника взаимодействия партнером. Это определение нам кажется также более уместным по сравнению с понятием «бенефициар» обозначающим объект доверия в деловом и юридическом лексиконе.

Подход к доверию как к психологическому отношению предполагает выделение в его структуре когнитивного, эмоционального и поведенческого компонента. Когнитивный компонент включает представления о себе, втором участнике доверительных отношений и условиях взаимодействия, а также ожидания, связанные с поведением партнера. Эмоциональный компонент характеризуется эмоциональными оценками взаимодействующих сторон и самого процесса взаимодействия. Поведенческий компонент включает готовность к определенным действиям в отношении второго участника, в отношении самого себя и сложившихся условий. Например, готовность соблюдать нравственные нормы при взаимодействии с ним или готовность пожертвовать собственными интересами ради поддержания определенного уровня доверия.

Поскольку наибольшее распространение получили определения доверия и недоверия как ожиданий, необходимо дать наше понимание этого феномена. Ожидание, по нашему мнению, есть особая форма психологического отношения, определяющая роль в котором принадлежит мотивационной составляющей. Т. е. ожидание по отношению к какому-либо объекту или партнеру – это психологическое отношение, включающее представление о потребностях, которые могут быть удовлетворены в результате взаимодействия с данным объектом или партнером, эмоции, которые вызываются предвкушением удовлетворения этих потребностей, и готовность совершать определенные действия, способствующие их удовлетворению.

Таким образом, доверие как психологическое отношение включает интерес и уважение к объекту или партнеру; представление о потребностях, которые могут быть удовлетворены в результате взаимодействия с ним; эмоции от предвкушения их удовлетворения и позитивные эмоциональные оценки партнера; расслабленность и безусловную готовность проявлять по отношению к нему добрую волю, а также совершать определенные действия, способствующие успешному взаимодействию. В свою очередь, недоверие включает следующие основные элементы: осознание рисков; чувство опасности, страха в сочетании с негативными эмоциональными оценками партнера и возможных результатов взаимодействия; настороженность и напряженность, а также готовность прекратить контакт, ответить на агрессию или проявить опережающую враждебность. В главе 2 мы дадим более развернутое описание компонентов доверия и недоверия и проведем сопоставление их общих и различных свойств и характеристик.

Для нас принципиальна различная значимость составляющих доверия – ожидание пользы для себя, по нашему мнению, не является определяющим или первичным в структуре доверия. Собственная готовность к доверительным отношениям, осознание ответственности за их развитие – значимые составляющие доверия. Важными признаками являются также открытость и интерес субъекта. Однако именно они делают партнеров уязвимыми. А. Селигмен даже предсказывает «угасание доверия» в мире, где возрастает неопределенность и где риски превышают допустимый уровень, превращаясь в опасность [25, с. 199]. Сложно согласиться с этой точкой зрения, поскольку в таких условиях может иметь место дальнейшая эволюция содержания и роли доверия в обществе при сохранении высокой значимости данного феномена. Прогноз угасания и обесценивания доверия в современном мире А. Селигмена строится на том, что если между договаривающимися или взаимодействующими сторонами не усматривается никакого общего символического или этического пространства и участники взаимодействия воспринимают друг друга как обитателей совершенно разных, потенциально противоположных или враждебных миров, то их действия чреваты опасностью для всех остальных. А. Селигмен задается вопросом: не происходит ли в таких условиях возврата к прошлому, к групповым идентичностям (зачастую аскриптивным или даже примордиальным), а также к различного рода системным ограничениям, которые по своей сути враждебны доверию [25, с. 200–202]. Он спрашивает: «Разве не в этом направлении идет в наши дни переосмысление взаимоотношений различных этнических групп Северной Америки и Западной Европы (не говоря уж о Восточной Европе)?» [25, с. 200].

