Czytaj książkę: «Безлюди. Сломанная комната», strona 8

Задержавшись, Илайн пропустила момент, когда Нейту указали на выход, и застала лишь последствия этого. Вольготно развалившись на стуле, братец смотрел на Риза с напускным равнодушием, но кроме позерства не мог противопоставить ничего.

– И где мне ночевать? – обвиняющим тоном спросил он, будто кто‑то предлагал ему остаться, а теперь отозвал свое приглашение.

– Я тебе не нянька, чтобы искать колыбель. Сам справишься. – Риз достал из кармана несколько монет и швырнул на стол. – Здесь хватит, чтобы снять комнату и кого‑нибудь из портовых. Вижу, эта тема не дает тебе покоя.

Ма неодобрительно ахнула, но никому не было дела до манер. Вопреки ее стараниям, званый ужин все больше превращался в вечер в портовом кабаке. Илайн наблюдала за этим со стороны, стоя в дверном проеме, словно мысленно прочертив защитный круг, из которого не могла выйти.

– Думаешь, деньгами заткнешь мне рот?! – остервенело выпалил Нейт и вскочил из-за стола. – Или купишь новое, незапятнанное прошлое для своей женушки?

– Не все можно купить, – хладнокровно ответил Риз. – Например, новое, незапятнанное лицо взамен тому, что я тебе разобью, если не уберешься отсюда.

Нейт угрожающе шагнул вперед, сжимая кулаки, но Риз даже не шелохнулся, будто ледяное спокойствие сковало не только эмоции, но и тело.

Предчувствие драки зависло в воздухе, как гильотина. Одно движение – и лезвие сорвется вниз, свершив необратимое. Ма с тревогой взглянула на Саймона, призывая вмешаться, однако на сей раз ее каприз остался неисполненным.

– Нельзя же быть таким наивным. – Кривая ухмылка на губах Нейта стала предвестницей очередной мерзости, приготовленной им: – Ты знаешь, что она сделала? Почему сбежала с Ислу?

Илайн отпрянула, прячась в темном коридоре, чтобы никто, и в особенности брат, не увидел ее напуганной и пристыженной, с алеющими пятнами на щеках. Лицо горело, как в ту ночь после хлесткой пощечины, ставшей прощальным подарком ее матери. Воспоминание о нем было увядшим цветком, вложенным между страниц старой книги, которую задвинули на дальнюю полку. Но братец, чья тяга к разрушению с годами окрепла, перевернул все вверх дном и заставил ее смотреть, как прошлое – иссохшее, блеклое, забытое – снова проявляется.

Погрузившись в мысли, она упустила, что сказал или сделал Риз, чтобы выдворить Нейта вон. Сквозь туман в голове до нее донеслись голоса из холла, потом хлопнула дверь. Илайн ущипнула себя за руку, до боли сжав кожу на изгибе локтя. Оцепенение спало, и она решилась войти в столовую.

Ма и Саймон по-прежнему сидели на своих местах, словно к стульям приколоченные. Оба молчали, пребывая в отрешенной задумчивости, но сразу заметили ее появление.

– Ты в порядке, дорогая? – встрепенулась Ма.

Илайн стало неловко от ее искренней, почти материнской заботы. Она кивнула в ответ и добавила:

– Извините за испорченный вечер.

– Тебе не за что извиняться. Это я виновата, что позвала его на ужин. В конце концов, ты сразу настаивала, чтобы он ушел.

– Старо как мир, – пробормотал Саймон, натужно вздохнув. – Дуря́т мужчины, а вину за них испытывают женщины.

Они с Ма переглянулись, как будто продолжая разговор мысленно, и утешающе улыбнулись друг другу. Их умиротворение не продлилось и минуты.

Вернулся Риз. Ко всеобщему облегчению, на нем не было никаких следов драки. Кажется, став градоначальником, он обрел особые навыки ведения переговоров.

Он задал Илайн тот же вопрос, что беспокоил Ма, и получил тот же самый ответ: с ней все в порядке. Она не считала себя жертвой обстоятельств, а появление брата – трагедией. С его исчезновением все вернулось на круги своя. Они снова вспомнили о том, что ждали гостей, и выразили беспокойство, что те задерживаются.

