Волшебство в том, что Артуро Перес-Реверте заставляет читателей вглядываться в глубины повествования, – он распахивает перед нами гобелен, сотканный из исторических фактов и ментальных координат прошлого. Это и вообще сложный трюк, но он граничит с виртуозностью, когда автор вдобавок преподносит нам жизненный и исторический урок под видом приключения, от которого невозможно оторваться.

Zenda

* * *

Пресса об Артуро Пересе-Реверте и «Итальянце»

В такие времена, во времена твиттера и вообще соцсетей, наша Испания имеет свойство делить мир на черное и белое, и в этом мире все, что от врага, – дурно, а все, что от друга, – хорошо, царит это дурацкое манихейство с четко прочерченными границами, и мне представляется, что хотя бы в гигиенических целях имеет смысл показать: все устроено по-другому. В этой истории, с фактами в руках, я хотел показать, что все не так, герой неоднозначен, добро и зло перемешаны, можно быть героем поутру и злодеем под вечер, один и тот же человек способен на что угодно, хорошее и дурное, и величие в том, чтобы признавать изъяны друга и величие врага. Таковы мои персонажи. Может, потому что я и сам таков.

Артуро Перес-Реверте об «Итальянце» в интервью El Espanol

Шпионский сюжет, в котором рокочет гром великих триллеров… средиземноморский герой и меланхолический привкус неизбежной мимолетности времени.

La Razón

Вопреки названию, в фокусе этой закрученной истории о чести, мужестве и тестостероне находится женщина. Ее невероятное приключение воссоздается в романе мастерски и с леденящими душу подробностями.

El País

Все романы Артуро Переса-Реверте взаимосвязаны и складываются в систему, которую классические авторы называли стилем, а современные – миром.

ABC Cultural

Любовь и шпионаж. Изумительный роман. Типичный Перес-Реверте, масса наслаждения.

Libros y ya

В этой книге перемешались любовь, патриотизм, война, солдаты, приключения – и она неизбежно понравится и давним поклонникам Артуро Переса-Реверте, и тем, кто до сего дня еще не открывал ни одного его романа.

Cine y Literatura

Есть книги, которые служат читателю якорем, брошенным в реальности, и одновременно подталкивают к необычайному, потому что ярче всего подлинная жизнь проявляется в малом.

El Mundo

«Итальянец» – блестящий гимн Средиземноморью.

Heraldo

«Итальянец» близок к последней трилогии Артуро Переса-Реверте – «Фалько», «Ева» и «Саботаж», – и в нем есть все то, чего читатели ждут от автора: безупречный сюжет, приключения, чувство собственного достоинства, любовь, книги, женщина, которая лучше окружающих ее мужчин, История, события, происходящие в тени, и персонажи, принявшие свою судьбу, – как в классической литературе, которая играет здесь ключевую роль.

The Objective

В «Итальянце» проявляются принципы, безусловно характерные для авторского взгляда на мир: верность, отвага, героизм… вне всяких идеологий, и невероятная мудрость, которая позволяет постичь всю сложность человека перед лицом обедняющего нас упрощенческого деления всего мира на черное и белое.

El Imparcial

У Артуро Переса-Реверте получился напряженный роман, в нем много скрытых чувств и редких человеческих достоинств, в том числе, пожалуй, неоднозначное – умение признавать мужество и благородство неприятеля.

Babelia

Перес-Реверте дарит нам радость от ловкой игры между вымыслом и историей.

The Times

Его проза пронизана трепетом иллюзии. Читая «Итальянца», я вспоминал Грэма Грина, Жоржа Сименона, Джона Конрада, Витторио Де Сику и Роберто Росселлини.

Хосе Луис Гарси, испанский кинематографист

Артуро Перес-Реверте знает, как удержать внимание читателя и заставить его сгорать от нетерпения, пока перелистывается страница.

The New York Times

Читая Переса-Реверте, умудряешься забывать дышать.

Corriere della Sera

Он не просто великолепный рассказчик. Он мастерски владеет разными жанрами.

