Czytaj książkę: «Инакомыслие в Красной армии. Книга первая», strona 3

Егор Устинов и Алексей Дулин, гальванеры линкора «Севастополь», в период мятежа оставались на корабле и «выполняли свою обычную работу, находясь в перегрузочном отделении, следя за электроприборами…».

Реввоентрибунал обоснованно принял во внимание, что они «в уличных боях не участвовали и в боевых отрядах не состояли». В то же время приговорил каждого к пятнадцати годам лишения свободы.

А вот другие военморы, которые также «несли обычную службу» – ходили в наряды, караулы и т. п. – отделывались, как правило, пятью годами.

Именно такой срок трибунал отмерил военным морякам Лобашкову, Чертилину, Степанову и многим другим.

Ранним утром 17 марта Кронштадт атаковали большевистские войска. Спустя сутки последние очаги сопротивления были подавлены.

Судебные процессы, о которых мы рассказали, стали лишь вершиной репрессивного айсберга. Более оперативно и «массовидно» вершили «правосудие» внесудебные органы – тройки Особого отдела (действовали до конца марта 1921 года) и Президиума Петрогубчека. Они рассматривали групповые дела – от нескольких десятков до ста «мятежников» и более.

Так, членов мятежного ревкома и других активных участников восстания – Перепелкина, Валька, Вершинина, Коровкина, Савченко и других – осудила 20 апреля 1921 года чрезвычайная тройка Петрогубчека под председательством Волина. Всего по этому делу проходил 81 человек, большинство приговорено к расстрелу.

Среди расстрелянных за проявленное инакомыслие: член редакции Известий Кронштадского ревкома Евгений Владимиров – «выпускал газету и просматривал рукописи»; моторист дивизиона форта №6 Василий Невский – на собрании дивизиона «внес предложение разобрать Кронштадтскую резолюцию по пунктам, без чего не принимать ее»; старший помощник командира ледокола «Огонь» Сергей Ершов – «голосовал за резолюцию»; боцман того же ледокола Александр Миронов – «в споре с пришедшим на ледокол для разбора дела комиссаром… защищал резолюцию». Шесть матросов с линкора «Севастополь» приговорены к расстрелу за пронос кронштадтских прокламаций. По одному году принудительных работ получили по этому делу лекарь 1-го Морского берегового отряда Сергей Бычков, который в Петрограде на Николаевском вокзале «рассказывал группе человек в 15 красноармейцев о событиях в Кронштадте и тех требованиях, которые были там выставлены»; красноармеец роты связи 187-й бригады Ефим Дурнев, арестованный за то, что «при отправке части под Кронштадт говорил: «Почему нам не объясняют, а ведут под пули». Такое же наказание определено конюху Отдельного артиллерийского дивизиона в Новом Петергофе Александру Изосимову «за попытку агитировать среди проезжавших курсантов в пользу Кронштадтских мятежников»¹⁸.

По этому же делу проходили и были расстреляны как участники восстания несколько офицеров, в том числе С. Н. Дмитриев, ставший контр-адмиралом уже при советской власти¹⁹.

Незадолго до распада Советского Союза были впервые обнародованы сведения из центрального архива КГБ СССР, согласно которым по делам о Кронштадтском мятеже проходило 10001 человек (при общей численности военных моряков и гарнизона крепости в 26887 человек). Из них 2103 человека было осуждено к расстрелу, 6447 – к лишению свободы.

Долго еще не смолкали ружейные залпы над Кронштадтской крепостью. Уже не срывались с деревьев обезумевшие от грохота птицы. Давно выплакали все слезы вдовы. А репрессивный конвейер продолжал работать. Кронштадтская земля продолжала принимать убиенных. Если вам доведется побывать в Кронштадте, посетите Якорную площадь. Там лежат в братской могиле 426 неопознанных бойцов. И с той, и с другой стороны. Не их вина в том, что подняли друг на друга оружие. Символично, что они вместе. Таких могил, примиривших враждующие стороны, сотни на многострадальной земле российской.

