Зачем нужно было задать именно этот вопрос? Мы и сами знаем ответы на слишком многие личные вопросы, хотя иногда боимся, или просто не желаем принимать собственные, пусть и не всегда очевидные ответы. Нет, шанса нет. И судья лучше, чем кто-либо это знал. Но отказывался принять. Вопрос был задан с заранее известным ответом.

–Нет, Альфред. Шанса нет.

Для окончательного утверждения мысли человеку нужна сторонняя поддержка или просто слово. Не обязательно утвердительное. В словах заключена гораздо бо́льшая сила, чем в чём-либо ещё. Люди знают, но никогда не поймут, насколько огромная.

–Не обманывай свой мозг, Альфред. Не стоит. Мозг может и поддастся. Но болезнь – никогда.

Теперь судья ничем не отличался от своих подсудимых. Такой же обречённый. Такой же беспомощный перед всем миром. Хотя в этом смысле ситуация изменилась меньше всего. Как иронично.

Врач сказал, ему осталось меньше двух недель.

Так мало? Срок на принятие участи по определению короток, поэтому нет, не мало.

Так много? Всё равно не хватит, чтобы вновь переосмыслить и переобдумать всё, что терзает. Поэтому нет, не много.

Столько, сколько он заслужил.

Совсем другой взгляд. Совсем другое восприятие и чувства. С чего бы это? Попытки мозга уцепиться за ускользающую ниточку жизни? Скорее всего так и есть.

А может что-то иное? Это странное ощущение внутри. Вновь появившаяся надежда?

Какая же отменная глупость.

Скорее смиренная радость. Судья надеялся на искупление.

Врач, может быть, и сам не знал, сколько осталось Альфреду. Просто сказал. Всё-таки это имело наименьшее значение.

И как он мог спокойно смотреть Гарри в глаза?

Альфред наполовину очнулся из состояния транса. Нужно было зайти к доктору… Ещё раз. Для закрепления диагноза в личном деле. С последующим выселением.

Смертельно больные совсем не подходили идеологии Купола. Сутки на обдумывание и повторный визит в медцентр. После информация отправлялась в Правительство, и заводилось досье на выселение.

Судья медленно, как и всегда, поднялся из кресла. Окинул взглядом рабочее место. Вновь. И вновь не увидел здесь ничего, что хоть чуть-чуть держало его. Ничего привязавшегося или полюбившегося. Причина этому была одна, пусть судья и не совсем чётко её понимал.

Такового никогда не было.

Воздух на улице ничем не отличался от воздуха в помещении. Такой же спёртый и сухой. Без малейшей доли освежающей прохлады от дуновения ветра или моросящего дождика. Только холодный свет ламп. Холодный и столь ненавистный.

Неширокая улица вела к выходу на главную, ведущую к медцентру. Толпы людей под вечер расходились по домам. Хотя судья никогда не считал это общество за людей. Бездумные куклы, не более того. Сколько ни всматривался он в этих жертв системы, никогда не мог увидеть в них хоть долю человеческих принципов. Даже в людях, на первый взгляд, образцах примерного гражданина. Всё-так, общество делилось на несколько частей: покорно подстроивших свою жизнь под Нормы, и притворщиков, просто смирившихся с ними. “Ненормальных” не было. Каждого поглотила система, но в разной степени. Иные рано или поздно попадали под солнце.

Судья относился к третьей группе. Полностью смириться с такой жизнью – было для него равносильно смерти. До вчерашнего подтверждения диагноза.

Эта болезнь будто рычаг перевернула всё с ног на голову. Его представления, его принципы, его самого. Смириться с системой и принять правила – вот единственный ключ к спасению жизни. Или, хотя бы, её продлению. Пусть не осмысленной или справедливой. Но жизни.

Болезнь же открыла в нём давно забытую надежду. Надежду простить себя.

–Ваш идентификатор, пожалуйста.

Судья медленно поднял глаза на сотрудника охраны медицинского центра. Так быстро? Путь, раньше составлявший около сорока минут, теперь был преодолён за…сколько времени прошло с того момента, как судья вышел на улицу?

Он протянул карточку идентификатора охраннику. Последний провёл ей по сканирующему аппарату, открывающему турникет, после чего отдал её обратно в руки судьи. Их взгляды ненароком пересеклись. Пустые взгляды.

