Czytaj książkę: «Время, которое рядом»
Пролог
Над городом зависла бескрайняя туча. Она чернела, набухала, становилась всё плотнее. Ирка подумала, что пора бы идти домой, вот-вот польёт дождь. Она плыла, но берег приближался очень медленно. На грязно-белёсом песке миловидный блондин растопырил длинные загорелые ноги, поросшие золотистыми волосами. Он махал Ирке мускулистой рукой и кричал: «Выходи! Будет ураган – от МЧС пришло сообщение!». Ирка старательно работала руками и ногами, но дна всё ещё не чувствовала.
И тут громыхнуло, да так, что уши заложило. Небо заискрилось молниями. Ирка плыла уже с трудом, тяжело дышала. Казалось, она вот-вот достигнет берега, но вода становилась вязкой, плотной, и руки приходилось вытаскивать с силой, ноги еле шевелились. Разверзлись хляби небесные! Яростно хлестал дождь – косыми струями стегал по лицу и плечам, залеплял глаза, затекал в нос и полуоткрытый рот.
Наконец-то появился намёк на дно – она ощутила, как водоросли хватали за ноги. Противные, заиленные, они липли, опутывали, приклеивались. Ирка тянула стопы, пытаясь кончиками пальцев нащупать дно. Шаг, второй, третий – она шла, продираясь сквозь густую, как кисель, воду. Ноги тонули в студенистом песке.
Ирка закричала и протянула руку к мускулистому блондину, прося помощи. Но парня засасывало в зыбучий песок, и в глазах его плескался страх. У неё больше не осталось сил сопротивляться. Мрачное небо в тёмных хлопьях туч – это было последнее, что Ирка увидела перед тем, как её лёгкие заполнила тягучая зеленоватая вода, отдающая тиной.
Она закашлялась и с криком вскочила, дико озираясь. Одеяло свалилось на пол. Испуганно отшатнулась старушка в белоснежном платочке в крапинку, которая копалась в болоньевой сумке, доставая еду. Из газетного свёртка выпало яйцо и покатилось под столик. Тётка на нижней полке отложила книгу и удивлённо уставилась на странную соседку. Мужик на верхней полке перестал храпеть, почесал толстый зад, повернулся на другой бок и засопел с присвистом.
Ирка отдышалась и поняла, что едет в боковушке плацкарты на нижней полке. Ещё один провал в памяти – из тех, что случались с ней после приступов неконтролируемой ярости.
Она подняла одеяло и вернулась на своё место. Попыталась сообразить, как оказалась в поезде, закрыла глаза, откинувшись на подушку. В голове замелькало слайдами: щёлк! – мужик налетает на неё, она падает, щёлк! – она выстёгивает мужика вторым ударом, проверяет его карманы, щёлк! – ключи нашлись, руки в крови.
Ирке опять стало трудно дышать, сердце заколотилось в сумасшедшем ритме, иногда пропуская удары. Она заглянула под полку и достала спортивную сумку. Вынула половинку таблетки, привычно разжевала, задвинула сумку обратно и уставилась в окно.
Мимо проплывали влажные чёрные поля, кое-где тронутые снежком, мокрые обледенелые столбы и деревья. Ирка тронула проходящую мимо проводницу и спросила: «Где мы?» Проводница, дородная женщина в голубой блузке и серой форменной юбке, плотно обтянувшей дебелый зад, ответила, что уже проехали Елец и скоро следующая станция, Липецк. Наконец Ирка догадалась поискать в сумке билет. Пункт отправления – Москва Курская, пункт назначения – Борисоглебск.
Ирку затопило волной нежности: скоро встретится с бабулей. Уж бабушка-то её всегда понимала – в отличие от матери.
Глава 1
Дребезжание дверного звонка выбило Ирку из забытья. Пошатываясь, она побрела к двери, потирая ноющий затылок. Мельком глянула в зеркало – в нём отразилось помятое и отёкшее лицо женщины лет тридцати восьми. «Чёрт! Надо прекращать бухать….»
