Кресло на чердаке

© Н. Александрова, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

– Рози! – позвала Надежда Николаевна, поднявшись на крыльцо. – Хоть бы ты дверь научилась открывать! Какая-никакая, а польза…

Но это восклицание было чисто риторическим, ждать такого от Рози не приходилось, и Надежда Николаевна, придерживая сумку локтем, нашарила в ней ключ, вставила его в скважину и открыла дверь.

В прихожей – точнее, в сенях, как предпочитала называть это помещение Александра Павловна, – было темно, особенно после улицы. Надежда Николаевна на мгновение замешкалась.

– Рози! – повторила она громко.

Рози и не думала ее встречать. То ли дело Бейсик: он всегда встречает хозяев возле двери – по крайней мере, когда у него хорошее настроение и он на них не дуется. И не прячется нарочно, чтобы хозяйка бегала по квартире, звала его в ужасе, искала по всем углам. Впрочем, Надежда Николаевна уже давно прекрасно изучила характер Бейсика и не впадала в панику, когда не видела кота в обозримом пространстве.

Надежда Николаевна толкнула плечом следующую дверь и оказалась в гостиной. Здесь было куда светлее, но Рози по-прежнему не соизволила появиться. Надежда Николаевна хотела уже высказать все, что о ней думает, но тут увидела такое…

Она увидела торчащие из-за комода ноги.

Это были определенно мужские ноги, в коричневых, не слишком чистых ботинках и коричневых же мятых брюках. Одна брючина задралась, и из-под нее торчал бежевый носок и бледная щиколотка в редких светлых волосках.

– Ой! – вскрикнула Надежда Николаевна, но вместо того чтобы выскочить из комнаты, как поступили бы на ее месте девять женщин из десяти, сделала еще один шаг вперед и заглянула за комод.

Там, за комодом, лежал мужчина – на вид лет пятидесяти, прилично одетый, во всяком случае для дачи, и было совершенно ясно, что он мертв.

Надежда Николаевна была женщиной волевой, решительной и далеко не робкой, но даже она в такой неожиданной ситуации не смогла сохранить самообладание. Выронила сумку с покупками и стремительно метнулась к двери, при этом зацепилась ногой за электрический шнур, отчего со стола с жутким грохотом свалилась громоздкая старинная лампа.

Но Надежда Николаевна не обратила на это внимания.

Она пролетела через сени, скатилась с крыльца, вылетела во двор и около самой калитки налетела на низкорослого тщедушного мужичонку лет шестидесяти. Тот вцепился в Надежду Николаевну и загнусил неприятным простуженным голосом:

– А что это у вас случилось?

Сквозь застилавшую глаза розоватую пелену Надежда разглядела мужичонку и узнала соседа Ноздряева. Александра Павловна очень строго предупреждала Надежду, чтобы та близко не подпускала Ноздряева к ее дому. Сплетник и злопыхатель, каких мало, говорила она, и вообще очень противный. Насчет вороватости Александра Павловна не знала, но заметила, что в дом лучше не пускать. И в разговоры вступать не следовало. «Поздоровалась, да и прошла мимо. А то он пристанет как банный лист, потом не отвяжешься. Да еще станет распускать по поселку сплетни…»

– Ничего… ничего у нас не случилось, – пропыхтела Надежда Николаевна, пытаясь отвязаться от соседа.

Но тот вцепился в нее, как клещ в собачий хвост. Надо же, и в калитку проскочил, хотя его не приглашали. А она тоже хороша – калитку не заперла. Потому что сумка тяжелая, одного сахарного песку четыре кило.

– А что это у вас грохотало? А кто это у вас кричал? – тянул Ноздряев своим гнусавым голосом и ненавязчиво подталкивал Надежду в сторону дому.

– Никто не кричал, – открестилась Надежда Николаевна. – Это по радио постановку передают, детективную.

– Это какая же такая интересная постановка? Это по какому же радио ее передают?