В заключение остается сказать, что в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 10 января 1994 г. №65 «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года» репрессии, проводившиеся в отношении матросов, солдат и рабочих Кронштадта, признаны незаконными.

3. «Второй Кронштадт» (дело «ПБО» и др.) 1921—1922 гг.

В 1921—1922 годах репрессии в отношении бывших офицеров, включая тех, которые согласились сотрудничать с новой властью, проходили под знаком ликвидации последствий кронштадтского мятежа, хотя большинство арестованных было к этим событиям непричастно.

Еще до подавления мятежа, 14 марта, чекисты репрессировали в Архангельске две группы офицеров. Первую группу в количестве 20 человек расстреляли, «принимая во внимание неисправимость означенных кровавых белогвардейцев, ярую ненависть к рабоче-крестьянской власти, усиленную их агитацию за выступление среди заключенных в связи с кронштадтскими событиями». Вторую группу офицеров из 14 человек приговорили к расстрелу, просто признав их «подлежащими ликвидации», как врагов советской власти²⁰.

…Мятеж способствовал многократному увеличению числа лиц, обвиненных в проведении антисоветской агитации и пропаганды. Под это обвинение подводили любое проявление инакомыслия²¹. Репрессиям подвергали за сочувствие мятежникам, за участие в собраниях, поддержавших кронштадтцев, за любые связи и сношения с ними. Так, морской артиллерист, командир отдельного дивизиона 187-й бригады Д. Л. Введенский был осужден на два года лагерей за «несообщение о получении письма от бежавшего после кронштадтских событий в Финляндию бывшего начальника 187-й бригады Соловьянова».

Одно из самых крупных дел того времени, подаваемое чекистами как «второй Кронштадт», именуют «Таганцевским заговором» или делом «Петроградской боевой организации» (ПБО). В общей сложности в рамках этого дела арестовали 833 человека. 96 человек были расстреляны (по постановлениям президиума Петроградской губчека от 24 августа и 3 октября 1921 года) либо убиты при задержании. 83 человека – отправлены в концлагерь.

Наиболее известные фигуранты дела «ПБО» – профессора В. Н. Таганцев, В. И. Орловский (объявленные руководителями заговора), поэт Н. С. Гумилев, скульптор С. А. Ухтомский и др. По делу было арестовано немало офицеров, в том числе контр-адмирал С. В. Зарубаев, сменивший А. М. Щастного в должности командующего флотом.

Структура «ПБО», по версии Д. Л. Голинкова²², была следующей. Во главе находился комитет, в который входили В. Н. Таганцев и два бывших офицера В. Г. Шведов и Ю. П. Герман, (убитые еще до окончания следствия²³). Им починялись несколько групп (ячеек), в том числе «Объединенная организация кронштадтских моряков» и офицерская группа.

До сих пор существуют две версии о деле «ПБО»:

1. Такой организации не существовало. В 1992 году эта версия была подкреплена заключением Генеральной прокуратуры России: «дело полностью сфальсифицировано», организация «создана искусственно следственными органами».

Г. Е. Миронов, изучавший в Генпрокуратуре архивно-следственное дело, полагал, что это было «первое крупное дело, от начала и до конца сфабрикованное Петрогубчека, и первое крупное политическое дело, инспирированное фактически по прямому „заказу“ властных структур тех лет с целью создать прецедент осуждения по политическим мотивам большой группы представителей тех классов, сословий, профессий или менталитета, которые никак не вписывались в прокрустово ложе новой идеологии»²⁴.

2. Ряд исследователей полагают, что «ПБО» реально существовала и даже готовила восстание в Кронштадте. При этом, ссылаются на свидетельства финского подполковника Юрьё Эльфенгрена и бывшего члена Госсовета, кадета Д. Д. Гримма.