El Mundo

Есть такой испанский писатель, сочинения которого словно лучшие работы Спилберга, сдобренные толикой Умберто Эко. Его зовут Артуро Перес-Реверте.

La Repubblica

Элегантный стиль повествования сочетается у него с прекрасным владением словом. Перес-Реверте – писатель, у которого поистине следует учиться.

La Stampa

Перес-Реверте обладает дьявольским талантом и виртуозно отточенным мастерством.

Avant-Critique

* * *

Бог Посейдон… мой корабль уничтожил…
Мне ж… от смерти спастись удалося.

Гомер. Одиссея

Кто же стал бы терпеть, коль он не солдат,
не любовник,
стужу ночную…

Овидий. Любовные элегии^[1]

* * *

Карлоте,

чей мир простирается в морских глубинах

* * *

В конце 1942-го – начале 1943 года, во время Второй мировой войны, итальянские военные водолазы потопили или повредили четырнадцать кораблей союзников на Гибралтаре, в бухте Альхесирас. Этот роман основан на реальных событиях. Только некоторые персонажи и события вымышлены.

Собака обнаружила его первая. Она бежала по берегу и вдруг, принюхиваясь и виляя хвостом, тихо заворчала, остановившись около какой-то темной массы, неподвижно лежавшей на песке у самой воды, перламутровой в раннем свете дня. Солнце еще не осветило Пеньон^[2], погруженный в темноту, тень накрывала тихое и спокойное зеркало бухты и скользила по кораблям, что стояли на якоре носовой частью к югу. На бледно-голубом небе не было ни облачка, виднелась только прямая, словно колонна, струя дыма в районе порта; должно быть, это корабль, ночью застигнутый подводной лодкой или бомбежкой, озарял огнем пожара предрассветную мглу.

– Ко мне, Арго!

Оказалось, на песке лежал человек. Елена убедилась в этом, когда подошла ближе, а собака тем временем носилась туда-сюда, от нее к неподвижной массе и обратно, словно предлагая разделить радость от неожиданной находки. Человек был одет в прорезиненный костюм, мокрый и блестящий. Лежал ничком – голова и туловище на песке, ноги в воде; похоже, либо он сам с трудом дополз до берега, либо его выбросило приливом. К поясу у него был прикреплен нож, на левом запястье две пары необычных больших часов, на правом еще одни. Стрелки на часах показывали семь часов сорок три минуты.

Елена опустилась на влажный песок и повернула голову лежавшего мужчины; у того были черные, коротко остриженные волосы. На груди – прорезиненная маска и непонятный аппарат с двумя металлическими цилиндрами. Из ушей и носа сочилась кровь – он наверняка был мертв. Она вспомнила о ночных взрывах, о прожекторах противовоздушной обороны, осветивших небо, о потопленном корабле и на мгновение подумала, что это, возможно, кто-то из моряков. Но тут же поняла, что этот человек взялся тут не с корабля, стоявшего на якоре, а из морских глубин. Или с небес. Либо авиатор, либо подводник. Так или иначе, немец или итальянец, из тех, кто атаковал Гибралтар вот уже два года. Демаркационная линия между Испанией и британской колонией пролегала в трех километрах и шла по суше с запада на восток.

Надо сообщить в гражданскую гвардию, подумала Елена, – ближайший пост находился немного вглубь от берега, на территории военной базы, – и вдруг поняла, что человек дышит. Она снова наклонилась к нему, приложила пальцы к его губам, к артерии на шее и почувствовала слабое дыхание и едва уловимое биение пульса. Она растерянно огляделась в поисках помощи. Вокруг было пустынно: с одной стороны береговая линия изгибалась до самого города Ла-Линеа и границы, а с другой, вдалеке, виднелись беспорядочно разбросанные хижины рыбаков поселка Пуэнте-Майорга, трудившихся в этот час в водах бухты. Ни души. Ближайшее жилище – ее собственное, в сотне шагов по берегу: небольшой одноэтажный дом в окружении пальм и бугенвиллей.

Елена решила перетащить мужчину туда и попытаться спасти, прежде чем сообщать властям. И это решение изменило всю ее жизнь.