А. Селигмен приводит пример исчезновения доверия в ситуации, когда профессор университета вынужден взвешивать каждую фразу, заботясь о соответствии сказанного современным нормам расовой, этнической или гендерной «политкорректности», поскольку опасается негативной реакции представителей этих групп [25, с. 202]. Однако, по нашему мнению, такое понимание доверия означает следующее: «Я, ничего не опасаясь, могу поступать в соответствии со своими принципами и нормами, а вы – хотите или нет – должны приспосабливаться к этому». Такое понимание доверия превращается в его отрицание – в безразличие к другому человеку – к его индивидуальности, самобытности, особой системе ценностей и смыслов. Действительно, какой из двух вариантов поведения будет являться проявлением доверия: первый – пренебречь предостережением партнера о том, что он не допустит ущемления своих интересов и принципов, провоцируя таким образом его агрессивное поведение; или же второй – отнестись серьезно к этому предостережению, поверив в значимость данных ценностей для партнера, и проявлять осторожность в поступках и высказываниях? Можно сказать, что в приведенном выше примере проявлением доверия может считаться именно такое поведение, в котором субъект (профессор университета), избегая оскорбительных и бестактных высказываний, демонстрирует расположенность и заинтересованность во взаимодействии, а также уважение к индивидуальным и групповым особенностям своей аудитории. Подлинное доверие, как мы уже отмечали, предполагает в первую очередь именно интерес и уважение к мировоззрению партнера. Оно предполагает также понимание тех ценностей, норм и принципов, которыми партнер готов поступиться в ходе сотрудничества, и тех, которые не могут быть принесены в жертву и потому в определенных ситуациях будут побуждать партнера поступать в соответствии с собственным кодексом поведения. Только прояснение позиций обеих сторон в ходе диалога позволит сформировать оптимальный уровень доверия в тех сферах взаимодействия, где налицо единство ценностей и целей, и ввести некоторые взаимные ограничения в тех областях, где имеются противоречия и возможны конфликты. Доверяющие, т. е. значимые друг для друга, заинтересованные в сотрудничестве и мирном сосуществовании, осознающие собственную ответственность за развитие отношений, партнеры должны вырабатывать меры предосторожности и контроля в потенциально опасных сферах и ситуациях взаимодействия. Таким образом, оптимальное соотношение доверия и недоверия – вот ответ общества на вызовы современности.

Увеличение неопределенности и рисков может привести к росту недоверия, но не может снизить интерес (а следовательно, и доверие) к новому и непознанному. Есть особые группы, для которых опасность является неизбежным условием их профессиональной деятельности – они сталкиваются с ней «по долгу службы» (представители вооруженных сил, сотрудники органов внутренних дед, спасатели, испытатели и т. д.). Существуют также различного рода романтики и авантюристы, безрассудно относящиеся к риску. Наряду с этими двумя категориями можно выделить еще одну – людей, которые добровольно, открыто и осознанно, т. е. с доверием, вступают во взаимодействие с потенциально опасными объектами. Это, в первую очередь, первопроходцы и исследователи, переговорщики и посредники в конфликтах, пропагандисты различных идей и проповедники, а также деловые люди – коммивояжеры и предприниматели. Их интерес к новому, непонятному, трудно достижимому настолько велик, что они продолжают свою деятельность, несмотря на осознаваемый высокий риск. Кроме того, многими из них движут социальные мотивы, в том числе мотив социальной ответственности «если не я – то кто же?» Этот вопрос заставляет их идти на риск, то укрощать природные явления, опасные заболевания, осваивать новую технику. Он позволяет устанавливать взаимопонимание с чужими культурами и враждебно настроенными социальными группами. Только в результате искреннего интереса возможно познание и постижение системы ценностей и норм этих групп. Благодаря этому появляется возможность достижения взаимопонимания и сотрудничества в условиях высоких рисков и неопределенности. Жертвуя своей безопасностью, осваивая и «приручая» неизведанные социальные и материальные миры, первопроходцы снижают уровень риска для всех последующих участников взаимодействия, создавая таким образом условия доверия для больших социальных общностей или следующих поколений людей.

Пренебрежение отдельными категориями людей личной безопасностью при построении отношений возвращает нас к пониманию безусловности и бескорыстности как первооснов доверия. Не все исследователи придерживаются такой точки зрения. В частности, И. В. Антоненко определяет доверие как «психическое образование субъекта, выражающее его положительное отношение к объекту, обладающему качеством встречной позитивности эквивалентного характера» [2, с. 208]. Можно возразить, что калькуляция получаемого и отдаваемого блага является, скорее, признаком договорных отношений обмена, а не собственно доверия. Такое доверие имеет много общего с расчетом и характерно для некоторых типов отношений людей, в частности, для делового взаимодействия. Одновременно можно выделить формы и виды доверия, когда условие эквивалентного обмена неуместно. В первую очередь оно не характерно для эмоционально близких, интимных отношений личности. Однако и на групповом уровне, а также на уровне общества доверие мало зависит от воздаяния за хорошее отношение [25, 31, 55]. Так, генерализованное (общественное) доверие поддерживается поступками членов общества, не связанными с ожиданием ответного поведения или вознаграждения. Примером такого отношения является существование норм помощи больным, неимущим и всякому человеку, нуждающемуся в поддержке. В соблюдении этих правил можно усмотреть выполнение гражданского долга или следование социальным нормам, которое вознаграждается обществом, но в нем, несомненно, также присутствует удовлетворение основных социальных потребностей человека (в совместности, общности, кооперации, сотрудничестве, заботе об окружающих и т. д.). В этом случае такое гуманное и ответственное поведение есть естественное поведение, присущее любому социальному существу.