Илайн предложила съездить в порт, надеясь поговорить с Ризом наедине, но тот не понял намека. Взглянув на часы, он сказал, что подождет до восьми, как будто надеялся, что за двадцать минут все разрешится само собой.

Они заменили тарелки, вернув столу первозданный вид. Казалось, это попытка забыть произошедшее и переиграть неудавшийся ужин. К тому моменту, когда с улицы донесся хруст гравия под колесами автомобиля, все было готово к приему гостей. Но их снова ждало разочарование, потому что Флинн появился один – замерзший и вымотанный. Бедолага проторчал в порту несколько часов: приехав заранее, он долго выглядывал паром, а затем пытался выяснить, почему среди сошедших с судна не оказалось сестер Гордер. Он прорвался к начальнику порта и получил доступ к списку зарегистрированных пассажиров. Добиться этого ему удалось, лишь прибегнув к убеждающей силе имени Ризердайна Уолтона (тут Флинн виновато взглянул на него и успокоился, не встретив осуждения). Так он и выяснил, что сестер Гордер не было на пароме. Что‑то заставило их отменить поездку.

Обо всех своих изысканиях он рассказывал, с аппетитом поглощая угощения, которые своевременно подсовывала ему Ма. Вымотавшись за день, Флинн с радостью сел за стол и теперь даже не замечал, что еда на тарелке удивительным образом не иссякает.

Они обсудили с Ризом возможные причины, почему Гордер так и не приехали, и сошлись во мнении, что не мешало бы слетать в Пьер-э-Металь и убедиться, что все в порядке. Риз обещал разобраться, а Илайн задумалась о том, что он, как обычно, взваливает на свои плечи слишком много, однако ничего не сказала. В Пьер-э-Метале были их друзья и безлюди. И если местная власть не понимала, что и те, и другие неприкосновенны, Хранителю Делмарского ключа стоило лично напомнить об этом.

Их разговор затянулся допоздна, и лишь когда Саймон начал втихую таскать тарелки со стола, Флинн спохватился, что ему пора. Риз отправился его провожать, чтобы заодно перекинуться словами, а Илайн, отлученная от их компании, осталась помогать с уборкой. В других обстоятельствах это бы ее оскорбило, но сейчас она была слишком измотана, чтобы плыть против течения.

Кувшинки из салфеток грустно поникли, точно увядшие цветы, скатерть снежным комом легла в корзину для белья, а столовое серебро вернулось в заключение коробки, обитой бархатом.

Наконец, когда посуда была перемыта и расставлена по местам, Илайн поднялась в спальню. Оказавшись в уединении, она скинула одежду, что неприятно липла к телу, и с предвкушением открыла вентили. Теплая вода и мыльная пена смыли всю грязь минувшего дня. Обмотавшись полотенцем, она выплыла из ванной с ощущением, будто заново родилась. В этой жизни ее звали Илайн Уолтон – и она не имела никакого отношения к той девочке-островитянке, чьи секреты грозился раскрыть Нейт.

Поглощенная мыслями и поисками ночной рубашки, она не заметила, что в комнате не одна, поэтому голос, раздавшийся из полумрака, ее напугал. Илайн вздрогнула и тихо выругалась.

– Это лишнее, – повторил Риз, кивнув на сорочку, которую она выудила с полки. Вот что заставило его заявить о своем присутствии.

Растянувшись на неразобранной кровати, он лежал, закинув руку за голову, и увлеченно наблюдал за ней, завернутой в полотенце, точно сливочный пудинг. По крайней мере, дрожа от озноба, Илайн представляла себя примерно так.

– Сегодня слишком холодно, чтобы пренебрегать одеждой, – чинно заявила она, после чего нырнула в облако из белого хлопка.

– Ты все еще не в духе?

– Этот ужин меня доконал, – призналась она, забираясь в постель.

От его пытливого взгляда ей отчаянно захотелось укрыться с головой и закутаться, точно в кокон, но сделать это мешал Риз, подмявший половину одеяла под себя. Илайн пришлось довольствоваться свободным куском, урезонив свое недовольство напоминанием, что раньше вся ее комната была едва шире кровати, а спальным местом служил ветхий матрас, набитый перьями и соломой. Девочка с Ислу даже мечтать не смела о такой роскоши, что окружала ее сегодня.

