Czytaj książkę: «Однажды на пляже в Бостери… Рассказы о любви – небесной и земной»

Посвящается верному другу и покровителю Б.Ж.

© Замир Осоров, 2024

ISBN 978-5-0064-4000-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказы о земной любви

Любимая преподавательница

(Воспоминание однокурсника)

Не знаю, как обстояло дело на других курсах и факультета, но студенты нашего потока Энергофака почти все поголовно были влюблены в эту преподавательницу. Во всяком случае так мне казалось.

Она одевалась очень аккуратно и модно, внутренний мир ее был богат, как и физический облик и тело были совершенными – во всяком случае в восприятии студентов второго курса; так что и парни и девушки глядели на нее с затаенным восхищением, отслеживали каждое ее движение на лекциях – и когда она прохаживалась по перед доской, слушая ответы учеников, и когда садилась за стол, чтобы сделать записи в своем журнале.

Те из студентов, что сидели на передних рядах, имели возможность тайком наблюдать за ее крепкими бедрами, прижатыми друг к другу, выступающими из-под подола платья, когда она сидела за столом и что-то записывала в журнале. Платье тоже плотно облегало ее стройное тело и ноги, однако оно было достаточно коротким и позволяло рассматривать урывками, когда она была погружена в свои дела не только стопы, голени ее ног, но и сомкнутые бедра, прикрытые прозрачной тонкой тканью колготок, которые делали эти ножки лишь соблазнительнее, давая большой простор юношескому воображению, как и запах тонких духов, постоянно исходящий от нее. Но, несмотря на свою сексуальную внешность, у нее был сильный и независимый характер; и в институте, на кафедре все ее уважали как учащиеся, так и преподаватели. О ней говорили, что она является одним из самых способных молодых специалистов, и скорее всего не долго будет оставаться с нами, в нашем институте. Увы, так это и произошло впоследствии, что ее в конце концов переманили в один из центральных вузов Союза – она уехала далеко из нашего уездного городка.

Она никогда не приходила в одном и том же наряде, каждый день меняла свой туалет, одеваясь в разные стили и фасоны, хотя выбор был не столь уж богатым – пять или шесть перемен одежд, но она не одевала два дня подряд одно и тоже платье как это делали другие преподавательницы, появляясь в одной и той же привычном облачении и даже по праздникам не стремясь выглядеть обновленными.

Наши девочки считали, что у нее безупречный вкус, мальчики тоже обращали внимание на ее одежду. Но меня, и я больше чем уверен что и остальных ребят, привлекали, в первую очередь, ее физический облик, внешняя привлекательность, фигура, ее ноги и восхитительные бедра.

Но это было обычным делом для для молодых парней. Все девушки с пышными формами, особенно когда они облачались в спортивные одежды привлекали внимание ребят, как и молодые преподавательницы.

Я любил урок математики, поэтому был у нее на хорошем счету.

Ну а после того, как я стал победителем в городской олимпиаде по математике, когда все учителя поздравляли меня, я был несказанно рад тому, что и она стала с еще большим уважением относиться ко мне. В то время как я, когда сидел на ее уроках, как и большинство парней, думал в основном о ее ножках и о том, каким счастливым должен быть человек, которого полюбит эта женщина и будет проводить с ней жаркие ночи.

Когда в октябре студентов направили на сбор хлопка в южные области Кыргызстана, мы оказались в Ноокенском районе, разместившись в здании сельской школы колхоза Кызыл-Жылдыз.

Среди группы преподавателей, которые следили за порядком, была и она. С самого начала хлопковой страды наш физрук Хайдар Захарович назначил меня кем-то вроде своего заместителя, так что я почти не собирал хлопок, а следил за хозяйственными делами, чтобы у наших поваров были всегда наколотые дрова, имелись все продукты – Хайдар-байке брал меня с собой, когда ездил на колхозной полуторке, закрепленной за нами за товаром в райцентр или в сельсоветы, на склады.

Случилось это в середине хлопкового сезона, когда уже прошло две недели, и оставалось еще столько же времени до конца сезона сбора хлопка.

Однажды вечером старшие товарищи на нашей базе были встревожены тем, что одна из самых лучших сборщиц хлопка нашей школы, маленькая и хрупкая Рита вместе с подругой Зулейкой куда-то запропастились.

