Czytaj książkę: «Власть бездны»

Czcionka:

* * *

Пролог

Большая черная машина подкатила прямо к трапу «Джамбо-джета». Ничего хорошего это событие не предвещало. И тот факт, что у машины самые обычные номера, но при этом глухая тонировка всех стекол, тоже тревожил. Но худшим из всех признаков следовало считать появление машины в самый последний момент, за пять минут до вылета чартера А-517 в заокеанские дали.

Пассажир из машины выбрался один и самостоятельно, водитель не бросился распахивать дверь и раскрывать над ним зонтик. Но это не умаляло достоинств гостя, вернее, его полномочий. Как не обманывала и его заурядная внешность.

Человек в черном плаще быстро поднялся по трапу и, будто бы не замечая никого вокруг, двинулся в сторону ещё одной лестницы, на второй этаж авиалайнера. Но в верхнем салоне «Боинга-747» человек тоже не задержался. Он прошел прямиком в кабину.

Командир воздушного судна встретил гостя настороженным взглядом. Человек в черном плаще вместо приветствия или объяснений показал пилоту служебное удостоверение и вручил гербовый пакет. Пока командир читал, гость терпеливо ждал, разглядывая интерьер кабины.

– Всё ясно, – командир отдал бумагу второму пилоту.

Тот пробежал взглядом по тексту и сложил документ обратно в конверт.

– Повторю ключевые моменты, – без особых интонаций сказал гость. – Операция «Зверобой» проводится Министерством обороны. На время полета борт полностью переходит в подчинение Главного разведуправления. Это значит, что никакие другие ведомства не могут вносить коррективы в ход операции. Пункт назначения, как видите, изменен, но формально вы по-прежнему вылетаете в Сиракьюс, штат Нью-Йорк. Курс вы смените только на последнем отрезке пути.

– Вы извините, это всё понятно, но… меня беспокоит пункт «сброс изделия». Как увязать ваши планы с безопасностью полета? Если вы заметили, мы на борту обычного самолета, а не бомбардировщика.

– Я это заметил, – гость сохранил непроницаемую маску. – На борту находятся наши специалисты. Сброс изделия на подлете к пункту назначения – их забота. Они уже решили технические задачи и проследят за тем, чтобы эта фаза операции прошла без сбоев и максимально безопасно. А увязан этот момент будет с выпуском шасси. Это всё, что вам нужно знать о технической стороне операции.

– Хочется верить, – проронил второй пилот. – Но всё-таки. Почему не использовали военный самолет? Или это нам тоже знать необязательно?

– В принципе – да. Но я отвечу. Во-первых, чтобы не привлекать внимание друзей-конкурентов китайцев. Во-вторых, чтобы не поднялся шум в мировой прессе, что мы проводим испытания секретных изделий почти на суше. На чужой суше. В-третьих, если что-то пойдёт не так, ваши пассажиры заменят подразделения, дислоцированные в заданном районе.

– В предписании сказано, что «Зверобой» это новое оружие исключительно против атлантов. Вы не уверены в этом? Он всё-таки может быть опасен и для людей?

– Пока неизвестно. Да, «Зверобой» должен убивать лишь тварей, но кто знает? Как говорят строители и лучники, «не стой под стрелой». Командование на месте получило приказ увести большую часть гарнизона подальше от района испытаний. Будем надеяться, уйти успеют все. И гражданские не станут артачиться, эвакуируются дисциплинированно.

– А если кто-то останется?

– Это будут их проблемы. Помните, в целях конспирации – никакой связи даже по шифрованным каналам.

– Всё ясно, сделаем, – подытожил командир.

– Удачи, – гость коротко кивнул и покинул кабину.

Чуть позже командир привстал и выглянул в иллюминатор, чтобы проводить взглядом отъезжающую черную машину, а второй пилот в это время украдкой достал смартфон, ткнул в зеленую иконку программы обмена сообщениями, быстро напечатал лишь одно слово и выключил телефон.

– Галифакс, – опустившись в кресло, проронил командир, будто бы каким-то невероятным образом читая отправленное вторым пилотом сообщение. – Ты бывал в Галифаксе?