Звонок всё дребезжал, Ирка, почёсываясь, шагнула к двери. Посмотрела в глазок: на лестничной площадке стояли две незнакомые тётки. Ирка приоткрыла дверь и молча уставилась на них. Одна из тёток поздоровалась и, открыв папку, сообщила:
– Мы представляем социальную службу. От соседей поступила жалоба на крики ребёнка из вашей квартиры. Социальная служба проверила данные и выяснила: ребёнок, проживающий по этому адресу, находится на семейном обучении. Разрешите войти? – Тётка, блеснув очками, равнодушно посмотрела на Ирку.
Ирка кивнула, открыла дверь шире и шагнула в сторону, впуская сотрудниц соцслужбы. Голова раскалывалась после вчерашнего. Ирка перебрала соседей, которые могли бы настучать, и остановилась на бабе Тане, что жила через стенку. «Ну, коза старая, я тебе припомню!» – подумала Ирка и вслушалась в то, что ей говорила тётка в очках. Та расспрашивала о Ваньке, а сама осматривалась в полумраке комнаты.
– Вы бы хоть квартиру проветривали иногда – табаком и перегаром несёт, хоть топор вешай. – Тётка потянула воздух ноздрями. – Как ребёнок живёт в таких условиях?
Ирка злобно подумала: «Чёртова бабка Танька!» Но пробормотала, что сын приболел, поэтому уже неделю живёт у бабушки. А тут вчера были гости по поводу дня рождения.
Тётка снова открыла папку, полистала и скептически хмыкнула:
– Ваш день рождения был два месяца назад.
Ирка взорвалась: и так башка трещит, водички бы и таблеточкой от головной боли закинуться, а тут этих дур нелёгкая принесла, стой и отчитывайся перед ними, как школьница. Она заорала:
– Тебе какая разница, когда у меня день рождения! Когда хочу, тогда и день рождения! Пошли вон отсюда обе!
Ирка схватила очкастую за рукав и выволокла в прихожую, вытолкала, закрыв дверь, сползла на пол и заревела. Увидев перед собой ноги в сапогах, подняла голову. Перед ней стояла вторая сотрудница социальной службы – мелкая, худенькая шатенка с короткой стрижкой испуганно теребила ремешок сумки. Ирка поднялась и замолчала, шмыгнула носом, открыла дверь и посторонилась, пропуская женщину.
Та боком подошла к выходу, проскользила спиной по косяку, стараясь не упускать Ирку из виду, и быстро шагнула в подъезд. Ирка захлопнула дверь и поглядела в глазок: очкастая что-то возбуждённо говорила по телефону, а мелкая рылась в сумочке. Наконец они стали спускаться, шаги постепенно затихли.
Ирка отошла от двери и плюхнулась на пуфик. Она невидящими глазами смотрела в кухню и думала, что же теперь будет. Как ей доказать, что не бьёт Ваньку, что сын отказывается делать уроки при ней и впадает в истерику всякий раз, когда Ирка приближается к нему с учебником?
Да, она сама виновата, что отдала его на воспитание маме, у которой Ванька рос до школы. А когда пришло время ему идти в первый класс, Иркина мама вдруг заявила, что ребёнок должен расти со своей матерью, а не с бабушкой, и что Ирку она самостоятельно вырастила, без бабушек и без мужа. Вот пусть Ирка теперь хлебнёт, узнает, почём фунт лиха!
С самого детства отношения между Иркой и матерью не складывались. Мать, властная и суровая с дочерью, считала её неудачницей. Она никогда не называла дочь Иринкой, Ирочкой, Ирусей или хотя бы просто Ирой, а всегда только Иркой, так что Ирка другого обращения от матери и не ждала.
Ей не хотелось возвращаться домой от подружек: у тех были ласковые мамы, которые обнимали своих дочерей, позволяли приводить домой гостей, угощали пирогами и расспрашивали о школьных делах. Иркина мама считала эти нежности излишними: сыта, одета, обута – что ещё надо? Пусть вон учится и спортом занимается, раз уж на барышню не похожа, а пацанка пацанкой выросла.