И тогда преподавательница, позвав меня с собой, пошли на поиски пропавших в сторону полевого стана. Я знал, что с ними не произошло ничего страшного, просто они уже успели познакомиться с местными девушками и парнями во время вечерних концертов и скорее всего кто-то из этой компании пригласил их к себе в гости.

Но наша математичка была уверена, что девочки остались где—то на хлопковом поле – возможно, собрали так много хлопка, что не успели к месту сбору, куда подъезжал трактор с прицепом – наверное, опоздали, после чего, спрятав собранный хлопок в густых зарослях, среди кушерей хлопчатника, сами пошли по своим делам.

Но я не возражал, раз она хотела прогуляться к дальним полям, отстоящим у самого подножия холмов.

Я был своим человеком на этом полевом стане; привозил обед туда в больших чанах-автоклавах на колхозной полуторке, закрепленной за нашей школой, а когда машина была занята, то приходилось добираться на повозке, в которую запрягали ослика – этот транспорт предоставлял нам старый дехканин Эргеш-аба, который жил в двух шагах от школы и был сторожем школы.

На полевом стане имелись котлы-самовары для заварки чая —цилиндрической формы титаны. В мои обязанности тоже входило, чтобы кипяток для чая был всегда готов, когда ученики собираются на обед на полевом стане в середине дня, потому я приезжал туда на полчаса раньше обеденного времени, чтобы успеть растопить и вскипятить воду в 30-литровом титане.

Преодолев полтора километра, двигаясь вверх к холмам Кыш-Тобо, неподалеку от кошары для зимовки овец, мы добрались наконец до этого полевого стана. Но там уже не было никого, и даже сторожа. Только где-то с холмов доносились ржания лошадей, оставленные хозяевами в ночное, да и вдалеке за холмами смутно прорисовывались контуры величественной горной цепи – вершил Ангрен-Ата и Бабаш-Ата, все еще хорошо различимые, несмотря на то, что солнце уже давно закатилось за горизонт.

Большой и грозного вида сторожевой пес, типичный азиатский ала-добот бродил вокруг шыйпана, но он хорошо знал меня и приветливо бросился навстречу нам.

– Ты совсем свой человек здесь, как я вижу, – сказала преподавательница, взяв меня за руки, чтобы не споткнуться в темноте и в тоже время опасаясь большой псины, подступившей к нам в быстро густеющей темноте.

И в этот момент со стороны нашей школы в небо взмыла сигнальная ракета, запущенная Хайдаром-байке, что означало, что пропавшие девушки нашлись, и что мы можем возвращаться обратно, не занимаясь дальнейшими поисками.

Мы очень устали, и потому решили передохнуть. Я подвел ее к летней беседке, попросил ее подождать там, усадив на расстеленное одеяло, а сам пошел во внутренние покои полевого стана, сказав преподавательнице, что там всегда есть в бидонах чистая вода, и чтобы найти что-нибудь съестное для собаки.

А сторож Авас запирал ключ от каморки, где хранились хлеб, сыр, масло и прочие продукты. И я знал, где он оставляет ключи. Он редко ночевал на шыйпане, доверившись полностью четвероногому охраннику, а иногда даже во время обеда не появлялся там. Чтобы обед не был сорван, когда ее не окажется на месте, он доверил мне ключи от внутренних покоев. Поэтому я знал, где хранятся орехи, яблоки и прочие вкусности к чаю – набат, халва, твердые как камень пряники, куруты.

Нам повезло – в термосе Аваса-байке оказался горячий чай. Тогда я позвал учительницу зайти внутрь.

Мы попили чай с халвой сидя на спальной кушетке, которая служила и сиденьем, и спальной кроватью для нашего сторожа.

– Как это странно, – сказал вдруг она, —немного взволнованным голосом. – Мы совсем одни и вокруг на пару километров ни души.

Это много позже я стал опытным мужчиной, который умел быстро переходить от разговоров к делу. Но тогда я был 18-летним парнем, совсем еще юнцом и даже представить не мог, как далеко может зайти наша беседа на полевом стане. В любом случае этот день был невероятной удачей для меня – рядом со мной находилась обольстительная молодая женщина, которая почему-то в этот вечер была предрасположена к беседе со мной.