– О чем думаешь? – решилась спросить она, хотя на мгновение усомнилась, что готова услышать ответ.

Риз перевернулся на бок и устроился, подперев голову рукой. Его тело оставалось обманчиво расслабленным, но глаза не врали. Они смотрели напряженно и выжидающе, словно бы сквозь нее. Илайн покрылась мурашками, но уже не от озноба.

– Вы с братом совсем не похожи.

– Оно и неудивительно. – Илайн пожала плечами. – У нас разные отцы. У всех шестерых. Вот такое веселое семейство. Рад познакомиться?

– Извини. Просто ты ничего не рассказывала…

– Таким не хвастают.

– Это твоя семья, Ила. Нечему здесь стыдиться.

– Легко так говорить, если твоя семья – Уолтоны.

– А ты многое знаешь о нас? – В его голосе скользнул холод, но она была слишком раздражена, чтобы придать этому значение.

– Не прибедняйся. Тебя растили в достатке и пылинки сдували. – Заметив, что Риз изменился в лице, Илайн поспешно добавила: – Я о том, что ты единственный ребенок в семье. Это совсем другое.

– Так сложились обстоятельства, – бросил он и, отстранившись, встал с кровати.

За пару мгновений воображение Илайн нарисовало сцену, что последует за этим. Риз уйдет, бросив ее в одиночестве, чего не делал никогда, но сейчас, взвинченный и нервный, именно так и поступит. Вместо этого он стал медленно, методично расстегивать пуговицы на рубашке, а после с педантичностью, не замеченной за ним прежде, принялся складывать вещи, будто использовал время на размышления.

Наконец Риз вернулся в кровать и, по привычке взбив подушку, улегся обратно.

– Я бы хотел быть не единственным ребенком, – сказал он, вперив взгляд в потолок. – Но Ма хватило слухов о моем рождении. Сын вне брака и неизвестно от кого. Она не могла признаться, что мой отец – лютен. Выбирая между тем, чтобы сохранить свою репутацию и его жизнь, она выбрала не себя. И позволила шептаться за ее спиной. Для сплетников все казалось очевидным: случайный ребенок от тайной связи с каким‑нибудь женатым богатеем, который обеспечил мне длинное имя, но по понятным причинам не дал своей фамилии. Уолтонов и без того не жаловали, как спекулянтов, но я, определенно, добавил семье проблем. Весь городской бомонд стал избегать Ма: женщины из-за презрения, мужчины – чтобы не навлечь на себя дурные слухи.

– А твой отец не пытался ее защитить? Вмешаться? – осторожно спросила Илайн.

– Его участие закончилось на том, что родился я. Мы редко виделись. Не думаю, что его как‑то затронули слухи.

– В отличие от вас.

– Ну да, – ответил Риз, продолжая рассматривать потолок. – Меня даже в Сайвер не приняли, хотя дедушка вполне мог оплачивать мою учебу.

– А ты хотел попасть туда, чтобы стать мальчиком в белых чулках?

– Гетрах, – исправил он.

Илайн едва сдержалась, чтобы не признать свою ошибку намеренной. Ей просто хотелось вызвать на его лице проблеск улыбки, и, добившись своего, она не стала раскрывать трюк.

– Может, оно и к лучшему? – Илайн лукаво подмигнула и придвинулась так близко, что ощутила тепло его тела, даже не касаясь. – Иначе бы вырос таким же напыщенным индюком.

– А ведь у меня были все шансы. – Риз картинно вздохнул, подыгрывая, и взглянул на нее, чтобы поймать ответную улыбку. А потом притянул Илайн к себе и поцеловал в висок, будто хотел успокоить тревожные мысли, наводнившие ее голову.

Она устроилась поудобнее, прижалась щекой к его теплому плечу, уже собираясь сказать, что передумала насчет ночной сорочки и готова расстаться с ней прямо сейчас.

– А ты? – вдруг спросил Риз.

– Что я?

– Ничего не хочешь рассказать?

И тогда его план раскрылся: откровение за откровение. Вот о чем он раздумывал, пока возился с одеждой. Вероятно, должность градоначальника сделала его не только хорошим переговорщиком, но и ловким манипулятором.

