Iwan Turgieniew

... нет ничего тягостнее сознания только что сделанной глупости.

"Сойдется, например, десять англичан, они тотчас заговорят о подводном телеграфе, о налоге на бумагу, о способе выделывать, крысьи шкуры, то есть о чем-нибудь положительном, определенном; сойдется десять немцев, ну,тут,разумеется, Шлезвиг-Гольштейн и единство Германии явятся на сцену; десять французов сойдется, беседа неизбежно коснется "клубнички", как они там ни виляй; а сойдется десять русских, мгновенно возникает вопрос <...> вопрос о значении, о будущности России, да в таких общих чертах, от яиц Леды,бездоказательно, безвыходно. Жуют, жуют они этот несчастный вопрос, словно дети кусок гуммиластика: ни

соку, ни толку. Ну, и конечно, тут же, кстати, достанется и гнилому Западу. Экая притча, подумаешь! Бьет он нас на всех пунктах, этот Запад,- а гнил! И хоть бы мы действительно его презирали, <...> а то ведь это все фраза и ложь. Ругать-то мы его ругаем, а только его мнением и дорожим, то есть, в сущности, мнением парижских лоботрясов".

Слабые люди никогда сами не кончают – все ждут конца.

Ходить вдвоем с любимым существом в чужом городе, среди чужих, как-то особенно приятно: все кажется прекрасным и значительным, всем желаешь добра, мира и того же счастия, которым исполнен сам.

У счастья нет завтрашнего дня. У него нет и вчерашнего. Оно не помнит прошедшего, не думает о будущем. У счастья есть только настоящее… и то не день, а мгновение… ("Ася")

Читала она немного; у ней не было «своих слов», но были свои мысли, и шла она своей дорогой.

Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои