Czytaj książkę: «Законная семья прокурора Драконыча»

Глава 1

Егор

– Тебе нужна семья, Егор, – прозвучал безапелляционный голос Толи.

Поправил галстук и выразительно глянул на друга. Зачем талдычит одно и то же, будто я сам не понимаю? Чай, не тупой, иначе не занимал бы кресло главного прокурора Северо-Западного административного округа столицы.

– Понял я, понял. Ты у нас отныне закоренелый холостяк.

Неделю назад стукнул сорокет, и я вроде как понимал, семья нужна, да и против детей как таковых не был. Но семейной жизни нахлебался. Больше не тянет. Бывшая жена Рената отбила всё желание напрочь.

Укатила три месяца назад с заезжим актеришкой покорять кинематограф. И три года брака коту под хвост.

Оставила после себя горечь и неприятный осадок разочарования. Голову посыпать пеплом и рвать на себе рубашку от страданий не хотелось, ведь я не малолетний пацан, сохнущий по девке, но за годы брака прикипел к ней. Всё же совместный быт, одинаковые, как мне казалось, предпочтения и привычки.

Ошибался.

Воздух после ее ухода, конечно, стал чище, но Толя напомнил о том, о чем я малость позабыл.

– Ужин у генерала уже в эту субботу, а ты заявил плюс один. Знаешь же, что, если заявишься один, звездочек на погонах тебе не видать. Один уже был такой шустрый, помнишь?

– Еще бы не помнить, Томилина Бобер под зад мешалкой отправил в провинцию пыльную документацию разбирать, а на его законное место поставил увальня Гозина, зато женатого! Где, спрашивается, справедливость? Вот не понимаю я, какая связь между штампом в паспорте и исполнением служебных обязанностей? Я таких штампов могу нарисовать хоть десять!

– Так возьми и нарисуй, – хмыкнул друг, выглядя чертовски довольным собой, будто сам метит на повышение.

– Не понимаю я тебя сегодня, Толя, загадками говоришь. Думаешь, у меня есть время на это? Или предлагаешь и жену мне нарисовать вместе со штампом?

– Почему нарисовать? – пожал он плечами. – Найми какую-нибудь актрису. Или ты планируешь найти настоящую невесту к приему у Бобра? Ты, конечно, у нас мужик видный, любая согласится, если что.

– Актрису, – поморщился, аж перекорежило всего, – была у меня уже одна актриса, по горло хватило, – жестом показал, насколько меня достала жизнь с актрисой погорелого театра. Сама Рената никогда не играла ни в кино, ни в театре, разве что в своих мечтах, но мнила себя богемной дамой и ценительницей искусства, близкой к театральным кругам.

– Да я тебе толкую, чтобы ты с какой-нибудь бабой договорился, пусть сыграет роль твоей невесты. Жениться рановато, ведь ты только развелся. Бобру не понравится.

– Слушай, ну несерьезный уже разговор пошел! Я не клоун, чтобы цирковое представление устраивать. Развелся с женой, с кем не бывает? Пойду один, нормально всё будет. Никого я нанимать не хочу. Ты сдурел? А если кто проболтается из причастных? Тайное, Толя, всегда становится явным.

– Да я же только помочь хотел, как знаешь, Егор, – вроде даже как-то обиделся он.

Прям как баба.

– Я твою помощь ценю, – сказал ему откровенно. В наших кругах такая дружба, как у нас с ним, редкость, да еще и без зависти. Хотя нам с Анисимовым делить нечего. Начальник Следственного комитета по округу на дороге не валяется. Особенно толковый и с лучшей раскрываемостью по городу. Мы даже по долгу службы особенно не пересекаемся. – Но не хочу изображать то, чего нет. Попробую его переубедить на приеме. Без жены как раз и лучше исполнять свои служебные обязанности. Никто не отвлекает.

– Тут не поспоришь, но Бобер по себе судит. У него большая семья. Трое детей и уже шестеро внуков.