Надежда явно была не в лучшей форме. Она и сама не заметила, как Ноздряев втолкнул ее на крыльцо, потом в сени, и осознала себя уже в гостиной, на том самом месте, где несколько минут назад нашла труп. Надежда Николаевна предпочитала не смотреть на пол, мечтая, чтобы злополучный труп как-нибудь самоликвидировался, но в глубине души понимала, что это невозможно.

Она уже представила, как Ноздряев заверещит, увидев тот самый труп, и к каким последствиям это приведет, но сосед отчего-то сохранял спокойствие и только с нездоровым любопытством обшаривал комнату взглядом.

Надежда покосилась в сторону комода.

Никакого трупа там не было. Ни грязных коричневых ботинок, ни мятых брюк, в общем, ничего, кроме сумки, с которой Надежда ходила в магазин, и ее содержимого, рассыпанного по полу, – сахарного песка, крупы, печенья «Мария» и пакетов с деликатесным собачьим кормом, который она купила, чтобы порадовать Рози.

Еще на полу валялась антикварная лампа, которую Надежда своротила, выбегая на улицу. Стеклянный плафон разбился, а бронзовому основанию ничего не сделалось.

– Видите теперь, что у нас не случилось ничего особенного? Ну, поскользнулась, за провод зацепилась, продукты рассыпала… – сквозь зубы процедила Надежда Николаевна и принялась ненавязчиво подталкивать Ноздряева к выходу.

Тот особенно не сопротивлялся, в глазах его сквозило явное разочарование. Наверняка он рассчитывал увидеть что-то более интересное, чем рассыпанную по полу крупу.

Надежда наконец вытолкала его из дома, а потом и с участка, заперла калитку на щеколду и только после того, как убедилась, что он пошел прочь, вернулась в комнату и внимательно осмотрела то место, где раньше лежал труп.

И что это значит? Неужели у нее начались галлюцинации? Хотя нет, таких подробных, реалистичных галлюцинаций не бывает! Надежда хорошо помнила задранную мятую штанину, торчащий из-под нее носок, грязь на ботинках…

Тут она вспомнила еще кое-что. Точнее кое-кого.

– Рози! – воскликнула Надежда Николаевна взволнованно.

Никто не отозвался.

– Рози! – повторила она упавшим голосом.

И снова никакого ответа.

Надежда схватилась за сердце. Пропавший труп – это, конечно, очень неприятно и наводит на размышления, но если пропала Рози… Александра Павловна никогда ей этого не простит. Да что там, Надежда сама себе этого никогда не простит!

Она еще раз пробежалась по комнате взглядом – впрочем, Надежда и так уже все тщательно осмотрела и ничего не могла пропустить, особенно немаленькую собаку.

Тогда Надежда выглянула в сени и под лестницей, ведущей на чердак, заметила что-то большое, серое и бесформенное.

– Рози! – вскрикнула Надежда в испуге.

Серое пятно пошевелилось, и из-под лестницы, зевая и пошатываясь, выползла во всей своей красе огромная собака породы маламут. Розамунда, или сокращенно Рози.

– Рози, девочка моя, ты в порядке? – проворковала Надежда, обнимая собаку. – Ты цела?

Рози снова зевнула с гулкими подвываниями и встряхнулась, сбрасывая остатки сна, но у нее не получилось. Глаза были покрыты мутной поволокой.

С собакой явно что-то произошло. Обычно она встречала Надежду радостно – Рози вообще была дружелюбной и милой, но сейчас едва доползла до Надежды, снова зевнула, тут же опустилась на пол и задремала. Надежда потрогала ей нос – сухой, но не слишком. Вообще вид у Рози был здоровый, только сонный. «Ну, пускай поспит. Уморилась, видно», – подумала Надежа Николаевна.

Поглаживая огромную серую голову, лежащую у нее на коленях, Надежда размышляла, каким образом она очутилась в чужом доме, с чужой собакой, а не в собственной квартире, с собственным котом, а главное – с собственным мужем. В общем, как она дошла до жизни такой.