– Нет. Разве он не утонул?

– Затоплен полностью. Но одноименный аэропорт уцелел. Ладно, Сережа, готовимся к взлету. Путь всё равно неблизкий. И, чувствую, непростой. Удача, как пожелал этот товарищ из ГРУ, нам наверняка пригодится.

¹
Грачев

Дождь зарядил в ночь на воскресенье и монотонно барабанил по крышам вот уже трое суток. Под его унылый ритм как-то незаметно закончился сентябрь, а затем растворился в лужах и первый день октября. Утешало лишь то, что все три дня температура держалась в районе плюс пятнадцати и почти не было ветра. Вполне комфортная погода. Не хорошая, но и не плохая по нынешним временам. А что сыро… не страшно.

Где теперь вообще сухо? В аравийской пустыне? Да, если сравнивать с центром и востоком США. На самом деле теперь и в пустынях частенько идут дожди. Климат на Земле после Атлантического инцидента и Потопа изменился до неузнаваемости. Как и сама Земля.

Егор вздохнул. Он уже не помнил, что такое хорошая погода. Да и какой была Земля всего-то несколько лет назад, он помнил плохо. Нет, в целом студент Егор Грачев на память не жаловался. Память оставалась цепкой и вмещала приличные объемы информации. Вот только очень многое не хотелось вспоминать.

В шаге от дверей метро Егор встряхнул капюшон и скользнул взглядом по крупной наклейке справа от входа.

«Гуманитарная миссия – выбор неравнодушных» и телефон. А чуть ниже ещё один стикер – картинка в стиле плакатов столетней давности. Добродушного вида медведь с армейским жетоном на шее выхватывает буквально из-под носа у мерзкой зеленоватой твари мокрого белоголового орла. И тоже телефон.

Вся эта наглядная агитация считалась народным творчеством, но телефоны в ней указывались реальные. По первому номеру все желающие дозванивались в офис Федерального Гуманитарного агентства при МЧС, а по второму – в единую диспетчерскую службу военкоматов. И желающих, между прочим, находилось немало. Кому-то хотелось подзаработать, кого-то влекла романтика великой битвы за планету, а кто-то и впрямь был неравнодушен к постигшей полмира трагедии.

И те, и другие, и третьи имели все шансы получить желаемое. За службу в «мокрых точках» хорошо платили как бойцам МЧС, так и контрактникам. И мрачной романтики там было хоть отбавляй. А всевозможным служащим государственных и частных контор, занятым восстановлением порядка, расчисткой и строительством на полузатопленных территориях, ещё и выпадал шанс начать новую жизнь.

Поначалу этот шанс считался сомнительным призом, но постепенно общественное мнение стало меняться. Егор подозревал, что не без молчаливого согласия властей. Ведь сложно придумать лучший способ контролировать территорию, чем заселить её своими гражданами. Вон, китайцы давно это поняли и рассосались по всему миру задолго до Потопа.

В метро у Егора на миг возникла иллюзия, что ничего не изменилось. Те же эскалаторы, кафель, лампы, вагоны и сотни рекламных наклеек. Только народу поменьше, чем бывало прежде в это же время суток. Грачеву не просто удалось сесть, у него ещё и выбор имелся.

Егор уселся на короткий диван в конце вагона и достал телефон. Пятьдесят минут он мог с чистой совестью посвятить изучению новостей. Не очень-то хотелось, лучше бы подремать, но привычка – вторая натура.

Заставка на экране, как обычно, оказалась не той, что была вчера. Нет, телефон работал нормально, никакие вирусы в нем не хозяйничали. Это было делом шаловливых ручонок младшей сестры. Когда Егор приходил домой и валился без сил на кровать, Натаха обязательно забиралась в его телефон, играла и что-нибудь меняла. В последнее время почему-то повадилась ставить на заставку семейные фото.

Сегодня это был кадр полугодичной давности, Грачев как раз вернулся из армии. Мама, Егор в военной форме, две младшие сестры и братишка. Снимок сделала Танюшка, соседка и бывшая одноклассница, тайно вздыхавшая по Егору ещё с детского сада.