1
Венецианская загадка

Книжный магазин назывался «Ольтерра», и мне следовало обратить на это внимание, однако зимой 1981 года я, как и многие другие, ничего не знал о том, какая за этим скрывается тайна.

Я случайно задержался перед витриной, когда шел по улице Корфу, между Академия и Салюте, поскольку мое внимание привлекла одна книга. Она называлась «Гондола», автор Каргасакки. Было представлено два экземпляра, причем один открыт на странице с подробным планом этой лодки. Меня всегда интересовало устройство морских судов, так что я вошел в магазин, хорошо обустроенный, хоть и маленький, с бутановым обогревателем и большим окном в задней стене, выходившим на канал с обшарпанными стенами и полусгнившими от воды дверями. Распоряжалась там сеньора почтенных лет; у нее было приветливое лицо, седые волосы собраны на затылке, и она что-то читала, сидя на стуле; ее плечи покрывала элегантная шаль. У ее ног на коврике дремал лабрадор. Мы поздоровались, я спросил про книгу, и она принесла мне один из выставленных экземпляров. Я его немного полистал, потом отложил, чтобы купить, и стал смотреть другие издания. О кораблестроении было много всего, так что я погрузился в материал. В какой-то момент я вдруг заметил фотографии на стене.

Их было две, в рамках и под стеклом. Черно-белые. На той, что поменьше, – пара средних лет, и оба улыбались на камеру: мужчина, немолодой, но весьма привлекательный, обнимал женщину за талию. Достаточно взглянуть, и сразу понятно, что женщина на фото – хозяйка книжной лавки, только лет на десять-пятнадцать моложе. На другой фотографии, большего размера, но худшего качества и более старой, я увидел двоих мужчин: на одном морской китель и форменный берет, на другом шорты и футболка, и оба стояли на палубе подводной лодки, рядом с торпедой не совсем обычного вида. Оба улыбались, а тот, что в шортах, напоминал мужчину с первой фотографии, только гораздо моложе. Его легко было узнать по необыкновенно обаятельной улыбке, и волосы у него были такие же черные и коротко остриженные, только на первой фотографии уже не такие густые и с проседью.

Хозяйку книжного магазина удивило любопытство, с которым я рассматривал эти снимки, и, обернувшись, я увидел, что она смотрит на меня.

– Интересно, – проговорил я, скорее просто из вежливости.

– Вы испанец?

– Да.

Она не призналась, что тоже испанка, – по крайней мере, тогда она этого не сказала. И в тот момент я этого не знал. Поначалу она показалась мне типичной венецианкой. Мы говорили по-итальянски и сменили язык общения не сразу.

– Почему вас это заинтересовало? – спросила она.

Я указал на фото, где двое мужчин стояли рядом с торпедой.

– Майале, – сказал я.

Она посмотрела на меня с любопытством, слегка удивленная:

– Вы знаете, что такое майале?

– Я только что видел одну в Морском музее, рядом с Арсеналом.

Но было не только это. Я читал книгу о майале и видел фотографии: Вторая мировая война, торпеды, управляемые человеком, со взрывателем в носовой части, подводные лодки, атакующие Александрию и Гибралтар. Война, сокрытая умолчанием.

– Вы интересуетесь этим вопросом?

– В общем, да.

Она продолжала задумчиво смотреть на меня, потом поднялась со стула и направилась к какому-то стеллажу. В это время собака-лабрадорша тоже встала, обошла меня кругом и равнодушно вернулась на свое место. Хозяйка принесла два больших тома. Одна книга называлась «Время убывающей Луны». Название другой мне тоже ничего не говорило: «Десятая флотилия MAS»^[3]. Обложки приоткрывали содержание. На одной был изображен водолаз, снимающий с подводной лодки маскировочную сетку; на другой – двое мужчин, наполовину скрытые водой, плыли на такой же управляемой торпеде.

Я отложил обе книги к изданию о гондолах. И снова стал рассматривать фотографии на стене.

– Красивый мужчина, – сказал я.