Но железная логика – это не про Иркину мать. Сначала она велела перевести Ваню на семейное обучение – дескать, так будет лучше, а то он в школе наберётся всякого. Прошло немного времени, и мать решила, что Ирка неправильно воспитывает сына, и опять неожиданно забрала его к себе. Ирка, конечно, возмущалась, доказывала, что сама справится со своим ребёнком. Но мать, презрительно усмехаясь, сказала:
– С кем ты там справишься, если себя организовать не можешь, а? С мужем не ужилась? Не ужилась. Образ жизни у тебя какой? Ну то-то же! Иван пока поживёт у меня, – и прикрикнула: – Всё, это не обсуждается!
В чём-то её суровая мама права, конечно, особенно насчёт образа жизни: Ирка понимала, что за последний год она совсем распустилась, начала часто выпивать, в квартире её то и дело бывали всякие подозрительные личности… не то чтобы прямо люмпены, но и к порядочным людям их сложно отнести. А Ваньке это всё не нравилось. Поэтому, когда бабушка его забрала, он не противился, а принял как должное. И теперь Ирка не знала, как ей опять подружиться с собственным сыном.
Она очнулась от раздумий, потёрла виски и пошла на кухню за анальгином и водой. Предстоит объяснение с мамой, выслушать придётся всякого, опять ворчания на полдня… Но она хотя бы поможет разрулить ситуацию с соцслужбой.
Глава 2
Ирка и вправду выглядела пацанкой: поджарая девица с маленькой крепкой грудью, широкоплечая, но пропорционально сложенная, среднего роста. Она не носила длинных волос – за ними нужно было ухаживать, а когда это делать, если почти всё время занято школьной учёбой и тренировками? Каре до плеч девушка заплетала в тугие косицы, и такая причёска делала её хоть немного женственной.
Благодаря привычке тренироваться даже в свои тридцать девять Ирка всё ещё обладала стройной девичьей фигурой. Всё-таки не зря она столько лет занималась боксом. И если бы не тот случай, может, и жизнь её сложилась бы по-другому.
***
В пятницу Ирка возвращалась от матери после неприятной беседы насчёт визита тёток из социальной службы. Ей хотелось, чтобы сын вернулся и жил дома. А сам Ванька умоляюще смотрел на неё, мечтая, чтобы та наконец осмелела и забрала его домой. Как всегда в спорных ситуациях, бабушка старалась купить мнение внука, задабривая его дорогими подарками. В этот раз она подарила новенький ноутбук, считая, что с ним мальчишке будет гораздо интереснее, чем с собственной матерью.
И на этот раз Валентина Семёновна не отдала Ваню. Ирке ещё и гадостей пришлось наслушаться, отчего сразу захотелось уйти. Сын даже не вышел с ней попрощаться: какой смысл выступать против, если рулит всем не мама, а бабушка, которую Ванька боялся как огня.
Слякотный ноябрьский вечер нагонял тоску. Ирка шла, не разбирая дороги, частенько шагала в лужи, оступалась. Её любимые старенькие кроссовки изрядно промокли, их жемчужно-серая замша приобрела грязно-кофейный оттенок.
Раздражённая Ирка резко шагнула вперёд и тут же остановилась: «Чёрт! Сумку с сигаретами забыла у мамы. И кошелёк в сумке, вот блин!» Она порылась в карманах и наскребла мелочи на пачку. Страшно хотелось курить, и Ирка, думая об этом, второпях опять вступила в лужу, ногу обожгло ледяным холодом. Она ещё быстрее зашагала к киоску, видневшемуся из-за кустов. Уже предвкушая смолистую затяжку, она сглотнула набежавшую слюну, остановилась у ярко освещённого киоска и увидела лотерейные билеты и ведущего лотереи «Русское лото», чем-то похожего на Якубовича. В этом киоске сигарет явно не продавали.
Старушка за стеклом выглядела импозантно. Благородно-седые волосы были взбиты в высокую прическу, из-за чего женщина казалась выше ростом. Руки ухоженные, на губах приличная телесно-розовая помада. И только брови, явно нарисованные чёрным карандашом, выпадали из образа: они взлетали к вискам – тонкие, прямые, словно прочерченные по линейке.
Перед ней на подставке стоял смартфон. Бабуля смотрела видео и вязала носок, изредка поглядывая на него. Увидев Ирку, она безразлично поинтересовалась, глядя в смартфон:
– Лотерейку приобретёте? В «Русском лото» тридцать квартир разыгрывается.