На фото Грачев выглядел таким же усталым, но более упитанным, чем сейчас. В остальном же он ничуть не изменился. Чернявый, голубоглазый, крепкий, хотя далеко не шкаф. По лицу видно, что неглупый, вероятно студент, и это была чистая правда. И то, и другое.

Да, в свои двадцать три, когда многие уже имеют диплом, Егор учился лишь на третьем курсе. Но на то имелась известная многим студентам причина. После Потопа отсрочки отменили и служить пришлось всем, даже ярым «косарям». Егор к таковым не относился, поэтому без проблем отслужил год срочной, а после ещё год по контракту в Европейской гуманитарной миссии.

Служба и контракт мало отличались по роду деятельности. Все два года Егор чистил от мусора братскую Германию. Ничего героического. Разве что пару раз видел атлантов на балтийском побережье, но стрельнуть по ним так и не получилось.

Возможно, такой шанс выпал бы чуть позже, ведь как раз к моменту увольнения Грачева начались стычки с тварями не только в американских болотах, но и на европейском берегу. Произошло такое лишь дважды, но прецедент, как говорится, был создан и закреплен. Однако Егор продлевать контракт не захотел, вернулся домой. Нет, конечно же, не потому, что испугался. По семейным обстоятельствам. Заболела мама. И поскольку отец загадочно пропал ещё до Потопа, забота о ней, двух младших сестрах и братишке теперь полностью лежала на плечах Егора.

Пришлось Грачеву перевестись на заочный и пойти на две работы: складским учетчиком на продбазу и дежурным санитаром в лагерь беженцев. Денег всё равно едва хватало, лекарства стоили дорого и были в дефиците, но что оставалось? Найти ещё одну работу? Попытка «поднять» хоть что-то в Сети провалилась, в новом мире этот вид заработка перестал приносить нормальный доход. Оставалась третья работа – суточное дежурство по выходным, но и с ней, похоже, не складывалось.

Сегодня Егор как раз возвращался после суток и ещё двух смен подряд. Едва живой. Продержаться в таком круговороте светило месяца два от силы. И тут не помогут никакие внутренний стержень и армейская закалка. Характер характером, а организм не обманешь.

Грачев поймал себя на том, что вновь тупо смотрит на погасший экран. Полистать новостные ленты ему никак не удавалось. Пробовал каждый день, уже из принципа, но не получилось ещё ни разу. Но и дремать он опасался. Провалишься, проспишь свою остановку, потеряешь время. А оно надо? Утром ведь снова на работу, а ещё позаниматься бы, учебники полистать. Хотя бы для очистки совести.

Егор сунул телефон в карман и окинул взглядом вошедших на очередной остановке. Народу прибыло, и пришлось подвинуться, чтобы рядом села пожилая женщина. Поезд в этот момент тронулся, и женщина неловко навалилась на Егора. Ничего страшного, но локтем она несильно двинула Грачеву в бок. И попала в то место, где до сих пор ныл один из трёх достаточно свежих шрамов. Один располагался на боку и два розовели на груди.

Егор поморщился, но не пикнул. Женщина заметила, что доставила соседу проблемы, и вопросительно взглянула на Егора. Тот слабо улыбнулся, покачал головой, «всё нормально», и уставился в окно межвагонной двери.

Ситуация со шрамами стала чем-то вроде иллюстрации спорного на первый взгляд утверждения, что память поддается настройке. Грачев точно знал, откуда взялись шрамы, но категорически не хотел вспоминать об этом. То есть фактически получалось, что ничего не помнил. Такой вот парадокс.

Впрочем, ничего парадоксального. Егор никогда не врал маме, но отвечать ей, откуда взялись шрамы, не поворачивался язык. Зачем расстраивать, она и так болеет. Вот и убедил себя, что ничего не помнит. Да, получил в армии, но где и как, от чего – ноль. В памяти остались только бесконечные разборы завалов. Может, шрамы от производственной травмы? Мама поначалу не верила, но после поняла, что заставляет сына мучиться, и оставила эту тему в покое.

Боль отпустила в тот момент, когда затертый голос объявил, что следующая остановка как раз та, что нужна Егору. Спасибо пожилой соседке, уснуть и проехать мимо не получилось.