Надежда Николаевна Лебедева, интеллигентная женщина средних (будем считать) лет, с высшим техническим образованием, три года назад ушла с работы. Вернее, не ушла, а попала под сокращение – причем сократили весь ее отдел, чтобы никому не было обидно. Собственно, неожиданностью это не стало, сотрудники были давно к такому готовы, но Надежда все равно испытывала некоторый дискомфорт и растерянность.

А вот муж, Сан Саныч, воспринял ее увольнение как подарок свыше. Он страшно обрадовался и сказал, что теперь осуществятся его мечты, – дома всегда будет ждать ласковая, хорошо отдохнувшая, прекрасно выглядящая жена и кот, не страдающий от одиночества. А как приятно приходить в чистую уютную квартиру, где вкусно пахнет домашней выпечкой, и проводить тихие семейные вечера вдвоем!

Муж так часто об этом говорил, что Надежда даже спросила: «Ты что, недоедал, что ли? Разве, пока я работала, кормила тебя одними пельменями и сосисками?» Никогда такого не было!

Сан Саныч опомнился и пошел на попятную. Мол, ему очень нравится, как Надежда ведет дом, и все, что она готовит, он ест с большим аппетитом, а сказал так потому, что беспокоится в первую очередь о ней. Ведь теперь у Надежды будет больше времени заниматься своим здоровьем и внешностью, она может записаться в бассейн и на разные там пилатесы… «Неужели я так плохо выгляжу, что ты вдруг забеспокоился о моем здоровье?» – поинтересовалась Надежда Николаевна, и муж, как человек осторожный, счел за лучшее свернуть разговор.

Надежда же, по здравом размышлении, решила, что Сан Саныч в чем-то прав. Сама она никогда не решилась бы оставить работу, но раз уж жизнь все расставила по своим местам, причем без ее вмешательства, то отчего бы не расслабиться?

Муж у Надежды был второй и любимый, они прожили вместе достаточно много лет, чтобы убедиться, что этот брак для обоих будет последним. Дети давно взрослые, внуки росли вдалеке от бабушки и дедушки, так что Надежда с мужем жили вдвоем и совместно воспитывали кота. Впрочем, кот считал, что это он их воспитывает, и кто из них был прав, еще неизвестно.

В первое время жизнь Надежды и правда заиграла яркими красками. Просыпалась она с радостным чувством, что случилось что-то хорошее, и только потом вспоминала, что именно: не нужно рано вставать и тащиться на работу в переполненном вагоне метро; не нужно нестись сломя голову после работы по магазинам, вспоминая, чего еще не хватает к ужину; не нужно лежа утром в выходной перебирать в голове накопившиеся дела, прикидывая, что сделать в первую очередь, а что отложить на неделю; не нужно бессильно скрипеть зубами, слушая, как проснувшийся муж строит планы на выходные: «Пойдем в кино или просто погуляем? Вечером с друзьями встретимся, посидим где-нибудь?..»

Какое кино, какие друзья, какие прогулки? Дай бог хоть одну десятую накопившихся дел переделать! А парикмахерская? На голове не волосы, а стог сена после тропического циклона! Но разве мужчина такое поймет?

И вот все эти неприятности остались позади, и Надежда Николаевна зажила наконец как белая женщина.

Но продолжалось это недолго. Все друзья и знакомые, которых, надо сказать, было у Надежды великое множество, страшно обрадовались, что у нее появилось много свободного времени и тут же припахали Надежду к своим неотложным делам. Хорошее воспитание не позволяло послать всех подальше, поэтому Надежда Николаевна часами ожидала сантехника в чужой квартире, возила к ветеринару теряющего перья чужого попугая, встречала с поезда двоюродную тетю из Саратова и многое другое.

Бедный Сан Саныч! Он-то надеялся, что его жена отдохнет. Ага, как же! Через несколько месяцев такой жизни Надежда почувствовала, что так умоталась, как никогда до этого на работе. А там ведь еще хоть какие-то деньги платили.

Что касается домашней выпечки, то, увидев однажды цифру на напольных весах, Надежда пришла в ужас. Муж, несмотря на возраст, был строен и подтянут, мог есть все что угодно, а вот ей пирожки с капустой и плюшки с маком были явно противопоказаны.

