Czytaj książkę: «Серия «Литературные раритеты» Жан-Пьер Абель-Ремюза. Записки о жизни и взглядах Лао-цзы. Томас Уоттерс. Этюды о китайской философии: Лао-цзы»

Краткое введение

«Если взирать с Сириуса, произведения Гёте через десять тысяч лет будут лежать во прахе, а его имя забыто» сказал Камю в своём «Мифе о Сизифе». Можно не забираться столь далеко, чтобы понять, что и двух с небольшим тысяч лет достаточно для того, чтобы любые сведения о человеке, идеи которого относятся к разряду великих, казались современному человеку выдумкой.

В отношении «Дао дэ цзин» нет ничего определенного, ничего ясного. Не ясно, был ли такой человек, которого называли Лао-цзы, не ясно, был ли он автором «Дао дэ цзин», не ясно, не имеем ли мы дело с фальшивкой по типу «Тысячи и одной ночи», и из того текста, что имеется в нашем распоряжении, не ясно, что имел в виду автор, в том числе и постольку, поскольку не ясно, что из множества редакций является оригиналом.

Однако же по поводу «Дао дэ цзин» написано сотни и тысячи исследований, на шатком фундаменте понимания возводятся стройные здания систем мысли.

Расшифровкой и истолкованием короткой книжицы, отнесённой к классике философии, занимались многие и многие поколения людей Востока. Не столь давно (в XVIII в.) к ним присоединились и люди Запада.

В книге читателю представлена редкая возможность ознакомиться с переводами трудов классиков синологии Жан-Пьера Абель-Ремюза и Томаса Уоттерса.

Обе книги могут быть интересны читателям, увлечённым древностью Востока, мудростью неведомой глубины.

Биографические сведения об авторах

Жан-Пьер Абель-Ремюза /Jean-Pierre Abel-Rémusat/ (5 сентября 1788 г., Париж – 2 июня 1832 г., там же) французский синолог, наиболее известный в качестве первого заведующего кафедрой китаеведения в Коллеж де Франс (le Collège de France, «Королевский коллеж», современное название носит с 1870 года).

В молодости Ремюза изучал медицину (получил степень доктора медицины в 1813 г.), однако увлёкся китайским языком, после чего в течение пяти лет самостоятельно изучил китайский язык. Читать на китайском научился, без устали изучая словарь иероглифов позднеимперского периода «Чженцзытун» (正字通).

В 1811 году на свет появилась его первая книга – «Очерк о китайском языке и литературе» (Essai sur la langue et la littérature chinoises). В 1813 г. Ремюза опубликовал на латыни эссе о природе китайских иероглифов «Utrum Lingua Sinica sit vere monosyllabica? Disputatio philologica, in qua de Grammatica Sinica obiter agiture; autore Abelo de Remusat»¹.

Первые публикации Ремюза создали ему прекрасную репутацию в академическом сообществе и 29 ноября 1814 г. он возглавил только что созданную кафедру китайского языка в Коллеж де Франс. Этот год в некоторых источниках называется «годом рождения синологии».

Курс китайского языка в Коллеж де Франс был посвящен Ремюза лекциям по грамматике и изучению классических текстов, таких как «Древнейшее писание» (Shàngshū), «Дао дэ цзин» (Dao De Jing), «Несторианская стела»², а также китайским и маньчжурским изданиям жизнеописаний Конфуция. Его конспекты лекций были впоследствии скомпонованы в книгу, составленную по образцу более ранней грамматики Жозефа де Премара, и опубликованы в 1822 году под названием «Élémens de la grammaire chinoise, ou Principes généraux du Kou-wen ou style antique, et du Kouan-hou, c'est-à-dire, de la langue commune généralement usitée dans l'empire chinois» (Элементы китайской грамматики, или Общие принципы Гувэнь или древнего стиля, и Гуаньхуа, то есть основного языка, общеупотребительного в Китайской империи). Эта работа стала первым научным изложением грамматики китайского языка в Европе и была впоследствии высоко оценена востоковедом Анри Масперо.

