Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Поэма – исповедь российского пятницы, люмпена-интеллектуала.

Философские рассуждения, поиски Смысла жизни, христианские аллюзии..

Очень простым, местами веселым языком написано (книга была переведена и издана на 20 языках), но как тяжело читать, если ты сам в состоянии поиска.

Ибо «сколько бы ты ни стремился увидеть Кремль, всё равно окажешься на Курском вокзале.»

И сколько не стремишься к счастью, окажешься в подъезде лицом к лицу с жестокой убивающей реальностью.

Если не удалось расшифровать многочисленные коды и загадки книги, в интереснейшей статье Льва Оборина можно прочесть ответы на вопросы:

что означает буква Ю?

Почему Веничка хочет попасть в Кремль? Можно ли назвать его интеллектуалом? Почему он так много пьёт?

И почему, даже будучи низвергнут в прах, человек может встать – и идти?

Рекомендую, как и книгу, если не читали, конечно.

При чтении книги (преимущественно комментариев, так как саму поэму перечитывал незадолго до этого) ощущения напомнили известную притчу.

Если кратко: мужик идёт по джунглям и видит хищников – льва, а потом тигра, пугается, бежит и падает с высокого обрыва. Зацепился на полпути за какую-то ветку, повис и видит – внизу ползают змеи. Глянул вверх – а прямо над ним гнездо диких пчёл. И в этот момент из растаявших от солнца сот ему на лицо начинает капать мёд. Мужик подставляет открытый рот и думает: «А неплохо я устроился!»

Пишу эту рецензию с обещанием написать еще одну. Так в чем же дело, почему сразу не написать ту - вторую, обещанную. А дело в том, что эта рецензия - плод моих воспоминаний о книге, а вернее, даже не о книге, а о её сокращенном варианте, опубликованном в свое время в замечательном (без всякой иронии) журнале "Трезвость и культура". Было такое издание, выходившее на рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века в качестве пены от горбачёвской антиалкогольной реформы. В нем и была впервые опубликована поэма Ерофеева, а я, будучи в ту пору студентом, старался не пропускать "громких" новинок.

Так чего же я тороплюсь делиться воспоминаниями о прочтении не полной версии книги, чего проще было бы взять теперь уже доступную полную версию - перечитать её и написать обстоятельную рецензию. Обещаю так и сделать, потому-то и пошла речь о возможной в будущем второй рецензии на ту же самую книгу, но сегодня я невольник игры "Несказанные речи", подписавшись на неё я думал, что читал всю книгу целиком, и только сейчас открыл для себя, что тогда - в "Трезвости и культуре" - было не всё.

Ну, и пусть не всё, но я помню, как мне это понравилось. Не могу сейчас анализировать, почему оно мне понравилось, наверное, потому, что это был потрясающий глоток свободного слова, свободного не от политики, идеологии и прочей туфты, которая тогда облетала даже быстрее, чем следовало бы, а свободного от привычного и повседневного. Кажется, глупость написал, куда уж привычнее и повседневнее беспробудное пьянство наших сограждан, свидетелями коему всем нам приходилось быть.

Но в том-то и дело, что у Ерофеева книга не о пьянстве, совсем не о нем, а о трагедии русской интеллигенции. Пьянство, да какое там пьянство - самый настоящий алкоголизм, инструмент примирения с жизнью. Только это не значит, что интеллигенция жертва - коммунистического режима, национальных традиций, культурного антуража, нет. Если она и жертва, то только собственной неприкаянности и неприспособленности. Когда я читал поэму, а было это во время отбытия долга по поддержанию жизнеспособности советского сельского хозяйства - на картошке, то процесс чтения сопровождался и обильными возлияниями. Получался своеобразный, ни с чем не сравнимый и уже, боюсь, неповторимый, симбиоз прочитанного с прочувствованным и пережитым.

Четвертый курс истфака - уже довольно зрелый в интеллектуальном плане народ, а с нами были еще и преподаватели, которые не только разделяли наши увлечения местными продуктами самогоноварения, но и направляли их. Как поэтично называли мы приобретаемый самогон, помню, я сам рисовал этикетки для прикола, чтобы пить было веселее: "Косорыловка", "Табуретовка", "Зверской свиньи пойло"...