В конце концов, она научилась говорить «нет» на просьбы знакомых, и все как-то устаканилось. К тому же у Надежды Николаевны была своя тайна. Но об этом позже.

Надежда пошевелилась, потому что сидеть на полу было неудобно, к тому же ужасно затекли ноги. Еще бы, такую тяжесть на коленях держать! Интересно, сколько весит Рози? Александру Павловну она спросить не успела, а Рози, как любая настоящая женщина, в ответ на такой интимный вопрос только сконфуженно опускала глаза.

Надежда осторожно положила огромную голову на пол и почесала Рози за ушами. Что это она все спит? Да так крепко. И нос горячий. Нет, с собакой явно что-то происходило. Да если на то пошло, с самой Надеждой тоже творилось что-то неладное. Неужели и правда у нее глюки и не было никакого мертвого мужчины?

«Не может такого быть!» – тут же опомнилась Надежда. Сегодня она не пила ничего, кроме воды и чая, не принимала никаких сильнодействующих лекарств, высокой температуры у нее не было, так с чего тогда такой бред?

Надежда еще раз потрогала собачий нос. Если с Рози что-то случится, как она посмотрит Александре Павловне в глаза? Та доверила ей самое дорогое, а она…

С Александрой Павловной Прохоровой они когда-то работали вместе. Много лет трудились в соседних отделах. Близко не дружили, потому что разница в возрасте была лет десять, а в молодости это существенно, тем не менее симпатизировали друг другу.

Александра Павловна ушла из НИИ раньше Надежды – перешла на преподавательскую работу. От родителей ей достался хороший загородный дом, куда она и перебралась, а квартиру сдавала. Замужем Александра Павловна никогда не была, жила одна, но не скучала. Звонили они друг другу редко – под Новый год, да с днем рождения поздравить. И хотя в этот раз Надежда вспомнила про день рождения бывшей коллеги только через три дня, все же решилась ей позвонить.

– Лежу в больнице, вчера привезли, – огорошила ее Александра Павловна. – Машина в городе сбила. Перелом ноги!

Надежда не стала слушать подробности, а только спросила, что привезти из необходимого, и полетела в больницу.

Александра Павловна выглядела так себе, у нее не хватало сил даже бодриться. Нога болела, и на послезавтра была назначена операция, поскольку перелом оказался очень сложный, к тому же и возраст уже солидный. Надежда разложила в тумбочке все, что принесла, поговорила с врачом, напоила Александру Павловну чаем. Но та выглядела такой расстроенной, что Надежда забеспокоилась:

– Александра Павловна, я вас не узнаю. Вы всегда были боец, а тут капитулировали… Заживет перелом, все будет нормально. Не переживайте так уж!

– Ох, Надя, тут у меня проблема…

– Излагайте! Решим вашу проблему!

Проблему звали Розамунда. Собака породы маламут двухлетнего возраста. Розамунда была единственным дорогим для Александры Павловны существом. Она завела щенка, когда переехала за город, – в загородном доме без собаки никак, – и вот теперь щенок вырос в огромное пушистое обаятельное создание.

Все шло прекрасно, пока какой-то урод не справился с управлением на перекрестке и не сбил Александру Павловну. Врачи сказали, что ей еще повезло, что все могло быть гораздо хуже.

Услышав такое, Надежда забеспокоилась: как же собака второй день одна, негуляная и некормленая? Но выяснилось, что Александра Павловна головы не потеряла и прямо из больницы позвонила знакомому парню, который живет в том же поселке.

Димыч, так звали парня, Рози очень любил и согласился кормить и гулять с ней, но только один раз в день, так как учился в городе.

– А Рози очень чувствительная, сентиментальная и трепетная собака, она не сможет ночевать одна. То есть пару ночей смогла бы, но меня тут после операции дней пять продержат, не меньше. Вот о ком у меня душа болит, – вздохнула Александра Павловна. – Надя, я понимаю, что прошу невозможного, но Рози… она такая… просто как ребенок.