Поморщился. На больную мозоль давит. Дети. Рената всё откладывала, просила дать время поправить здоровье. Не хотела, видимо, рожать. От меня.

– Всё, кончай строполить меня. Поехали уже. Довлатов опять в своих бумажках, наверное, закопался, не оторвать.

Отделение полиции нашего района, в котором работал наш друг, находилось как раз возле бара, куда мы планировали забуриться после, так что Анисимов не бурчал и не действовал мне на нервы, как обычно.

Показали корочки на проходной и прошли внутрь, здороваясь попутно с коллегами. Поднялись по лестнице на второй этаж, хотя друг порывался прокатиться на лифте, совсем разленился, заимев подчиненных, уже и жиры растрясти ему лень.

– Здесь подождем, кражу оформляет, – кивнул Анисимов, успевший первым заглянуть в кабинет друга.

Раз в общем сидит, значит, допрашивает кого-то. Перебросились парой фраз в ожидании Довлатова, и в этот момент мимо шел Державин, однокурсник по академии, а ныне нач. РОВД. Кивнул и вдруг остановился. Посмотрел вниз.

Не сразу заметил, что взгляд его направлен на девочку лет трех-четырех. Он дернул девочку за растрепанную косу и улыбнулся.

– Твоя, что ли? Где прятал? Копия, – покачал головой. – Потом расскажешь, тороплюсь. Экий ты шустрый.

Державин прошел дальше мимо нас к выходу, а вот Анисимов с задумчивым видом перевел взгляд с меня на эту мелочь, которая стояла и смотрела на меня снизу вверх, открыв рот.

– Мы с тобой двадцать лет знакомы, – процедил, раздражаясь, что он, зная меня столько лет, мог поверить в этот бред.

Я всегда слежу за контрацепцией и бывшими пассиями сразу после расставания. Не настолько безответственный, чтобы плодить детей с ничего не значащими для меня женщинами.

Родители, конечно, требуют внуков, но стоит признать, с детьми у меня контакта нет. Никакого. Они в одной реальности, я – в другой, как две непересекающиеся параллельные линии.

– Рот закрой. Муха залетит, – пробурчал девчонке.

Рот она не прикрыла, а вот реветь белугой начала моментально.

– Э, – почесал затылок, не зная, как успокоить этот раздражающий рев.

– Да уж. Надеюсь, генерал своих внуков на прием не приведет, иначе звезд на погонах тебе не видать. Последние сорвут, как пить дать, – усмехнулся Анисимов и присел на корточки. – Ну-ка, детка, ты откуда такая красивая? Пойдем найдем твою маму.

Девчонка сразу перестала плакать. Ни слезинки не выдавила больше из себя. Прищурился. Такая маленькая, а уже актриса. В гены им тягу к манипуляциям внедряют, что ли.

– Там, – страдальчески шмыгнув носом, протянула палец в сторону кабинета.

Того самого, в котором Довлатов допрашивал воровку.

Глава 2

Алёна

Опер перевел взгляд с меня на Катюшку и обратно. Строго так смотрел, осуждающе. Племяшка жалась ко мне, ища защиты, а мне было стыдно. За то, что не могу ее ни прокормить, ни защитить. За то, что попались.

– Петрович, когда опека подъедет?! – гаркнул опер мужику за соседним столом.

Тот поднял свое одутловатое красное лицо и сощурился.

– Сказали, через полчаса будут, – ответил со скучающим выражением лица.

Сразу стало ясно, что им до нас дела нет. Рядовая ситуация.

И тут до меня дошли его слова.

– К-какая оп-пека?! – подорвалась с места, таращась на флегматичного опера.

– А есть варианты? – поднял он брови. – Обычная опека, девчонку оформлять будет. Тебя до выяснения обстоятельств – в СИЗО, а ребенка пока временно разместят в приюте. Таков порядок.

Катюшка хоть толком и не понимала, о чем мы говорим, но прижалась ко мне сильнее. Испугалась, малышка. Несмышленая еще, а сердцем чует недоброе, что ее у меня отнять могут. А у нас нет никого дороже друг друга.