– У меня долгая история, – ответила она, не поддавшись его ухищрениям.

– Что ж, возьму недельный отгул и послушаю тебя.

– Не настолько долгая.

– Вот ты и попалась! – Его руки сжали крепче, словно Риз боялся, что она ускользнет. – Ну, выкладывай.

– Как‑нибудь потом. Я очень устала.

Она почти не соврала, чувствуя себя совершенно разбитой, хотя и не знала, наступит ли момент, когда ей захочется заговорить о своей семье и прошлом.

Риз больше не донимал ее расспросами. И в наступившем молчании больше не было напряжения, только смирение и покой.

Постепенно его дыхание стало ровным и размеренным, а тело во власти сна – тяжелым. Но как бы Илайн ни пыталась сомкнуть глаз и отрешиться, что‑то свербело в груди и мешало уснуть. Она не знала, как долго пролежала так, слушая треск огня в камине, изнывая от духоты и скуки. Когда терпению пришел конец, она осторожно выскользнула из постели и спустилась на кухню, чтобы утолить жажду.

Ночная тишина окутала ее, как одеяло. Бесшумно ступая по мягким коврам, Илайн ощущала себя вором, проникшим в чужой дом. До сих пор он, несмотря на уют и сдержанную красоту интерьеров, казался чужим.

Опустошив стакан, она сполоснула его и убрала на место. Будь это ее дом, вещи бы стихийно появлялись и исчезали в окружающем пространстве, оставались неприбранными и случайно забытыми, небрежно брошенными и странствующими из комнаты в комнату. Но здесь негласно действовали другие правила. Ма, блещущая манерами и чопорная в вопросах домоводства, никогда бы не приняла такой разнузданности, в то время как Илайн видела в том приятную свободу.

Выходя из кухни, она краем глаза уловила какое‑то движение и замерла, обращенная к окну. Там, за кружевным полотном занавесок, стоял силуэт, и в первую секунду ей почудилось, что он прячется в комнате. Когда ледяная волна ужаса отступила, стало ясно, что человек находился по ту сторону. Поняв, что замечен, Нейт помахал, издеваясь над ней. Сколько лет прошло, а между ними ничего не изменилось, зато изменилось в ней самой.

Илайн больше не была той слабой девочкой, что терпела нападки братца. И если Нейт думал, что сейчас она струсит, то заблуждался, о чем мог пожалеть очень скоро.

Без всяких колебаний она направилась к двери и отворила ее. Холод зимней ночи обжег лицо, словно предупреждая, что ей не следует покидать свое убежище. Илайн это не остановило. В ней стремительно разгорался гнев, и ему, как огню, нужен был выход.

– Зачем пришел?! – выпалила она.

– Забрать кое-что. – Раздалось из темноты. Ступив в пятно света, что отбрасывал газовый фонарь у дороги, Нейт потряс жемчужным браслетом и сказал: – Вижу, мой подарок тебе не понравился.

Кажется, его и впрямь задело, что гостинцы с Ислу выбросили, как бесполезный хлам. Для Илайн это стало такой же неожиданностью. Она не трогала браслет с того момента, как оставила его на полке с часами. Видимо, Риз молча избавился от него, и она поступила бы точно так же.

– Мне ничего от тебя не нужно.

– Ну, конечно, зачем тебе безделушки, когда ты носишь такие драгоценности. – Нейт кивнул на ее руку. В полумраке он не мог разглядеть кольцо, но за ужином наверняка увидел достаточно, чтобы изойтись завистью. Ему всегда хотелось того, что было у нее.

– И что, палец мне отгрызешь?

– Боишься меня? – Он шагнул к ней, одновременно угрожая и проверяя пределы ее смелости.

Илайн не шелохнулась.

– Нет. Просто держусь подальше.

Ее ответ привел Нейта в бешенство – такое, что у него чуть пар из ноздрей не повалил.

– Стыдишься нас? Презираешь? Настолько, что даже о матери не спросишь?

Обвинения извергались одно за другим, а Илайн с отрешенной задумчивостью наблюдала, как извивается, словно червяк, шрам на его губе. Наверняка братец получил его за свои слова. Когда ей надоело слушать, она перебила его вопросом, который от нее требовали:

– Ну и как она?

– Плохо. – И это все, что он нашелся сказать об их матери.