С этого времени он полностью посвятил себя востоковедению, особенно интересуясь историей тюрок и монголов в освещении китайских источников. В 1815 году стал действительным членом Академии надписей и изящной словесности (фр. Académie des Inscriptions et Belles-Lettres)³.

С 1818 года он являлся редактором «Journal des savants». Ремюза был основателем и первым секретарем Азиатского общества в Париже в 1822 году; он также занимал различные правительственные должности.

В 1824 году был назначен хранителем восточных рукописей Королевской библиотеки. В 1832 году стал главой библиотеки, но пробыл на этом посту совсем недолго.

В 1826 году Абель-Ремюза впервые познакомил Европу с китайской художественной литературой. Им был переведён и издан роман XVII века «Iu-kiao-li, ou les deux cousines, roman chinois» (玉嬌梨)⁴, который прочитали Томас Карлайл, Ральф Уолдо Эмерсон, Гёте и Стендаль.

Список его произведений приведен в книге Керара «France littéraire s.v. Rémusat». Интересны также его письма к Вильгельму фон Гумбольдту. В 1829 году Ремюза был избран членом Американского философского общества.

В 1830 году женился на Жанне Лекамю (Jenny Lecamus), дочери мэра Парижа Жана Лекамю. Примерно в то же время Ремюза поручили составить опись китайских предметов, хранящихся во Французской королевской библиотеке, что вдохновило его на перевод библиографических разделов «Вэньсянь тункао» («Систематический свод письменных памятников и суждений» – сводный труд энциклопедического характера. Составлен в 13 в. Ma Дуань-линем), чтобы помочь европейским учёным в изучении китайской науки. Он закончил первый том «Классики» в 1832 году, но выхода его в печать не увидел, скончавшись в расцвете сил во время эпидемии холеры. Его учеником и преемником на кафедре стал Станислас Жюльен.

Томас Уоттерс /Thomas Watters/ родился 9 февраля 1840 года в Ньютаунардсе, недалеко от Белфаста (Северная Ирландия). Получил домашнее образование под руководством своего отца, преподобного Томаса Уоттерса, пресвитерианского пастора. В 1857 году он поступил в Королевский колледж в Белфасте. 1861 год он закончил бакалавриат колледжа с отличием по логике, английской литературе и метафизике. В следующем году он получил степень магистра по тем же предметам, снова с отличием.

После того, как в декабре 1862 года Томас Уоттерс был выдвинут на пост Королевским колледжем и сдал экзамен в Китайской консульской службе, в феврале 1863 года он был направлен в Пекин в качестве переводчика-стажёра. После периода работы переводчиком в Тяньсине Уоттерс был повышен до исполняющего обязанности переводчика и направлен в новое британское консульство в Такао (Формоза или Тайвань) в качестве помощника британского консула Роберта Суинхоу.

В 1887-1888 гг. он был назначен исполняющим обязанности генерального консула в Корее, в 1891-1893 гг. – в Гуанчжоу, а затем до апреля 1895 г. – консулом в Фучжоу, когда ухудшение здоровья вынудило его уйти в отставку после 32 лет службы на Дальнем Востоке.

Что касается литературной карьеры Уоттерса, то следует отметить, что как только он овладел китайским, он приступил к записям своих наблюдений. В 1870-х годах Уоттерс, очевидно, путешествовал с внушительной коллекцией книг, включая множество «на санскрите и немецком». Более того, из консульских документов следует, что в этот период он потерял должность консула и остался на службе только в качестве переводчика. Однако несомненно, что Уоттерс всегда стремился понять культуру, в которой жил.

Первая опубликованная работа Томаса Уоттерса называлась «Китайские представления о голубях и горлицах», она появилась в декабрьском выпуске «Журнала Северокитайского отделения Королевского азиатского общества» за 1867 год (том 4). Работа в основном представляет собой сравнение западного и китайского деления Columbidae (鳩) (семейство голубиных).