Она помолчала секунду, а потом добавила убедительным тоном, входя во вкус:
– Молодым нужно жильё. Это в эсэсэсэре квартиры бесплатные давали, а сейчас забесплатно только рекламу можно почитать.
Ирка мотнула головой, отказываясь, и отвернулась. Огляделась по сторонам: темно, вокруг никаких магазинов, одни дома. До чего же курить хочется!
Бабуля крикнула вдогонку:
– А может, нужна квартира? Ты, дочка, подумай. А вдруг повезёт?
Что-то такое было в её голосе, и Ирка вернулась и попросила лотерейный билет. Чушь, конечно, все эти лотереи, да кто в них выигрывает-то… С другой стороны, почему бы и нет? От Ирки не убудет, а старушке выручка.
Бабуля отложила вязание, поставила видео на паузу и нараспев поблагодарила. Ирка выхватила наугад разноцветный листок из веера предложенных, молча взяла сдачу и побрела домой.
По дороге она вспоминала, куда сунула початую пачку сигарет – в кухонный шкафчик или в ящик со старой посудой, что стоит на лоджии? Промокшие ноги озябли так, что пальцы побаливали. Скорее бы дойти и плюхнуться в спасительное тепло горячей ванны…
Наконец Ирка увидела свой подъезд. Ключ от домофона не удержался в задубевших пальцах и упал в лужу. Она наклонилась, подняла колечко с ключами и почувствовала, как на неё наткнулся какой-то мужик. От толчка Ирка потеряла равновесие и упала в ледяную жижу.
Незнакомец свалился на Ирку, но сразу вскочил и протянул ей руку. Она поднялась и тут же присела, охнув: в ноге запульсировала боль. Связки, что ли, потянула? Потрясла ногой. Вроде бы боль ушла, ничего страшного.
Мужик засуетился, заизвинялся и стал отряхивать Иркину куртку. Ирке вдруг показалось, что он попутно шмонает её. Она сунула руку в карман: ключей не было. Так и есть – карманник!
Взбесившись, Ирка левым боковым саданула помощничку в челюсть, потом, поднырнув, двинула апперкотом в подбородок. Она вложила в удар всё раздражение, накопившееся за день. Лязгнули зубы, и мужик, неловко взмахнув руками, рухнул на асфальт и отключился. Ирка злобно выругалась, с отвращением стала проверять его карманы – домой как-то надо попасть!
Что-то звякнуло, она выгребла всё, что нашла, подсветила телефоном – мелочь и связка ключей, причем явно не от её квартиры. Наткнулась на какую-то корочку – удостоверение или пропуск. В телефоне мужика не было ничего интересного – в эсэмэсках пусто, номеров мало, да и то чёрт-те как подписаны. В дрожащем свете фонарей не разобрать, что написано в удостоверении. Впрочем, она сверила фото, посветив на мужика, валявшегося без сознания на грязном мокром асфальте, – одно лицо. Ирка сунула документ в нагрудный карман своей куртки, намереваясь попозже рассмотреть фамилию владельца, и продолжила поиски. Своих ключей она не нашла.
Ирка ещё раз выругалась и пнула мужика. Тот слабо пошевелился, но не очнулся. Ирка развернулась, готовая вернуться к маме и сдаться на её милость, – не будет же мать язвить, когда дочь пришла грязная и голодная.
И тут Ирка увидела свои ключи: они лежали на крыльце, еле различимые в неверном свете пыльной лампочки. Она наклонилась, подняла связку и собиралась открыть подъездную дверь, но тут же вспомнила, что уже несколько минут перед подъездом валяется мужик, которого она вырубила.
Она кинулась к нему, подняла его голову с ледяного асфальта, но почувствовала, как пальцы дотронулись до чего-то липкого. Ирка подсветила телефоном: там, где перед этим лежала голова мужика, масляно поблескивала маленькая тёмная лужица. Она вздрогнула: «О боже, опять!» Её ладони, вымазанные кровью, разжались, и голова мужика глухо стукнулась об асфальт.