– Я тебе вот что скажу, молодой человек. Ты ничего еще не знаешь в этой жизни. Я тоже не так много знаю в свои 28 лет, но ты в сравнении со мной совсем еще зеленый. Лет через 7, когда тебе стукнет 25, ты поймешь, что я чувствую теперь…

– А это что? – она заметила бутылку красного вина «Кугарт» на полке.

– Это увлечение сторожа, он выпивает по вечерам. Но редко.

– Конечно, иначе бы он не оставил ее здесь нераспечатанной – согласилась она.

– Я ему приношу, по его просьбе, из магазина в райцентре. Водку он не любит, а это вино его устраивает. Две бутылки в неделю – это его норма. Пустые бутылки я тоже забираю у него и сдаю в магазин – там, где покупаю вино.

– Надо же какой аристократ, пьёт натуральное вино, а не какой-то крепленный шмурдяк или бормотуху. А выглядит совсем деревенским мужиком… – задумчиво произнесла она, а потом на мгновенье погрузилась в себя, но когда я посмотрел на нее, тут же пришла в себя и сказала:

– Скоро меня уже не будет в институте…

– Как это? – я не понял ее, наливая чай в пиалу и подавая ей.

– Да так… Перевожусь в другой вуз и другой город. Только ты никому не говори об этом…

Я просто молчал, не зная, что и сказать, наслаждаясь в полутьме столь близким присутствием молодой и привлекательной женщины.

– Слушай, я дам тебе денег, – сказала вдруг она, – ты принеси ему завтра другую бутылку, а эту мы разопьем с тобой, прямо сейчас. Надеюсь, ты меня не подведешь, если кто-то узнает об этом, меня выгонят с работы. Хотя я все равно уйду, но все же…

Чтобы открыть бутылку Кугарта даже не требовалось открывалки, просто следовало содрать жестяную крышку, зацепив ногтями за выступающее ушко

Я уже имел кое-какой опыт в употреблении вин, шампанского и даже однажды пробовал выпить водки, но она мне жутко не понравилась тогда.

Мы пили вино из одной эмалированной кружки. Она выпила сначала, налив полную кружку, а потом также налила и протянула мне. Я, закрыв глаза, выпил все, что она мне протянула и это было самое лучшее решение в моей жизни. Я тут же опьянел и почувствовал себя намного лучше, как и моя собеседница, которая успела мне сказать, что все мужчины очень плохие создания, особенно те, которые тебе нравятся.

Позже мне стало известно, что именно в это время она переживала серьёзную личную драму: человек, с которым она хотела создать семью, оказался неверным, попросту говоря, мерзавцем, который, долгое время крутил роман и шуры-муры с ней, а в конце концов женился совсем на другой женщине, родители которой были большими шишками в городе.

– Сейчас мы пойдем домой, тебе больше не следует пить. Да и мне тоже. Просто сделаю еще один глоток, – и с этими словами она глотнула прямо с горла бутылки, после чего произнесла «и пусть все плохое уйдет из нашей жизни».

Я закрыл снова бутылку, там оставалось вина меньше половины, и уже было направились к выходу, как тут учительница, опередив меня, закрыла дверь на внутреннюю щеколду и повернулась ко мне, взяв меня за плечи.

– Я знаю, что я тебе нравлюсь, – сказала она, странно и завораживающе улыбаясь, трогая меня за волосы.

– Как и всем студентам, – я ответил ей, голова моя все еще пребывала в тумане, но мое сердце уже бешено колотилось.

– Откуда такие кудри? У отца твоего просто волнистые волосы, не такие закрученные.

– Не знаю, – отвечал ей как бы со стороны, не чувствуя самого себя.

И вдруг она обняла меня и произнесла мне в уши, касаясь губами мочек

– Слушай, молодой человек, ты хочешь быть со мной?

– Конечно, – я ответил ей все также пребывая в тумане и даже не веря, что все это происходит со мной. – Кто бы смог отказаться от этого. Весь класс смотрит на это.

– На что? – не поняла она.

– На ваши ноги, когда вы сидите за столом.

– Ах вон оно что! Поэтому ты всегда сидишь впереди?