Значительная часть книги посвящена китайским представлениям о медицинской ценности голубя или голубки, с точки зрения способности различных частей его тела лечить болезни, для чего белизна окраски голубя являлась благоприятным знаком. Уоттерс также пишет, что птицы считались сладострастными и одновременно слыли образцами сыновней почтительности.

В 1874 году Уоттерс опубликовал в том же журнале ещё одну статью под названием «Мифы о китайских лисах» – первую заметку на английском языке о мифах и верованиях, лежавших в основе популярных китайских народных сказок о лисах.

Что касается более духовных тем, то большая часть научных работ Уоттерса осталась погребённой в колонках периодических изданий, таких как «Chinese Review» и «Chinese Recorder». В результате многие из опубликованных им книг частично являются перепечатками его ранних статей.

Он публиковал статьи о китайском философе Лао-цзы, которые позже были изданы в виде книги (1870 г.), представленной в данном издании; а также статью о китайском поэте и философе IX века Хань Вэньгуне, который выступал против введения буддизма в Китае (1871 г.).

Уоттерс опубликовал также множество статей о буддизме в Китае. Однако, пожалуй, главным его трудом стала двухтомная книга о путешествии Юань Чжуана в Индию в VII веке, которая до настоящего времени продолжает переиздаваться в Индии, являясь прекрасным и легкодоступным историческим источником. На самом деле двухтомник был опубликован посмертно, поскольку Уоттерс так и не сдал законченную рукопись в печать.

В предисловии к книге дана четкая современная оценка Уоттерса. В предисловии говорится, что «мистер Уоттерс, вероятно, знал о китайской буддийской литературе больше, чем любой другой европеец, и обладал… очень хорошим знанием пали и санскрита».

В годы после выхода на пенсию Уоттерс принимал активное участие в работе Азиатского общества Лондона, в комитете которого он состоял. Если бы не плохое состояние здоровья, этому ученому человеку, вероятно, предложили бы одну из кафедр китайского языка в Оксфорде или Кембридже.

Томас Уоттерс умер 10 января 1901 года в возрасте 60 лет в своем доме на Кливленд-роуд.

Жан-Пьер Абель-Ремюза.

Записки о жизни и взглядах Лао-цзы

Записки о жизни и взглядах Лао-цзы, китайского философа VI века до н.э., исповедовавшего взгляды, обычно приписываемые Пифагору, Платону и их последователям, составленные Жаном-Пьером Абелем-Ремюза (1788-1832).

Перевод издания 1823 г. (Imprimerie royale).

Среди фактов, касающихся народов Восточной Азии, наиболее заслуживающими внимания нам представляются те, что свидетельствуют о предшествовавших возникшим в Средние века связях и отношениях этих народов с народами Запада.

Завоевания, вторжения, эмиграция, поездки путешественников, а также широко известные и исторически признанные предприятия торговли и миссионерство – не единственные обстоятельства, которые следует рассматривать с этой точки зрения.

В совпадении учений и даже в совпадении заблуждений могут существовать поразительные черты аналогии, которые случайными признать невозможно.

В этом отношении философские книги Востока, в которых мы находим взгляды, исповедуемые древними, являются памятниками, происхождение, возраст и подлинность которых заслуживают обсуждения. Несколько миссионеров, наиболее сведущих в китайских древностях, отцы Премар, Фуке, Буве, были поражены, обнаружив в древнейших китайских книгах идеи, которые, как им показалось, самым удивительным образом соответствовали некоторым догматам христианства.

Чтобы объяснить такое соответствие, они прибегли к предположениям, которые были расценены как произвольные. Мне показалось, что указанный выше факт нуждался в проверке, и, признав его правильность, я посвятил себя его объяснению, руководствуясь соображениями, которые, как я полагаю, достойны признания критиками.