В голосе Александры Павловны послышались слезы. Надежда никогда в жизни не видала ее такой.

– Ты не могла бы… ты же сейчас не работаешь… я понимаю, у тебя муж…

Тут Надежде кивнуть бы – ну да, муж и еще кот, и вообще дел по горло, ни минуты свободного времени, со своими делами управиться бы… Но муж как раз отбыл в очередную длительную командировку куда-то за Урал, к тому же она так необдуманно пообещала Александре Павловне решить все ее проблемы, ну а самое главное – собаку было действительно жаль. Начнет выть с тоски, соседи будут недовольны. А люди ведь разные попадаются.

– Соседи справа как раз в отпуск уехали к внукам, – Александра Павловна будто подслушала ее мысли, – а соседи слева только на лето приезжают. А посторонним-то людям ключи я не могу оставить.

– Ладно, – вздохнула Надежда, – но только на неделю. Вот кота пристрою и поеду к вам.

С котом вопрос решился быстро. Начало октября выдалось удивительно теплым, так что мать Надежды все еще жила на даче. С котом у них было полное взаимопонимание и даже симпатия, так что Надежда быстренько отвезла рыжего разбойника на дачу, сама же собрала кое-какие необходимые вещи и уехала. Дом у Александры Павловны находился не в какой-то дыре, а в большом поселке Мухино, куда по расписанию ходили электрички.

Выйдя на нужной остановке, Надежда огляделась по сторонам. Димыч должен был ее встретить, проводить до дома и отдать ключи, но на станции никого не было, чему Надежда в общем-то не удивилась – что с этих молодых взять? Никакой ответственности.

Она дошла до небольшой площади и остановилась. Так, вон небольшой магазин, как и говорила Александра Павловна, рядом кафе, еще один магазинчик, пекарня, аптека… В общем, все есть, полная цивилизация.

Внезапно ее едва не сбил с ног некий субъект на электрическом самокате. Надежда в последний момент увернулась и готова была нелицеприятно выразиться, однако слова застряли в горле.

Перед ней пронеслась весьма колоритная личность: неопределенного пола, с дредами, закрученными в сложную прическу; на носу чудом держались темные очки, на шее висела какая-то плетеная штука, такая же была в виде браслета на руке. Надежда вспомнила, что такие штуки молодежь называет «фенечки». Одета личность была в художественно разодранные на коленях джинсы и джинсовую жилетку, тоже всю увешанную фенечками. На ногах – стоптанные кеды.

Личность бросила свое модное средство передвижения и заскочила на станцию, а через минуту выбежала оттуда с самым растерянным видом. Затем вытащила мобильник и потыкала в экран. Тотчас у Надежды в сумке зазвучала мелодия из «Лебединого озера».

– Здрасьте! – обрадовалась личность, устремившись к ней. – Здрасьте, Надежда Петровна!

– Вообще-то я Николаевна, – улыбнулась Надежда. – А ты, значит, Димыч?

– Точно, – просиял парень. Теперь уж Надежда смогла его идентифицировать. – Давайте сумку!

Он ловко пристроил не слишком набитую дорожную сумку впереди себя на самокате, велел Надежде идти по дороге прямо до развилки и отбыл, подняв столб опавших листьев. Золотая осень…

Надежда, не торопясь, пошла в указанном направлении, с интересом поглядывая по сторонам. Дома вокруг стояли солидные, бревенчатые, за высокими заборами. Виднелись ухоженные сады, в основном яблоневые; высокие деревья были усыпаны поздними яблоками. «А некоторые так и останутся несорванными, уж больно высоко за ними лезть. Но красиво!» – подумала Надежда.

Иногда попадались современные каменные коттеджи, у этих заборы были и вовсе высоченные, третий этаж дома едва виднелся. И обязательно висела камера и на воротах была прибита табличка с надписью про злую собаку.

Димыч ждал Надежду возле развилки. Оттуда до места назначения оказалось близко.

– Ну вот, – сказал парень, открывая калитку, – проходите, Надежда Сергеевна, не стесняйтесь.