Ирка резко встала и пошла к домофону. Непослушной рукой, совсем ватной от страха («Страшила Мудрый», – пронеслось в голове), она открыла дверь и стала медленно подниматься к себе. Уже на лестничной площадке второго этажа до неё окончательно дошло, что, возможно, она убила человека – пусть и по неосторожности, но без всякой причины. Ирка в один миг взметнулась на третий этаж и влетела в квартиру.
Она нашла большую спортивную сумку, оставшуюся ещё со времен занятий боксом, закинула туда футболки, бельё и водолазку со свитером. Принялась искать паспорт и деньги: после вчерашней тусы квартира выглядела так, словно по ней прошла дикая орда. Сначала в ящике шкафа нашёлся паспорт. Деньги искала дольше. Наверное, в пьяном угаре она боялась, что кто-то из гостей подхалявится под шумок, вот и перепрятала всю пачку внутрь матраса.
Сердце стучало где-то в горле, в ушах – бешеный пульс, звуки приглушенные, словно доносились из-под воды, трудно дышать – Ирка узнала признаки: обычно так начиналась паническая атака. Приступы стали одолевать её в подростковом возрасте, из-за этого пришлось прекратить занятия боксом.
Ирка разжевала полтаблетки и рассосала горькую кашицу. Кинула в спортивную сумку баночку с лекарством, которое обычно носила с собой, оно спасало от приступов тахикардии и аритмии. Через пару минут ей полегчало. Ирка нашла старый кошелёк, сунула в него деньги, огляделась, застегнула сумку, выключила везде свет и вышла из квартиры.
Она проскакала по лестнице, вылетела из подъезда, но остановилась, словно споткнувшись: незнакомец по-прежнему лежал возле подъезда. Ирка без оглядки понеслась к метро, словно за ней гнались.
Глава 3
Улёгшись на свое место, Ирка снова закрыла глаза: старый домик, ещё прабабушкин, заборчик, выкрашенный голубой краской, белёсой от времени, солнца и дождей. Она представила себе толстое железное кольцо, которым стучали в калитку. На грохот басом откликался Вулкан – бабулин старый дворовый пёс, чёрный, с подпалинами. Впрочем, наверное, он уже давно издох от старости, но остался в её памяти – игривый рослый, крепкий кобель, на боках которого висела клоками невылинявшая зимняя шерсть.
Под ложечкой засосало, и Ирка полезла в сумку посмотреть, не прихватила ли она в запале чего-нибудь съестного. Под одеждой, которая комками заполнила старую спортивную сумку, не было еды. Зато в боковом кармане лежал блок сигарет, а на дне перекатывалась невесть откуда взявшаяся бутылка водки. Ирка поискала кошелёк, чтобы купить чего-нибудь у проводницы, но не нашла. Вряд ли она просто не взяла его с собой, билет же оплатила. Неужели потеряла?
Старушка соседка, которую Ирка напугала своим пробуждением, жевала голыми дёснами отварную курятину. Её вставные зубы лежали рядом, полузавёрнутые в кипенно-белый носовой платок. Ирка сглатывала слюну, глядя на волокнистые куски варёной грудки и крылышки в розовой пластиковой чашке, на ножку, которую задумчиво держала в руке старушка. Никогда ещё варёная курица не казалась ей такой заманчивой. Ломтики слегка примятого чёрного хлеба с налипшими зёрнышками кунжута, щедро намазанные сливочным маслом, тоже смотрелись аппетитно.
Ирка нервно сглотнула, нащупала мелочь в кармане куртки и выбралась из-под одеяла, чтобы сходить к проводнице за чаем. Старушка поймала Иркин голодный взгляд и попросила:
– Девочка, может, и мне чайку возьмёшь? А то я старая, руки-крюки, да ещё и поезд вон как качает. Пока донесу, сама обольюсь кипятком и кого-нибудь оболью.
Ирка налила старушке чай в кружку с толстым рыжим котом, а себе – в казённый стакан с подстаканником. Та поблагодарила и вручила ей чашку с куриными крылышками и бутерброд с маслом. Ирка не стала отказываться. Она еле удержалась, чтобы не вцепиться зубами в крылышки. Медленно съела их, потом так же медленно сжевала бутерброд и запила его сладким чаем. Вымыла чашку и вернула её старушке, поблагодарив за угощение.