Люди, изучающие историю философии, возможно, не без некоторого интереса узнают, что мудрец, которого можно было бы назвать китайским Платоном, жил более чем на столетие раньше Мусея Афинского⁵.

Эти причины побудили меня вынести на рассмотрение Академии⁶ некоторые вопросы, касающиеся жизни и трудов этого китайского философа, которые, возможно, до сих пор не были должным образом изучены, поскольку миссионеры, так много работавшие над книгами Конфуция и его учеников, по-видимому, не позаботились о том, чтобы сделать его известным через его сочинения, и что только легенды, персонажем которых он был в более поздние времена, нашли место в их заметках.

Ли Эр, более известный как Лао-цзы, живший в начале VI веке до н.э. до сих пор считается патриархом и реформатором школы дао-цзя⁷, в которую в Китае входят все те, кто, не будучи грамотными и, следовательно, не будучи приверженцами школы Конфуция, не приняли религию, принесённую из Индостана буддистами.

Почитаемый самими конфуцианцами как выдающийся философ, советами которого не пренебрегал их учитель, Лао-цзы является для своих последователей не только главнейшим мудрецом, но и бессмертным, совершенным существом, духом или даже воплощением высшего разума, перед которым преклоняются даосы.

Исходя из такого двоякого взгляда на вещи, довольно сложно с самого начала установить обстоятельства жизни человека, являющегося объектом поклонения. Учёные, убеждённые в том, что сектанты оказывают Лао-цзы плохую услугу, приписывая ему взгляды, которых он не придерживался, и сверхъестественный статус, к которому он никогда не стремился, собрали лишь небольшое количество сведений об этом знаменитом человеке, которые, как им казалось, соответствовали представлению, составленному о нём ими самими.

С другой стороны даосы приложили столько усилий, чтобы подчеркнуть совершенство личности, которую они считают за честь иметь своим учителем, что жизнь Лао-цзы превратилась в сплетение чудесных историй и экстравагантных притч, из которых практически невозможно узреть истину.

Вместе с тем мы не можем воздержаться от краткого анализа этих двух типов изложения сведений о личности Лао-цзы, ибо, если сообщения учёных обещают нам бόльшую историческую точность, то в изложении даосов (как бы оно ни было изуродовано чудесными нелепицами) мы можем надеяться найти больше черт, подходящих для суждения о характере сектантов, и даже, возможно, извлечь из него некоторые указания на источники, из которых философ черпал свои идеи.

Если бы и могли возникнуть сомнения относительно исторического существования человека по имени Лао-цзы, то эти сомнения должны были бы уступить силе свидетельств, подтверждающих, что Конфуций имел с ним отношения. Чтобы быть полностью уверенным в этом, достаточно отметить, что заметка о Лао-цзы составляет часть «Ши-цзи» Сыма Цяня, о котором наши миссионеры составили лишь весьма несовершенное представление, назвав его китайским Геродотом.

Ни один фантастический персонаж, ни один выдуманный или сказочный факт, ни одно невероятное обстоятельство не были приняты за истину в работе этого автора, являющегося образцом для историков в Китае и, возможно, заслуживающего того, чтобы быть таковым во всем мире. Поэтому представляется, что факты, взятые из биографической части «Ши-цзи», можно считать достоверными. Я добавлю лишь несколько слов, необходимых для того, чтобы сделать эти факты более понятными.

Лао-цзы родился в конце VII века до нашей эры в окрестностях Ли, расположенного в уезде Ку, – захудалого городка, находившегося в зависимости от царства Чу⁸, но подчинявшегося в то время династии Цзинь⁹.

Его фамилия была Ли, а личное¹⁰ или короткое имя – Эр; он носил почетный титул Бо-ян и посмертный титул Дан¹¹. При дворе Чжоу¹² он получил титул историографа и архивариуса. Конфуций специально предпринял путешествие в царство Чжоу, чтобы посоветоваться с Лао-цзы о церемониях – предмете, который, как известно, имеет величайшее значение для китайцев и области высшей мудрости. Сохранились сведения о речи, которую Лао-цзы произнес по этому случаю перед Конфуцием, тогда ещё молодым, но уже установившим главным правилом своего поведения пример древних, которых он постоянно цитировал.