– Я вообще-то Николаевна, – поправила Надежда и застыла, забыв прикрыть калитку.

Дом был хорош. Старый, но добротный, из плотно пригнанных огромных бревен. К дому была пристроена летняя веранда; окна, как и полагается, с мелкими разноцветными стеклышками – синими, зелеными, оранжевыми. Надежда невольно представила, как здорово, должно быть, находиться на веранде, когда туда заглядывает солнце. Стол большой, чтобы много народу поместилось, на столе самовар, варенье вишневое, пироги…

Она привычно одернула себя: какие еще пироги? Про них даже думать вредно, столько в них калорий! И вообще, она сюда приехала не чаи с вареньем и пирогами распивать, а за собакой присматривать. Только где та собака?

Никто не лаял и не бежал навстречу, и будки во дворе не было.

От калитки к дому вела дорожка, вымощенная розоватой плиткой, а вдоль дорожки росли бордовые георгины. Конечно, сейчас почти все цветы засохли, но кое-что уцелело. И Надежда представила, какое же это феерическое зрелище, когда шапки георгинов смотрят на дорожку. Ай да Александра Павловна, какую красоту сотворила!

Димыч скрылся где-то за домом.

– Надежда Андреевна, идите сюда! – послышался его голос.

Надежда поспешила на зов, буркнув, что она все же Николаевна, и увидела только заднюю его часть. Димыч стоял на четвереньках и шарил рукой где-то под домом.

– Ты что там делаешь? – удивилась Надежда Николаевна.

Оказалось, что Александра Павловна прятала под домом запасные ключи. Надежда удивленно подняла брови, не ожидая от бывшей коллеги такого вопиющего легкомыслия, но Димыч пояснил, что под домом тайник, который очень сложно обнаружить. Даже если знаешь, где искать, и то приходится долго возиться.

Наконец он вытащил связку ключей, которые были все в земле. В ответ на выразительный взгляд Надежды, Димыч признался, что, когда уходит ненадолго, просто оставляет ключи под камушком. Надежда только головой покачала, решив, что это не ее дело.

Дверь была новая, железная, с двумя замками. Александра Павловна всегда была женщиной осторожной, вот только с ключами как-то несерьезно вышло… ну, человеческий фактор.

– Рози, девочка моя! – воззвал Димыч. – Познакомься с Надеждой Алексеевной!

Надежда хотела сказать, что она Николаевна, но прикусила язык, так как в сенях появилась огромная, для ребенка-великана, мягкая игрушка. Серая с белым, чрезвычайно пушистая.

Надежда знала, что собой представляет маламут, но эта была явно больше размером, чем она могла вообразить. В сенях сразу стало тесно.

– Ой, – сказала Надежда Николаевна. – Какая ты огромная!

Собаченция подняла голову и разразилась пространными, выразительными подвываниями.

– Это она так разговаривает, – пояснил Димыч.

Рози подошла к Надежде вплотную и толкнула ее огромным боком, отчего Надежда Николаевна едва не села на пол. Собака смотрела на нее и улыбалась.

– Она всех любит, – сообщил Димыч. – Всех без исключения. Ласковая очень.

– Да я уж вижу… – Надежда почесала Рози за ушами, отчего та блаженно зажмурилась. Надежда поняла, что они поладят.

– Ладно, Надежда Евгеньевна, – заторопился Димыч, – мне пора, вы уж тут сами все найдете, Рози покажет…

– Я вообще-то Николаевна, – привычно сказала Надежда, но парня уже и след простыл.

Надежда заложила щеколду на калитке и увидела, что ее можно закрыть и на замок. Ключа было три – два от входной двери и один от калитки. Так, стало быть, Димыч поленился и калитку не запер. Ну, пускай Александра Павловна сама с ним разбирается.

– Ну, Рози, – сказала Надежда, – показывай, где что.

Собака послушно затрусила вперед. За домом был сад – большой, старый, тенистый. На некоторых деревьях остались поздние яблоки, которые Александра Павловна не успела убрать. Еще висели сливы – переспелые, пурпурные, осыпающиеся. Надежда попробовала одну – кисловатая, хоть и мягкая уже. Грядки все были вскопаны и подготовлены к зиме.