– Не надо опеку, давайте тут разбираться, – посмотрела на сурового мужика умоляюще. – У меня же ее заберут!

– И правильно сделают, негоже ребенку с воровкой таскаться.

– Я не воровка!

– Девушка, – вздохнул он тяжко и поглядел даже вроде как с сочувствием, но я знала, что жалости от представителя закона не добьюсь, – поверьте, ребенку будет лучше под присмотром взрослых.

– Я взрослая!

– Нормальных взрослых, которые не учат девочку воровать.

– Я не учила, мы просто хотели есть, – жалко оправдывалась я, тут же осознавая свою глупость, когда мужчина издал очередной вздох и посмотрел в документы, не комментируя, только снова покосился на дверь в ожидании людей, которым с радостью нас передаст.

А нам нельзя с опекой пересекаться! У меня Катюшку сразу же заберут, и больше я ее не увижу. На глаза навернулись слезы, от отчаяния захотелось кинуться к сотруднику полиции и умолять о снисхождении. Знала б я, что это поможет, так бы и сделала.

– Знаете же, что в супермаркете камеры, – заговорил мужчина, перебирая очередную стопку документов, занес какие-то данные в компьютер. – На что надеялись? Отвечать не нужно, – видя, что я подрываюсь что-то сказать, прервал меня. – Как вы до жизни дошли такой?

Неужели ему интересно? Вроде в умных глазах действительно скользили сочувствие и интерес, но я настолько привыкла к жестокости этого мира, что не готова доверять, даже если мне протягивают руку помощи. Сжала губы и молчала.

– Мам, можно пи-пи? – прошептала на ушко Катюшка и характерно поерзала на жесткой сидушке.

– Ребенку в туалет можно?

– Пусть идет.

– Но она не справится сама, – удивленно посмотрела на мужчину, он ответил таким же взглядом.

– Знаю я вас, умников, сбежать думаете? Не выйдет. Пусть сама идет. Володь, проводи, – буркнул опер толстяку, который недовольно поднялся с места и медленно зашагал к выходу.

– Котенок, иди с дядей, он тебе покажет, где сделать пи-пи, – погладила я ее по голове.

– Я боюсь, я хотю с тобой, – моргнула Катя как кукла и прижалась ко мне.

– Нельзя, я должна тут сидеть, поговорить с дядей, чтобы нас отпустили.

Малышка, кивнув, соскочила с жесткого стула и вприпрыжку понеслась вперед, обгоняя увальня, что ее сопровождал. Я с тревогой посмотрела им вслед, а потом обратила взор на опера.

– А теперь серьезно, – посмотрел он на меня, – ты почему чужим именем представилась? – повернул ко мне экран со строчками какой-то таблицы. – Шолохова Ирина Валерьевна, названного тобой года рождения, числится умершей. Долго думала?

Сглотнула вязкий комок желчи. Отпираться больше не получится.

– Это моя сестра, и она умерла, за Катюшкой только я присматриваю, у нее больше никого нет…

– Официально она – твоя племянница? А еще законные представители есть? Кто ее отец? Тебе самой сколько лет?

Вопросы были закономерные и простые, но ответить на них мне было сложно. И больно. До пекла в груди. Как в одно предложение вместить всю нашу жизнь?

По лицу опера видела, что ему неинтересны подробности, но спросил он для протокола и ждал. Вздернул бровь и в нетерпении постукивал ручкой по столу.

Это еще больше нервировало.

– Я… Сестра официальная, то есть настоящая… Была…

Мужчина напротив тяжело вздохнул и раздраженно отбросил ручку.

В этот момент я услышала приглушенные голоса в коридоре и отвлеклась. Прислушалась и отчего-то занервничала. Точно. Это Катюшка плачет. Неужели опека приехала раньше?

Вскочила и распахнула наружу дверь, готовая вгрызаться в них до крови, но племяшку не отдавать. Она ранимая девочка и не выдержит ни дня в детском доме.

