Cytaty z książki «Норма»
И я писать на вас буду напишу во все газеты чтоб общественность поняла что людей грабят среди бела дня издеваются над ними и срут им в душу. Я себе в душу срать не позволю я вам не пацан сопливый. Я войну прошёл а вы тут жопу просиживали чаи гоняли а я там кровь лил за вас а теперь мне значит — побоку! Нет, дорогой не на того напали я вам гадить не позволю я управу найду. Чтоб над фронтовиком издеваться я народ растревожу в цека напишу на вас чтоб вас просветили.
— Хоть ты мне и нравишься, я думаю, придётся расстрелять тебя. Во-первых, потому что муж и жена — одна троцкистско-бухаринская банда, а во-вторых — чтобы любимый город мог спать спокойно.
Пока жива природа, будет жить и совесть человечья...
— Мам, а зачем ты какашки ешь?
нормальная норма
Вовка жевал котлету:
— Мам, а зачем ты какашки ешь?
— Это не какашка. Не говори глупости. Сколько раз я тебе говорила?
— Нет, ну а зачем?
— Затем, — ложечка быстро управлялась с податливым месивом.
— Ну, мам, скажи! Ведь не вкусно. Я ж пробовал. И пахнет какашкой.
— Я кому говорю! Не смей!
Юля стукнула пальцем по краю стола.
— Да я не глупости. Просто, ну а зачем, а?
— Затем.
— Ну, мам! Ведь не вкусно.
— Тебе касторку вкусно было пить? Или горькие порошки тогда летом?
— Не! Гадость такая!
— Однако, пил.
— Пил.
— А зачем же пил, если не нравилось? Не сыпь на колени, подвинься поближе…
— Надо было… Живот болел.
— Вот. И мне надо.
— Зачем?
— Ты сейчас еще не поймешь.
— Ну, мам! Пойму!
— Нет, не поймешь.
Юля доела норму, запила водой и стала есть из одной сковороды с Вовкой.
— А может пойму, мам!
— Нет.
— Ну это, чтоб тоже лечиться от чего-нибудь?
— Не совсем. Это сложнее гораздо. Вот когда во второй класс пойдешь, тогда расскажу.
— Аааа, я знаю! Это как профилактика? Уколы там, перке разные? Эт тоже больно, но все делают.
— Да нет… хотя может быть… ты ешь лучше, не зевай…
— А я когда вырасту, тоже норму есть буду?
— Будешь, будешь. Доедай рис.
— Не хочу, мам.
— Ну, не хочешь — не надо, — Юля поставила полупустую сковородку на плиту, налила чаю. — Бери пирожное.
Вовка взял, откусил, подул на чай и осторожно отпил.
Когда же нелегко бывает
не видеть неба много дней
и кислорода не хватает,
мы дышим Родиной своей
Почему раньше дни были такими бесконечными, долгими, полными, а сейчас летят, как шарики от пинг-понга. И все как на подбор – одинаковые, гладкие, круглые…»
В ЛЕНИНГРАДЕ
Плывёт Нева, отсвечивая сталью. На пьедестале — Крузенштерн литой.
— Морскою околдованные далью, сюда пришли мы с давнею мечтой, — прошептал Сивакин, провожая глазами колонну курсантов. Боборовский улыбнулся:
— Да… торпеды, мины, древние галеры…
— Курсантский строй в блистанье лычек, блях…
— С петровских дней куют здесь офицеров для службы на военных кораблях.
Шедший позади колонны лейтенант, засмотрелся на стоящую возле киоска блондинку и неловко стукнулся головой о фонарный столб. В наступающей темноте сверкнула короткая искра, столб глухо загудел, а веснушчатый лоб лейтенанта отрывисто звякнул.
Блондинка отвернулась и, достав из сумочки зеркальце, осторожно провела рукой по тоненьким бровям.
— Пусть новое море порадует душу, — проговорил конвойный.
— В морях же, коль надо, воздвигну я сушу. Горячим степям подарю я прохладу, — улыбнулся строитель, — а Север готов я согреть, если надо!
— Как? — ответно улыбнулся конвойный.
Строитель распахнул ватник достал из подмышки сложенную вчетверо карту Севера:
— Сначала — так. А потом посмотрим.
Карта разбухла от пота строителя и поэтому почти не шелестела, когда он её разворачивал.