Грачев поднялся и заранее пошел к выходу. К двери была прилеплена необычная круглая наклейка с эмблемой строительной компании «Новый Свет». По кругу сверху шел лозунг: «Мы восстанавливаем будущее», а внизу, как всегда, значился телефон. Егор слышал, что в этой компании за один день вахты платят на порядок больше, чем он зарабатывал, убиваясь в три смены. Но, как и в остальных случаях, имелась проблема. Надо ехать за океан. То есть оказаться ещё дальше от семьи, чем Грачев находился во время службы. Такое вот принципиальное противоречие между возможностями и потребностями.

«На самом деле компромисс где-то рядом, я чувствую, – думал Егор, выруливая на дорожку от метро к дому, – но где он… не работает голова… пустая сейчас, как барабан!»

Егор свернул во двор и едва успел затормозить, чтобы не очутиться под колесами большой немецкой машины. Машина тоже затормозила, хотя и не с такой прытью, как Грачев. Авто выглядело подозрительно новым, но сидевший за рулем человек определенно не имел возможности купить его у официальных дилеров Калужского завода. Значит, этот «бумер» был хорошо восстановленным «утопленником» из Европы. Сомнительное приобретение, но лично Егору не светило даже такое. А за рулем между тем сидел его ровесник, самый известный в квартале жучила Сёма Пасюк.

– Грач, ты заснул на ходу, да?! – Семен опустил стекло и уставился на Егора с выражением крайнего недовольства на свиноподобной физиономии.

Грачев всегда удивлялся, насколько не подходит Пасюку фамилия. Будь он какой-нибудь Поросюк – дело другое, Семен с каждым годом всё больше походил на борова. А вот на крысу Сёма никак не тянул. Разве что был таким же подвижным, несмотря на комплекцию, и хитрым. День, когда Пасюк никого не обвел вокруг пальца, считался праздничным. Хотя бы по мелочи, но хитрил Сёма всегда и со всеми, даже с приятелями. За эту черту характера Пасюка не любили, но приходилось его терпеть. Всё-таки в одном дворе выросли, да и некоторые Сёмины связи оказывались полезны не только ему.

А ещё у этого борова был классный хлесткий удар. Зачастую это тоже играло свою роль. Но Грачев Сёму не боялся, на хитрости его не покупался, в бутылку не лез, поэтому Пасюк относился к Егору нейтрально.

– Хороший аппарат, – окинув взглядом машину, сказал Грачев. – Давно взял?

– Только сегодня, – Пасюк остался доволен реакцией приятеля. – Садись, пацан! Дядя Семен сегодня добрый, покатает!

– Дойду, – Егор усмехнулся.

– Садись, садись, – Сёма махнул, – потрещим пять минут, дело есть.

Грачев едва заметно поморщился, но спорить не стал. Он точно знал, что проще уделить Семену пять минут, чем отнекиваться.

В салоне машины пахло сыростью, и никакие «ёлочки-вонючки» побороть этот запах не могли. Хотя, возможно, Егору так только казалось. За время службы он выкопал из-под ила и завалов сотни таких экипажей, и во всех пахло одинаково. А в некоторых ещё и мертвечиной. Вот и закрепился в памяти стереотип.

– Давай, коротко, – Егор потер глаза. – Сил нет. Двое суток подряд отпахал.

– Герой труда, – Пасюк ухмыльнулся. – Не надоело ухлёстываться? Ты в мае вернулся, да? Ну, и сколько заработал за полгода?

– Все мои. Тебе-то что?

– Мне больно и обидно смотреть, как мой лучший друг гробит себя задаром! – Пасюк переигрывал, но для него это было нормально. – Нет, хочешь убиться – как я могу возражать? Но сделай это за нормальные деньги. У тебя ведь четыре нахлебника на шее.

– Это не нахлебники, а семья, – Грачев взялся за ручку. – У тебя всё?

– Сиди ровно, – Пасюк чуть повысил голос. – Я дело предлагаю. Танька сказала, ты на лекарства для матери зарабатываешь. Я дам тебе денег. А хочешь, прямо лекарство подгоню. Не проблема. Слыхал про новейшие биопрепараты из требухи атлантов? Всё лечат на раз, от жопы до головы. Одна доза – и ура.