– Да заткни ты уже эту замухрышку. Или отведи к ее нерадивой мамаше, и дело с концом. Понарожают и не смотрят.

Услышала сначала мужской ворчливый голос, а затем вывалилась наружу.

– Отойдите от моего ребенка! – закричала, увидев возле нее двух здоровенных мужиков.

Кинулась к Катюшке и прижала ее к себе, гладя по волосам и успокаивая. Сзади что-то рычал подоспевший опер, но я не обратила внимания и медленно заскользила взглядом вверх.

И моментально застыла, пригвожденная к месту темным злым взглядом самого высокого мужика. Того, который кричал на Катюшу.

Он же смотрел на меня сверху вниз – уничижительно, с презрением. Так смотрят на букашку, которую брезгуют даже раздавить. Сглотнула и опустила взгляд, натыкаясь на всё еще заплаканное лицо Катюши.

– Котенок, ну ты чего? – упала перед ней на колени, не заботясь о том, что коленкам больно и пол грязный, утерла слезы Катюшке. – Не надо плакать, всё хорошо, дяди тебя не обидят.

Бросила взгляд на двух громил, что стоят и не уходят. Вот чего уставились? Бесплатное цирковое представление мы для них, что ли? Как язык повернулся назвать Катю замухрышкой? Да, у нас нет денег на нормальную одежду! Да даже на еду нет! А этот… Сноб чванливый со своей наглой рожей смеет высказывать нам свое фи!

– Следить за ребенком надо лучше, тогда и успокаивать не придется, – проговорил поучительным тоном, словно я из тех мамаш, у которых дети при живых родителях бродяжничают.

Стиснула челюсти, ведь от истины это была недалеко. Но это не наша вина, не наша. Не моя.

– Так это вроде РОВД, а не притон. Работать лучше не думали? Ваш сотрудник мою дочку в туалет должен был отвести, и что-то его не видно нигде, – иронично окинула я взглядом коридор.

– Мы здесь и не работаем, – усмехнулся он нагло и глянул равнодушно – мужчины на меня обычно по-другому реагируют. Это неожиданно задело. Я опустила глаза, чтобы не выдать своих мыслей.

– Разберемся, гражданочка, – раздался сзади голос опера. – Цел ребенок, хватит уже с ней сюсюкаться, у меня времени в обрез. Идемте в кабинет, оформлять вас будем.

Мужчины поздоровались и улыбнулись, словно нас тут нет, и от этого стало не по себе. Будто я смотрела через стекло на другую, более сытую и полную власти жизнь. Положила ладони на это стекло и прилипла к нему, не в силах разбить. Между нами пропасть.

– За что? – кивнул на меня вдруг второй мужик.

На нем тоже был надет дорогой костюм, но серого цвета, золотые запонки на рукавах, ослабленный на шее темно-бордовый галстук и явно дорогие часы на запястье, но спортивные кроссовки, небрежно торчащие волосы и теплый взгляд производили впечатление не злого человека.

В противовес ему грубиян был одет с иголочки. Короткий ежик, холодный взгляд вкупе с тугим синим галстуком и черными, идеально начищенными туфлями создавали впечатление приличного человека

Но каждый раз, когда он открывал рот, оттуда вылетали жесткие рубленые фразы и непозволительная грубость. Поразительный контраст.

– Еду воровала.

В этот момент я ощутила на себе ироничный взгляд того сноба. Не решилась посмотреть на него в ответ. Уверена, весь его вид так и кричит, что он был прав, считая нас замухрышками.

– Так, это вы бродяги? – раздался сверху командирский тон, и я, подняв взгляд, обнаружила рядом внушительной комплекции женщину с большой грудью, втиснутой в фиолетовый пиджак, с шапкой рыжих кудрявых волос и широким жабьим ртом. Настоящая жаба! Злая ведьма из детской сказки. И пришла она явно по нашу душу.

– Мы не бродяги! – вскинула я подбородок и быстро встала в желании оказаться с ней на одном уровне. Но куда там. Жаба была просто огромная!