Она смотрела не на фотографии, а на меня, словно прикидывая, насколько мне удалось установить связь между нею и фотографиями. И едва заметно кивнула.

– Он и правда был таким, – сказала она по-испански.

Меня удивило ее безупречное произношение.

– Простите… Мы с вами соотечественники?

– Были ими когда-то.

Прошедшее время меня заинтриговало.

– Давно вы здесь?

– Тридцать пять лет.

– Теперь понимаю. А кажется, что вы родились в Италии.

– Это долгая история.

Я снова взглянул на фото. На мужчину, обнимавшего эту женщину за талию.

– Он жив?

– Нет.

– Соболезную.

Она промолчала. Потом медленно подняла руку и поправила волосы на затылке изящным движением, показавшимся мне почти кокетливым. Затем она обратила взгляд на фотографии, нежно улыбнулась, и от этой улыбки морщины на ее лице разгладились – она даже помолодела.

– Его не стало пять лет назад, – сказала она.

Я указал пальцем на обложку одной из книг, потом перевел взгляд на мужчину, стоявшего у торпеды майале:

– Он один из тех?

Слова не прозвучали как вопрос; да они и не были вопросом. Женщина кивнула:

– Он им был.

Она произнесла это очень мягко и в то же время решительно. И еще я уловил в ее словах некую гордость. Возможно, даже вызов. Я вспомнил название книжного магазина.

– Что означает «Ольтерра»?

Она снова улыбнулась. Стояла неподвижно, не отрывая взгляда от фотографий. Наконец пожала плечами, словно собиралась подтвердить нечто совершенно очевидное.

– Оно означает храбрых мужчин, – ответила она. – Во время убывающей луны.

Через пятнадцать минут я покинул магазин с тремя книгами в сумке и неторопливо дошел до канала Джудекка. Был один из тех дней венецианской зимы, когда, несмотря на холод, небо над лагуной чистое, так что я прогулялся по набережной Дзаттере, наслаждаясь солнцем. Достиг здания Таможни – там в это время почти не было прохожих, – сел на тротуар, прислонившись спиной к стене, и стал листать книги. Тогда я еще не был писателем и не собирался. Я был молодым журналистом, делал репортажи во время частых поездок и любил истории про море и моряков. И я был в отпуске. Я и не подозревал, что мое чтение – начало многих других книг и долгих бесед. Начало сложного исследования драматических событий в жизни персонажей и приобщения к их тайне; зарождение романа, который будет написан через сорок лет.

Прошло два месяца, но Елена Арбуэс узнала его сразу.

Он сидит в баре «Европа» в Альхесирасе за столиком у входа и разговаривает с двумя другими мужчинами: загорелый, в темных очках, белая рубашка с закатанными рукавами, синие брюки с кожаным ремнем и альпаргаты^[4]. Он оживлен и часто улыбается. За время той короткой и единственной встречи Елене не пришлось увидеть выражение радости на его лице, теперь же открытая и обаятельная улыбка озаряет его смуглое лицо южанина; он чрезвычайно привлекателен, как почти все мужчины Средиземноморья, – она знает, что он итальянец, хотя он мог быть испанцем, греком или турком. Типичный представитель юга, рожденный на берегах какого-нибудь острова, где нет ни деревьев, ни воды, а есть оливковое масло, красное вино, розоватые отблески заката, теплые глубины моря и мудрые усталые боги. Она смотрит на него, и все это проносится в ее памяти. Он очень красивый мужчина. Сейчас даже лучше, чем в тот день, когда она нашла его, бледного и окровавленного. Как и тогда, волосы коротко острижены; она вспоминает, как тащила его с берега к себе в дом, как он лежал на полу в ее маленькой гостиной с видом на бухту, – он был без сознания, весь в песке, – и как Арго лизала ему сморщенные руки и лицо, побелевшие от долгого пребывания в воде.