– И мне останется только отработать должок, – закончил Грачев. – В твоей мутной компании. Нет, Сёма, не пойдёт.

– Слышь, чел, за мутную компанию можно и в монитор схлопотать.

– Можно, – Егор кивнул. – Но без ответочки не останешься. Ты меня знаешь.

– Знаю, чувак! – Пасюк вдруг коротко рассмеялся и дружески толкнул Грачева в плечо. – Потому и предлагаю тебе дело. Ты парень надёжный, толковый, авторитетный тут у нас…

– Короче, – Егор поднял на Семена усталый взгляд. – Наркотой торговать не буду. Что еще?

– Бог с тобой, – Пасюк округлил глаза и перекрестился. – Ты за кого меня принимаешь? Ты не слушай моих конкурентов, они такого могут наговорить… уши в трубочку! У меня чистый бизнес. – Сёма чуть понизил голос. – Сырьё! Для тех самых биопрепаратов. Высушенные потроха атлантов. Отличная тема!

– А чего шепотом и почему объявление не дашь о приеме менеджеров по продажам?

– А ты не понимаешь? Такую золотую жилу и всем напоказ выставлять?!

– Препараты не испытаны, не сертифицированы и вообще ядовиты на самом деле, – Грачев вздохнул. – А вылечиваются больные временно. Или вообще не вылечиваются, а просто ходят до самой смерти под «неземным кайфом», поэтому у них ничего не болит. Схема понятна. Ответ – нет.

– Говорю же, толковый ты парень, Грач, – Пасюк удовлетворенно кивнул. – Далеко пойдёшь в нашем бизнесе.

– Домой пойду, – Егор открыл дверь и выбрался из машины.

– Всё равно ведь вернешься, – Семен подался к правой двери. – Биопрепараты реально лечат, просто пока нелегально приходится. Но учти, сейчас доза стоит дорого, зато доступна. А потом будет стоить вообще как самолет, и хрен купишь! И время упустишь, болезнь не будет ждать, когда ты созреешь!

– Сёма, отвяжись, – Егор махнул рукой.

Уловив, что Грачев не закрыл тему, Пасюк тут же выскочил из машины и нагнал приятеля у самой двери подъезда.

– Ты понимаешь, что это шанс? Реальный шанс и единственный, если задуматься! Ну достанешь ты денег на обычное лечение, надолго оно поможет? На год, на два? А биопрепараты с гарантией вылечат! Уже на столько раз всё проверено… замаешься считать!

– Я куплю у тебя лекарство, если так. Или сам достану.

– Купишь? – Семен расплылся в ухмылке. – Достанешь? Чтобы купить, тебе надо ещё год пахать, да в четыре смены! А достать… нет, можно достать… можно вообще забесплатно достать. Только для этого тебе прямо в Америку надо. Там после удачной морской бомбардировки, говорят, биопрепараты на берегу валяются тоннами. Спросишь у местных, какой орган на засушку идёт, выпотрошишь десяток атлантов – и домой. Отличный план! У тебя с английским как? Бегло шпрехаешь?

– Шел бы ты… лесом, Сёма! – Егор открыл дверь. – Сам торгуй! Тебе же спокойнее будет. А то вдруг я, весь такой надежный и толковый, тебя подсижу? Не думал об этом?

– Меня подсидеть… седалища не хватит, – Сёма запнулся и чуть сбавил обороты. Вопрос Грачева явно стал для Пасюка неожиданным. Но последнее слово он оставил за собой. А как иначе? – Лады, Грач, подумай. Я ведь вижу, ты в сомненьях. На созвоне, если что…

…В квартире, как обычно пахло, сердечными каплями и жареной картошкой. Встретили Егора все, даже мама. Сегодня ей стало легче, и она появилась в коридоре, кутаясь в махровый халат. Улыбка на бледном лице была слабой, но это всё равно обнадеживало. Грачев обнял маму, девчонок и пожал руку Стасу. Младший брат относился к мужским ритуалам серьезно и категорически отвергал обнимашки.