Взгляд судьи, уже обречённого на смерть, и взгляд одной из жертв системы. Пусты они были по разным причинам, да и по-разному в принципе, но их совсем мимолётное пересечение вызвало у обоих не слишком приятные ощущения. Ведь каждый из них, смотря в глаза напротив, не знал, что его собственные сейчас отличаются лишь ненамного. Немного медля, судья наконец-таки взял карточку у охранника и продолжил свой путь.

Людей в медцентре было совсем немного. Каждый из них сидел в ожидании своей очереди к какому-то из специалистов. У двери главного врача судья не ожидал увидеть никого. Его ожидания оправдались. Верхний коридор был полностью пуст. Пустая финишная прямая на пути к концу.

Судья медленно, но уверенно ступил в коридор, ведущий к заветной двери главврача. Каждый шаг судьи был чётко слышен, пусть и только ему самому. В его мозге эти шаги отпечатывались как удары часов, ведущие только вперёд, к неминуемому будущему, дороги назад из которого не будет.

Вдруг, к удивлению судьи, дверь на мгновение распахнулась, выпуская кого-то наружу. Кого-то другого, непохожего на пациента.

Длинные рыжие волосы почти до плеч только подчёркивали статность их высокого обладателя. Одетый в чисто белую рубашку он бы напомнил судье какого-то человека королевских кровей. Глубокие глазницы и острые губы, чуть выпирающие скулы, слегка увенчанные веснушками, присущими чистым рыжеволосым. Быстрый шаг выдавал явное волнение, но его твёрдость почти опровергала эту догадку. Взгляд его изумрудно-зелёных глаз был слегка ошеломлён и направлен вдаль, в другой конец коридора.

«Какой знакомый портрет», – незамеченная мысль проскользнула в голове судьи. Пока что он не обратил на неё внимание.

Мимо судьи рыжеволосый пролетел, не заметив его. Но за то мгновение, что его фигура пронеслась мимо застывшего на месте от удивления судьи, последний успел разглядеть неестественный, странный для современного человека, даже безумный огонёк, глубоко утонувший в тёмно-зелёной глубине глаз этого человека.

Этот взгляд пробудил внутри судьи что-то далёкое, что-то недосягаемое. Что-то, что он давно зарыл внутри себя, но что имело к нему непосредственное отношение. Воспоминание, наверное, самое важное в его жизни. И самая его главная ошибка.

До того момента, как судья дошёл до двери, периодически оглядываясь, человек с рыжими волосами уже скрылся на лестнице, а вероятно, уже направлялся к выходу из медцентра.

Судья удивлялся крайне редко. Даже слишком редко.

Он положил вспотевшую ладонь на ручку двери. В такие моменты, как бы ни волновался, все мысли отпадают напрочь. Через мгновение судья открыл дверь и с бешено колотящимся сердцем вошёл.

Судья удивлялся крайне редко. Но это повергло его в неописуемый человеческим языком, но знакомый многим шок. Врач, его давний друг Гарри Коулман был мёртв.

Это сложно определить, если на теле жертвы нет видных повреждений или признаков. Но перерезанная шея и торчащий из груди нож мгновенно убедят любого.

В первые моменты весь организм будто застыл в пространстве от страха перед ещё не покинувшим комнату холодком смерти. Через какие-то секунды мозг уже терялся в приходящих в голову мыслях. Тот человек в коридоре. С рыжими волосами и изумрудными глазами. Он…

Гнаться за ним уже не было смысла. Что если судью застанут здесь, в одной комнате с трупом? Что будет потом?

Что…что теперь?

Вдох. И выдох.

С другой стороны, многое ли это меняло?

Судья осмотрелся, будто в поисках чего-то важного, чего-то, что обязательно должно здесь быть. И он нашёл. На столе лежало медицинское заключение с местом для подписи. В уголке был идентификатор самого судьи.

Альфред побледнел. Его лицо никогда не отличалось играющим румянцем, но сейчас даже слепому было бы трудно не понять то, что чувствовал судья. Он взглянул на тело доктора. И снова на заключение. Мысль не напросилась сама собой или молча возникла в его голове. Мысль аккуратно, с грацией хищника пронеслась мимо, оставив в голове след идеи.