– Людей, о которых Вы говорите, – сказал Лао-цзы, – давно уже нет; их кости превратились в пыль, и всё, что от них осталось, – это пустые изречения. Мудрый должен следовать в ногу со временем и приспосабливаться к обстоятельствам; пользоваться ими, если они благоприятны, и уступать буре в противном случае. Мы тщательно прячем найденное сокровище и ничего не выставляем напоказ; так и великая добродетель мудреца состоит в том, чтобы скрывать свою мудрость (дословно – быть похожим на глупца)¹³. Отбросьте этот надменный вид, эти чрезмерные притязания, намерения, которые ни к чему не приведут. Это назидание, которое я могу Вам дать: используйте его для своего блага.

Неизвестно, какое влияние оказал на ум Конфуция этот довольно суровый урок. Сообщая о своём визите ученикам, он произнёс следующие загадочные слова:

– Я не удивляюсь, когда вижу, как птицы летают, рыбы плавают, четвероногие бегают. Я знаю, что рыбу ловят на удочку, четвероногих – сетями, а птиц пронзают стрелами. Что касается дракона, я не знаю, как он может взбираться по ветру и облакам и подниматься до небес. Я видел сегодня Лао-цзы: он похож на дракона.

Следует отметить, что дракон в китайской мифологии – удивительное животное, символ небесных духов; поэтому сравнение Конфуция вряд ли может быть воспринято как некая негативная оценка Лао-цзы.

По словам Сыма Цяня, Лао-цзы занимался составлением своего труда о разуме и добродетели. Два последних слова следует понимать не в их обычном значении, а в более широком смысле, который вкладывают в них даосы и который мы вскоре объясним. Основным его занятием было скрываться и тщательно избегать всего, что могло бы распространить его известность в империи.

Лао-цзы долгое время жил в государстве Чжоу; но, видя, что эта династия приходит в упадок, он решил уехать и отправился к границам Китая. Он встретил на своём пути начальника пограничной заставы по имени Инь-си, который, узнав о его планах, сказал ему:

– Раз уж Вы решили скрыться в уединении, Вы должны хотя бы изложить своё учение в книге.

Тогда Лао-цзы изложил две части своего труда, посвященные разуму и добродетели, в более чем пяти тысячах иероглифов. Затем он ушёл, и его судьба никому не известна.

Это рассказ Сыма Цяна. В примечании к этому отрывку его «Исторических записок» добавлено несколько деталей, взятых из даосской книги под названием «Ли-цзян-чжуань», или «История бессмертных». Согласно этой работе, Инь-си, страж границы, или начальник пограничной заставы на пути в Тартарию¹⁴, был человеком, сведущим в астрологии, который с помощью чудесной травы мог предсказывать, что за люди проходят через земли, находящиеся под его управлением. Не получив ни от кого сведений о путешествии Лао-цзы, он был предупрежден о нём облаком, увиденным им.

Лао-цзы, со своей стороны, знал об этом чуде. Он присоединился к Инь-си, и вместе они создали «Книгу о разуме и добродетели». Инь-си сопровождал Лао-цзы в его путешествии на запад от движущихся песков, то есть за пределы пустыни, простирающейся к северу от Тибета. О его дальнейшей судьбе нам также ничего не известно. В нашем распоряжении имеется книга о нём, состоящая из девяти частей, озаглавленная «Гуан-инь-цзы», или «Философ, охраняющий границы».