– Надеюсь, любящие сыновья о ней позаботятся.

– Да уж не переживай.

Илайн заставила себя улыбнуться:

– А кто сказал, что я переживаю?

– Ну ты и стерва, – выплюнул Нейт.

– Спасибо, что заметил.

Илайн была готова к обвинениям, что она бросила мать и навсегда вычеркнула семью из своей жизни, и это почти не задело ее.

– А ведь она порадовалась за тебя, узнав, как хорошо ты устроилась в Делмаре. В газете написали, что ваш брак стал неожиданностью. Но все понимают, к чему такая спешка. – Его губы искривились, глаза скользнули вниз, к животу, пытаясь разглядеть под ночной рубашкой то, чего не было. Однако убежденность в своей правоте делала Нейта слепым. – Спиногрыз должен родиться Уолтоном, чтобы не остаться безродным щенком.

Вспыхнувшая в ней ярость придала Илайн сил не показывать истинных чувств, задетых его жестокими словами.

– Утешай себя сплетнями, если хочешь. Меньше будешь думать о своем ничтожестве.

– Зря ты так. – Он наклонился к ней, словно хотел доверить секрет. – Мы все рады, что ты следуешь традициям Ислу. Вышла замуж за денежный мешок, позаботилась о потомстве. Мама бы сказала «надеюсь, это мальчик».

Будучи верным сыном Ислу, Нейт воспринимал женщин, как его приучили местные традиции. Лишенные работы и выбора, островитянки зависели от мужчин, их содержавших. Поиск супруга превратился в охоту, брак – в выгодную сделку, рождение детей – в азартную игру с непредсказуемым исходом, где мальчик был выигрышем, а девочка считалась неудачной попыткой. О том, что за пределами этого карточного стола существует мир с другими правилами, узколобый Нейт даже не подозревал. И терпеть его Илайн больше не желала.

– Пошел вон, – сквозь зубы процедила она.

– Со мной лучше дружить, сестренка. – Угроза звучала в его голосе, отражалась в его диких глазах, ощущалась напряжением в воздухе. – Если не хочешь, чтобы в газетах написали правду о тебе. Они знают, кто ты и что сделала? Вряд ли такое рассказывают, пытаясь охомутать завидного жениха. Он ведь тоже не в курсе?

Ее плечи задрожали, хотя она не чувствовала холода, только жар: в горле, груди, животе, даже на кончиках пальцев. И когда Нейт понял, что оказался прав, на его лице нарисовалась самая мерзкая из всех виденных ею ухмылок.

– Конечно же, нет! Иначе бы не стал связываться с тобой. Такой уж народ эти богачи: не заводят беспородных сук.

Его слова были хлесткой пощечиной, вынуждая ее сделать то же. И она ударила. Кулаком. Со всей силы. Прямо в лицо. Нейт попытался увернуться, но слишком поздно. Костяшки ее пальцев впечатались в скулу. Руку пронзило острой болью. Нейт пошатнулся, а затем издал странный звук: то ли шипение, то ли шепот, проклинающий ее. Возможно, и то и другое.

А следом из его рта вырвалось бранное слово, которое редко звучало даже среди портовых грузчиков и которым брат не мог бы назвать свою сестру. А ему легко удалось и это. Последние нити их родства оборвались. Илайн взглянула на него – чужака, незнакомца, – и осознала: он ударит в ответ. Все ее мужество померкло перед этой правдой. Повинуясь необъяснимому страху, сковавшему нутро, Илайн отпрянула назад и захлопнула дверь. Инстинктивно, как хищник, заметивший убегающую добычу, Нейт бросился следом. Его тело грузно врезалось в деревянную преграду, но Илайн успела подпереть ее плечом. Пусть в доках ее и прозвали Дохляком, но у нее хватило сил, чтобы сдержать натиск и запереть замок. И когда разъяренный Нейт стал ломиться, крепкая дубовая дверь не дрогнула. Она разительно отличалась от тонких, хлипких заслонок, что вешали на петли в хибарах Ислу и могли быть пробиты кулаком. Несколько ударов доказали ему это.

Вскоре все стихло, но Илайн продолжала напряженно прислушиваться, не бродит ли Нейт под окнами, не проснулся ли кто‑то наверху. С минуту она стояла так, с колотящимся сердцем, а потом ноги подкосились.