За ужином состоялся традиционный обмен новостями, которых накопилось ровно по одной на каждого. Мама заверила, что чувствует себя хорошо, давление почти в норме, а Лелька посетовала на загруженность, «как будто мы не выпускники, а уже первокурсники». Наташа сообщила, что сфотографировалась на первый паспорт, а Стас заявил, что сегодня в садике было какое-то «пестирование» на готовность к школе.

Егору сказать было особо нечего, но отмалчиваться он не стал. Коротко доложил, что третья работа не такая уж сложная и в середине смены есть возможность часок покемарить. Этот момент особенно порадовал маму.

После ужина все разбрелись по комнатам и притихли, чтобы не мешать Егору, но сразу же упасть и уснуть Грачев не смог. Из головы не выходил разговор с Пасюком. Точнее, не сам разговор, а зерно истины, которое, как ни странно, в нем содержалось.

Сёму ничуть не интересовала судьба семьи Грачевых, но Пасюк был прав в одном – студенческие заработки Егора проблему решить не могли. Лёлька тоже подрабатывала, расклеивала стикеры, но и ей платили мало. По рублю за десять «пришлёпнутых», как она выражалась, картинок. Этого хватало лишь на хлеб и молоко. Теоретически Грачев мог устроиться куда-то на полный день и временно забыть об институте, но это было всё равно что поменять местами слагаемые. Результат для неквалифицированного работника будет тот же.

Егор уселся на кровати и уставился в темноту. Перед глазами возникло мамино лицо. Бледное, худое, с синими кругами под глазами. То, что ей якобы полегчало, не обманывало Грачева. Так уже бывало раза три или четыре. Бодрее она становилась накануне обострения. И это значило, что грядут крупные расходы. Первые два раза обошлись армейскими накоплениями Егора, в третий раз помогли друзья пропавшего отца, а в четвертый – пришлось брать кредит. Теперь деньги взять было негде, только у Семена.

«Или почку продать, – Егор невесело хмыкнул. – Принципы принципами, а жизнь, похоже, дожала. Как ни противно, выбора не осталось. Придется звонить Сёме».

Грачев пошарил по столу, но телефона не обнаружил. Его, пока Егор мылся, как обычно, стащила Натаха. Поиграть и поменять заставку. Егор тяжело поднялся и потопал в комнату к девчонкам.

В коридоре было темно, и Грачев наткнулся на тумбочку, с которой на пол, шурша листопадом, посыпались какие-то бумаги. Егор включил свет и обнаружил, что под ногами рассыпан ворох свежих наклеек. Видимо, завтрашняя рабочая норма Лёльки. Грачев собрал наклейки, сложил обратно на тумбочку и почему-то уткнулся взглядом в картинку, которая оказалась сверху.

Это была агитка от Министерства обороны. Не такая, как на дверях вестибюля метро, без сомнительных рисунков, строгая и с подробными разъяснениями. Не для романтиков, а для практиков. Если честно, Грачев впервые увидел такую листовку и немало удивился, когда прочитал.

Призывая заключить контракт, Министерство обороны не столько давило на священный долг любого человека противодействовать внеземной агрессии, сколько делало акцент на вполне практических деталях. Всем, кто запишется в заокеанские подразделения, предлагалась зарплата свыше десяти тысяч новых рублей с десятипроцентными надбавками за каждое очередное звание. Кроме того, гарантировалось содержание малолетних родственников и уход за родителями. Причем с базовым лечением. Что значит оговорка «базовое», Егор не понимал, но даже если она урезала затраты на лечение хотя бы на треть, уже хорошо.

Плюс ко всему контрактнику давалось право на трофеи. Какие трофеи можно взять с атлантов, Егор представлял себе ещё меньше, чем в случае с «базовым лечением». Но ведь недаром Сёма зарабатывал огромные деньги на высушенной требухе этих тварей. Может, имелось в виду что-то в этом роде? Или же в армии теперь было принято доплачивать за каждую убитую тварь? Это следовало выяснять на месте, в военкомате.