Пошли в дом. Сени Надежда уже видела, теперь вошла в большую комнату, которую Александра Павловна именовала горницей.

Прежде всего в глаза бросалась печь – большая, высокая. Надежда знала, что такая печь называется голландкой. Мебель в комнате была вовсе не деревенской. Добротная, старая, но красивая, хорошо сохранившаяся. Наверное, все же не антиквариат, размышляла Надежда.

Она подошла к посудному шкафу. Одна его дверца была украшена фигурным стеклом в свинцовом переплете, в другую было вставлено стекло обычное. Видно, то, прежнее, разбилось.

Надежда Николаевна открыла шкаф. На полке прямо перед глазами стояла большая квадратная бутыль с довольно широким горлышком и с гербом на одной из сторон. В памяти всплыло слово «штоф». Было видно, что вещь старая, если не сказать старинная. Рядом со штофом расположилось несколько разномастных рюмок, красивый бокал с треснутой ножкой и графин с петухом внутри. Надежда знала про такие графины: если в него налить воды, а лучше водки, то петух станет большим, заполнит все пространство и получится как живой, только что крыльями не захлопает.

Этот графин был пустой, и петух вел себя прилично.

На верхней полке стоймя было расставлено несколько тарелок, очевидно для красоты. И то правда, тарелки радовали глаз – затейливый яркий узор, ничуть не потускневший от времени, и надпись по кругу витиеватыми буквами, похожими на немецкий готический шрифт.

Впрочем, по-немецки Надежда Николаевна знала только «Хенде хох!» и «Доннер веттер», так что прочитать надпись не могла. Да и боязно было к тарелкам прикасаться, наверняка старинные…

А вообще, неприлично по чужим шкафам шарить, ее не для того сюда пригласили.

Надежда осторожно прикрыла дверцы и огляделась. Неподалеку от окна стоял письменный стол – тоже старый, но добротный, со столешницей из темно-зеленой, кое-где потрескавшейся кожи. На столе – вполне себе современный компьютер. Ага, стало быть, Александра Павловна не чужда прогрессу, небось и Интернет в доме провела.

На столе лежали какие-то папки и тетради, сбоку стояла лампа – бронзовое основание в виде кудрявого пухленького амурчика, держащего в руках лук с бронзовыми же стрелами, сверху абажур из розового стекла. Вот уж точно старинная. Надежда не удержалась и дернула за шнурок. Лампа не работала. Что ж, так тоже красиво.

Также в комнате стояли диван с деревянной спинкой и тумба с телевизором. Одну стену полностью занимали полки с книгами.

– Ну, – сказала Надежда Николаевна собаке, – вижу, что вы с хозяйкой хорошо тут устроились.

Рози грустно моргнула, и Надежде даже показалось, что собака прослезилась.

– Ты не переживай, – она погладила собаченцию по морде, – Александра Павловна точно скоро вернется. Я недельку с тобой побуду. Надеюсь, не поссоримся.

Рози вздохнула и опустила голову.

«Все понимает», – уверилась Надежда.

Из горницы выходили две двери. За первой находилась спальня хозяйки, обставленная весьма скромно, – большая кровать с медными шишечками на спинках, покрытая узорчатым покрывалом, и платяной шкаф – обычный, из ИКЕА. Зато на окне красовались связанные вручную, накрахмаленные занавески, и не просто занавески, а целая картина – озеро, берег в камышах, лодочка, рыбак дремлет над удочкой, а из камышей выглядывает любопытная русалка. Надежда загляделась на такую красоту.

Надо же, какой непростой дом у Александры Павловны. Он достался ей от отца, а отцу – от его отца. А дед, Александра Павловна как-то рассказывала, был столяром-краснодеревщиком. Раньше-то он работал водителем, но на войне получил ранение в ногу, вот и пришлось переквалифицироваться в столяры. Руки у деда были золотые, все в доме сделал сам.