– Да, но математику я тоже люблю. Когда царицу наук преподает царица твоей души – это производит очень сильное впечатление, – я произносил эти слова, как если бы кто-то другой их говорил, а я наблюдал за происходящим со стороны.

– Ну даете! И какая поэзия! – Она громко рассмеялась, а потом прильнула ко мне и прижалась.

– Тогда иди ко мне. – Она потянула меня с собой, и мы повалились на матрац кушетки. Поскольку я был в спортивных бриджах она припустила их сама и ее руки коснулись моего самого сокровенного места, которой и без того было уже туго натянуто.

Невозможно передать тогдашние мои чувства: я сгорал и от стыда, и от сильного огня, который полыхал внутри меня, и от юношеского влечения и даже любви к молодой и соблазнительной женщине.

– Ну, давай же, дорогой соколик, входи в меня своей писей. Становись настоящим мужчиной.

Я, честно говоря, не знал, как подступиться к ней. Такого рода умение и опыт приходят значительно позже, когда уже без всякого стеснения занимаешься этим делом, однако моя преподавательница сама подвела меня и мой прибор к самому заветному месту, и даже плотно прижавшись ко мне, отбросив всякую субординацию и стыд, втянула его в себя, при этом она помогала своими пальцами мой трепыхающийся прибор, чтобы он занял правильную позицию в самой сладкой колее на свете. Первый раз семяизвержение произошло еще в том момент, когда я был только на пороге заветной пещерки, едва пробравшись через густые заросли и только заглянув в ее сокровенные и столь притягательные розовые глубины.

Но моя наставница сказала мне, чтобы я успокоился, целую и подбадривая, а потом и касаясь моего члена.

И вскоре я с снова был уловлен и затянут ее плотью – лучшей ее частью – и на этот раз по-настоящему почувствовал, что нахожусь внутри нее и – о блаженство, испытанное мной в тот самый момент! – когда и ее лоно горело огнем желания и трепетало изнутри, и ласкало мою плоть, и когда произошло новое семяизвержение, и я почувствовал, когда она тоже получила от этого наслаждение, услышав ее стон. Хотя мне было бесконечно стыдно во время этого действия и, если бы не помощь и поддержка моей учительницы, я бы ни за что и никогда не смог пойти на такое. И даже во время короткого оргазма, я не забывал о том, что я держу в руках, точнее меня держит в своих руках очаровательная молодая женщина.

Как потом я выяснил, у нее что-то не сложилось с человеком, с которым она собиралась создать семью, который работал в другой школе нашего городка. И спустя два месяца она уволилась с нашей школы и уехала насовсем.

Вот так я стал мужчиной, когда учился в институте. И надо сказать довольно поздно – в 18 лет. На первом и втором курсе некоторые студенты уже проявляли большую сексуальную активность, занимаясь этим делом со студентками своего курса и старших курсов. А были и такие, которые уже имели кое-какой опыт в этой сфере еще со школы.

В принципе, преподавательница совратила меня тогда, можно сказать подвигла к акту, чрезвычайно предосудительному в тогдашнем нашем обществе, но это был самый лучший урок, преподанный мне в жизни, и я никогда не забывал о ней и останусь навсегда только благодарен ей…

Парижские тайны

В 80-годах прошлого века, в эпоху «золотого заката» СССР, который уже сильно потускнел и пообносился, так и не построив окончательный коммунизм, пестрая делегация из Кыргызстана, насчитывающая с десяток счастливчиков из разных социальных слоев, – в основном, передовики учебы и труда, направилась в десятидневную поездку в Париж.

Среди них был и студент-отличник из Политехнического института, председатель Студсовета нашего потока Равшан Сатымкулов.

Он рассказал нам, что в этой группе туристов были: знатный чабан из Нарына, шахтер из Таш-Комура, руководитель завода в столице, женщина-депутат госсовета, еще одна женщина – знатная трикотажница, а также директор совхоза Катта-Талдык, не помню уже из какого района – последний был самый старший в группе, который руководил хозяйством уже свыше 30 лет и добившийся значительных успехов в заготовке мяса, шерсти, сборе хлопка-сырца, надоях молока и прочее. Короче это были ударники социалистического труда.