Есть основания полагать, что чекисты, формируя это дело, собрали в одну кучу как мифические, созданные их воображением, так и реально существовавшие в Петрограде разрозненные кружки либо группы общавшихся между собой, критически настроенных по отношению к советской власти людей, в основном из числа интеллигенции и бывших офицеров. Некоторые из них не только осуждали политику новой власти, но и высказывали намерения ее свергнуть. Об этом свидетельствуют признательные показания ряда лиц, арестованных по делу «ПБО». Но значительная масса репрессированных по этому делу людей была включена чекистами в состав организации без достаточных оснований.

Главные следователи по делу – особоуполномоченный ВЧК Я. С. Агранов и председатель Петроградской губчека Б. А. Семенов – особо и не скрывали, что акция носит упреждающий характер. Агранов, например, говорил: (со слов Бермана), что значительная часть петроградской интеллигенции находилась одной ногой в стане врага, и эту ногу требовалось «ожечь».

Сказанное подтверждается характером обвинений, предъявленных участникам «ПБО». Так, обвинение скульптора князя Сергея Ухтомского было основано на его научной статье «Музеи и революция», текст которой обнаружили у убитого при переходе границы Германа.

Самую многочисленную группу в деле «ПБО», насчитывавшую 173 человека, следователи назвали – «соучастники». Из их числа 21 человек был приговорен к расстрелу, в том числе – один из лучших поэтов «серебряного века», бывший офицер Н. С. Гумилев²⁵.

Согласно выписке из протокола заседания президиума Петрогубчека, он был арестован 3 августа за то, что, как «активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности»²⁶.

Многие исследователи задолго до реабилитации поэта ставили под сомнение обоснованность его ареста. На одном из допросов (в деле их – три) Гумилев заявил, что, встретившись с Вячеславским (он не знал, что это Шведов), говорил ему, что может «собрать активную группу из моих товарищей, бывших офицеров, что являлось легкомыслием с моей стороны, потому что я встречался с ними лишь случайно и исполнить мое обещание мне было бы крайне затруднительно». На следующем допросе он добавил, что не имел в виду «кого-нибудь определенного, а просто человек десять встречных знакомых, из числа бывших офицеров»²⁷.

Судя по всему, за свой «легкомысленный треп» поэт и поплатился. Какие-либо другие серьезные доказательства его вины в деле отсутствуют.

Н. С. Гумилев и еще 56 человек, сочувствовавших или симпатизировавших восставшему Кронштадту, были расстреляны 26 августа 1921 года. А за несколько дней до этого были произведены массовые аресты морских офицеров, в том числе – командования Балтийского флота и Морских сил Республики.

Часть из них успели включить в расстрельные списки по делу «ПБО». Остальных пропустили через Центральную фильтрационную комиссию.

Из 783 человек, проходивших службу на флоте, комиссия отобрала к «изъятию» и арестовала более половины. В декабре 1921 года более двухсот заключенных выпустили из тюрем и «раскассировали под наблюдение ВЧК», определив им для проживания несколько городов страны, в том числе Иркутск и Самарканд. Остальные продолжали находиться в тюрьмах и концлагерях. Только в Новгородском «исправдоме» содержались 350 человек. К концу 1922 года в заключении находилось 60 человек, по делам которых ВЧК продолжала следствие. В отношении 283 заключенных дела были пересмотрены. Из них служить на кораблях в Морских Силах Республики разрешили только 103 бывшим офицерам²⁸.

Деление заговорщиков на кронштадтских мятежников, членов «ПБО» и тех, кого выявили в ходе «фильтрации», было весьма условным. Главное – изъять и обезвредить инакомыслящих, потенциальных врагов советской власти.

Г. Миронов писал: «По „Делу Таганцева“ не случайно проходит много моряков Балтийского флота. Дело в том, что командный состав Флота, а также все арестованные при обратном переходе границы кронштадтские моряки воспринимались петроградскими чекистами однозначно как враги, подлежащие уничтожению вне зависимости от наличия (а уж тем более доказанности) вины»²⁹.