После еды захотелось курить, и она полезла в сумку. Бутылка водки призывно поблёскивала. Ирка натянула куртку, положила в карман пачку сигарет. Потом быстро огляделась, сунула бутылку под куртку и воровато прихватила пустой стакан в подстаканнике.
Выйдя в тамбур, Ирка закурила. Жадно втягивая дым, она размышляла о вчерашнем. Её снова охватывала паника: а что если тот мужик и вправду умер? Что если кто-то из соседей всё видел? А если полиция уже знает, куда Ирка направляется, и встретит её прямо на вокзале в Борисоглебске?
Ирку потряхивало. Она открыла бутылку, налила себе полстакана водки. Залпом выпила, поморщилась, выдохнула, прикрыв рот рукавом куртки. Так она и стояла, нюхая тонкую мягкую кожу, и думала: «Зачем я побежала? Почему не вызвала скорую? Он ведь ещё был жив, он шевелился. Посадят. Меня теперь посадят. И Ваньку я не увижу. А если и увижу, то ему сейчас-то на меня плевать, а уж после тюрьмы и подавно».
Глава 4
В своём последнем бою пятнадцатилетняя Ирка несколькими ударами отправила соперницу в нокаут. Но это была Пиррова победа, означавшая, что с боксом покончено: последний из ударов оказался настолько сильным, что соперница больше никогда не вернулась на ринг. Три месяца она пролежала в коме. Потом пришла в себя, но так и не восстановилась: год в состоянии овоща, ещё пару лет в инвалидном кресле и смерть.
Ирка ещё какое-то время тренировалась, надеясь, что забудет о случившемся, а та девчонка выздоровеет и всё будет хорошо. Но хорошо уже не было. Её не обвинили, но каждый день она сама обвиняла себя. Именно тогда начались панические атаки, и любая тренировка становилась мукой. Дошло до того, что она не могла ударить даже грушу: встав в боксёрскую стойку, начинала задыхаться, пульс зашкаливал, в глазах темнело.
***
Ирка заплакала, вцепилась зубами в рукав куртки. Она не могла унять слёз, всхлипывала, бормотала: «Посадят же, Господи, посадят!» – и снова рыдала. Подумала о матери.
Ирка не могла тратить времени на глупости, ведь мама хотела, чтобы её бестолковая дочь хоть чего-то добилась в жизни. Училась с ленцой, да и некогда было, она отдавала все силы спорту. Тренер считал, что у Ирки отличный потенциал. И она лезла из кожи, тренировалась до зелёных кругов в глазах, пока не произошло то, из-за чего пришлось навсегда расстаться с мечтой о спортивной карьере.
Она обошла всех врачей, полностью обследовалась, но так ничего не удалось выявить. «Психосоматика!» – разводили руками врачи. Вердикт был краток – физически абсолютно здорова. Ей посоветовали обратиться к психотерапевту, а ещё лучше – к психиатру. Но тут уже мать взбрыкнула: её дочь вовсе не психбольная.
Завязав с боксом, Ирка попыталась жить жизнью обычной девчонки, но поезд ушёл: всё, что интересовало других девушек, – страсти по парням, косметика, тряпки – вызывало у неё недоумение. На ринге эмоции могли привести к роковому исходу, поэтому только холодная голова и трезвый расчёт. Жаль, что умение держать себя в руках и просчитывать каждое движение наперёд – это уже не про неё.
Ирка окончила спортивный вуз, пыталась преподавать физкультуру в школе, но всё было не то, всё не по ней, да и скудная зарплата учителя её не прельщала. Она и замуж-то выскочила, потому что, как ей казалось, всё просчитала. Соков – парень при деньгах, с квартирой. Даже мама одобрила Иркин выбор и сменила свой обычный пренебрежительный тон на снисходительно-ласковый.
К тому же он красивый, а значит, и дети будут красивыми. Хоть тут Ирка не ошиблась – тринадцатилетний Ванька хорош собой. Вон девчонки уже сейчас заглядываются. Успокоившаяся было Ирка при мысли о сыне снова заплакала. Плеснула себе ещё полстакана водки и закурила.