Николай Лейкин

миноги! – презрительно проговорила Глафира Семеновна вслед удалявшемуся доктору и самодовольно посмотрела в зеркало на свой округлый стан.

докажу, что она моя жена, ежели она будет

Да и я то же самое. Только чуть-чуть червяка заморил. Ведь с утра не ели, а теперь седьмой час. Придется часа через два переобедывать. Вот допьем вино да пойдем искать другой ресторан. Индейки какой спросим, что ли, гуся поедим…

– А уж потом ты его не видала, этого разбойника? – спросил он жену. – Да где же видеть-то, ежели

Самая лучшая баба – это чухонка. Из неё хоть лучину щепи. Пригляделись уж мы, знаем. Чухонку можно завсегда и на французинку переделать, и на немку, и на англичанку. Надел рыжий парик, обучил «жоли», «мерси», «бонжур» – вот-те и французинка. Прицепи ей хвост в аршин, надень розовые голоногие чулки, и завсегда за французинку уйдет, ей-Богу! Уж сколько я знаю.

ли мне в актеры? Житье легкое. Отчего же мне не идти, коли я читать и писать

Револьвер и ножик Проехали Геную. Стемнело. Конурин и Николай Иванович спали крепким сном. Сна их не могли