В том же примечании в «Ши-цзи» упоминается некий Лао-лай-цзы, который происходил из той же страны, что и Лао-цзы, и, как и он, был современником Конфуция. Ему приписывается трактат в пятнадцати главах об использовании разума. Добавляется, что Лао-цзы в результате изучения Дао дожил до ста шестидесяти лет; другие говорят о двух сотнях лет. Эти подробности, которые не исходят от Сыма Цяна, ничего не добавляют к тому, что этот историк рассказывает о Лао-цзы, – здесь уже прослеживаются фрагменты легенд, которыми даосы наполнили жизнь основателя своей школы.

Обстоятельства, добавленные китайскими биографами, чьими работами мы располагаем, столь же фантастичны, что записи, содержащиеся в «Ши-цзи» единственной книги, содержащей историческую информацию о Лао-цзы.

Автор «Каталога семейств», исторического словаря, в котором знаменитые люди расположены в порядке их фамилий, начинает свою заметку о Лао-цзы с этой нелепой басни, которая приводилась во всех источниках и долгое время считалась всем, что было известно о нём. Мать Лао-цзы, говорит этот автор, носила его во чреве восемьдесят один год; из-за этого его назвали Лао-цзы, или Старый ребёнок. Другие оправдывают это имя тем, что он родился с седыми волосами. Наконец, авторы, принадлежащие к школе даосизма, дополнили эти нелепые истории, и, похоже, они хотели соревноваться в абсурдности с мифологами Индостана, у которых они, очевидно, многое позаимствовали.

Чтобы судить обо всех них, достаточно привести одну из их легенд, в которой, как бы экстравагантна она ни была, мы сможем обнаружить некоторые мифологические идеи и, возможно, разгадать некоторые своеобразные традиции.

Автор, книга которого лежит перед моими глазами, называет нашего философа не просто Лао-цзы, но, как и все те, кто приписывает ему сверхчеловеческие способности, Тай-Шан-Лао-Цзунь – высочайший древний властитель. Прежде чем перейти к тому периоду, когда Лао-цзы был современником Конфуция, он перечисляет перерождения, которые этот божественный персонаж прошёл на протяжении веков. Древний властитель, по его словам, существовал от начала времен, но он ещё не прошёл путь рождения.

Во времена Ян Цзя, в период правления династии Шан (конец XV в. до н.э.), его дух принял форму и поселился в лоне прекрасной женщины, где он пробыл восемьдесят один год. Он родился в деревне Цюйжень, недалеко от городка Лай, на территории княжества Чу, в год Ген-чжин правления Во Дина (1301 г. до н. э.), 15 числа второй Луны, во время мао, то есть между пятью и семью часами утра. Он вышел на свет из левого бока своей матери; обстоятельство, которое предлагает очевидное подражание тем, которые сопровождали рождение Будды, согласно мифологии индусов. Поскольку мать родила его под разновидностью сливового дерева, которая по-китайски называется «ли», он при рождении показал на него пальцем и сказал:

– Таковой будет моя фамилия.

С самого рождения у него была седая голова, жёлтое лицо, длинные уши, ромбовидные глаза, широкий лоб, красивая борода и рот квадратной формы. При императоре Вэнь-ване из династии Чжоу (XII в. до н.э.) он вёл учёт западных династий и был архивариусом. Во времена У-вана (после 1122 г.)¹⁵ он являлся историографом столпов¹⁶ после чего отправился в страны на окраинах Запада, в Великий Цинь и соседние страны, находящиеся к западу от Персии. Там он получил имя Старого Учителя и обратил в свою веру все народы этих регионов. При Кан-ване (до 1053 года)¹⁷ он вернулся в империю Чжоу и снова стал историографом столпов.