– А повышать голос на меня не надо, – грубо ответила она, и полный пренебрежения взгляд пополз по мне, потом по Катюшке. В глазах жабы читался наш приговор. – Иди сюда, девочка. Тебя как зовут?

Племяшка не ответила, только продолжала жаться к моей ноге, а я держала ее крепко, насколько могла. Если попытаются оторвать, не дамся. Ни за что не отпущу от себя Катюшку. Я за нее драться готова!

– Она не пойдет, она со мной будет, если заберете, то только со мной.

– Ну вы тут мне сцены-то не устраивайте, гражданка, – посоветовала мне жаба, воздевая глаза к потолку, – этого мне только не хватало. Я же всё равно ее заберу, а тебя, надо будет, на место мы быстро поставим. Давно в КПЗ не сидела? Мужчины, а мы чего тут стоим? – повернулась она к невольным свидетелям нашего с ней противостояния.

Как такому человеку поручили в опеке работать? Это же надзирательница тюремного карцера.

– КеПеЗе? – повторила вдруг за теткой Катюшка, по-детски непосредственно, но с заметным испугом. Она кивнула на дядек, которые продолжали смотреть на нас. – Это, полюсяется, велтухаи? Мама, нас в тюлму посадят?

В голосе племяшки звучал страх, а из глаз моментально потекли градом слезы.

В груди расцвела ненависть к тому охраннику супермаркета, который не сдерживался в выражениях при Катюше. В красках расписывал, что нас ждет тюрьма и закончим мы в колонии для рецидивистов. Я – сейчас, а племяшка следом по наклонной пойдет после детдома.

Понимаю, это его работа – ловить преступников, но ему же не доплачивают за словесный понос. Может, сдержись я и не вступи с ним в перепалку, он бы смягчился и не стал вызывать полицию, но не могла я позволить ему так гнусно относиться к моей Катюше. Она ведь маленькая, всё слышит и запоминает.

– Вертухаями нас еще никто не называл, – усмехнулся вдруг добряк.

– Вертухаи… – зловеще прошептала женщина, а я застыла, слыша, как в мозгах тетки из опеки медленно двигаются шестеренки. – Так вы у нас не единожды сидевшая уже. Другое дело. А ну, быстро отпустите ребенка!

Катюша от этого громогласного ора заревела еще сильнее, я же выдвинулась вперед, прикрывая ее своим тщедушным телом, и крепко прижала к себе.

– Только через мой труп! – прорычала и внешне напоминала тигрицу, но внутри вся дрожала, хотелось последовать примеру племяшки и расплакаться навзрыд, ища чужой поддержки и крепкого плеча рядом. Но мы в этом мире одни и совершенно никому не нужны.

– Запрос принят, – прозвучал вдруг сзади разозленный голос опера, а затем меня будто ребром ладони ударили по шее.

Боль прострелила сразу, я согнулась пополам. Катюшу же потянули на выход, безжалостно отцепляя ее пальцы от моей джинсовой куртки, а я не могла пошевелиться и лишь молча смотрела, как ее крохотное тельце с силой отрывают от меня. Прозвучал треск ткани.

В ее ладошке осталась металлическая пуговица, и, пока ее поднимали на руки, она прижимала ее к груди так, будто это истинное сокровище. Сердце разрывалось на части при виде этой картины, агонизировало в муках.

– Поосторожнее нельзя было? Она всё-таки девчушка совсем, – осудил опера бугай-добряк. – Можно было просто поговорить.

– Оказывала сопротивление при задержании и препятствовала работе сотрудников опеки, – проговорил тот отрывисто канцелярскими фразами.

Вот, значит, как. Слабо усмехнулась. Уже и в преступники записали.

– Мама! – прокричала сопротивляющаяся Катюша, вырываясь из лап тетки ко мне, но я не могла пошевелить конечностями и осела на пол. Меня грубо подхватили за подмышки и не церемонясь потащили куда-то по коридору.

Нехотя закрыла глаза, но успела заметить, как на штанишках Катюши расплывается мокрое пятно. Последнее, что я услышала, заставило меня взорваться паникой.