Она даже знает, как его зовут. Если, конечно, это его настоящее имя; она прочитала его в удостоверении, которое нашла завернутым в клеенку, когда портновскими ножницами разрезала верхнюю часть резинового костюма: «Ломбардо, Тезео. Главный старшина Королевских военно-морских сил, № 355.876». Под непромокаемым костюмом на нем был серо-голубой комбинезон из тонкой шерсти со звездочкой на каждом лацкане и с тремя нашивками-треугольниками на рукавах. Итальянский морской флот, вне всякого сомнения. Он явился сюда из моря, наверняка с подводной лодки, чтобы напасть на корабли, стоявшие на якоре в порту Гибралтара и на севере бухты. Человек-лягушка. Военный водолаз.

В то раннее утро Елена плохо представляла себе, что делать, и потому импровизировала на ходу. Она стащила с него прорезиненный костюм и расстегнула комбинезон, чтобы проверить, не ранен ли он, растерла ему грудь и плечи спиртом, чтобы он согрелся, и промокнула кровь на ушах и на носу. Причиной, скорее всего, было не ранение, а удар по голове, хотя ни одной гематомы видно не было. Она вспомнила, что ночью слышала грохот взрыва – сгорел корабль, – и пришла к выводу, что у этого человека случилось внутреннее кровоизлияние. Возможно, от взрывной волны, принесенной морем. А может, взорвалась одна из его собственных мин.

Так или иначе, мужчина пришел в сознание. Елена закрыла пузырек со спиртом, а снова обернувшись, увидела, что мужчина открыл глаза – зеленые, взгляд помутневший, а в уголках краснели кровяные прожилки. Когда она сказала, что пойдет поискать врача, он пристально вгляделся в нее, словно не понимая, о чем она говорит, или не понимая ее языка, и потом медленно покачал головой. Ей пришлось наклониться, чтобы расслышать, что он пытается сказать: какое-то слово и цифры, которые он произносил тихо и с трудом. Телефон, пожалуйста. Вот что он говорил. Пожалуйста. Говорил по-испански, с легким итальянским акцентом. Телефон, повторил он, и номер, 3568. И снова впал в забытье.

Сейчас, сидя в баре на углу переулка Риц и площади Альта, затерявшись среди людей, что наводнили центр города, она наблюдает за этим человеком издалека, внимательно вглядываясь в детали, и вспоминает, как тогда пятнадцать минут бежала до переговорного пункта на военной базе, пока там не появились военные. Она просунула в щель блестящую монетку, и тут тень последних двух лет одиночества и ожесточения накрыла ее; она колебалась, прежде чем набрать номер, глядя через окно на плакат, прикрепленный к дверям гражданской гвардии: ВСЕ ДЛЯ РОДИНЫ. Прошлое было еще совсем свежо и больно ударило неопределенностью настоящего. Наконец она решилась: три, пять, шесть, восемь. На другом конце отозвался мужской голос – по-испански, без всякого акцента. Тезео Ломбардо, сказала она. Последовало молчание. Кто говорит? – спросил голос. Да какая разница, кто говорит? – ответила она. Потом назвала свой адрес, повесила трубку и вернулась домой.

Елена неподвижно стоит на углу, не отрывая взгляда от мужчины, который ее не замечает; Елена делает вид, что ее заинтересовала витрина обувного магазина, где она видит против света собственное отражение на темном фоне улицы: легкое летнее платье с поясом, сумка, которую она держит в обеих руках, каштановые волосы коротко острижены и слегка завиты по моде. Она еще молода и хорошо выглядит, стройная, почти худая, может, слишком высокая для типичной испанки – метр семьдесят шесть сантиметров без каблуков: Мария Елена Арбуэс Ортис, двадцать семь лет, вот уже два года вдова. Владелица книжного магазина «Цирцея», что находится на улице Реаль в городе Ла-Линеа-де-ла-Консепсьон.

Трое мужчин встают из-за стола и, смешавшись с толпой на площади, направляются к улице Кановас-дель-Кастильо. Они в рубашках с закатанными рукавами, выглядят весело и раскованно – так и кажется, что они из одной семьи. Непринужденно беседуя, они идут к порту. Елена уже готова оставить их и заняться своими делами – она приехала в город на автобусе, чтобы уладить кое-какие бюрократические вопросы, – однако в последний момент поддается порыву. Любопытство не отпускало ее с того самого утра на пляже и дома, в Пуэнте-Майорга. Ей хотелось узнать больше о незнакомце, в судьбе которого два месяца назад она принимала участие целых полтора часа; он не подавал о себе никаких вестей, но она никак не могла его забыть.