На двадцать третьем году правления Чжао-вана (1024 г. до н.э.)¹⁸ он выехал на колеснице, запряженной чёрными волами, и покинул империю через перевал Хангу. Инь-си, командующий пограничной заставой, который был осведомлён о его прибытии, изучал с ним доктрину о разуме. Проведя здесь двадцать пять лет, он прибыл в страну Чжоу и, сопровождаемый Инь-си, пересек движущиеся пески и всю страну, населённую варварами, то есть Тибет и Малую Бухарию. При Му-ване (до 947 г. до н.э.)¹⁹ он вернулся в Срединное царство. На семнадцатом году правления Цин-вана (545 г. до н.э.)²⁰ к нему пришел Конфуций с просьбой дать ему уроки учения о разуме. В девятый год правления Пао-вана (306 г. до н.э.)²¹ он снова покинул империю и, поднявшись в воздух, поселился на горе Куэньлунь²². Известно, что в географии это название обозначает высочайшие горы Тибета, а в мифологии – гору Полюса или сам Арктический полюс; это Маха-Меру индусов, Кавказ²³ и т.д.

Сохранились упоминания о появлениях Лао-цзы при династии Цинь; но то, что о них говорится, не заслуживает того, чтобы на них останавливаться, так как, по заключению автора, сообщающего о них, нет века, в котором бы он не появлялся: он родился прежде времени; он будет существовать вечно; его уходы и появления невозможно подсчитать; его превращения неисчерпаемы, наполняют небо и превосходят возможности человеческого разума.

Ограничимся лишь дополнением о том, что, согласно одному любопытному преданию, в восьмидесяти льё²⁴ к западу от Хотана, то есть недалеко от Балха²⁵, на месте, где с тех пор стоит храм Пи-ма, Лао-цзы, обратив варваров, стал Буддой, то есть изменил себя, через новое превращение, в фигуру, которую буддисты считают своим верховным Божеством. Ма Дуаньлинь²⁶, рассказывающий эту историю, говорит, что Лао-цзы, придя в это место и будучи готовым вознестись на небо, попрощался с собравшимися варварами, сказав им:

– Я собираюсь вознестись на небеса и искать там подходящее место для нового рождения.

Впоследствии, рассказывает китайский автор, он вновь появился в Индостане в лице сына одного из королей варваров и получил имя Будда. Именно в память об этом событии был воздвигнут храм Пи-ма²⁷.

Однако это собрание нелепых легенд может послужить материалом для некоторых важных соображений. Поскольку ни одна из них не относится к годам жизни Лао-цзы, они воспроизводят не взгляды Лао-цзы, которые могут быть взяты исключительно из его книги, а лишь взгляды его последователей, которые мы сейчас не намерены обсуждать. Можно лишь предположить, что после прихода буддизма в Китай индусские идеи об аватарах или воплощениях могли быть переняты даосами, и что, сделав такое заимствование у буддистов, первым оставалось только, для усовершенствования своей религии, сделать самого Будду одним из воплощений души Лао-цзы.

Я не останавливаюсь на той мысли, что буддисты получили что-либо в этом отношении от даосов, потому что, помимо известной древности индийских взглядов о пришествиях божества, эти взгляды в случае с даосами не вытекают из последовательной и стройной системы, как это имеет место в случае с буддистами, где такие взгляды являются следствием фундаментальной догмы об эманации.

Это не значит, что индийское влияние на китайскую философию нельзя проследить до времен Лао-цзы и даже до гораздо более ранней эпохи. Возможно, мы заметим следы такого влияния, изучив книгу этого философа, однако от этого незначительного влияния, которое, по всей вероятности, не сразу проявилось в ранние времена, до грубого подражания индусским легендам, догмам и идеям, как это видно из книг современного даосизма, ещё очень далеко.

Что же касается периодов существования, приписываемых Лао-цзы до и после его реальной жизни, с которыми одни авторы связывают различные сказочные подробности, а другие относят их к ней (например, его рождение в возрасте восьмидесяти одного года, его восхождение и пребывание на горе Куэньлунь), то мы, пожалуй, вправе выдвинуть предположение, которое уже высказывалось по подобным поводам, и предположить следующее.

То, что верно в отношении учения Лао-цзы, было применено к его личности, иными словами: разные воплощения Лао-цзы жили в различные периоды – либо когда его принципы начинали восприниматься в Китае, либо возрождались и с блеском исповедовались сектантами, чьи взгляды охватывались его учением. Кроме того, его последователи могли продвигать свои собственные идеи, которые, по этой причине, впоследствии были спутаны с его учением.