Отчасти такой сугубо меркантильный подход вызывал внутреннее возмущение – планета в опасности, а они о деньгах! – но в целом Грачев понимал, почему военные сменили тактику вербовки.

Человек ко всему привыкает. Привык он и к мысли, что мир теперь – вечная война. Звучит грустно, но так уж случилось, что поделать? Народ попривык жить в условиях позиционной войны с тварями, и чтобы поддерживать боеспособность, военным требовалось как-то стимулировать ротацию кадров. Тревожная музыка в новостях, трагические кадры и лозунги больше не действовали с прежней эффективностью. А вот конкретные предложения с цифрами – действовали. Грачев чувствовал это по себе. Особенно удачным в его острой ситуации выглядел пункт «аванс в размере полного месячного жалованья перечисляется в момент заключения контракта».

«Прямо-таки именно то, что надо, – Егор недоверчиво хмыкнул. – Вполне нормальная альтернатива Сёминой бригаде. Да, придется всё-таки бросить учебу и опять уехать. Компромисса не получится. Но тут уж не до компромиссов. Условия вдвое лучше, чем были в Германской миссии. И приписка – двадцатилетняя пенсия родне в размере зарплаты бойца в случае его подтвержденной гибели. Что ещё надо?»

Условия были действительно гораздо лучше, чем по контракту с гуманитарной миссией в Европе, поэтому Егор принял решение почти сразу. Он чувствовал, что это правильное решение. Или судьба.

«Мама расстроится, – Грачев ещё раз пробежал взглядом по тексту. – Но поймёт. Она всегда меня понимает».

Егор свернул наклейку и заглянул в комнату к девчонкам. Натаха в наушниках сидела за компьютером, поэтому не обернулась, а вот Лелька брата заметила и удивленно вскинула брови. Егор указал на свой телефон, затем поманил сестру за собой и вышел на кухню, прихватив по пути из куртки кошелек.

– Ты чего? – шепотом спросила сестра, когда вышли на кухню.

– Твоё? – Егор развернул наклейку.

– Моё.

– Откуда?

– Оттуда, – Лелька улыбнулась. – Только сегодня новая партия пришла. По рублю за каждый пришлёп и необязательно сто метров дистанции выдерживать. Хоть на каждом подъезде шлёпай. И отчет по скайпу. Мы там чуть не подрались за такой богатый заказ. С тебя, кстати, рубль. Помял всю.

– С меня вот это и это, – Егор положил на стол кошелек и телефон. – Себе оставляю паспорт и десятку на карманные расходы. Нет, двадцатку. Коды карточек ты знаешь.

– Егор! – Лелька вцепилась брату в руку. – Не надо!

– Надо, Оля, надо, – Грачев обнял сестру. – Нормальный шанс. Я всё равно не вписываюсь… тут. А так… будет польза… всем.

– А как же… мама?

– Там написано, что её будут лечить. Доплатите, если потребуется. Я все деньги на карту буду отправлять.

– А универ?

– Что, опять повторяют? Переживу. Я и раньше его не смотрел.

– Я не шучу! – Голос у Лельки дрогнул, и она шмыгнула носом.

– Плюс-минус год – не принципиально. И вообще, я могу прямо оттуда сессии сдавать. Заочное ведь.

– Не бросай нас, – Оля совсем раскисла. – Сначала отец, теперь ты… не надо!

– Я не бросаю. Просто уезжаю на заработки. Многие так живут, и ничего.

– Мы не какие-то там «многие»! Мы твои… мы…

– Вы справитесь, – Егор добавил в голос строгости. – Я знаю, ты серьёзнее меня. Ответственнее. Поэтому я тебе полностью доверяю. И ещё. Не говори пока никому. Хотя бы утром не говори. А вечером скажи, что я позвонил и поставил перед фактом.

– Телефон-то… вот, – Оля покосилась на стол.

– На него и позвонил с неизвестного номера.

– Оля… – послышалось из маминой комнаты. – Это ты там?

– Я, мам, – негромко отозвалась Лелька. – Принести что-нибудь?

– Водички, таблетку запить…

– Иди, – Егор выпустил сестру. – И молчок. Уговор?

– Неправильно это, – Оля удрученно вздохнула. – Попрощаться надо.