– Готовый ребенок, Егор. Дело тебе предлагаю.

Глава 3

Егор

Смотрел, как девчонку уносят. Красивая, хоть и мелкая дикарка. Тянуло вмешаться и присвоить ее себе, и от давно забытой эмоции кольнуло в груди. Потер, прогоняя наваждение.

Не представляю, чтобы бывшая так себя вела. Та в погоне за красотой обкололась ботоксами и химией, и вряд ли бы решилась так громко кричать, побоялась бы, что лицо лопнет.

Встреться мы с девчонкой при других обстоятельствах, может, и срослось бы у нас что-то. Поухаживал бы красиво, рестораны-подарки, конфетно-букетный. Брак, а там…

– Бред, – тихо процедил, заставляя себя выбросить девку из мыслей. Еще не хватало от нее голову потерять.

Наверняка у нее муж есть, так что окстись, Егор. Вспыхнула неожиданная злость на ее мужика, которого до сих пор нет. Будь она моей, не пришлось бы за дочь одной бороться.

Оставшаяся женщина пыталась удержать ребенка, но при этом отодвинула от себя, с брезгливостью оглядывая расплывающееся пятно на ее стареньких и явно не раз застиранных, а сейчас грязных брючках.

И что-то колыхнулось в душе доселе незнакомое, но я задавил это чувство на корню. Уже не щенок, чтобы позволять эмоциям довлеть над разумом, иначе не продвинулся бы по карьерной лестнице так высоко, а прозябал бы сейчас каким-нибудь помощником юриста.

– Если ты закончил, то поехали, – бросил Довлатову, когда тот возвращается.

Женщина в это время надумала отвести девочку в туалет, чтобы как-то привести ее в порядок, но та упиралась и даже, кажется, укусила ее за руку. Поморщился, но малую можно понять, тетка из опеки, действительно, на вид стерва стервой.

– Минуту, вещи только прихвачу, – кивнул Довлатов и забежал в кабинет, после чего возвратился, и мы принялись ждать, когда из туалета выйдет представитель опеки, чтобы подписать документы.

Их не было довольно долго, причем даже сквозь плотные стены доносился плач и крики девочки. Невольно перед глазами встал образ матери ребенка. Красивая, тонкая вся, будто тростинка, сожми сильнее, и сломается. Глазищи на пол-лица, маленького роста, мне по грудь, но неожиданно с выдающимися формами. В моем вкусе девочка, и от этого я еще больше бесился.

– Жалко как-то, – протянул друг и посмотрел на меня странным взглядом, и я мысленно встряхнулся, прогоняя наваждение в виде воровки. Не нравился мне этот интерес, может плохо закончиться.

– Хватит, Анисимов, я уже свое слово сказал, – процедил, раздраженный его упорством, аж душно стало, и я ослабил галстук.

В работе мне его качества характера нравились, бесценная хватка питбуля не раз вытягивала до победного даже самые безнадежные дела, но в дружбе он порой бывал невыносим.

– О чем это вы? – поинтересовался Довлатов, нервно дергая ногой. Давно уже предлагаю ему бросать эту неблагодарную работу и идти ко мне под начало. РОВД из него все соки выпивает, приходится вон с какими маргиналами и нерадивыми мамашами дела иметь.

– Драконыч наш ведь развелся, а уже в эту субботу юбилей у генерала. Агитирую его найти актрису с ребенком, либо вон, – кивнул в сторону уборной. – И благое дело совершить, карму очистить, и заодно преференции выбить. Законная семья, ребенок – генерал оценит.

Довлатов промолчал и задумчиво смотрел то на меня, то в сторону коридора, куда уже оттащил преступницу.

– Бред, конечно, – поддержал меня, а затем выбил почву из-под ног: – Но ты имей в виду, Криволапов придет с беременной невестой на прием, сегодня к нам забегал, поделился новостью, так что, может, Анисимов в этот раз дело говорит.

Криволапов. Мой главный конкурент за должность.