Это лишь предположение, но оно, возможно, приобретёт черты правдоподобности в оставшейся части данных Записок.

Ещё один момент, в отношении которого трудно сохранять сомнения, поскольку все легенды о нём совпадают – это путешествие Лао-цзы в страны, расположенные на Западе на очень большом расстоянии от Китая. По правде говоря, у авторов есть некоторые разногласия по поводу обстоятельств этой поездки.

Сыма Цянь указывает, что такое путешествие имело место в конце жизни Лао-цзы, после выхода в свет «Дао дэ цзин», и, кроме того, говорит о неизвестности дальнейшей судьбы философа. Другие понимают в чисто историческом смысле его уход на гору Куэньлунь, то есть в самые высокие горные районы Индии или Тибета. Те, кто считает, что он прибыл в местность, находящуюся на расстоянии восемьсот ли²⁸ к западу от Хотана, помещают место его деятельности в качестве проповедника и его дальнейшей славы недалеко от Бадахшана и Балха, в восточных частях Бактрии²⁹.

Географически окончание его путешествия располагалось бы ещё дальше, если бы он решил посетить страны, на которые позднее распространилась Римская империя, и обратить в свою веру, как говорят китайские мифологи, различные народы этих стран.

Всё это смущает только потому, что знакомство Лао-цзы с философами Запада, согласно этим различным гипотезам, должно было произойти после написания его книги, которая, как мы вскоре увидим, скорее наоборот, написана в результате такого знакомства. Действительно, если мы хотим взглянуть на вещи непредвзято, нет ничего невозможного в том, чтобы предположить, что китайский философ путешествовал ещё в шестом веке до нашей эры по Персии или Сирии. Эта уникальная книга, на которую нам предстоит обратить свой взор, приводит в пользу идеи знакомства Лао-цзы с мыслителями Запада гораздо более веские аргументы, чем рассказы мифологов и предания, собранные историками.

В Королевской библиотеке хранятся два разных издания книги Лао-цзы. Один из них, датированный 1627 годом, в двух томах, содержит заметки и комментарии Гао-Чжу-Цзы из Су-мэня. Другое издание является частью собрания Сы, то есть философов, написавших книги до «сожжения»³⁰: оно не содержит примечаний или комментариев. Кроме того, в 211 томе универсальной энциклопедии Ма-Дуаньлиня³¹ имеется подробное описание «Дао дэ цзин» и девятнадцати основных изданий, пользующихся наибольшим уважением китайских библиографов, с выдержками из предисловий и примечаниями редакторов.

Обращаясь к этим подлинным источникам, мы имеем все основания полагаться на точность понятий, краткое изложение которых мы собираемся предложить далее.

«Дао дэ цзин», или книга разума и добродетели, та самая, которую, по словам Чжао-цзи, Лао-цзы передал Инь Си, по общему согласию носит титул Цзин, то есть классической, неизменной, священной, хотя учёные не ставят её в один ряд с теми книгами, которым по праву принадлежит этот титул. Это дань уважения, которую отдают древности этой книги, её подлинности, прекрасному учению, которое, как считается, заключено в ней, глубокой мудрости автора.

Она состоит из двух частей, состоящих из восьмидесяти одной главы, и в общей сложности содержит пять тысяч семьсот сорок восемь иероглифов. Те, кто считал, что последнее число – это количество изречений или максим, содержащихся в «Дао дэ цзин», не видели книгу и неправильно поняли высказывания китайских авторов, которые говорили о ней. Разделение всей книги на восемьдесят одну главу или параграф отсылает нас к восьмидесяти одному году, которые Лао-цзы, согласно представлениям даосов, провёл в утробе своей матери, и вполне может иметь какое-то отношение к этой легенде или, по всей вероятности, породило её.