Когда она вернулась домой с переговорного пункта, мужчина уже был в сознании и находился под неусыпным надзором Арго, которая лежала рядом, а теперь вскочила и радостно бросилась хозяйке навстречу. Мужчина так и лежал на полу, на коврике, испачканном песком, укрытый одеялами; под голову ему Елена пристроила подушку. Рядом валялись остатки прорезиненного костюма и своеобразные часы со светящимися циферблатами; Елена сняла их с его запястий, когда растирала ему спиртом руки. Но она заметила, что нож, который перед уходом она отложила в сторону, подальше от других вещей, снова оказался около него, справа, на расстоянии вытянутой руки. Обнаженное лезвие на рукоятке из черного дерева ярко сверкало в утреннем свете, проникавшем через окно на юг бухты, и отражало профиль несчастного и необычного гостя.

– Я передала, – сказала Елена, гладя собаку.

Казалось, тревога в глазах лежавшего на полу человека немного унялась. Он пристально всматривался в Елену, внимательно изучая ее лицо и каждое движение. Недоверие постепенно отступало.

– Не знаю только кому, – добавила она. – Но я это сделала.

Мужчина медленно кивнул, не отрывая от нее взгляда.

– Спасибо, – глухо сказал он наконец; он все еще был очень слаб.

Она стояла перед ним в нерешительности. Не знала, что делать дальше. Ситуация была странная и нелепая.

– Кто бы они ни были, – ответила она, – надеюсь, они скоро будут здесь.

Он снова кивнул и часто заморгал, словно сдерживая стон. Должно быть, ему очень плохо, подумала она. Изможденный, больной и беспомощный, хотя и сильный мужчина с торсом атлета. Растирая ему грудь, она обратила внимание на его крепкие мускулы пловца. Глаза у него все еще были в красных прожилках, но из ушей и носа кровь больше не шла. Елена снова подумала о горящей нефти и том, что ей известно о взрывной волне на морской глубине. Не кто иной, как Самуэль Сокас, доктор Сокас, несколько дней назад беседовал с приятелями в «Англо-испанском кафе» как раз об этом: о войне, минах и кораблях. Взрыв подводной лодки, даже если он произошел на большом расстоянии, может вывернуть наизнанку человеческий организм.

– Больше вы никому ничего не передали?

Мужчина – итальянец, никакого сомнения, – хорошо говорил по-испански, с легким акцентом. Тон его был недоверчивый, словно его тревожила какая-то неотвязная мысль. Елена успокоила его, покачав головой, скрестила руки на груди и с упреком взглянула на обнаженное лезвие ножа.

– Пока нет.

Она подчеркнула слово «пока», а он снова заморгал, смутившись от собственного вопроса и от ее ответа, потом взглянул на собаку, протянул руку к ножу и накрыл его краем одеяла, будто стесняясь, что оставил на виду.

– Простите, – прошептал он.

Звучало искренне. Теперь, когда нож был спрятан, мужчина казался еще беспомощнее. Елена указала на бутылку вина из Малаги, стоявшую на полке потухшего камина:

– Может, от этого вам немного полегчает.

Он кивнул, и она протянула ему стакан, заполненный на треть. Опустилась на колени и поднесла стакан к его губам. Он сделал три небольших глотка и закашлялся. Елена рассматривала нашивки на рукавах его комбинезона.

– Главный старшина Королевских военно-морских сил? – сказала она, указав на карман, куда снова положила его воинское удостоверение.

– Младший офицерский чин.

– Тезео, так вас зовут? Тезео Ломбардо?

Она увидела, что он, услышав свое имя, на секунду замялся. Потом, кажется, что-то вспомнил и, успокоившись, понял вопрос.

– Да, – сказал он.

– Что вы сделали? Откуда вы явились?

Он не ответил. Но смотрел ей в глаза не отрываясь.