Мы и были той будущей интеллигенцией, которой предстояло со временем спиться, и многим, надо признать, это с успехом удалось. Причем, как иллюстрация к поэме Венички, самыми невозвратными оказывались самые интеллектуально одаренные. Один из них по имени Валера, фамилию я, естественно опущу, был практически двойником Венечки, ходячая энциклопедия, знавший наизусть почти всего Шекспира, способный развернуть дискуссию по любому предложенному вопросу - классический русский алкоголик- интеллигент.

Так и Венечка в своих монологах о жизни и выпивке легко и непринужденно ориентируется в вопросах философии, истории, политики и культуры. И характер посещающих его галлюцинаций тоже непростой, не грудастая соседка Маня является перед его затуманенным алкогольными парами взором, а Сфинкс, пусть он без хвоста и головы.

Трагедия автора и его героя в неумении распорядиться своими способностями и талантами, в потрясающей лени и фатальной зависимостью от духа травы. Любой человек, зависящий от никотина, алкоголя или наркотиков, находится в плену у "духа травы", плену, примиряющим с самим собой, с неустроенностью, с маргинальностью. И, несмотря на всё это, Венечка еще не окончательно спившаяся скотина, он еще имеет какое-то стремление к совершенствованию, к попытке изменить себя. У Венечки таким далёким маяком, путеводной звездой, является районный городок во Владимирской области - Петушки. Туда он и стремится, к своей любимой и ребенку, в надежде на чудо своего перерождения.

Но судьба знает, что это ничего не изменит в Венином существовании, он и любимую пропьет, потому что так ему проще и понятнее, и утопические Петушки так и не наступают, пьяный Веня возвращается в Москву - в свой Вавилон, чтобы пасть от рук четырех всадников Апокалипсиса - это и есть Конец Света, неизбежный для каждого. Скорее всего главный герой умер от острого алкогольного отравления, он столько всего вылил в себя во время своего экзистенциального путешествия в электричке, но какое это имеет значение от чего он умер, гораздо важнее, как он жил. А, судя по тому, что Венечка это и есть Ерофеев, то именно этот алкоголик-интеллектуал, в отличие от большинства других, жил не напрасно, потому что сумел оставить после себя потрясающий документ, описывающий внутренний мир большой части русской пьющей интеллигенции.

"Москва-Петушки" - это вовсе не про алкоголь, не про постмодернизм, не про электрички и не про эрудицию, как многие ошибочно полагают. Это поэма про ангела. Ангела не падшего, а только оступившегося и сломавшего крылышко. Отныне ему скитаться среди людей, а его бывшие собратья будут лишь летать вдали, не в силах помочь. И алкоголь для него - это лишь средство временного возвращения обратно, попытка прикоснуться к тому, что ему больше не принадлежит. Стержень поэмы, на который нанизаны библейские аллюзии, ирония, шутовство и острословие, сдвоенный, как спираль ДНК - это одновременно вечное невозвращение и доброта, любовь, сострадание и человечность; единое в четырех чувствах. Эта блестяще написанная вещь Ерофеева - она в первую очередь нравственного содержания, а все остальное в ней весьма второстепенно.

Это же какой-то словесный сюрреализм. Гениальная нелогичность и стилистически идеально выдержанный абсурд всего происходящего заставляют жить внутри героя, внутри ситуации, представлять маленького облизывающегося Дмитрича, который одну ногу как-бы подал автору, а другую большому Дмитричу, и пить вместе с героем коктейль "поцелуй тети Клавы" или "слезу комсомолки" со лаком для ногтей в основе, при этом проезжая остановки поезда "серп и молот" и "орехово зуево" и платя штраф кондуктору в полтора раза дешевле в гаммах с пересчетом на чистый спирт.

А если уж вы слушаете аудиокнигу в прочтении самого автора, очевидно, кустарно смонтированную, прочитанную у кого-то на кухне, за бокальчиком красного крепленого, и к вашим ощущениям примешивается неумолкающий смех на заднем плане и совершенно гениальная и очень подходящая повествованию книги интонация автора, то, поздравляю, ура, вы на вершине этого произведения.

С уважением, Только что возвратившись из вышеописанного уголка вселенной, С радостью туда вернувшаяся при первой же возможности, Искренне расширившаяся душой, Я.