Ей хотелось излить всю горечь и боль, но слезы высохли, будто река, погребенная под камнем и присыпанная пеплом. Давным-давно ее родные земли питали источники и талые воды. Давным-давно по долине текла бурная река, впадающая в море. Но после извержения вулкана на отколовшемся куске берега, что превратился в остров Ислу, осталось лишь пустое русло.

В глазах не было ни слезинки. Она просто сидела на полу, боясь, что Нейт вернется: разобьет окна, устроит поджог или переполошит соседей. Хотя куда страшнее и убедительнее звучала его угроза обратиться к газетчикам. Илайн не переживала о своих чувствах и репутации, но не хотела, чтобы пострадал Риз. Уолтоны. Ее семья.

Несмотря на то, что Нейт знал о ней многое, он даже не догадывался, почему на самом деле она сбежала из дома. В то время он был мальчишкой и внимал тому, что говорила мать. Уж она, несомненно, выдумала сотню историй, порочащих ее непокорную дочь, потому что никогда не смогла бы признать, что причиной была она сама.

Окруженная нищетой и братьями, для которых стала нянькой, Илайн не желала повторить судьбу матери: не хотела быть вечно беременной, заглядывающей в глаза, ищущей хозяина, словно бродячая кошка. Уж лучше надрываться в доках, притворяясь парнем, и зваться среди портовых грузчиков Дохляком. Лучше мыть стаканы в таверне, живя в подсобке, где все, даже ее одежда, провоняло гнилым луком. Лучше быть как отец, чем следовать традициям островитянок.

Она не помнила его лица, зато помнила ладони – заскорузлые, грубые, изъеденные морской солью. В них, похожих на старую лодку, он приносил ей ракушки и о каждой мог рассказать захватывающую историю. Наверное, благодаря этим сказкам, ярко запечатлевшимся в ее сознании, Илайн сохранила и образ отца.

Как многие мужчины на Ислу, он работал в доках. Из-за тяжелых условий портовые труженики слабели и часто заболевали. Именно оттуда начинались эпидемии какой‑нибудь хвори, вроде чахотки или тифа. Но отца забрала островная лихорадка.

На память о нем осталась лишь горстка ракушек, которые Илайн берегла как наследие. Но спустя годы и они превратились в труху. Деревянная шкатулка, где хранились ее сокровища, была предметом зависти Нейта. Когда он подрос, то добрался до заветной цели и расколотил все, превратив детские воспоминания Илайн в крошево, словно в отместку за то, что у нее было несколько лет, проведенных с отцом, а ему не досталось и этого.

Мать родила Нейта, будучи брошенной и обманутой женщиной, но зато обрела долгожданного сына – надежду на благополучие. Потом на свет один за другим появились еще четверо ее чаяний: Дэйн, Чейз, Айк и Эйб. Порой Илайн думала, что она – ошибка, которую мать всячески пытается исправить; будто поверх ее имени записывали новые, чтобы в конце концов оно стало лишь эхом.

Забота о подрастающих кормильцах легла на Илайн, пока их мать занималась поисками крепкого мужского плеча. Островитяне говорили, что молния не бьет в одно место дважды, но, если так, жизнь ее матери была сплошной аномалией. Разочаровываясь в избраннике, она находила другого, и все повторялось заново.

Как старшая дочь, Илайн невольно была посвящена в любовные перипетии и тяготы жизни простой островитянки. Она видела, каких мучений стоит рождение; наблюдала страдания матери, когда очередной мужчина исчезал, оставив на ее руках дитя; проводила бессонные ночи у колыбели младенца, пока мать была в поисках нового, пусть даже захудалого, кошелька. Необходимость в нем повышалась вместе с тем, как разрасталось их семейство. Но в отличие от матери Илайн понимала, что ее драгоценные мальчики, сулившие достаток в будущем, в настоящем только затягивали семью на дно нищеты. Они были как семена, брошенные в бесплодную почву и обещавшие дать первый урожай через шестнадцать лет.

Она не хотела для себя такой же судьбы, поэтому решила, что покинет Ислу во что бы то ни стало. И когда появился такой шанс, ничто не смогло ее остановить.