– Почему вы мне помогаете? – спросил он в свою очередь.

Елена пожала плечами. На этот вопрос было нелегко ответить. Даже самой себе.

– Вы ранены, – наконец проговорила она, – значит, нуждаетесь в помощи.

Он продолжал смотреть на нее испытующе, ожидая услышать что-то еще. Она покачала головой, поднялась и поставила стакан на полку.

– Сама не знаю, – добавила она, хотя это было не совсем так.

В этот момент Арго подняла голову и тихонько заворчала, подавая сигнал тревоги. Тут же послышался шум мотора, перед домом остановилась машина, в дверь постучали, и итальянец исчез из жизни Елены.

Так все и было шестьдесят четыре дня назад. Воспоминания кружатся в памяти, Елену подстегивает любопытство – сердце колотится так сильно, словно вот-вот остановится, чтобы наконец успокоиться; она идет за тремя мужчинами, стараясь, чтобы они ее не заметили. Она крайне осторожно соблюдает дистанцию; в этот час центр города похож на человеческий муравейник, и затеряться в толпе не трудно. Она видит, как они заходят в табачный киоск и в аптеку, а затем в бакалейную лавку, откуда выходят, нагруженные пакетами из украшенной блестками бумаги. Если они покупают товары по карточкам, думает она, то останутся без карточек. Хотя, возможно, иностранцам они и не нужны.

Она следует за ними. Не похоже, что у них есть какие-то тайны или что они ведут подпольную жизнь: они оживленно беседуют, держатся свободно и, судя по всему, пребывают в благостном расположении духа. Дважды Елена видит, как человек, которого она спасла в Пуэнте-Майорга, смеется. Так они подходят к порту, где среди навесов и подъемных кранов к пристани пришвартованы суда под самыми разными флагами. Не доходя до территории порта, они сворачивают к небольшой пристани на реке Мьель и садятся в моторную лодку, а Елена неподвижно стоит на молу и смотрит на них. Она видит, как лодка выходит из гавани и направляется к внешнему молу, у дальнего края которого стоит на якоре большое судно с черным корпусом и высокой трубой на корме, похожее на нефтяную цистерну. Другие суда стоят далеко в стороне. А в семи километрах отсюда по прямой, на другом краю бухты, смутно виднеется темная громада Пеньона – очертания слегка размыты в палящих лучах полуденного солнца.

Оттуда, где остается Елена, ей удается различить итальянский флаг, развевающийся на западном ветру. Она знает название судна, потому что видела его раньше, – оно написано на носу белыми буквами, – когда плавала на пароме из Ла-Линеа на Гибралтар и обратно. Раньше это судно стояло у самого берега в Пуэнте-Майорга – его посадил на мель сам экипаж, чтобы не захватили британцы. Судно называется «Ольтерра».

Расположенное напротив Торговой палаты Ла-Линеа «Англо-испанское кафе» сохраняет стиль старых времен: деревянные столики, покрытые мрамором, зеркала, газовые горелки, которые никто не зажигает, и афиша боя быков с именами матадоров: Марсьяль Лаланда, Доминго Ортега и Моренито де Талавера. Деревянные половицы скрипят, на занавесках пыль, но широкие окна дают много света и открывают взорам оживленное движение пешеходов и машин на улице Реаль. Пару раз в неделю Елена Арбуэс появляется здесь, чтобы выпить чашечку чего-то похожего на кофе и поболтать с приятелями: доктором Сокасом и Пепе Альхараке, архивариусом городской управы. Иногда к ним присоединяется Назарет Кастехон, которая работает в городской библиотеке. Они начали собираться в этом кафе года полтора назад, как раз когда Елена открыла свой книжный магазин.

– Я с тобой не согласен, доктор.

– Я бы удивился, если бы ты был согласен, мой уважаемый друг.

Пепе Альхараке указательным пальцем перелистывает страницы газеты «Хроника Гибралтара» на столике и откидывается на спинку стула. Он светлый блондин, почти альбинос. У него вислые усы, он худощавого телосложения, и его можно было бы принять за скандинава, если бы не андалузский акцент.