– Долгие проводы – лишние слезы, – у Егора защемило в груди, но вида он не подал. – Утром попрощаемся. Как обычно, до вечера. Так будет лучше.

* * *

Мама всё-таки что-то заподозрила, поэтому утром провожала Егора слишком долго. Она рассеянно ходила по кухне, пытаясь собрать пакет с бутербродами, негромко рассуждала, что две смены и суточное дежурство это слишком тяжело, и всё время косилась на сумку в руке у Егора. Сегодня сумка была толще обычного. Грачев сунул в неё свитер, термобелье и побросал необходимые мелочи. Но про сумку мама ничего так и не сказала. Будто бы раскусила замысел сына, но всё равно подыграла.

Егор для вида засуетился и сказал, что такими темпами опоздает, но на большее его не хватило. Труднее всего было заставить себя посмотреть в глаза. Не только маме. Даже Стасу, который бросил «пока» и вприпрыжку поскакал за Натахой по маршруту дом – детсад – школа. Лёлька ушла раньше всех, чтобы успеть расклеить свои листовки.

– Постарайся не задерживаться, – привычно сказала мама, когда Егор был уже на пороге.

– Постараюсь, – Грачев обнял её и чмокнул в щеку. – Пока.

Так быстро он не спускался по лестнице даже в сопливом детстве, когда дурная энергия несла, как на крыльях…

…Эмоций оказалось настолько много и бурлили они настолько сильно, что Егор пришел в себя, только когда очутился на указанной в агитке станции метро. Найти сборный пункт оказалось нетрудно, он располагался прямо у вестибюля, но выглядел вовсе не так, как ожидал Грачев. Он-то думал, это будет военкомат, а это оказался обычный торговый центр. Просто весь второй этаж теперь занимали многочисленные конторы, ориентированные на вербовку граждан.

Самые крупные «офисы полного цикла» здесь имели Минобороны и МЧС. Зато все прочие конторы привлекали яркой наглядной агитацией и разнообразием вариантов трудоустройства. Чем-то всё это походило на ярмарку туристических компаний в конце нулевых – начале десятых годов, когда народ ещё пользовался «пакетными» турами.

Новый бизнес был не таким благостным, реклама обещала трудности, а не развлечения, но технологии в нем использовались примерно те же. Народ организованно увозился за тридевять земель, устраивался на некое место временного проживания и по истечении срока контракта привозился обратно. Разве что вместо втюхивания ненужных экскурсий «туристам» навязывались якобы необходимые каждому страховки от всех бед, снаряжение, непромокаемые книжки «по выживанию» и бытовые мелочи.

В некоторых агентствах условия работы предлагались и на самом деле неплохие, да и зарплата привлекала, но Егор притормозил только у офиса вербовщиков МЧС. Грачеву показалось, что в глубине зала мелькнула знакомая упитанная фигура. Пока Егор присматривался, фигура куда-то исчезла. Грачев проронил: «Нет, не может быть, просто показалось» – и двинулся дальше. Все посторонние предложения имели свои плюсы, но даже на фоне огромного минуса – непосредственного участия в боевых действиях – наживка Минобороны выглядела самой жирной. В первую очередь за счет соцпакета и гарантий родственникам.

Больше Егор не сомневался и не притормаживал, ни в прямом, ни в переносном смысле. Через десять минут он уже сидел в медицинском кабинете «филиала военкомата» со жгутом на руке – военные медики настояли на анализе крови. А через неполный час Егор покончил с обязательными процедурами и расположился за столом напротив подтянутого деловитого майора. Грачеву оставалось лишь заполнить бланки. Дело было несложное, к тому же Егору охотно помогали сам «военком» и его красивая, как с рекламы, белокурая помощница с погонами лейтенанта.

– Личное дело, – девушка-лейтенант положила на стол майору прозрачную папку со свежей распечаткой.

Видимо, файл вербовщикам скинули из настоящего военкомата, где Егор стоял на учете. Но читать с монитора майор не захотел. Грачев знал, что это болезнь многих канцелярских службистов, поэтому не удивился. Бумаги в стране никогда не жалели.