– Ты подумай над моим предложением, Егор, – снова вклинился Анисимов, а я еле слышал его из-за пульсации в ушах. Сердце от накатившего бешенства работало на пределе возможностей. – Твое положение еще более шаткое, чем пять минут назад.

– Я тебя услышал, – проскрежетал, нервно дергая галстук. Не собираюсь заниматься подобными глупостями. Уж не знаю, кого там Анисимов в жены берет, но с его пристрастием к клубным вечеринкам и доступным женщинам вариант там явно так себе.

– И когда это она успела забеременеть? – оскалился. – Только на прошлой неделе наши видели его в “Арфе”.

Стриптиз-клуб низкого пошиба. Нога ни одного уважающего себя мужика туда не ступит.

– Он, знаешь ли, твоей щепетильностью не страдает, – усмехнулся Довлатов, а затем добил: – Но поговаривают, что это чья-то дочка, так что сам понимаешь, крыть тут только можно козырем в рукаве.

Кивнул наверх, намекая на большие связи у будущей жены Криволапова, и у меня дернулось веко.

– А ну, хватит кричать! – вдруг раздался неприятный визгливый голос тетки из опеки, и она вытащила ревущего навзрыд ребенка из туалета.

И когда я смотрел на несчастную девчушку, в моей голове моментально вырисовался план. Генерал не только любит семейных, но и тех, кому благоволит его жена, а она, как известно, любительница слезливых драматичных историй любви, в частности, про обездоленных сироток.

***

Пришла в себя неизвестно через сколько времени, но уже в холодной камере и не одна. Рядом сидели две ярко накрашенные девицы легкого поведения, по ним сразу было видно, а на полу лежал какой-то неопрятно пахнущий бомж.

Дожила ты, Алёна! Права была насчет тебя тетка. Без контроля с ее стороны пойду по наклонной. Так и вышло. И Катюшку за собой на дно утащила.

Сколько бы ни кричала и ни била по железным прутьям, дежурный, сидящий за стойкой, не реагировал. Пару раз ударил дубинкой по решетке, намекая, чтобы заткнулась, иначе мне не поздоровится, и это подействовало. Здесь, видимо, все отбитые, не погнушаются и девушку избить.

– Ты с какого участка? – нагло спросила у меня одна из сокамерниц и лопнула шарик из жвачки в воздухе.

Стало до дрожи неприятно, и оттого, что никто не удосуживается мне объяснить, где мой ребенок, я начала плакать. Сказывались напряжение последних дней и сосущее чувство голода в желудке.

– Я н-не… такая… – сказала сквозь рев, и они отстали.

Вот только изучили мой внешний вид и, вероятно, пришли к какому-то выводу. Жалеть меня принялись, отчего я заревела еще сильнее. Свернулась в калачик и не заметила, как провалилась в дрему. И снилась мне плачущая Катюша, которая ручками вытирала грязные щечки. Стало еще тоскливее.

Пришла в себя от странного ощущения, будто на меня кто-то смотрит. Пристально. С неприязнью. Будто букашку под микроскопом рассматривает.

– В-вы… – заикаясь, привстала, замечая по ту сторону клетки того заносчивого амбала.

– Я-я, – передразнил он. Вот ведь гад!

Взгляд тяжелый, исподлобья, будто передо мной бульдозер, а не живой человек. Кулаки в карманах брюк, рубашка расправлена и немного криво торчит из-под ремня, верхние пуговицы ее расстегнуты, галстука и пиджака уже нет, и в целом вид у него какой-то напряженный и решительный.

– Женой моей будешь, девушка, – мрачно известил, словно это дело решенное.

Смотрел так, будто готов проглотить меня здесь и сейчас, и я замерла, не в силах вымолвить ни слова от потрясения.

В том, что он не называл меня по имени, мне виделось некое пренебрежение. Отчего-то была уверена, что он прекрасно знает, и как меня зовут, и какого я года рождения.