– Смертная казнь – это не только наказание, но и предостережение для других, – категорически утверждает он. – Особенно в наше время. Это говорит тебе испанский патриот, который ненавидит англичан.

– И чиновник, – смеется Самуэль Сокас. – Патриот и муниципальный чиновник.

– Ну и ладно… Это синонимы.

Доктор качает головой и размешивает в чашке эрзац-кофе. Он только что провел у себя в доме частную консультацию, какие он три раза в неделю чередует с работой в Колониальном госпитале Гибралтара.

– За последние годы устраивают слишком много подобных наказаний. – Доктор бросает взгляд на официанта, занятого своими делами, и понижает голос: – Есть другие методы, менее варварские.

Альхараке поднимает руки, показывая таким образом свое бессилие в этом вопросе.

– Ах вот что… Сейчас жестокие времена, как известно. Каковы времена, таковы и методы. Человек никогда ничему не научится.

Доктора это не убеждает.

– Так или иначе, не важно, мир или война, но казнить испанского портового рабочего, отца семейства, по обвинению в саботаже – это слишком.

– Я ведь не тот, кто будет защищать вероломный Альбион, так ведь? Это ясно. Но этот человек, немецкий агент, собирался подложить бомбу в Арсенале.

Доктор явно сомневается. Он худой, лысый, близорукий, и единственное пятно на его безупречном облике – два желтых от никотина пальца левой руки. Он всегда свежевыбрит и благоухает лосьоном, словно только что вышел из парикмахерской. Он носит очки в стальной оправе, и белоснежные воротнички его рубашек всегда украшены яркими галстуками-бабочками.

– Так говорят, – отвечает он недоверчиво. – Но мы не знаем, так ли это на самом деле.

– В любом случае считается, что это доказано. И заметь, я не оспариваю патриотизм его поступка и как человек, симпатизирующий Рейху, готов ему аплодировать… Но того, кто это делает, ждет расплата. Это более чем естественно. Сыны предательского Альбиона не намерены шутить.

– Так-то оно так, но намерения – это еще не поступки.

Альхараке поворачивается к Елене, которая рассеянно листает журнал «Белое и черное».

– А ты как думаешь?.. Ты сегодня что-то все молчишь.

– Я слушаю, – отвечает она. – А думаю я о саботажах.

– И тебе тоже кажется естественным, что, если человека поймали с поличным, он заслуживает смертной казни?

– Полагаю, что солдат и саботажник – это не одно и то же.

– Что ты имеешь в виду?

Она медлит с ответом, раздумывая о встрече, произошедшей утром в Альхесирасе. О троих мужчинах, за которыми она следовала до самого порта.

– Я говорю о немцах и итальянцах, – произносит она. – О настоящих врагах Англии.

– А-а, тогда ясно. Это другое дело. Если солдаты сражаются за свою отчизну, тогда это объявленная война. Их не в чем упрекнуть.

– Но шпионов вешают, так ведь?

– Именно для этого существует военная форма, – вмешивается Сокас, доставая из кармана коробочку тонких гаванских сигар «Пантер». – Тот, кто в форме, находится под защитой Женевской конвенции. А тот, кто ее не носит и скрывается за вражескими знаками отличия, или, допустим, наемник из страны, не участвующей в войне, тот заслуживает петли или расстрела.

1. В качестве эпиграфов приведены цитаты из песни 9-й «Одиссеи» Гомера (перев. В. Жуковского) и из IX элегии Публия Овидия Назона («Любовные элегии», книга I, перев. С. Шервинского). – Здесь и далее примеч. перев.

2. Пеньон – Гибралтарская скала (исп.), она же Джебель-эт-Тарик, на южной оконечности мыса Гибралтар.

3. Десятая флотилия MAS – разведывательное и диверсионное подразделение Королевских военно-морских сил Италии во время Второй мировой войны; MAS – штурмовые средства (Mezzi d’Assalto) или вооруженные торпедные катера (Motoscafo Armato Silurante).

4. Альпаргаты – легкая летняя обувь из пеньки.