Франция и Париж поразили всех наших туристов, но, как вспоминал Равшан, на нашу внутреннее и внешне скованную публику, больше всего произвело впечатление то, как раскованно и в то же время и доброжелательно вели себя парижане на улице – как хорошо и со вкусом умели одеваться французские женщины как молодые, так и среднего возраста, и пожилые. Вся эта французская свобода выглядела особенно контрастно и ярко, когда группа из Кыргызстана прогуливалась чуть ни солдатским строем по Булонскому скверу, вечером, поголовно одетые в мешковатые серые костюмы и такие же брюки, мужчины все при галстуках, надушенные как один тройным одеколоном, и женщины, ступающие также тяжело под бдительным оком гида, сотрудника КГБ, как это всегда водилось у нас. Нарядная цветущая французская публика, одетая со вкусом и в разные стили и модные одежды, в тоже самое время, встречаясь с нашей колонной, проявляла уважение и интерес к нему – в том числе и к нашим колхозбаям и столичным стахановцам, воспринимая, наверное, их одежды и поведение как новые веяния времени и моды.

Что и говорить уличная толпа произвела большое впечатление на наших людей. Молодые парни и девушки в джинсах, ветровках, фланелевых рубашках, неведомых для нас фасонов и стилей, много было в толпе облаченных в шорты и мини-юбки дам разного возраста, но попадались и парижане, облаченные в классику – в костюмы, сюртуки, камзолы и легкие воздушные платья с длинными полями. И хотя не было в толпе мужчины и женщин, облаченных как  Дартаньян или графиня Мансоро, как и причудливых париков никто не носил уже, но все же наряды людей на улицах столицы Франции  были исключительно разнообразными –  попадались прохожие в каких-то африканских, почти петушиных нарядах, замотанные с ног до головы, в чалмах и тюрбанах, и даже проходили группы, совсем без одежд – как может не ошарашить советского человека такое разнообразие!

Но вся эта публика была деликатной и почтительной друг к другу, проявляя уважение к столь разным вкусам и пристрастиям, точно также они отнеслись и к туристам из Кыргызстана, как на совершенно новый неведомый доселе тренд моды.

Промаршировав по Булонскому скверу, согласно заранее утвержденного плана, гости из Кыргызстана должны были посетить небольшой кинотеатр, спрятанный в переулке, после которого также хором надо было пойти в кафе пообедать, а затем уже во второй половине дня направиться в Лувр.

Кинотеатр был полупустой, кроме туристов из Кыргызстана были примерно столько зрителей, и тоже, судя по всему, гости Парижа из Въетнами или Китая.

Перед началом художественного фильма был показан короткий обучающий фильм, посвященный повышению сексуальной грамотности – 15 минут о том, как мужчины и женщины должны ухаживать и стимулировать друг друга в постели, какие позы подбирать и использовать в разных условиях, и все это исполнялось в натуре и с большим искусством. Художественный фильм также был эротичным и просветительным.

Директор совхоза был ошарашен больше всех всем увиденным:

– Черт бы побрал наши калхозы и савкозы! – возмущался он всю дорогу назад в отель, где они разместилиcь. – Вся жизнь прошла в надоях молока, заготовке сена, уборке навоза, а наши бабы и мужики даже не знали, что так можно делать! Пролежали, понимаешь как бревна друг на друге, всегда в одной позе и всегда зажатые и так быстро и воровато все это свершали… Я даже сиськи своей жены никогда не трогал. А надо было делать вот так, как в Парижу! Твою мать родная партия! Зачем все это так долго скрывали от народа? Да и надои молока возросли бы и скотина плодилась бы лучше…

В конце концов сотрудник КГБ, молодой человек, подойдя вплотную к нему, сделал предупреждение аксакалу, что нельзя так громко выражать свои эмоции, «ведь это же все буржуазная культура, которая растлевает сознание советского человека».

– Да я понимаю, сынок. Ты вот что, делай свое дело, лови шпионов и предателей, не обращая на меня внимания, – не унимался аксакал. – Можно подумать, что у французов все это устроено по-другому. Так нет же, и там и тут те же самые бабы, и тут и там одно и тоже молоко, яйца и мясо. Но можно же все это было подать вот так же красиво, по-человечески, со вкусом и любовью.

Жизнь же одна у нас? Зачем ее проводить дни и ночи на скотоферме?

Нет что ни говори, а буржуи понимают толк в любви.