И дело не только в том, что он из органов, но явно видно, что он из тех мужчин, которые всё вокруг контролируют, так что вряд ли бы упустил из внимания такие важные факты. Выходит, своим “девушка” он указывал мне на мое место. Практически у его ног.

– Я Сладкова, – упрямо вздернула подбородок. – Сладкова Алёна Па…

Он не дал мне договорить, перебил будто специально:

– Расклад такой. Через десять минут опека заберет ребенка, а ты отправишься в следственный изолятор по делу о краже. Но у меня к тебе альтернативное предложение, девушка.

Не церемонился, бил словами наотмашь. Я побледнела и схватилась рукой за горло, представляя самое гнусное, что может предложить женщине мужик.

– Спать с вами не буду! – выкрикнула на грани паники и практически отпрыгнула к стене, забиваясь в угол.

Прекрасно отдавала себе отчет в том, кто он и кто я, и что при желании меня раздавят как муху, но страх такой бешеной волной затапливал сознание, что я не скрывала своего ужаса и отвращения.

– Твои сомнительные прелести не в моем вкусе, сладкая, – хмыкнул пренебрежительно и поморщился, отчего мне стало неприятно.

Сзади раздались смешки моих недолгих сокамерниц, и именно этот факт заставил меня еще больше покраснеть, но на этот раз от стыда.

– Открывай клетку, Самойлов, девушка свободна, – кивнул уверенно дежурному, пока я обтекала, словно мое согласие – дело решенное.

Подняла голову и безучастно наблюдала за движением ключа. Дверь открылась, и меня пригласили на выход.

Качнула головой, делая шаг назад, но дежурный, посмотрев на мужчину и получив его молчаливое согласие, достал дубинку и демонстративно постучал ею о металл. Раздался неприятный скрежет.

– Силой тащить? – вздернул бровь излишне ярый парень. Выслуживается перед вышестоящим, это было видно по его горящим недовольством глазам.

Отпустила руки, которыми обхватывала себя за плечи, и на ватных ногах вышла из клетки, не желая, чтобы меня унижали еще больше.

– Я вижу, ты согласна, – флегматично хмыкнул мужлан и жестко схватил меня за предплечье.

– Не трогайте меня, – выдернула руку и с облегчением выдохнула, когда он отступил.

– Кабинет Довлатова где, знаешь.

По коже пробежали неприятные мурашки. Эта комната не вызывала у меня хороших воспоминаний, и идти мне туда не хотелось, но сзади продолжал дежурный стоять с дубинкой наперевес, а где-то там страдала без меня несчастная Катюша.

Ее надрывный плач до сих пор стоял у меня в ушах, и от этого тяжело сжималось сердце.

– Где моя дочь?

Не верю его словам про опеку. По ощущениям, прошло несколько часов, а значит, ее давно уже забрали. Наверняка мужик, чьего имени я до сих пор не знаю, либо разводит меня, либо хочет… От последнего предположения по спине прошел холодок.

– Твоя племянница, девушка, не дочь. Давай договоримся сразу, вранье ты оставляешь в этой комнате раз и навсегда. Если хочешь получить опеку, требуется быть максимально честной передо мной. Племянница твоя в участке, я договорился, но один мой звонок, и представитель опеки будет здесь в течение десяти минут, как я и говорил.

Угрожал, скорее, так и хотелось перебить и потребовать, чтобы называл вещи своими именами, но я засунула свою гордость так глубоко, что меня чуть не затошнило, но промолчала, слушая дальше.

– И предвосхищая все твои вопросы и возмущения, скажу сразу. Я твоя единственная возможность спасти и себя, и Катерину. Так что будь благодарна, что ты мне сейчас нужна.

Голос у него был однотонный и равномерный, не злой и не добрый, и от этого у меня бежал мороз по коже. Казалось, со мной говорит робот.

– Сначала я хочу увидеть Катюшу, – упрямо поджала губы, нехотя соглашаясь с его доводами.

Всё в его предложении прекрасно. Кроме одного. Зачем такому успешному мужику такая проблемная девица с прицепом, как я?