А бабка, видно, рукодельницей была, она занавески и связала. Не боялись раньше люди руки приложить, время свое потратить. Наверное, оттого, что телевизоров не было.

Вторая комната – судя по всему, гостевая – оказалась совсем маленькой. Тут стояли обычная кровать, тумбочка и комод, тоже из ИКЕА. Комната выглядела довольно обжитой. Стало быть, у Александры Павловны кто-то частенько гостил.

Надежда нашла в комоде постельное белье, разобрала свою сумку и отправилась на кухню, куда ее призвала Рози, которая тут же села у своей миски.

– Тебе надо питаться два раза в день. – Надежда решила проявить строгость, но собака смотрела так умильно, что рука сама насыпала ей корма.

На кухонном столе лежал лист бумаги с подробным рецептом сливового повидла. Почерк был не Александры Павловны. Значит, соседка дала. За чаем Надежда внимательно прочитала рецепт и решила сварить повидло. Все равно делать было нечего. Но это завтра.

Спала она неважно, как всегда на новом месте, да еще Рози всю ночь ходила по комнате и рвалась к Надежде, царапаясь под дверью и жалобно вздыхая.

– Ни за что не поверю, что ты спала в кровати, – строго сказала Надежда, распахнув дверь. – Конечно, Александра Павловна тебя в строгости не держит, но в кровать этакую махину точно не пускает.

Рози, как настоящая женщина, обиделась на «махину» и начала подвывать. В конце концов, обе пошли на компромисс: Надежда перетащила собачий матрас поближе к своей двери, а Рози согласилась помолчать до утра.

Рано утром Надежда выпустила собаку в сад. Погода стояла прекрасная, взошло солнце и осветило желтые листья на деревьях, отчего стало еще ярче. Перед завтраком Надежда собрала сливы. Надо же, вроде и деревце-то небольшое, а слив набралось чуть не ведро.

Она покормила собаку, сама напилась чаю с бубликом и долго сидела на крыльце, очищая сливы от косточек. После этого полагалось их варить без сахара, затем протереть прямо горячие через сито и потом снова варить, уже с сахаром, причем непрерывно помешивая, не то повидло пригорит. Сахара у Александры Павловны в нужном количестве не оказалось и, хотя Надежда на эти сливы уже смотреть не могла, она решила сходить в магазин – не пропадать же ее трудам. Собаку она заперла в доме, хоть Димыч и уверял, что Рози можно оставить во дворе, она никуда не денется.

В магазине была очередь, потому что продавщица с каждым покупателем подолгу разговаривала. Надежда взяла четыре килограмма сахара, прихватила еще свежего хлеба и деликатесного корма для Рози и, еле живая от усталости, притащилась домой.

И что же она там нашла?

Сначала ей пригрезился труп. Потом, когда она, как полная дура, выбежала с воплями на улицу, привязался сосед и проник в дом, хотя Александра Павловна строго-настрого наказывала гнать его в три шеи. Хорошо, что труп исчез.

Впрочем, никакого трупа, скорей всего, и не было, а у Надежды начались галлюцинации. Может, это от свежего деревенского воздуха? Да нет, от воздуха спят крепко, а она полночи проворочалась. Может, у Александры Павловны сливы какие-то особенные? Сколько Надежда их съела? Ой, много… Хотя когда съешь много слив, это не на голову влияет, а на другое…

Неужели, это у нее возрастное? От этой мысли Надежде стало нехорошо. «Да ладно! Какие мои годы? Всего-то…» – успокаивала она себя, но точную цифру не назвала даже в мыслях.

Что ж, нечего сидеть на полу и жалеть себя, нужно что-то делать. Да хоть повидлом заняться, провались оно пропадом!

– Рози, вставай! Все самое интересное проспишь! – Надежда потрепала Рози за уши.

Та снова проснулась, снова громко зевнула, издав при этом настоящие оперные рулады, и с виноватым видом поднялась.

Надежда решила прибрать в комнате – уронив сумку при виде загадочного трупа, она рассыпала все ее содержимое, и теперь пол покрывал густой слой сахарного песка, перемешанного с крупой.